Исправление генерала

      — Ах, г-господин! Вот, посмотрите! — восторженный вздох прервал размышления.       Вскочив с места, Шайбэй упал на колени и полез глубоко под кровать, заставив Лю Бинмо вскинуть брови. Покопавшись внизу и чихнув три раза от пыли, он достал аккуратный свёрток ткани и принялся неуклюже разматывать его дрожащими руками. Только ткань коснулась пола, как Третьему Генералу с радостью всучили его дорогое оружие.       Позабыв о всех тревогах, Лю Бинмо сжал ножны в руках. В самом деле, ведь южный принц уже говорил, что меч его господина находится у него и медленно, но верно восстанавливается, найденный и целый. Его меч. Тэнмань. Его милый цзянь…       Не теряя времени Лю Бинмо достал любимицу из ножен, и та быстро кинулась к нему, оборачиваясь до хруста вокруг плеча. Лезвие её было сильным, прочным, но совершенно тупым, и едва могло бы теперь разрезать и древесный лист. Но оно, по крайней мере двигалось. Было живым. Уголки губ у Лю Бинмо невольно дёрнулись вверх, и Шайбэй, заметив это, сам расплылся в довольной улыбке.       Собственными глазами видеть радость на лице господина — настоящую, неподдельную радость! — было в тысячи раз приятнее, чем представлять оную днями напролёт. Поджатые уголки узких глаз, морщинки у носа, едва видная ямочка на щеке, этот неповторимый блеск в синих глазах, такой редкий и ценный — всё это заставляло Шайбэя плавиться изнутри, растекаться горячей лужицей, как кусочек льда под палящим солнцем, а потом облачком пара подниматься от счастья к небесам. Так давно он не видел лица своего господина, что хотелось заплакать. Но и портить момент, чересчур расчувствовавшись, не хотелось. Молча стараясь угомонить дрожь по телу, влюблённый слуга наблюдал, как его господин милуется со своим мечом.       Холодные пальцы, ещё влажные и красные от преодолённой высоты, скользили по дрожащему лезвию, поглаживая его от рукояти к концу, как нравилось Тэнмань. Погладил в обратную сторону — и тут же начнёт извиваться и царапать. Но сейчас она кажется такой довольной воссоединением, что, кажется, ни за что не нападёт, пусть даже её случайно измажут или поскребут по металлу ногтями. Глубоко внутри неё Лю Бинмо ощущает это счастье, такое же огромное, как и страх, но природу второго чувства определить не может.       «Быть может, так боялась, что её бросили,» — решил он для себя, не подозревая, что самым большим страхом для Тэнмань теперь было вновь угодить в детские ручонки.       Проведя двумя пальцами по острию, Третий Генерал остановился и сосредоточился, проверяя, сколько в той осталось энергии. Обнаружив, что её едва хватает на то, чтобы двигаться, он тихо вздохнул.       — Мне удаётся восстанавливать её силы, но т-только понемножку, — Шайбэй стал неловко переминать в руках край рукава. — Этот г-глупый слуга, к сожалению, и меч достойно напитать не с-способен, с его-то слабым ядром…       — Дело не в твоём ядре, — объяснил Лю Бинмо, продолжая оглаживать блестящее лезвие. — Чтобы она быстрее восстановила силы, питать её надо… особой ци. Таковой могу наполнить её только я.       — Т-только вы? — удивлённый, Шайбэй чуть склонил голову вбок. Его брови сошлись у переносицы. — Господин, э-этот слуга никогда не видел, чтобы вы использовали хоть одно заклинание. И никогда не видел, чтобы вы медитировали или занимались совершенствованием… Говоря откровенно, в первые годы этот слуга даже не думал, что у вас есть ядро.       Лю Бинмо молча взглянул на южного принца, рассуждая про себя, стоит ли о том говорить. И всё же, подумав, решил поделиться малым:       — Мать этого генерала была бродячей заклинательницей и шла по тому же пути дао, что и я. Как и ей — мне он дался куда легче и быстрее, нежели тот, по которому идут остальные генералы. О том знал мой отец, о том знает Бо шифу, о том знает Дай-гэ. А больше — не знает никто.       «Больше никто…» — повторил про себя Шайбэй. Радость в его глазах быстро потускнела. Большего Лю Бинмо рассказывать не хотел: тайна, сокрытая от чужих глаз, была ему бременем, которое он поклялся нести до тех пор, пока не убьёт последнего дракона. Теперь, однако, когда необходимость в том отпала, он прибегал к своей ци только когда требовалось насытить Тэнмань.       Ни в чьих руках она не стала бы таким мощным оружием, как в руках Третьего Генерала. Сейчас, к счастью, чтобы восстановить бедную, было бы достаточно прождать, пока сгорит палочка благовония — мучения и бесконечные страдания, вынесенные в пыточной, переполняли тело нужной энергией. Однако, стоило подумать об этом, как взгляд коснулся Шайбэя, от чего-то расстроенного.       — Тебя так расстроила правда? — спросил Лю Бинмо, замерев. Шайбэй вяло помотал головой, глядя куда-то в пол.       — Вовсе нет. Этот очень р-рад, что господин открылся ему. Но этот слуга д-думал, что за двадцать лет рядом с г-господином, он узнал его лучше, чем кто-либо -другой, — дракон тихо вздохнул, вжимаясь в плечи, — а я, в самом д-деле, не знал даже, что у-у господина когда-то была невеста. И не знал, по какому п-пути он идёт. Этот слуга б-боится подумать, сколького ещё он не знает о вас… В самом деле, я даже не знал, кто ваша мать! Мне всегда казалось, что среди людей заклинателей не осталось…       Лю Бинмо, слушая его, подвинулся чуть ближе.       «В самом деле этому слуге было бы интересно слушать подобное?» — слова с трудом удалось удержать на губах. Если он сейчас вдруг станет распинаться, рассказывать о себе больше и больше… Разве не укрепит это привязанность бедного принца?       Больно ли ему сейчас думать, что Третий Генерал — не тот образ, который он успел выстроить в своей больной голове, и у него есть свои скелеты в шкафу? Даже если больно… Потом будет куда больнее, если пойти на поводу.       — Этому слуге разве положено знать всё, что касается господина? Я говорю то, что считаю нужным. Остальное простому слуге знать ни к чему. — Скрепя сердце, холодно ответил Лю Бинмо. Ледяной стеной оградил себя от южного принца, и даже не заметил, как мелькнули хрусталики этого самого льда в голубых глазах.       Шайбэй почти слышал, как треснуло что-то в груди, но не позволил себе показать того.       — Господин прав, — тихо признаёт он, склонив голову. — Жизнь в этом дворце портит вашего слугу: он забывает своё место… Мой господин — тот, кто решает, что мне делать и г-говорить, а не наоборот. Я не посмею сказать ему и-и слова против. Этому жалкому с-слуге очень жаль, ч-что он забылся…       Лю Бинмо отвернулся, чтобы не смотреть, как темнеет чужое лицо. Всё, что говорил Шайбэй, претило и вызывало в нём отвращение. Особенное — к себе самому.       