Исправление генерала

      Когда за окном воцарилась кромешная тьма, даже дождь стал стучать по каменным стенам иначе: тише и слабее, будто не желал рушить воцарившийся в маленькой комнате покой. Переговоры были окончены. Договор подписан. Казнь назначена на утро, и как только кончится последняя стража — повозка тронется к восточному берегу, прямиком в империю Жэнь. Третий Генерал не успеет даже взглянуть ей вслед — его голова падёт наземь быстрее, чем тронется первое колесо.       «Идиот! Придурок! Задушить бы тебя, бестолочь, за такие поступки!» — ничего из этого так и не прозвучало. В безмолвной комнате Лю Бинмо сидел на смятой кровати, а рядом с ним, по обе стороны, устроились понурые товарищи. Каждый был погружен в свои мысли, но ни у одного они не были светлыми. Сколько раз удавалось спасать Лю Бинмо от смерти? Удерживать его на самом краю, вытягивать обратно, и бранить на чём свет стоит за такое безрассудство? За то, что так легко раскидывается собственной жизнью? Теперь спасение — это невозможное чудо. Дурная фантазия, которая острыми иголками терзает сердце в ожидании неизбежного. Каждая мысль, каждое предложение, каждое «А что, если…» — всё это разбивается о кипу бумаг, плотно и надёжно завёрнутых. Ничего уже нельзя изменить.       Рука Дан Дая сжалась в желании набить Лю Бинмо лицо, и тут же разжалась обратно. Он медленно откинулся назад. Смотрел вперёд, но перед собой ничего не видел. Будто ослеп.       Канарейка, сидящий с иной стороны, наоборот, согнулся и оперся на руку, прижимаясь ей к губам так, чтобы не было видно, как они дрожали. Им обоим скоро предстоит собираться в путь. Этой ночью в последний раз они видят своего друга. Они — последние, самые близкие ему люди, о которых он больше никогда не подумает. Никогда не вспомнит.       Так стоит ли последнюю его ночь проводить в брани и в ссорах? В слезах и горечи? Но и радоваться — дикость. Не зная, что делать, они такими же, как Третий Генерал, бесчувственными деревянными куклами сидели, едва дыша, и молчали.       Где-то скрипнуло дерево. Стукнул по паркету низкий каблук. Кто-то прошёл у самой стенки. Дождь и ветер продолжали свою траурную песнь.       — Зачем ты согласился? — всё-таки не сдержался Дан Дай. — Ты сделал это так быстро. Мы ведь могли… Могли избежать этого, разве нет?       «Это напрасная жертва,» — едва не сорвалось с его губ, но он вовремя себя одёрнул. Нисколько не хотелось внушать Лю Бинмо, что он умирает просто так, никому ненужной собачьей смертью.       — Если бы я не согласился, то он придумал бы нечто более ужасное и невыполнимое. Что-то гораздо хуже, — объяснил Лю Бинмо, отползая назад и уваливаясь на кровать. Места на ней было не так много, но тесниться с товарищами он был рад. Сейчас их хотелось ощущать рядом с собой как можно ближе. Он устроился поудобнее и уставился в потолок.       — Моя жизнь — не такая уж большая цена за мир двух империй.       — Не такая уж большая цена? — повторил Дан Дай, в отчаянии глядя на своего друга. На друга, на товарища, на названного брата — на мальчишку, которого он растил. Он учил его ходить, есть палочками, держать в руках меч. Он обучал его письму и грамоте, вместе с ним таскал с соседних огородов сливы и яблоки, катал его, вредного и любопытного, на мече и на лошади… Теперь он смотрел на этого мальчишку как на призрака.       Молча сглотнув в горле ком, Второй Генерал устроился возле Лю Бинмо, укладываясь плечом к плечу. Вань Ян, погодя, устроился вместе с ними. Снова заиграл в голове давний образ — того человека, который держал его за руку, крепко и решительно, так и не позволив ему покончить с собой. А теперь этот же человек, уверявший его, будто был не прав, будто вовсе не стоит умирать «достойной смертью», нежели держаться за жизнь до последнего, сам подписал себе смертный приговор.       Размышления вновь привели Канарейку к холодной зиме. К крови на снегу и голым черным деревьям. К мечу, брошенному на землю и к жестокому приказу. И всё это теперь стало для Вань Яна ответом. Он склонил голову Лю Бинмо на плечо и тяжело вздохнул.       — Ты ведь изначально шёл в этот поход, чтобы умереть. Один раз, второй, а теперь и третий… Нет для тебя наилучшего исхода, чем умереть сейчас. Умереть героем? — у Лю Бинмо чуть дёрнулось плечо. Уложившись на него щекой, Вань Ян прикрыл покрасневшие глаза. Длинные ресницы слиплись, все влажные. — Тогда, в лесу, ты в самом деле спас меня, но себя ты спасать ни разу не собирался.       — Я вовсе не желал умереть героем, — возразил. — Я отказался от этой идеи ещё до похода. Но даже так… Моя смерть принесёт обоим империям пользу. Разве это не правда?       Он почувствовал, как Тэнмань, спрятанная в ножнах на поясе, отчаянно рвётся наружу, чтобы прижаться к нему, быть может, полоснуть разок или вразумить, но он не осмелился достать её наружу. Третий Генерал даже не думал о том, чтобы снова взять свой меч в руки. Если возьмёт — точно не с держится.       — Моя цель уже выполнена, и больше меня здесь ничего не держит. Так что и жизнь отдать теперь совсем не страшно.       — Ничего не держит? — переспросил тихо Дан Дай. Слова слетели с его языка горькими, как неумело заваренный чай.       — Война остановлена, рабства больше нет, истребления — тоже. И чума со временем исчезнет. Мир зацветёт таким ярким, каким я никогда его не видел, и не увижу. К тому же… Всех вас я спас. Всё, ради чего я вернулся, уже достигнуто. Доживать свои дни в поместье или умереть от рук принца этим утром — то не важно. Всё равно большей пользы от меня уже не будет.       В мрачном молчании погрязли все трое. Дан Дай чувствовал, как растёт в горле ком. В самом деле, выполнив своё предназначение, Сяогуй собирался умереть? Не собирался вернуться с ними домой? Собираясь в Северное Море в одиночку… Он только хотел отдать южного принца брату. Убедиться, что будет положено начало перемирию. Он вовсе не думал, что случится с ним самим, потому что знал изначально — то будет смерть. Когда Лю Бинмо рассказывал о прошлой своей жизни, о том, как плачевно кончилась война, как каждый из них погиб, так и не добравшись до столицы… Готов ли он был пожертвовать собой заново уже тогда? Надеялся ли, что придётся заново пережить смерть? «Большей пользы от меня уже не будет…»       — О какой пользы ты говоришь, Сяогуй? — вздохнул Дан Дай, укладываясь на второе плечо друга, подобна Вань Яну. — От нас ведь, выходит, тоже больше не будет пользы. В самом деле не было бы тебе разницы, умрем мы завтра, или будет доживать в спокойствии свои дни?       — Ни одного из вас я бы ни за что не хотел терять. Потому я рад, что именно меня потребовали жертвой, — Лю Бинмо ответил не мгновенья не размышляя. Тело его больше не болело, а от пыток остались только воспоминания, пусть свежие, всё ещё бросающие в дрожь, но то не важно. Третий Генерал не боялся умереть заново. В первый раз он даже не понял, что умер. В этот раз он даже не почувствует лезвия на шее.       Шаги в коридоре стихли. Дождь немного умолк. Чунцин не видел в словах товарища никакого смысла, и всё же подался в размышления. Полчишэня проведя в тишине, он снова решился позвать:       — Сяогуй. Если бы был выбор между страной и нашей жизнью, что бы ты выбрал?       Лю Бинмо приоткрыл губы, но ответил не сразу. Он, подумав, сказал:       — Не знаю.       — А я — да.       Тонкие губы сжались в кривую линию. Ответ застрял у Дан Дая в горле. Слёзы застыли в глазах, так и не посмев растечься по лицу. Скорбь выдавало лишь дрожащее дыхание — тихие, судорожные вздохи, которые он неумело подавлял. Вань Ян, следуя его примеру, прижался к Бинмо сильнее и сглотнул в горле ком. Мысли заводили его всё дальше от Северного Моря в родные края, в те дни, когда меж двумя империями царило «перемирие». И всплыл вдруг в памяти один особенный день, о котором он забыл и думать.       — Бинмо. А помнишь, как десять лет назад мы встретились в Инцюане знойным летом?       — Помню. Ты навещал родителей, и их дорогой друг заставил тебя весь день стеречь конюшни. А я, направляясь в пригородное поселение, увидел тебя и подошёл поздороваться.       — Со спины, — уточнил Канарейка, чуть улыбаясь. — Весь день пришлось вправлять тебе кости, а потом убеждать всех, что тебя вырубил солнечный удар. А слухи всё равно расползлись мгновенно… То есть, как, слухи. Правда.       