Исправление генерала

      Не прошло и дня, как морозные поля сменились четыремя стенами дворца; как холод сменился на тепло от грелок и мехов, всюду заполнявших выделенные южному принцу покои, южные наряды сменились на гардероб северных: от шуб до шарфов, от широких штанов до бархатных рубах; как Шайбэй, сидящий подле окна, выложенного тёмным камнем, и смотрящий вдаль, на едва видные фигуры драконьего народа, захотел домой.       Дворец — Крепость Непокорства — коей в детстве грезил Драгоценный Сапфир, теперь казался ему не более, чем камерой заключения. Какая ирония, подумал бы, про себя бранясь, Третий Генерал, но его, увы, давно увели. Схватили силком ещё тогда, на Заснеженных Полях, и потащили в столицу.       Няо Лэйфе же чудом удалось сдержать южного принца, дабы тот не принялся отбивать своего господина от солдатских лап. Шайбэю, не тая, и самому нелёгкого труда стоило держаться, из раза в раз про себя прокручивая слова, что сказал ему недавно Лю дае.       «Что со мной сделает Его Высочество Ван Бохай, воочию увидев, как ты мне прислуживаешь? Что он сделает с генералом, который замучал его дорогого саньди, чуть его не казнил и сделал простым слугой?»       Шайбэй помнил всё слово в слово, и потому, сам себя пугая последствиями, стойко молчал. Молчал, когда они шли по улицам Бао, встречая каждый гневный и безумный взгляд толпы. Молчал, когда перешёл порог крепости, глядя вслед уводимому господину. Молчал, когда его по приказу старшего брата отвели в комнату на самой вершине, и заперли в гостевых покоях под строгим надзором.       Даже будучи рабом, он не ощущал себя таким ограниченным. Сердце его бушевало, а голова, поддаваясь чувствам, требовала живо выскочить наружу и потребовать отвести к Третьему Генералу. Куда его отвели и что с ним делают — оставалось лишь предполагать, и от этих предположений грозилась появиться седина.       Крепость Непокорства была огромна. Огромна и мрачна. Выложенная из камня и бронзы, с огромными, давящими на голову коридорами, ледяная и враждебная. Вместо лампад горели повсюду факелы. Даже сейчас, сидя за закрытым окном, бедному южному дракону приходилось укутываться в меховое одеяло и обкладывать себя грелками. Даже на открытом снежном поле было потеплее.       Впрочем, комната была не такой уж и большой, и даже хранила в себе некоторые элементы юга. Узоры на стенах напоминали бушующие волны, мебель была сплошь из светлого бамбука, а ширмы и ковры пестрили знакомыми мифическими сюжетами. Даже кровать была точь-в-точь как его прошлая: высокая и широкая, с обилием мягких матрасов, с высоким балдахином и шёлковой драпировкой. Шайбэй в сотый раз сверил её взглядом. Скажи он маленькому себе, что однажды, оказавшись на такой кровати во дворце старшего братца, предпочтёт ночевать на циновке в старом чулане, окружённый людьми, то этот глупый мальчишка тут же бы рассмеялся. Только вот теперь ему было не до смеха.       Голоса послышались за толстой дверью. За ней по приказу Его Высочества находилась дюжина стражей. Только сейчас удалось задуматься, какая это нелепица — на охрану всего одного слабого дракона тратить столько солдат, тем более теперь, когда и нападать-то было некому. Что же такого могло случиться, чтобы его братцу подумалось, будто его не сможет защитить всего, скажем, трое?       И вслед за тем мелькнула мысль, заставившая расплыться в широкой улыбке: его господин. Его господин с окровавленным мечом и толпа изрубленных тел, лежащих за его плечами. В самом деле, Третий Генерал удивительно силён. Если бы он захотел пройти к своему слуге, то его не остановил бы и весь замок. Только вот… а захотел бы он теперь?       Слишком опасно. Слишком многое стоит на кону. Конечно, он бы не стал.       