Он знал — его слуга великий притворщик, и может без труда изобразить и страх, и печаль, и радость, но стоит чему-то в самом деле тронуть его сердце — притворство разлетается в щепки, и ничто уже не может скрыть его настоящих чувств. А самое худшее, что и игнорировать их нельзя.       — Курить, — быстро бросает Лю Бинмо, отвлекая слугу. — Хочу немедленно закурить.       Шайбэй просидел ещё с минуту, глядя на господина и пытаясь разобрать, что от него желают. Когда же осознание добралось до мозга, принц вскочил с места.       — С-сейчас! — проглотив ком в горле и сморгнув влагу с глаз, он стал быстрее искать спрятанные благовония. Достав целую охапку оттуда же, откуда и бедную Тэнмань, он отдал их все господину, наблюдая, как тот, поджигая первую попавшуюся, нетерпеливо сжимает её меж губ, до боли в лёгких вдыхая сладкий едкий аромат.       — Г-господину, н-наверное, было тяжело без них обходиться, — отвлекает сам себя Шайбэй, присаживаясь обратно.       — Не очень. Я перестал чувствовать что-либо ещё в первый день.       Лю Бинмо медленно затянулся ароматом ладана… И замер, осознав, что ляпнул. Он резко повернулся к принцу.       На том уже не было лица. Весь бледный он успел за мгновение перебрать в голове всевозможные пытки, которым подвергали Третьего Генерала. Его лицо быстро начало темнеть, живот скрутило. На мгновение в комнате стало трудно дышать. Прежде, чем успел среагировать Шайбэй, Лю Бинмо метнулся и погладил его ухо.       Атака тревоги вмиг сменилась дрожью по телу. Сердце едва не разорвалось. Ледяные шершавые пальцы оглаживали кончик уха, а господин оказался так близко, что все мысли, хорошие и плохие, исчезли. В голове у Шайбэя загулял ветер. Стиснув плотнее ноги, он застыл, чувствуя, как мурашки покрывали тело каждый раз, когда пальцы господина проходились от кончика до мочки, растирая и щекоча его глупое ухо.       Лю Бинмо и сам едва не увлёкся, очерчивая изысканной красоты форму раковины. И всё же остановился, когда с чужого лица сошёл ужас, а бледность сменилась на яркий красный.       Шайбэй успел проклясть себя тысячу раз. Только-только воссоединился с господином, а уже успел испытать весь спектр эмоций: радость, грусть, страх, смущение, ужас, желание… Будто бы издеваясь, господин таскал его от небес до земли. Опалял огнём и бросал в ледяную воду. Рвал сердце, а потом гладил осколки рукой. И сам, возможно, того не понимал — в конце концов, должно быть ему важно, как чувствует себя глупый слуга? Третий Генерал однажды уже упрекал этого дракона за излишнее волнение, и теперь Шайбэй боялся, что, признавшись, вновь того разочарует.       Этого делать было нельзя.       Он едва смог доказать, что способен быть верным и послушным. Прекрасным слугой!       Он не может снова стать разочарованием…       — За тобой хорошо ухаживают? — спросил Лю Бинмо, когда его ладонь случайно коснулась золотистых локонов, полотном покрывших кровать, которые теперь и вовсе ощущались как воздушное, нежное облако, и переливались притом от малейшего движения как льётся свежий вязкий мед. Даже используя самые дорогие масла родной империи, он бы не смог добиться такой роскоши. Более того — маленькие голубые рожки блестели, будто натёртые, как не блестит никакой жемчуг, и сверкали, маня к себе, соблазняя дотронуться. Сам собой закрался вопрос — стал ли его хвост так же краше? Блестели ли так же соблазнительно влажные чешуйки? Сверкал ли так же завораживающе ребристый плавник? Лю Бинмо прикусил язык и принялся выкуривать новое благовоние.       — Э-этого слугу ничем не обделяют, господин, — скромно ответил Шайбэй. — С ним в самом деле обращаются как с п... принцем.       Выплюнув нехотя последнее слово, дракон невольно поморщил нос.       — Это, должно быть, лучше, чем в поместье.       — Вовсе нет. Это в сотню раз хуже.       Лю Бинмо едва не раскусил палочку во рту. Как может такая забота казаться хуже, быть противной после отвратительного рабства — Лю Бинмо не понимал. Отказывался понимать. Вопрошающе он смотрел на своего слугу, который, терзая подолы одежды, колебался. Ноги его по-прежнему были плотно сдвинуты, а очки почти падали с носа. Прикрыв глаза, дракон тихо, будто стыдясь своих слов, признался:       — Мне всегда кажется, что я слышу их мысли. Когда они приносят мне еду, то тайно желают, чтобы я подавился. Когда ведут в купальни, мечтают меня в них утопить. Даже стража за дверьми… Я слышу, как они хотят, чтобы я сдох здесь, в одиночестве, от истощения.       Лю Бинмо замер, вдумываясь в его слова, но не нашёл в них никакого смысла. Даже если Ван Цайхун не является всеобщим любимцем, он всё ещё принц, красивый, благочестивый и несравненный. Просто думать о том, чтобы желать ему смерти — уже преступление.       — Ты преувеличиваешь. Это невозможно.       Услышав чужие слова, Шайбэй вздрогнул. Его руки сжались в крепкий замок, а губы растянулись в слабой кривой улыбке.       — Может быть. Но даже так… дома никто не скрывает ко мне ни злости, ни любви. Хотят бить — бьют. Хотят бранить — бранят. Хотят обнять и похвалить — обнимают и хвалят. И вы… тоже. С вами я никогда не боюсь, что мне врут, что меня втайне ненавидят, что вы… — Шайбэй замолчал. Чувствовал, как изнутри рвутся всё сильнее его мысли. И он глотает их, так и не высказав. — Я просто хочу поскорее домой.       Лю Бинмо молча слушает его, не замечая, как у самого на сердце падает камень. Этот наивный мальчишка так верит ему… Он слепо идёт за ним, ничего не замечая, видит в нём лишь светлое и не замечает плохого. Так не поклоняются божествам, как он поклоняется своему господину, и это пугает сильнее всего. Потому что, когда придёт момент расставания… Насколько он будет разбит?       «Приходить сюда было ошибкой,» — укорил себя Лю Бинмо, вставая с места. Поддался мимолётной слабости, дал обещание, вселил в безнадёжно больную душу надежду. Только укрепил эту гадкую болезнь.       Бросив курить третье благовоние, он затушил его и, кинув на пол, резко встал с места. За окном царила неимоверная темнота. Наступила четвёртая стража, но вместе с тем продолжали доноситься разъярённые крики у ворот, и все они глохли в сравнении с теми, что гудели в голове у Третьего Генерала.       — Мне пора уходить.       Стоило ему сделать шаг — и эти же крики зазвучали в мыслях Шайбэя. Он мигом вскочил с места вслед за господином.       — П-постойте! Почему? Э-этот глупый слуга снова сказал что-то не то? И-извините!       — Скоро начнёт светать, все хватятся моей пропажи, — пояснил Бинмо, взглянув на того, взволнованного до трясучки, и никак не мог утихомирить гадкое осознание, что если бы он только сюда не залез, то этот комок тревоги давно бы спал непробудным сном, тихо и мирно. Однако, стоило сделать ещё шаг, и снова зазвучали протесты.       — Господин, вы не можете уйти!       Лю Бинмо снова замер. Без единой эмоции, он медленно моргнул.       — Почему?       — …Там ведь мятеж, — подумав, нашёл причину Шайбэй. — Заметят вас — и быть беде. А вас точно заметят…       — Я пройду обратно незамеченным так же, как попал незамеченным сюда. — Лю Бинмо подобрал наполовину высохшую верхнюю одежду и стал натягивать на себя. Его взяли за рукав.       В глазах у Шайбэя появилась мольба.       — Господин! Д-давайте я лучше провожу в-вас по тайному входу чуть позже…       — Будет слишком поздно. Меня хватятся и поймают нас вдвоём.       Одёрнув рукав, он с трудом запихнул Тэнмань в ножны и снова направился к окну. Шайбэй пошёл следом, смахнув слёзы с глаз.       — Господин, прошу, постойте же! Из-за дождя там всё скользко! Вы точно упадёте! А если… П-прошу! Неужели в самом деле нисколько вас не волнует, что этот слуга так волнуется за вас? Если снова вас станут пытать, снова появится угроза вашей жизни, я ведь себе места не найду!       Лю Бинмо не слушал. Он уже понял, чего тот добивается: вопреки всему оставить его здесь. Оставить и удержать, как можно дольше, чтобы его потеряли. И тогда можно будет и вовсе не выпускать, а прятать здесь, в надуманной безопасности… Но такой расклад Третьего Генерала ни за что не устроил бы.       Дрожа всем телом, Шайбэй наблюдал, как его покидают, не дослушав, игнорируя все его просьбы остановиться. Вновь его покидают, не дослушав…       Он не замечает, как утихает мигом дрожь в теле. Взгляд стекленеет. Сердце разгоняется так, что кажется, будто оно остановилось. Напряжение в теле достигает пика.       Лю Бинмо ставит руки на окно, собираясь влезть в него. Но не успел: резким рывком его схватили за руку.       Как тряпичную куклу Шайбэй дёрнул его на себя, до хруста впиваясь в запястье. Его глаза были распахнуты до предела. Руки не тряслись. Дыхание стало тихим и ровным. Принц походил на остервенелого безумца. Оттого его спокойный низкий голос, пробирая до костей, вселял ужас.       — Ты никуда не пойдёшь.       Не мольба, не просьба, не приказ…       Это была данность.       Он не собирался отпускать.       Впервые Лю Бинмо смотрел на своего слугу с испугом. Никогда Шайбэй не вёл себя так. Никогда, за все двадцать лет, за весь путь до Бао, за всё время, что он знал его! В первые тот походил на настоящего, разгневанного зверя. Как хищник, поймавший добычу, не сводил с Лю Бинмо глаз, и всё сильнее впивался в руку, норовясь оторвать. Меч Лю Бинмо вместе с ножнами упал на пол.       — Почему вы снова сбегаете от меня? — в каждом слове ощущалось, как того разрывает изнутри от накопившейся… злости? Ярости? Обиды?.. — Всю неделю я пребывал в смятении, не находя себе места. Каждую минуту думал о вашем состоянии, терзая себя изнутри. Я думал, быть может, вас давно убили. И это ведь не первый раз, когда вы заигрываете со смертью… Долго ли ещё будет эта удача преследовать вас? Когда вы соступите с острия?! — он дёрнул Лю Бинмо на себя сильнее, глядя на того свысока, так, что тот впервые почувствовал, что перед ним действительно стоит принц. Такой же, как его старший брат.       Будто демон, Шайбэй заворожил Бинмо, не позволяя и на мгновение оторвать взгляда. На мгновение — Лю Бинмо мог поклясться — глаза дракона окрасились в красный.       — Успокойся, — сглотнув, Бинмо попробовал выдернуть руку. Не вышло. Стоило только попробовать выбраться, ловушкой вокруг талии и ног обмотался мощный хвост. Чужие ногти до алых отметин впивались в кожу. Шайбэй, казалось, совсем не понимает, что творит. Его взгляд застыл, словно кукольный, сосредоточенный лишь на лице генерала. Наблюдая на нём только страх и тревогу, Шайбэй лишь сильнее расстроился.       — Господин, почему вы вдруг стали так холодны? — он едва не душил чужое тело хваткой своего хвоста, подобно удаву. — Тогда, в лесу, вы ведь ударили себя потому, что вам было жаль меня, да? Потому что дали мне пощёчину, вы так наказали себя? Я долго, очень долго об этом думал! — он не сдержал набежавшие слёзы. Те жемчужинами падали с его лица, разбиваясь о пол. — И вы позволили пытать себя потому, что сами когда-то пытали меня, да? Но почему сейчас делаете мне так больно?! Или… Неужели этот слуга снова надумал себе лишнего? Снова я всё переврал? Быть может, вы и вовсе меня ненавидите? Так рьяно пытаетесь умереть, потому что знаете, что по-настоящему я буду страдать, когда потеряю вас? Или вы так упорно пытаетесь отречься от меня, потому что считаете, что я плохой слуга? Да, я плохой, отвратительный… Даже слугой быть не могу… Никудышный. Никчёмный! Правильно?! — наконец, сбился голос и вновь стал дрожащим. Слёзы бежали ручьем из раскрасневшихся глаз, так обильно, что у Лю Бинмо сжалось сердце.       Потихоньку, выплёскивая все свои страхи, Шайбэй приходил в себя. Хватка его ослабла, и он отпустил бедную ладонь, но не разжал до конца хвоста, по-прежнему боясь, что его бросят. Глухой всхлип прошёлся по комнате. Он снял очки и закрыл лицо рукой.       — Простите. Этот слуга снова несёт какие-то глупости… Вам пришлось к-куда хуже, пришлось вытерпеть столько боли, а-а я, неблагодарный, лезу с таким бредом… Наверное, поэтому вы всегда и сбегаете, не дослушав меня. Мой брат тоже так делает. Должно быть, я никогда не говорил ничего хорошего, только всякий бред, поэтому все от меня уходят. Вы в самом деле ненавидите меня, а я, жалкий, цепляясь за вас, как дворовая собака, боюсь, что меня отшвырнут, скулю, как сейчас, вцепляюсь в ваши рукава зубами, стараясь удержать… Простите… Я так ужасно веду себя… Я-я не знаю, что мне ещё с-сделать, чтобы удержать вас… Я очень, очень боюсь, что вы больше никогда ко мне не вернётесь…       Всхлипы продолжали доноситься до слуха генерала. Принцу не удавалось их подавить. Окончательно ослабив хвост, он отпустил того, и готовился вновь быть брошенным.       Лю Бинмо чувствовал себя последней сволочью. Понадеявшись, что среди родных, в роскоши и достатке, этот принц ослабнет к нему чувствами, вновь попытался отдалиться — и к чему это привело? Вновь истерика. Вновь слёзы. Вновь обливается кровью сердце, куда больнее, чем когда его вытаскивали наружу органы. Этот слуга и сам не понимал, каким оружием обладает для того, чтобы получать желаемое. Оставалось только тихо радоваться хотя бы тому, что он, бедный и настрадавшийся, смог выпустить наружу весь накопленный стресс.       «И вы… тоже. С вами я никогда не боюсь, что мне врут, что меня втайне ненавидят, что вы…»       Слова мантрой пронеслись в голове. Придушив совесть и собравшись с духом, Лю Бинмо сам сделал шаг навстречу. Он убрал с чужого лица ладонь, большим пальцем утирая горькие слёзы. Даже маленький лупоглазый ребёнок, ревущий в три ручья, не вызывал такой жалости к себе, как южный принц.       — Я вовсе не ненавижу тебя, и ты вовсе не говоришь глупостей. Этот господин не злится, когда ты делишься с ним тревогами. Ему не нравится, что ты тревожишься там, где вовсе нет места тревогам, потому что всё хорошо. Разве не помнишь, как на собственной крови этот господин клялся тебе, что защитит, несмотря ни на что? Если тебя что-то волнует, то я готов тут же рассеять это волнение, — успокаивая южного принца, Лю Бинмо осторожно подводил его к кровати.       — Т-тогда… почему вы сказали, что простому слуге не положено знать всё, что касается господина? Почему сказали это так холодно и грубо, будто в самом деле я стал для вас пустым местом?       — Потому что я пытался утаить от тебя то, зачем я пришёл в самом деле. Причину, по которой я так старался поскорее уйти.       Когда горячие щёки у Шайбэя наконец стали высыхать, и в глазах вместо горя заиграло любопытство, он спросил:       — Что за п-причина?       Он едва успел договорить, как его губы накрыли чужие. Лёгким невесомым касанием Лю Бинмо выбил из его тела душу. Не позволяя отстраниться, он опрокинул слугу на кровать и забрался верхом, прижимая к смятым простынями.       Черная чёлка, спадая на чужое лицо, щекотала рожки, заставляя Шайбэя извиваться и тихо поскуливать, но его господин прижал запястья к кровати так крепко, и так ловко орудовал во рту языком, что сопротивляться было невозможно. Непослушный хвост юрко извивался из стороны в сторону, как попавшая на сушу рыбка.       По мере того, как тянулся бесконечный поцелуй, Лю Бинмо впивался зубами в нижнюю губу Шайбэя, нежно прикусывая ее, оттягивая и посасывая, прежде чем зализать маленькую ранку. Шайбэй лежал, ошалелый, не отвечая. Даже не пытался — иначе бы его длинный юркий язык давно пробрался бы господину в глотку. Зато он лежит, весь дрожащий, дёргаясь от каждого касания, его сердце колотится быстрее, чем у загнанной в угол мыши, а из горла то и дела вырываются стоны. Протестующие, как решил Лю Бинмо.       Он слышал каждый вздох и стон, ловил малейшее движение под собой, и всё равно продолжал. Перехватив оба запястья принца одной рукой, второй он полез обратно к ушам, и стал тискать их, так беспощадно, что тело под ним затрепыхалось в стократ сильнее, а стоны стали походить на крики. Если бы Лю Бинмо не ловил их своим ртом, то стража за дверьми, вероятно, решила бы, что к принцу пробрался насильник… кхм… настоящий насильник.       На мгновение Лю Бинмо подумал, что стоит огладить так же и рога, но тогда, быть может, их в самом деле услышал бы весь дворец. Замучив чужой рот так, что губы у принца, все покусанные и красные, распухли, Лю Бинмо отстранился, любуясь, как вновь текли слёзы из чужих распахнутых глаз, вязкая струйка слюны нехотя осела и оборвалась. Её остатки, накопившиеся в уголках рта, стали стекать по изящному подбородку.       Ловя каждое малейшее движение принца: рваное дыхание, вздымающуюся бешено грудь, трепещущие ресницы, ходуном ходящий кадык — Лю Бинмо опустился ниже, к тому самому уху, которое так нещадно терзал, и, опаляя его дыханием, сжимая пальцами за самый кончик, тихо прошептал:       — Если я останусь… то сорвусь прямо сейчас.       У Шайбэя чуть не остановилась сердце. Не веря собственным ушам, он переспросил:       — Ч-что вы имеете в-виду?..       Лю Бинмо, продолжая наступление, взял одну ладонь дракона и направил её себе в пах, заставляя того с поражённым вдохом ухватиться за его янский корень. В синих глазах заблестела напускная похоть.       — Знает ли этот принц, когда я в последний раз делил с кем-то ложе? Тот раз, когда мы утешили друг друга руками, не в счёт. Это и близко не стоит с тем, чего бы я желал.       Слова, вылетающие у Бинмо изо рта, казались Шайбэю не настоящими. Он ведь… не мог иметь ввиду, что в самом деле пришёл, чтобы… С-сейчас?!       — Г-господин, вас ведь т-только выпустили из пыточной… — сбивчиво пояснял Шайбэй, пока его рукой насильно оглаживали чужой напряжённый пах.       — Пытки только разыграли мой аппетит. Хочу прямо сейчас… отомстить.       — От-отомстить?       — Да, отомстить твоему братцу за каждый день пыток, наказав тебя. Развести твои медные врата так, чтобы они не могли сойтись обратно. Втрахать тебя в эту кровать так грубо, что ты будешь рыдать подо мной, моля остановиться, пока твои ноги не онемеют и ты не потеряешь сознание… Только я всё равно не остановлюсь. Вот зачем я пришёл.       С каждым новым словом Шайбэй всё больше впадал в состояние статуи, неподвижной и бездумной, с застывшим на лице смятением. Лю Бинмо вовсе не хотелось запугивать его. Третий Генерал как никто другой знал, что этот принц однажды уже пережил сексуальное насилие. Потому, не желая пугать того ещё больше, он решил закончить на поцелуе и пустых обещаниях.       «Если не хочешь этого — то лучше дай мне уйти,» — слова застряли на языке прежде, чем генерал произнёс их вслух.       Его застали врасплох.       Шайбэй в самом деле расставил ноги.       «…»       Лю Бинмо ожидал… вовсе не такой реакции. Играя на пройденном вместе опыте, он решил, что этот слуга слишком смутится, чтобы продолжать, и позволит ему уйти. Или что он в самом деле оттолкнет его прочь, не выдержав такого напора. Или, в крайнем случае, вновь потеряет сознание… Но Шайбэй вдруг стал сам двигать рукой, поглаживая стержень господина, пока вторую — коею Бинмо случайно отпустил — положил на чужой затылок, притягивая к себе губы господина, приглашая его в новый поцелуй.       Вопреки планам Лю Бинмо, отстранился он сам.       — Что ты делаешь? — спросил он с укором, вгоняя слугу в ещё большее непонимание.       — Этот… этот слуга т-тоже думал об этом. И-и ни раз! — признался он, и Лю Бинмо окончательно впал в шок. — Если г-господин хочет, то может хоть сейчас делать с этим слугой, что пожелает. Только э-этот слуга совсем не г-готовился. Боюсь, может быть кровь. Он вынужден просить прощения заранее, если не сможет её сдержать...       Влажный чешуйчатый хвост игриво подтолкнул генерала ближе, так, что тот коленом вклинился в промежность принца. Тихий стон пронёсся по комнате, определённо не протестующий… Шайбэй и сам… был преисполнен томления. Решив, что он, быть может, ошибся, Лю Бинмо ещё раз двинул ногой… Нет. Не ошибся.       