Всё-таки у Лю Бинмо чуть приподнялись уголки губ.       — А помните, как нас в столичный весенний дом занесло? — спросил погодя и Дан Дай. — В Потайное желание.       — Это когда вы кутили всю ночь, раскидываясь золотом, а под утро выбежали оттуда в чём мать родила? — Вань Ян от начала и до конца прокрутил тот день в голове. — До ниточки вас, красавцы, обобрали, а вы и не заметили…       — Зато с тебя и ляна не взяли, — напомнил Чунцин. — А я знаете, чего ещё я никогда не забуду? Как мы в первый раз вместе напились, прямо на День Цветения, и поехали, захмелевшие, в казармы.       — Это когда я наспор отлил А-Яну в кувшин?       — Что ты сделал?..       Тишина в комнате постепенно разбавилась. Воспоминания звонким ручьем текли в голове, и когда начинал один, другие тут же подхватывали, до малейших деталей вспоминая минувшее.       Стоя по ту сторону двери, обняв самого себя руками, подслушивал их разговоры Западный Генерал. Третий раз он подходил к самой двери, и третий раз замирал, так и не решаясь войти, поговорить, выразить соболезнования, попрощаться… Шу Цзюньцзе терпеть не мог семейство Лю — всех до единого. Лю Сяохань, Лю Дэмин, Лю Бинмо — все они, как один, несносные горделивые упрямцы, считающие себя умнее других, не желающие признать за собой хоть одной ошибки.       Напоминая себе об этом снова и снова, Шу Цзюньцзе тихо выдохнул, вслушиваясь в тихий, умиротворённый голос за стенкой, и неслышными шагами направился прочь.       До рассвета оставалась не так уж и долго. Мягким полушёпотом три товарища, склонившись друг к другу, делились всем, что довелось им однажды пройти вместе, и заново переживали те сладкие, яркие моменты.       Даже если Третьего Генерала вскоре не станет, даже если больше не предстоит им пройти бок о бок никаких опасностей, всё ещё останутся с ними воспоминания, счастливые и яркие. Полные счастья моменты, ради которых стоило жить.       По окончании шестой стражи готова была повозка. Вместе с тремя сопровождающими она стояла подле дворца, и солдаты, служащие охраной, потихоньку собирались в путь. Лю Бинмо наблюдал за ними, стоя у ворот. Руки его были скованы, скорее символично, чем необходимо. На эшафот он отправлялся по собственной воле.       — Ты уверен? — ещё раз спросил Дан Дай, глядя на оружие в своих руках. Тэнмань больше не ерзала и не пыталась вырваться, будто заново умерла, но Лю Бинмо знал, почему та затихла. В самом деле он был рад, что Дай-гэ не может, как он, почувствовать, какую горечь испытывает сейчас его меч.       — Тебе я доверяю заботу о ней. И о моем родовом поместье тоже.       Дан Дай, вздохнув, закрепил меч на поясе, рядом со своим и чьим-то третьим.       — Тогда первым делом, как только приеду, навещу Чуйлю. Надеюсь, ущерб был не сильным… Но даже если и был — отстрою всё как было. Не волнуйся.       Раздался на мгновение крик. Оба они взглянули вперёд, на Западного Генерала, что силком затаскивал племянника в карету. Няо Лэйфа, стоящий поодаль от них, прощался, мягко улыбаясь. Кажется, с временным воспитанником попрощаться как следует ему не позволили.       Хуан И зашёл за ними следом. На мгновение он замер в дверях, окинув Лю Бинмо взглядом. Хотелось, очень хотелось расспросить его обо всём произошедшем, узнать, работают ли до сих пор его «подарки», но для того уже поздно. Молча кивнув Третьему Генералу, он скрылся из виду. Лю Бинмо кивнул ему в ответ.       — Как думаешь, выдержите поездку? — спросил он следом Дан Дая, заметив, как направляются в его сторону стражники во главе с Его Высочеством.       — Почему бы и нет? Путь, конечно, будет длиннее, зато безопаснее. Тем более, раз с нами три генерала и такое большое сопровождение. Будет чудом, если мы не вернёмся.       — Мгм…       Обоих несильно толкнули в плечо. Вань Ян, устроившись меж товарищей, окатил их хмурым взглядом.       — Вы чего забыли меня?       — Дай-гэ как раз за тобой собирался, — парировал Бинмо. — Где твой меч?       — У Дай-гэ на поясе, — Вань Ян шлепнул по третьим ножнам, аккуратным и почти новым. Было видно, что использовали их крайне редко. — Без второй руки когтей удобно не поносишь. Да и драться им теперь одно мучение — уже пробовал. Так что Чунцин у нас теперь оруженосец.       — Раз больше не можешь драться мечом, что будешь делать, как вернёшься?       Вань Ян хмыкнул, подперев ладонью талию.       — Буду обучать, конечно. Даже в мирные времена солдатам расслабляться нельзя. Наберу рекрутов, юношей и девушек, и вылеплю из них таких бойцов, что вся империя затрещит от их мастерства.       — Ты сначала оклемайся до конца, а потом уже планы строй, — прервал тунши га Второй Генерал. — И родителей проведай. Переживают, небось, после таких-то событий.       Канарейка не стал ни причитать, ни огрызаться. Только слабо кивнул.       Снова они посмотрели на Лю Бинмо. Тот, думая о чём-то своем, молча смотрел на седое небо. Издалека шли темные, жуткие тучи. На солнце не было и надежды.       Ван Бохай вместе с подданными был уже на подходе. Времени болтать не осталось вовсе. На мгновение Чунцин пересёкся с ним взглядом, и в горле его тут же пересохло.       — Пусть ваша дорога пройдёт спокойно и гладко, — пожелал Лю Бинмо, сжимая в ладонях собственные оковы. — Прощайте.       Вечно холодный, усталый взгляд остекленел.       — Прощай… — выдавил из себя Чунцин.       — Прощай! — выпалил Канарейка.       Оба они не сдвинулись с места, до тех пор, пока не подхватили их друга под руки и не потащили небрежно в сторону столицы. Прямиком на главную площадь.       Когда скрылся за горизонтом его силуэт, Вань Ян потянул Дан Дая к повозкам. Ждали лишь их двоих. Тяжёлым шагами они вдвоём подошли к ним, забираясь внутрь, и, закрыв за собой двери, устроились на местах.       — Вот и всё… — полушёпотом произнёс Шу Цзюньцзе, когда молчания невозможно стало выносить, но никто ему не ответил.       Тронулась повозка. Заскрипели колёса. Второй и Четвёртый генерал заплакали почти одновременно.       Не проехав и чжаня, все внутри подскочили на месте — карету остановил грубый толчок. С невообразимой силой кто-то дёрнул её обратно.       Немногим ранее за нарастающим на площади гомоном наблюдал южный принц. Нервно он тёр в мокрых ладонях тонкую деревянную плитку и смотрел на горожан. Те сновали туда-сюда куда быстрее обычного. На главной площади, вид на которую с вершины дворца открывался лучше всего, жители успели установить возвышение. Быть может, сегодня у северного народа был праздник. Быть может, сегодня будут выступать музыканты или артисты, развлекать ликующую толпу. Раньше южный принц любил наблюдать за празднованиями на улицах своего родного города, но то — давно минувшие дни. Теперь суетливая толпа его вовсе не привлекала.       С самого утра он ходил напряженный, сжимая в руках устройство связи, но, как бы ни звал господина, тот не отвечал. Будто и вовсе его не слышал. Быть может, вчера он сказал что-то не то? Быть может, он потерял или забыл где-то сяншо? Быть может, что-то случилось? Теряясь в догадках с самого утра, Шайбэй медленно изводил сам себя до такой степени, что не заметил, как мысли перешли в крик.       — Господин!       Эхом его голос отразился от стен, но ответа, ожидаемо, не последовало. Толпа в далёкие разрасталась и становилась всё пестрее, шумнее, оживлённее.       — Мэй-мэй, ты зачем кричишь? Ты дурак? — маленькая Ху Яню болтала ножками, сидя на краю кровати. Надув губы, Шайбэй окатил его хмурым взглядом. С самого раннего утра скучающая чертовка трепала его нервы. Неужели не с кем было ей больше поиграть, что она в самом деле полезла к нему?       — Не зови меня мэй-мэй! Я не девица! И уж точно не младше тебя!       — Ты ведёшь себя, как младшая сестричка, вот и буду тебя так звать, — маленькая чертовка, виляя хвостиком, показала своей любимой подружке язык. — Дядя пёс всё равно тебя не слышит, так зачем ты так кричишь?       — А может и слышит! Просто не отвечает…       — Не-а, не слышит! — уверила его девочка, доставая из своего рукавчика красивую плиточку. — Только Ху Яню тебя слышит, но она ещё не поняла, как эта штучка работает.       