Пробыв в размышлениях достаточно долгое время, ощущая, как трётся о его колено возбуждённый дракон, возбуждаясь под робкими ласками его руки, Третий Генерал, презирающий межвидовые связи, но каждый раз оказываясь в непристойном положении с южным принцем, даже когда в планах этого ни в коем разе не было, наконец, смог задать себе самый вопрос:       «Где я просчитался?..»       Отвечать, увы, было поздно. Он едва подавил желание прямо сейчас вскочить и выпрыгнуть в злосчастное окно. Скрыться напрочь в темноте и не видеть перед собой этого испытания на стойкость. Лю Бинмо знал, что он его не пройдёт!       Не желая больше ждать, Шайбэй сам стал раздеваться, осторожно выбираясь из верхних одежд. Его хвост кольцом окрутил их на кровати, нависая сверху плавником, точно укрывая от всего остального мира. Только взгляд генерала коснулся чужой переливающейся чешуи, хищный голод внутри, о котором он точно-точно врал, в самом деле стал нарастать.       Ладонью Лю Бинмо залез под чужую рубашку, нежа кожу принца, горячую, будто шелковую, без единого изъяна. Шайбэй не сдержал судорожного вздоха. Сердце учащённо забилось от одного этого касания. Он был готов стянуть и нижние одежды, если бы господин его не остановил. Нагота больше не смущала. Перед господином он готов был предстать с душой нараспашку… Но тот схватил его за руки.       — Не снимай. Замёрзнешь.       — Господин… — Шайбэй вздохнул, чуть надув губы. — Сначала говорите, как жестоко хотите со мной обойтись, а теперь волнуетесь, что этому слуге может быть холодно…       — Разве ты сам не сказал, что не готов, — кое-как выкрутился Лю Бинмо. — Разве могу я обойтись так с кем-то таким невинным? Когда я гладил тебя рукой, ты в слезах потерял сознание и проспал до глубокой ночи, словно убитый. Так что с тех пор изменилось?       Подумав, дракон согласно кивнул, и всё же на лице его читалось лёгкое недовольство. Как у ребёнка, которому обещали вместе искать семена лотоса, а в итоге принесли их уже очищенные. Лю Бинмо, однако, не расстроился, и не разозлился. Таким капризным принц нравился ему куда больше, чем раболепным слугой.       Вновь они вернулись к поцелуям. С прошлого раза Шайбэй этому искусству ни капли не научился — неловко водя длинным языком во рту генерала, пихал тот до самой глотки, заставляя его едва не давиться. Охватывал его собственный, кружась вокруг кольцами, и заполнял генерала целиком. Отстранившись на пять цуней, Лю Бинмо вытянул чужой язык вслед за собой, посасывая его как сладкую конфету.       Книга с анатомией драконов наверняка по-прежнему лежала где-то среди его вещей, однако, сколько бы он её не читал, с трудом мог поверить, что такой зверь может помещаться во рту.       Шайбэй под ним и сам таял, как конфета. Расплавлялся в лужицу от каждого движения господина. Его бёдра едва ощутимо ёрзали, со стыдом потираясь о чужое колено, умоляя безмолвно вновь им подвигать. Лю Бинмо не торопился. Нагретыми губами он коснулся чужого лба. За ним — невесомо чмокнул в нос. В щёку… Коснулся дёрнувшегося ушка… Спустился к шее…       Слой за слоем осторожно распаковывал укутанное тело от северных нарядов, словно луковицу. Расправившись со всеми поясами и халатами, задрал нижнюю рубашку, оголяя плоскую, белоснежную грудь.       Несдержанно прикусил за ключицу, вырывая из принца тихий писк, и быстро зализал то место, оставив за собой засос. Маленькие розовые соски давно затвердели. Они так просили внимания, что Лю Бинмо не мог отказать: обхватив губами один, всосал его, лаская языком, пока второй дразнил пальцем, записывая круги по ореолу. Дыхание Шайбэя участилось, стало рваным, сердце трепыхалось в груди как птица в клетке, и трясущиеся руки быстро оказались у Лю Бинмо в волосах, сжимая смольные пряди.       Тишина в комнате разбавлялась для них двоих только вздохами, редкими всхлипами южного принца и мокрыми чмоками, которыми одаривал генерал. Добившись того, что оба соска теперь выглядели как два ярких гранатовых зёрнышка, он дорожкой поцелуев прошёлся по впалому животу, ощущая, как появляются под губами мурашки, как тоненькие волоски встают дыбом, и как невольно втягивается ещё сильнее чужой живот, превращаясь в маленькую ямку.       Лю Бинмо остановился, когда добрался до аккуратненькой складочки. Лобковые волосы, пушистые и мягкие, он растрепал, убирая в стороны. Вместе с ними чуть раскрыл манящую линию, в глубине которой прятался второй орган, который лицезреть ещё не доводилось. И ещё раз взглянул на Шайбэя. Тот лежал под ним, не смел пошевелиться, красный и вспотевший, одурманенным взглядом наблюдая, как играет господин с его телом. Ничто — ни единый его жест — не выдавали желания прекратить. Наоборот, поблескивающие в полутьме глаза, затуманенные желанием, и полуприкрытые, молили не останавливаться.        Любуясь южным принцем, Лю Бинмо неспешно перебирал золотистые пряди, расстелившиеся под ними бесконечными солнечными волнами. Он накрутил локон себе на палец, глядя, как тот осыпается обратно изящными завитками. Второй ладонью он огладил скользкий хвост, играясь с чешуйками, уже этим доводя Шайбэя до исступления.       Шайбэй невольно вздрогнул от этого легкого, как перышко, прикосновения. Под руками своего господина он был послушным и податливым, двигаясь так, как тот пожелает, и подаваясь на каждое касание, будто кот, изголодавшийся по ласкам. Одежда по-прежнему оставалась на нём, распахнутая и помятая. С задранной рубашкой и сползшими нижними штанами, южный принц выглядел соблазнительнее самого красивого цветка из весеннего дома, но и ощущал он себя как таковой. Стеснение постепенно возвращалось к нему под голодными пристальными взглядами генерала. Но остановить его принц не смел. Не хотел.       Лю Бинмо, сползая ниже, удобнее устроился меж чужих ног, укладываясь на обширной кровати, и руками схватил Шайбэя за бёдра, сминая их и разводя шире. Те в ответ невольно приподнялись, толкнулись Лю Бинмо навстречу, жаждущие больше ласок, больше внимания к ноющей под натянутой тканью плоти. Там же, выдавая его непосильное возбуждение, нарастало влажное пятно.       — Видел ли ты когда-нибудь второе своё начало? — спросил Лю Бинмо, головой наклоняясь ближе к чужому животу. Его пальцы сильнее впились в чужие тонкие штаны, пока в голове проносились непристойные формы и образы.       Шайбэй стыдливо помотал головой.       — Г-господин, мне стыдно даже дотронуться до того места лишний раз, а в-вы спрашиваете, видел ли я его…       «Резонно,» — Лю Бинмо кивнул сам себе, и тут же замер.       Боясь лишний раз вздохнуть, он жадно наблюдал, как Шайбэй дрожащей рукой потянулся к своей промежности, поскуливая от одной мысли о том, как близки к его ложбинке губы господина. Прикусив собственные, он трясущимися пальцами раздвинул своё нутро, раскрыл себя на радость синих глаз и зажмурился, лишь бы не чувствовать, как пристально изучают его глубины.       Плотные, влажные стенки, пытались сжаться обратно, пульсируя в такт сердцебиению, маня прикоснуться к ним, провести поглубже языком. Маленький красный кончик — головка второго члена — торчал в глубине, и до него хотелось скорее добраться.       Лю Бинмо сглотнул накопившуюся слюну. Тяжело дыша, он медленно высунул язык и наклонился к раскрытой складочке почти вплотную…       Громким хором раздалось из-за двери приветствие. Тяжёлые быстрые шаги доносились всё ближе.       Шайбэй мигом вскочил, как ошпаренный, и в один толчок сбросил Третьего Генерала на пол. Хвост тут же был скрыт. Едва Лю Бинмо понял, что происходит, его уже запихнули под кровать. Замки на двери защёлкали, один за одним. Впопыхах южный принц стал натягивать на себя одежду трясущимися руками и наспех поправлять простыни.       Когда Ван Бохай влетел внутрь, он уже сидел на кровати, всё ещё растрепанный и красный, весь помятый. Пояса были завязаны нелепо, один слой наряда торчал из другого, но Шайбэй отчаянно делал вид, что всё-таки как должно быть.       Пожирая младшего брата взглядом, Ван Бохай прошёл вглубь комнаты, ближе подходя к кровати. Лю Бинмо, тихо лежащий под ней, наблюдал, как стучат по полу его тяжёлые каблуки.       — Мне доложили, будто ты с кем-то разговаривал, — без обиняков начал северный принц. Его хвост недовольно вильнул.       — У… Уважаемый старший брат, я ведь здесь совсем один, с кем бы я мог разговаривать? — Шайбэй запнулся, едва не забыв перестать заикаться. Он посильнее натянул на себя ханьфу, скрываясь в комке одежды. У Ван Бохая сузились глаза. Он мог поклясться, что в комнате витал знакомый запах человека, но его перебивал аромат благовоний, такой сильный, что лёгкие сводило. Сожжённые палочки вперемешку валялись на краю покрывала. Неужели Шэн-мэй нравился этот гадкий аромат?       Он сделал три шага, обходя помятую кровать.       — Стража доложила, будто отсюда доносились странные звуки. Крики, скулёж, странные стоны… Разговоры. Скажешь, они врали?       — Быть может, они спутали с криками за моим окном, — парировал Шайбэй. И в самом деле, толпа у замка по-прежнему оставалась активна, крича на износ. Дух северного народа не знал, что такое отдых. Они скорее упадут замертво от истощения, нежели отступят.       Лю Бинмо, продолжая прятаться ничком, чувствовал себя не лучше, чем любовник, едва не пойманный в постели с женатой женщиной, которого теперь, к тому же, выискивал по дому внезапно вернувшийся муж. Подкидывая самому себе шуточки и едкие комментарии, он двинулся чуть глубже под кровать, и нащупал нечто под рукой… Нашлось наконец, сяншо, которое он отдал принцу. В самом деле, зачем всё важное хранить в сундуках, если есть отличное место под пыльной кроватью? Пушистый чёрный кончик залетел к нему в тайное место, щекоча нос. Лю Бинмо едва не чихнул. Всё внутри сжалось.       Ван Бохай продолжал осматривать своего брата, и чем больше смотрел, тем более нелепым находил его вид.       — Почему ты такой растрепанный?       Шайбэй раскрыл рот, но не нашёл, как оправдаться в этот раз.       — И почему ты такой красный? Почему твоё сердце так колотится? Я слышу его отсюда. Ты… прятал что-то? Или кого-то?       — Б-брат, я же сказал, что я был здесь один… Кто бы пришёл ко мне в столько поздний час?       — В самом деле хочешь, чтобы я озвучил это имя? — зрачки у Ван Бохая сузились. В любой момент он был готов напасть, стоит только незваному гостю себя выдать.       — Ещё вчера я выпустил эту псину из пыточной.       «Он не псина!» — прошипел про себя возмущенный Шайбэй, и на мгновение очень захотел, чтобы генерал выбрался из-под кровати и укусил брата за ногу, в отместку за такое прозвище. Но вслух он продолжал вести себя прилично.       — Благодарю моего уважаемого старшего брата. Но он пришёл в не подходящее время. Я собирался ложиться спать…       — В помятой одежде?       — Да. Здесь холодно! Я замёрз и быстро натянул первое, что увидел.       — Утром ты жаловался служанкам, что здесь душно, — Бохай нахмурился. Он наклонился чуть ближе, настолько, чтобы рога едва не касались балдахина. — И ты всё ещё красный. Быть может, ты заболел? Мне позвать лекаря?       Предположив это, северный принц смягчился. Хотелось дотронуться до чужого лба, убедиться, что всё в порядке… Но от одной мысли о компании по телу прошлись мурашки. Тело едва не сковало.       — Я в порядке. Брат, прошу, оставь меня… — попросил Шайбэй, краснея ещё гуще, но северный дракон не унимался. Чувствуя, что что-то не так, взглядом он обвёл комнату… И заметил наконец, валяющиеся у окна ножны. Шайбэя обдало ледяным потом. Весь их план, в щепки разрушенный, пронёсся пред глазами, и, прежде чем северный принц успел и шаг ступить к находке, по комнате прошёлся истеричный крик Шэн-мэй:       — Дагэ, ты бестактный чурбан! Что может юноша делать ночью в одиночестве, лёжа в своей кровати?! Постоянно врываешься ко мне без предупреждения, и удивляешься, что застаёшь в такой постыдный момент! Отстань от меня наконец! Озабоченный! Помешанный! Извращенец!!!       У Лю Бинмо от такого заявления вытянулось лицо. Он жалел — глубоко жалел, что не может сейчас видеть северного принца.       В шоке Ван Бохай вытаращился на своего младшего брата, ещё раз осмотрев его: всего красного, едва не плачущего, с поджатыми губами и дрожащими руками, наспех одетого на помятой кровати…       Осознание добило его так поздно, но так мощно, что едва не подкосились ноги. От представленной в голове картины прилипла к голове кровь. Вечно бледное лицо теперь было покрыто тёмным румянцем.       — Я… Я-я позже зайду… Утром… — пошатнувшись, он вылетел прочь быстрее, чем сверкнула в окне молния.       — Да! Уходи! Оставь меня в покое! — не унимался Шайбэй, выскочив следом, и, придерживая одной рукой дверь, а второй — спадающую одежду, крикнул ошарашенный страже: — И вы не смейте больше никого звать! Все оставьте меня в покое!!!       Со всей злостью он захлопнул дверь, так рьяно, что послышался треск. Какой-то страж громко икнул по ту сторону, испугавшись, и, наконец, вернулась тишина. Опасность миновала. Уткнувшись в твёрдое дерево лбом, Шайбэй закрыл глаза. Он сделал глубокий вдох, переводя дух. Страх всё ещё бушевал внутри, покалывая кончики пальцев. Он не знал, что хуже в этой ситуации — что их в самом деле, как и говорил господин, едва не поймали, или что ему пришлось защищаться столь постыдным способом. Уши горели от стыда. Южный принц лишь надеялся, что его не услышал никто, помимо стражи, старшего брата и…       «Господин!» — подорвавшись, Шайбэй обернулся, собираясь помочь Третьему Генералу выбраться. Но едва ли ему дали сдвинуться.       