Тут же у Шайбэя задёргались уши. Его глаза распахнулись, а дыхание перехватило. Рывком он кинулся к девчонке.       — Воровка, откуда она у тебя?! Едва он дотронулся до её пушистой кисточки — как девочка уже оказалась совсем в другом месте. Увернулась в два счёта. Отпрыгнула, как маленький кузнечик!       — Ху Яню не крала! — обиженная девочка показала ему язык. —Дурак! Дядя пес сам отдал мне это, когда кончились переговоры! Эта деревяшка моя!       «Не твоя!» — хотел было рявкнуть Шайбэй, готовый ловить малышку по всей комнате, но замер на месте. Вновь он прокрутил в голове её слова.       — Переговоры уже кончились? — недоверчиво переспросил, но та в самом деле кивнула. Припухлые детские щеки стали ещё шире, когда она улыбнулась до ушей.       — Да, ещё вчера! Дядя пес очень умный, шушу его не одурачил!       — То есть, не одурачил?       Девочка активно закивала головой. Переполненная возбуждения, она едва не прыгала на носочках, рассказывая всё я что видела собственными глазами:       — Шушу велел везде вместо империи Лун вписать Северное Море! А дядя пес велел написать наоборот, империю Лун вместо Северного Моря!       — Чтобы… ничего из обещанного в договоре не досталось одному только Северному Морю, — закончил южный принц, и сам весь засиял, едва сдерживая уголки губ на месте.       — Да! Если бы они оставили всё, как было, то шушу бы завладел всеми четырьмя морями и мог бы стать полноправным императором. Ху Яню даже ничего не объясняли. Она сама всё раскусила, когда прочитала бумажки. И дядя пес тоже сразу всё понял, представляешь! Правда, шушу его внимательность совсем не понравилась…       «Поделом,» — кивнул про себя южный принц. За все те страдания, что причинил его дорогому господину, дорогой старший брат должен был хоть как-то поплатиться.       Последние слова девочки, однако, напрягли, но едва он успел спросить, что же та имела ввиду, Ху Яню громко ахнула и взволнованно залепетала:       — Мэй-мэй, ты зачем меня отвлек?! Я ведь совсем не играть пришла! — она в самом деле стала подскакивать на носочках. — Ху Яню пришла передать, что шушу совсем скоро за тобой придёт! Он сам говорил, а я всё слышала! Сказал, что придёт через полчишэня!       Шайбэй, выслушав её захлопал ресницами. Полчишэня — это ведь совсем скоро. Обычно уважаемый старший брат навещал его после полудня, быть может, вечером, но никогда не наведывался в такую рань. Однако, подумав ещё минуту, он пришёл в ещё большее недоумение.       — Погоди, то есть, за мной? Зачем ему приходить за мной?       — Выпустить тебя, конечно! — гордо заявила малышка.       — Выпустить? — Шайбэй сильнее захлопал ресницами, глядя, как морщатся детские бровки.       — Мэй-мэй, ты что, глухой? — спросила, насупившись, девочка, но Шайбэй её уже не слушал. Окрылённый он стал ходить из угла в угол.       «Наконец-то!» — мысли, одна за другой, бесконечным карнавалом кружились в голове. Он наконец-то покинет эту дурацкую клетку! Встретится с господином, с Дай-гэ, с господами Вань Яном и Шу Цзюньцзе! Ему больше не придётся сидеть здесь, играя на струнах своих нервов, будто на пипе, и гадать, всё ли там, снаружи, хорошо.       Его вот-вот освободят! Он сможет выйти!       Снова и снова крутились водоворотом три заветные слова, приятнее любой песни, теплее любых комплиментов, слаще любой лести. Руки самовольно открыли массивный исписанный золотом черный сундук, а глаза забегали, выбирая наряд, в котором можно было бы выйти, встретить господина и снова услышать от него, что смотрится в нём его раболепный слуга красиво.       Взяв в руки первое лежащее ханьфу, Шайбэй медленно замер, глядя на ткань. Тонкие пальцы сжали ее в кулак.       «Я… смогу выйти?»       Он снова повторил про себя эти слова, но в этот раз восторга они не вызвали. Почему же его выпускают? Есть ли причина? Конечно, есть — переговоры завершены. Только вот, это ведь значит…       «Как только люди покинут это место — дворец будет в твоём распоряжении,» — слова брата набатом пронзили голову.       