Лю Бинмо резко прижал его обратно к двери. Едва не сорвался с уст принц удивлённый вскрик, но генерал успел зажать тому рот. Пристально он смотрел в голубые глаза. Шайбэй спиной вжался в дерево позади себя, и Лю Бинмо, пристально глядя в голубые глаза, потянулся на цыпочках ближе. Не отрывая взгляда, он рывком развязал надоевшие тряпки, заново оголив южного принца.       — Ни звука, — сорвался с губ приказ. У Шайбэя подкосились ноги. Он едва не упал на колени, но господин опередил его, падая на них первым, без стеснения прижимаясь губами к чужому паху.       Шайбэй не понимал, что с ним происходит. Ему казалось, что тело охватил огонь, каждый нерв внутри воспламенился. Слушаясь господина, он накрепко закрыл рот собственными ладонями, не позволяя ни звуку вырваться наружу. Прямо позади них, за толстыми дверями, стоила дюжина солдат, и от одной мысли, что они могут снова услышать его, узнать, что Третий Генерал сейчас прикасается к нему, ласкает его, обладает им… Это было похоже на извращенную форму публичного унижения. Гораздо постыднее, чем привычные порки на глазах у прислуги, чем купание голышом на улице, чем… всё, через что пришлось проходить этому несчастному слуге. Однако, вопреки возмущению и мысленным укорам, янский корень постыдно дёргался от таких фантазий.       Стало трудно дышать. Лю Бинмо, глядя на него снизу вверх, стянул штаны в один рывок, оголяя орган принца. Юркой рыбкой тот вынырнул из белья и прислонился к щеке генерала. Шайбэй подавил тихий писк. От довольного взгляда господина бабочки парили в животе, истерично бились крыльями о стенки желудка. Большой холодной ладонью Лю Бинмо обхватил стержень дракона, размашистыми движениями надрачивая его прямо перед лицом на радость голубых глаз.       На каждое движение руки принц отвечал активно, жмурясь в отчаянных попытках молчать, сгибаясь пополам и выгибаясь, стыдливо, но бесконтрольно пихаясь бедрами навстречу кулаку. Сам Лю Бинмо от такой картины едва держался, всё же пробравшись свободной ладонью под свою одежду, снимая болезненное напряжение. Раздразнив принца до первых жемчужных капель на кончике, он нарочито медленно слизал их, размазав по губам, и вцепился рукой в бедро Шайбэя, не позволяя ему упасть. Ноги принца в самом деле едва держали его, но действо не кончится до тех пор, пока Лю Бинмо не разрешит ему упасть.       Вновь поднявшись до манящей складки, Лю Бинмо проник в неё языком. Резко и быстро, не предупреждая. Шайбэй выгнул грудь колесом, громкий стон пронёсся по покоям. Руки, что отчаянно сжимали рот, цепко ухватились за затылок господина, ещё сильнее вжимая его в липкую промежность. Из глаз едва не полетели искры. Было… хорошо. Невыносимо хорошо. Так хорошо, что даже больно! Медный привкус на языке привёл Шайбэя в чувства, и он вдруг осознал, что до крови закусил губу.       Лю Бинмо нещадно вылизывал его изнутри, хлюпая и чвакая языком, но различить его лица Шайбэй не мог — слёзы ручьями текли из его глаз от избытка чувств. Теплая струйка крови стекала вслед за ними по подбородку, но принцу уже не было до неё дело. Его волновали лишь две вещи — приказ господина и его язык, мощный и быстрый язык, исследующий его девственную щёлку.       Каждое движение языка ощущалось так же ярко, как удар конской плетью, и от каждого хотелось так же громко стонать, навзрыд кричать и выгибаться. Шайбэй был на грани безумия. Он зарылся пальцами в волосы Лю Бинмо, сжимая их так сильно, что генерал едва не подумал, будто ему хотят вырвать остаток волос. Они и так были настолько коротки, что не собирался даже в маленький пучок. С залысинами на всю жизнь остаться не хотелось.       Руками Лю Бинмо продолжал активно надрачивать два члена, ритмично и быстро, в такт друг другу. На мгновение он прерывался, чтобы собрать с головой предэякулят, размазать его по мягкой плоти, или чтобы спуститься вниз, мягко смять яйца, играя с ними, перекатывая в ладонях. Приглушённые хриплые стоны, водопадом льющиеся на него сверху, были наилучшей наградой за такие старания, самой сладкой песней для ушей.       Вкус принца на губах был приятным. Густым, скользким и солоноватым, таким горячим и опьяняющим, что не хотелось вытаскивать языка. Светлый пушок приятно щекотал нос и щёки. Осмелев, генерал проник ещё глубже, нащупав кончиком языка головку второго члена. Шайбэй забыл, как дышать, в тот же момент. Её форма отличалась от обычной: тонкая и мягкая, больше напоминающая драконий язык. Он пытался пробраться глубже, но выходило лишь теребить потихоньку кончик органа, что, казалось, и вовсе не желает выходить наружу. Давление стало для дракона слишком сильным. Его затрясло.       Удовольствие в теле вот-вот собиралось достигнуть своего пика. Боль в груди была почти физической, сердце колотилось так сильно, что грозило разорваться. Он все еще стоял, прижатый к двери, с широко раздвинутыми ногами, его член истекал, нещадно надраиваемый, а его нежные влажные стенки терзали языком, так обильно, что слюна вытекала наружу.       Двойная стимуляция была слишком сильной.       Стыд стал невыносим. Шайбэй больше не мог держаться: в любой момент грозилось сорваться его самообладание, губы — распахнуться, а горло — взорваться в сладком крике. Вновь он представил, как охранники по другую сторону стены, прижав уши к двери, слушают, как он и Лю Бинмо издают непристойные звуки. От унижения, что их подслушивают посторонние, его член болезненно запульсировал, а голова закружилась. Это никогда не волновало его в стенах поместье, но страх быть пойманными здесь… Это было невыносимо.       Перед ослеплёнными глазами одна за другой проносились яркие вспышки: белые, красные, чёрные — все они предвещали конец.       Лю Бинмо тоже чувствовал, что не сможет продержаться долго, но по-прежнему он не желал заканчивать. Упрямство взяло верх: с упорством он нализывал драконье начало, пытаясь хоть немного вытянуть его наружу, но всё было тщетно. И он решился на роковой шаг.       Вдохнув поглубже, наполняя лёгкие густым мускусным ароматом, он прижался вплотную прижался к чужой промежности и резко всосал её внутрь.       — А!..       Шайбэй перестал дышать. Напряжение в теле достигло апогея. Его лёгкие болезненно сдавило, слезы брызнули из закатанных глаз. С силой он пихнул Лю Бинмо к себе в пах, складываясь пополам, удерживая его так крепко, что генерал не мог сделать и вдоха. Оргазм ударил с ошеломляющей силой, как не бил никогда прежде. В ошеломлении Лю Бинмо ощущал, как льётся по его руке, струйка за струйкой, чужое семя… и как сокращаются вокруг его языка стенки. Сжимают его снова и снова, так плотно, так тесно, затягивая внутрь.       