Прежде, чем успел сообразить, Шайбэй понял, что под ним кто-то застонал. Стражник, придавленный вышибленной дверью, и сам не понял, что произошло. Двое других согнувшись пополам — им прямо в лицо влетели вышибленные замки.       Вытаращившись на беглеца, стражники не могли прийти в себя. Только когда засверкали, уносясь, царские пятки, они бросились в погоню.       — Ваше Высочество! Стойте!       — Вам нельзя выходить! Вернитесь немедленно!       — Нам же голову срубят, пожалейте, остановитесь!       Шайбэй не слышал ни одного крика: в его ушах стоял оглушительный звон. С каждым новым лестничным проёмом он раздавался всё громче. Сердце бешено колотилось, холодный пот бил ручьем, дыхание сбилось напрочь. Ткань прилипла к мокрому телу так, будто он окунулся, одетый, в озеро. Страх не успеть гнал тело вперёд по коридорам, не замечая ни отпрыгивающих с криками горничных, ни сбитых с ног слуг, ни греющуюся следом стражу. Ничего и никого, кроме извилистых коридоров, ведущих к выходу.       Шайбэй не чувствовал под собой ног — бесноватой птицей он вылетел прочь из Крепости Непокорства так, что он его удара треснули даже входные ворота. Выскочив за них, всего на секунду он замер, запыхавшись, и огляделся, пытаясь понять, в какую сторону уехала карета.       Поймав её маленькой точкой у самого горизонта, он понёсся вперёд как ошалелый, едва не сбив с ног Третьего Судью. Няо Лэйфа замер испуганной статуей, едва успев отойти с дороги, чтобы его ненароком не сшибли. Едва поняв, что это за солнечный луч промелькнул у него перед глазами, советник обернулся, и тут же следом за Его Высочеством выскочила из дворца группа слуг. Первый из них — самый прыткий — успел ухватить принца за край ханьфу.       «Пожалуй, не буду спешить…» — кивнул сам себе Третий Судья. Стоя у ворот, он со всем интересом наблюдал за погоней и гадал, как же она кончится.       Солдат, успевший ухватить Его Высочество за подол, уверенный, что сможет, несмотря ни на что, удержать свою цель, остался лежать на земле. До содранной кожи его протащили по земле несколько чжан, а после с треском порвались чужие подолы. Кусок плотной ткани остался лежать оторванной тряпкой у него в когтистой лапе.       — Не успеем! — крикнул, наконец, один из оставшихся, и без единого слова было принято решение перевоплотиться. Вдвойне быстрее застучали по влажной земле лапы. Быстрой волчьей стаей группа драконов кинулась за южным принцем, быстро его обогнав, и рыча и скалясь перекрыла ему путь.       Следом оскалился и сам Шайбэй. Одним махом — он и сам не понял, как — длинный-длинный хвост снёс преграду в сторону. Мощным толчком обученные воины были раскиданы, как детские игрушки капризным мальчишкой. Протяжным рычанием залились те, кому одним ударом переломало немало костей.       Шайбэй не почувствовал ни единого угрызения совести. Чувствует ли совесть ураган, разнося дома в щепки, вырывая с корнем деревья и принося с собой хаос и панику? Места пешкам братца не было в его голове. Он стремительно нёсся следом за повозкой.       Резвой рысью добравшись до неё, ни секунды не думая, дёрнул на себя, так, что та подскочила, замерев, и едва не перевернулась, а после резким движением вырвал поганую дверь.       В самом деле внутри были все генералы. В самом деле они собирались уехать без него! Широко раскрыв рот, готовый покрыть их бранью, он вновь замер. Паника отступила, зато пришло осознание: Третьего Генерала здесь не было.       В шоке на пришедшего уставились все сидящие. Слёзы застыли у Дан Дая и Вань Яна в широко распахнутых глазах. У обоих Шу одинаково вытянулось лицо.       — Где господин? — не успев даже перевести дыхания, выплюнул беглец, но никто не спешил отвечать.       Осознание добиралось до южного принца не сразу. Постепенно.       Где господин? Куда делся уважаемый старший брат? Почему в слезах сидят Дай-гэ и Вань Ян? Почему такой оживлённой стала столица я где сроду не было никаких представлений? Почему на площади вдруг установили… эшафот?!       Дан Дай схватил Шайбэя за длинный рукав. Худшее, что он мог сейчас сделать — это отпустить.       — Сяоцзы. Ты только не делай глупостей…       Кровь застыла у принца в жилах, став холоднее льда.