В три мощных рывка кулаком он изливается на пол, вслед за принцем, и, наконец, ощущает, как навстречу ему чуть-чуть вылезает второй орган. Но было слишком поздно. Истощённый всхлип пронёсся по комнате, и Третий Генерал едва успел поймать падающее тело себе на плечо. Осторожно переложив обессиленное тело принца на кровать, он поспешно вытер руки о первую тряпку, что попалась на глаза. То, по иронии, оказались северные одеяния.       Вздохнув, Лю Бинмо присел на край кровати и потёр переносицу. Хотелось дать себе пощёчину. Тогда, сразу после того, как северный принц покинул комнату, он ведь мог укорить его. Он мог сказать, мол, видишь, этот генерал был прав! Ему нужно срочно уходить! А вместо того, чтобы думать головой, он снова поддался желаниям. Рядом с Ван Цайхуном его голова никогда не работала должным образом. И это — главная причина, по которой не следовало сюда приходить.       Глухие крики снаружи, далеко у ворот, нисколько не утихали, но прерывались теперь умиротворённым сопением. Тучи не позволяли определить, начало ли всходить солнце, но можно было предположить, что подходила к концу пятая стража.       Ещё раз Лю Бинмо оглядел спящего принца. Его веки трепетали, как лепестки цветущей вишни на ветру, а дыхание было мягким и беззвучным, как весенний дождь. Волосы Шайбэя растрепались по кровати пшеничным полем, мягко колышущимся в тёплый летний день. Несколько прядей упали ему на лоб. Сквозь сон пытаясь их убрать, он забавно подёргивал маленьким, вздёрнутым носом. Его щеки всё ещё были пунцовыми, наверняка горячими, словно исцелованными жарким солнцем.       Его фарфоровая кожа мягко светилась в тусклом свете единственной лампы. Губы, опухшие и заалевшие, с крохотными капельками засохшей крови, были слегка приоткрыты, обнажая жемчужные зубы, сверкавшие, как драгоценный нефрит. Одеяла запутались вокруг его фигуры, а стройные ноги соскальзывали с простыней, стоило ему бессознательно потянуться. Руки свободно раскинулись по кровати, отчего гибкий торс изогнулся, как ива. Ткань его шелковых одежд была измята и липла к коже, подчеркивая тело, такое изящное и безупречное, балансирующее в своей красоте между крепким и мягким, сильным и нежным, мужественным и женственным. В этот момент Шайбэй выглядел как божественное существо, небожитель, спустившийся с небес, чтобы осчастливить мир смертных своим присутствием.       И этого небожителя… он только что опорочил. Самым грязным образом воспользовался его невинностью, его наивностью и слепой любовью.       Аккуратно поправив чужую одежду, подвязывая её должным образом, Лю Бинмо положил принца под толстое, тёплое одеяло, и трепетным касанием стёр с мягких губ засохшую кровь. Когда он проснётся один в этой комнате, в теле, покрытом следами человека, в теле, ещё помнящем все минувшие касания… Когда он поймёт, что его снова оставили одного, воспользовавшись… Что он почувствует?       Третий генерал не знал, как ему быть. Чужое лицо, полное обиды и горечи, не выходило из головы, но что бы он ни сделал теперь, всё сводится именно к нему. Остаётся лишь оттягивать момент. До самого последнего мгновения. До самого возвращения на родину…       Достав деревянную плитку из-под кровати, Лю Бинмо аккуратно протёр её, укладывая прямо под чужую ладонь. Мягкую и тёплую, её захотелось коснуться губами, лишь коснуться, невесомо поцеловать… Но выкинул эти мысли прочь. Голос в голове твердил, что он и так забылся: взял то, к чему не смел и пальцем прикасаться.       Борясь с демонами в голове, Третий Генерал подошёл к окну, подобрав по дороге свой цзянь, и, выпустив тот наружу, оглянулся на невинного спящего юношу в последний раз. Грудная клетка болезненно сжалась.       Совсем скоро… этому принцу он сделает больно.       Ради его же благополучия… ранит в самое сердце…       Перекинув ногу через окно, Лю Бинмо вылез наружу…       И поскользнулся. Сердце пропустило удар, когда он понял, как стремительно летит вниз. Тэнмань мигом легла в ладонь, твердея, и со всей силы Третий Генерал вонзил её в стену. Искры полетели во все стороны, гадкий скрежет заполнил ужи. Едва ему не оторвало руки, и всё же, удалось удержаться. До земли оставалось всего-ничего пара чжанов, и всего одно упущенное мгновение отразилось бы для Лю Бинмо превращением в разбитое яйцо.       Переведя дух, Лю Бинмо опёрся ногами о первый попавшийся выступ и взобрался на лезвие верхом, прижимаясь к стене, так, чтобы никто не заметил его ненароком. Однако, была теперь и другая проблема, куда более сложная, чем карабкаться по мокрому камню… Он забыл, где находится его окно. найти его было легко: единственное с прорезанной дырой. Вот только, в какую сторону двигаться? Ударившись о стену головой, он осторожно переместился на стену и, вытащив Тэнмань, стал пробираться влево, полагаясь на память.       Бранясь про себя, Лю Бинмо аккуратно полз по сырому камню, направляясь туда, где громче бунтовали голоса. Его окно находилось не так далеко от главных ворот, и то наполняло надеждой, что он успеет вернуться и высохнуть до восхода. Но словно услышав его стремление, крики толпы вдруг прекратились. Разом все затихли, будто никогда и не начинались. Третьего Генерала охватило напряжение. Что могло так внезапно случиться?       Ведомый любопытством, он сменил свои планы, и направился выше, плотнее прижимаясь к стене, чтобы никто не заметил его. Кое-как добравшись до места, откуда хорошо виднелась толпа, он пристально вглядывался в неё, стараясь разглядеть во тьме хоть кого-то. Тучи, к счастью, стали потихоньку рассеиваться. Большая толпа, едва удерживаемая стражей, молча разошлась перед странным мужчиной, что стоял в середине. Когда к нему подошёл один из стражников — по-видимому, командир, мужчина сбросил большой капюшон, и все до единого молча наблюдали за их разговором. Прищурившись, Лю Бинмо попытался разглядеть его лицо, но было слишком темно и слишком высоко. Но риск, кажется, был не высок… Третий Генерал стал спускаться ниже, не сводя с тёмной фигуры взгляда. Отчего-то силуэт казался знакомым, будто ни раз доводилось его видеть. Но где?       Рассвет дал на то ответ. Тучи расстелились, пропуская солнечные лучи, и свет ударил в глаза, окрашивая толпу яркими красками, освещая каждый лик, от самых близких до стоящих в самом конце. Пушистые волосы окрасились в зелёный, а на темной голове засверкали закрученные, татуированные рога.       Лю Бинмо распахнул глаза. Восточный Генерал стоял перед стражей и требовал немедленно пустить его во дворец.