Склонив голову, Шайбэй опёрся ею о подоконник, продолжая наблюдать за жизнью вдалеке. Дворец стоял, увы, на самом отшибе. Сверху его покрывали тёмные тучи и время от времени стены будто сотрясало громом и молниями, хоть дождя пока не шло. Рассматривать мелькающих в сознании горожан приходилось через призму памяти.       Все они были одеты тепло и знатно, у всех у них в глазах читалось высокомерие, наравне со злобой. Каждому в рот палец не клади — дай поспорить, прогрызться, подраться, глотки друг другу разорвать. В Крепости Непокорства же всё было иначе. Каждый чувствовал на себе давление Его Высочества. Каждый безропотно ему поклонялся и подчинялся, страшась лишний раз пикнуть. Шайбэй не знал этого наверняка, но чувствовал: в бесчисленно шныряющих туда-сюда мышами слугах, в их быстро бегающих узких зрачках, в их поджатых хвостах, и бледной, мертвецки-бледной коже. Ходили едва прикрытые, в одной лишь лёгкой форме, и, все как один, боялись смотреть лишний раз в его сторону.       Даже в собственном дворце южный принц не чувствовал себя настолько чужим. По крайней мере потому, что там всегда был господин Ань Сянь.       Точно заслышав мысли о нём, появился Ван Бохай. Сначала лишь шаги, размашистые и твёрдые, пред которыми один за другим склонялись, судя по звону брони — его верные стражи. Затем, когда распахнулись массивные двери, появилась и его фигура: высокая, сильная и широкая, рядом с которой даже дикий медведь ощутил бы себя неполноценным. Нотки волнения заиграли у Шайбэя внутри; он крепче сжал меха на плечах.       Замерев на мгновение-другое, Ван Бохай вильнул массивным хвостом, а после, пройдя, позволил запереть за собой двери. Стук толстых каблуков эхом отдавался в уши. Замерев перед младшим братом в трёх широких шагах, он, не теряя лица, медленно проговорил:       — Вода в купальнях нагрета. Как только ты вернёшься — в покоях будет ожидать ужин.       — Благодарю, уважаемый брат, — Ван Цайхун едва кивнул, не решаясь смотреть в чужие глаза. Цепочка под одеждами, украшенная красивым камнем, теперь обжигала везде, где касалась. Голос братца казался таким же, как в детстве, вот только, как бы ни были сладки его вспоминания, теперь ничего, кроме неловкости, южный принц не ощущал.       Тем более когда тот стал просто молча пялиться на него. Особенно, когда тот стал молча пялиться на него. Немая пауза только сильнее нервировала, и уже даже не удавалось сосредоточиться на копошащихся за окном горожанах.       — И ты в самом деле не спросишь, будет ли там мясо? — вдруг спросил Ван Бохай, чуть теплее. У Шайбэя дёрнулись уши. Он немного поднял голову, искоса глядя брату на грудь.       — А оно будет?       — Будет, — тут же отозвались ему. — Жареная свинина с грибами, креветки с солью и перцем, шашлык из говядины, курица в меду…       — Уважаемый брат, я ведь столько не съем, — Шайбэй тихонько его остановил, и уголки губ невольно дёрнулись вверх. Наконец хватило смелости вновь заглянуть тому в глаза, и для себя самого обнаружить, что нет, тогда на заснеженных полях ему отнюдь не показалось: взгляд его старшего брата совсем не изменился. Как сотню лет назад, широкие тёмные зрачки обволакивали его теплом.       Расслабившись, Шайбэй отвернулся к окну и тихонько вздохнул.       — Только вот никаким мясо ты меня уже не удивишь. Я всё его испробовал.       Ещё немного помолчав, Ван Бохай подошёл ближе и аккурат присел на противоположный край подоконника, так, чтобы даже одеяние его не касалось чужого. Заметив это, Шайбэй поджал губы. В самом деле, ничего с его детства не поменялось.       — Этот брат уже почти не надеялся, что когда-нибудь увидит тебя снова, — говорил Ван Бохай, глядя вслед за младшим саньди на собственный народ. — Моя драгоценная Шэн-мэй…       Ван Цайхун чуть прыснул.       — Уважаемый брат, как ты можешь называть меня так теперь? Посмотри, я ведь уже совсем не похож на девочку.       — Совсем не похож? — Его Высочество дёрнул ухом и растянулся в улыбке, наклоняясь чуть ближе. Драгоценные камни на его рогах колыхались и тихонько звенели. — Ты подрос, но для меня по-прежнему остался миленькой младшей сестричкой. Те же нежные локоны, хрупкая фигурка и тонкий голосок. Посмотри со спины и от девицы не отличишь.       Чужие слова совсем не приносили обиды. Наоборот — заставляли тихо хихикать. Ван Бохай повернулся к младшему брату, оглядывая его сверху вниз. Его хвост медленно волочился из стороны в сторону.       — Помнишь ли, как в детстве ты упрашивал меня привезти тебе женских нарядов? — вдруг спросил, побуждая провалиться в самые далёкие воспоминания. И Шайбэй, потеряв свою робость, стал отзываться.       — Потому что они мне казались куда красивее мужских. Как это казалось несправедливо, что я не мог их носить.       — А помнишь ли, как пошёл за мной тайком, когда я собирался драться насмерть на площади Небесного Карпа?       — А потом, увидев драку, так испугался, что упал в обморок, — Шайбэй тихонько посмеялся. — И вам пришлось всё бросить и тащить меня к лекарям…       — Благо, что они были на каждом шагу, — Бохай чуть посмеялся. — Какой ты был болезненный и хилый: что ни день — новая болячка. Помнишь, как подхватил ветрянку?       — И бегал по дворцу, пугая всю прислугу? — Шайбэй засмеялся вместе с ним. — Как же такое забудешь? Они носились от меня, как от живого мертвеца, а тебе потом приходилось всех успокаивать. А вот я так и не извинился ни перед кем!       — И не надо было, — Ван Бохай фыркнул. — Не пристало императорскому сыну кланяться прислуге в ноги.       Бледная рука чуть дёрнулась вперёд, но быстро вернулась на место, замерев. Шайбэй заметил это. Пронесся в мыслях вновь момент их долгожданного воссоединения, когда эта ладонь коснулась его лица. Даже если едва ощутимо, даже если потом отдёрнулась будто ошпаренная, но всё же коснулась…       С раннего детства и по сей день, то был первый и единственный раз, когда старший брат дотронулся до него.       Выкарабкавшись из тёплых мехов, Шайбэй сам подсел ближе, так, что его колено коснулось чужого рукава. Собственный чуть задрался, оголяя запястье, покрытое шрамами. Голубые глаза заглянули вверх, в чужие, остекленевшие. Северный принц замер статуей, глядя мимо него. Даже больше — вжался в угол подоконника за спиной. Шайбэй сглотнул. Стеснение и страх брали своё, но любопытство съедало изнутри как огромная, жадная личинка.       — Дагэ… — набравшись смелости, заговорил, как раньше, мягко и тихо. — А где…       Ван Бохай вскочил с места, точно ошпаренный. Голос его стал, как в начале, низок и холоден.       — Мне пора. Поторопись в купальни, вода стынет. Стража тебя сопроводит.       Не сказав более ни слова, он вылетел прочь из гостевых покоев, более ни разу не обернувшись. Громкий цокот его каблуков за закрытыми дверьми становился всё тише, прежде, чем попросту исчезнуть.       Его Высочество принц Южного Моря вновь остался наедине с самим собой и четырьмя холодными стенами. Теперь те казались ещё враждебнее и темнее, чем раньше. Уголки голубых глаз невольно стали краснеть.       «Где же мой господин?..» — снова повторил про себя Шайбэй, скидывая меховые накидки. Две милые служанки тихо зашли к нему, покорно поклонившись. Оставалось, тяжело вздохнув, позволить им делать свою работу.       Ван Бохай отдалялся стремительно, сначала от дверей, а после и от верхних этажей. Сердце бешено колотилось, норовясь выскочить наружу. Ткань чужих одежд всё ещё чувствовалась на собственной. Казалось, ещё одно малое движение, и…       — Ваше Высочество.       От мрачных мыслей отвлёк знакомый голос. Спокойный и собранный, он быстро привёл в спокойствие. Няо Лэйфа подошёл ближе, держа в руках несколько свитков.       — Прибывшие из Сюн Лунмэня просят разобраться с некоторыми вопросами.       Его Высочество недовольно заурчал.       — Снова? Где мелкая?       — Боюсь, если отказать и в этот раз, они в самом деле поднимут восстание, — заключил Няо Лэйфа. — Госпожа помощница так же сообщила, что не видела хорошего исхода. Сейчас она составляет компанию генералам.       — Терпения им, — усмехнулся Ван Бохай, перенимая чужие свитки. Бумажная рутина… Сказал бы он себе юному и свирепому, что будет изо дня в день копаться в кучках бумажек, в жизни бы не поверил. И вот он: шёл нога в ногу со своим советником, чтобы провести ещё одну утомительную, бессонную ночь.       Родные каменные коридоры встречали каждый шаг эхом. Картины ровным рядом тянулись вперёд, вслед за узорами на стенах, угловатых и острых, в каждой линии выдающих дикость и резкость северного драконьего народа. Слуги, изредка мелькающие, низко поклонялись, и, не говоря ни слова, тихонько пробегали мимо Его Высочества.       — Отряды южной части так и не объявились?       — Увы. — Чем ближе становился к ним нужный зал, тем медленнее становился шаг. Судья медленно выпустил наружу изящный светлый хвост. — На окраинах ни следа. Даже звёзды, увы, молчат. Исчезли будто их никогда и не было.       — И что, эти ублюдки никак не замешаны? — Бохай недоверчиво покосился на верного советника, но тот лишь слабо мотнул головой.       — Они утверждают, что по их пришествии в лагерь, там уже было пусто.       Недоверие людям брало своё — даже самому приближённому Его Высочество не мог довериться полностью. Однако, вспоминая, что среди вражеских рядов находился и его бывший учитель, сомнения никак не могли взять верх. К тому же, не беря в расчёт самого ненавистного из них — не то, что бы не все люди этой ненависти не удостаивались — двое других показались достаточно сносными. Четвёртого из них, похожего скорее на подростка или девицу, пришлось излечивать сразу же по прибытии в Крепость Непокорства.       — Как чувствует себя ваш драгоценный саньди? — Няо Лэйфа, дойдя до дверей залы, кивнул близ стоящим слугам, и те учтиво их распахнули.       — На вид, всё в порядке. — Ван Бохай выразился кратко. Эта краткость не могла не забавлять.       — Лишь на вид?       Чужое урчание усилилось, так, что сложно было не услышать. Перед зелёными глазами то и дело фантомом мелькали чужие запястья.       — Стоит поторопиться. Я планирую вернуться в пыточную как можно скорее.       Няо Лэйфа слабо кивнул, соглашаясь. Чужое беспокойство не скрывалось от понятливых светлых глаз. Этот достопочтенный Судья понял всё ещё когда увидел, как поспешно Его Высочество спускается с верхних этажей. Более не говоря ни слова, он зашёл внутрь кабинета, и двери за ними запахнулись обратно, оставляя в компании друг друга.       Этажом выше в это время находились иные прибывшие. Канарейка, сидя на узкой, жёсткой кровати, блаженно потягивался, довольный, что наконец может чувствовать собственное тело. Когда он пришёл в себя, то уже был излечен. Поворот вправо, поворот влево — всё удаётся. На лёгкую, остаточную боль в мышцах, было ему плевать.       — Лежи смирно! — в отличие от его товарища. Дан Дай сидел подле, на плетёной кушетке, и чистил аккурат зелёное яблоко. Взгляд его был хмур. — Сказано было — на полное выздоровление уйдёт неделя, не меньше. До того момента — ни шагу лишнего.       Он, в отличие от тунши, всё помнил отчётливо. Помнил, как над ним носились придворные лекари, как латали его врачеватели, как Шу Цзюньцзе сидел над ним, вылечивая. А главное, помнил слова Ганя Те Чжао, когда его только попросили о помощи.       Его Высочество оглядел солдата, что уже был одной ногой в могиле, и, презрительно сморщив нос, спросил:       «Не лучше ли, если я сейчас же прекращу его мучения?»       Таким образом Четвёртого Генерала едва не добили. Даже сейчас, когда всё хорошо, вспоминать об этом было страшно. Вылечили всего за одно недолгое касание, а за сколько бы могли добить?       Дан Дай случайно разрезал яблоко пополам.       Вань Ян на его слова недовольно хмыкнул.       — Ты мне в мамки заделался? Мне брюхо вспори — я ещё тысячу ли пробегу, а ты носишься со мной здоровым, как наседка.       — Да если ты здоровый, то я — маленькая девочка! — он цыкнул, услышав под боком заливистый девичий хохот. И, прежде, чем угомонная снова бы открыла свой болтливый рот, Дан Дай успел пихнуть ей в руки уже третье очищенное яблоко, отвлекая.       — Ну что ж ты такой упрямый, гуй тебя в… Впрочем, неважно.       Самое сложным, впрочем, оставалось следить за языком.       — В жопу еби? — Ху Яню закончила за него.       …А хотя, не так это было и необходимо.       Довольная чужим позеленевшим лицом, сравнила его с яблочной кожурой и проглотила лакомство в один укус, протягивая господину Сятяню следующее. И, только он взял его в руки, как в лазарет ворвались: Шу Юйлун, ветром вбежав в комнату, прыгнул за кушетку. Комната на мгновение погрузилась в молчание.       — Ты чего это? — спросил, обернувшись к тому, Чунцин, побуждая всё же выглянуть.       — Я пришёл помогать, — Северный генерал юрко мотнул хвостом. Своим заявлением, однако, лишь больше ввёл всех в ступор.       — И чем ты поможешь, прячась в углу? — Вань Ян продолжил допрос за товарища, и Шу Юйлун, уже готовый отвечать, разинул рот, обнажив тонкие клыки… и вдруг услышал шаги. Уши его дёрнулись, поджались, и сам он нырнул обратно за кушетку, скрываясь от идущего, только успев заволочить за собой хвост, прежде, чем в комнату заглянул Шу Цзюньцзе. Хмурый, он оглядел компанию, но лишней персоны так и не заметил.       — Что-то случилось, тунши? — спросил, додумавшись, Вань Ян. Даже не глядя на скрывающегося, он чувствовал его благодарность.       — Этот паршивец сбежал с тренировки, — заявил он, удручённый, когда кончик его хвоста тихо, часто загремел. — Найдёте — живо направьте ко мне.       Ху Яню тихо захихикала, но прилежно, как два дяди-человека, закивала, не останавливаясь до тех пор, пока фигура Западного Генерала не скрылась из прохода. И, только затихли шаги, Шу Юйлун вынырнул обратно, расслабляясь. Разлетелся по лазарету облегчённый выдох.       — Ну и что это за генерал, который с тренировок сбегает? — Дан Дай порицательно тыкнул в него яблоком. Зрачки у мальчишки сузились в две полоски. Тихо рыча, он подхватил маленькую нюйлун на колени и сел рядом, на кушетке.       — Во-первых, это не тренировка, а самая настоящая пытка. Беспочвенное избиение неповинного! А во-вторых, зачем мне эти глупые тренировки? Напомнить, что я тебя почти-почти убил?!       — Надо же, как без дядюшки заговорил, — Дан Дай, ничуть не обидевшись, наоборот, издевательски улыбнулся. — А давай я его обратно позову, и ты всё это повторишь…       Он поднял ладонь, сделав вид, будто вот-вот закричит, чтобы достопочтенный западный советник вернулся, и результат себя ждать не заставил: Шу Юйлун схватил его за эту самую руку. Его уши снова поджались, а рычание сгинуло прочь.       — Не надо! Не зови… — даже голос его стал покладистей. Дан Дай не мог не улыбаться. Даже он, человек не самого складного ума, легко мог считать чужие эмоции: зрачки у дракона менялись каждое мгновение: тут же сужались, когда он боялся и злился, и тут же расширялись, когда ему было хорошо. Вот и сейчас, запихнув тому в рот кусочек яблока и невзначай пальцами поглаживая у уха, он замечал, как те становятся всё больше.       — Он в самом деле такой ужасный? — спросил Дан Дай, пока Вань Ян втихую наблюдал за ними. У него, по крайней мере, хватало выдержки не улыбаться. Не замечая, как сам подаётся к чужой руке, Северный Генерал стал рассуждать:       — Он жесток и беспощаден! Если он увидит, как я теперь дерусь, то не оставит меня в покое, пока полностью не переучит обратно. Если я сейчас пойду к нему, то завтра же не смогу стоять. И думаете, будто он даст мне прийти в себя? Хрен там! С утра же потащит обратно, и будет день за днём мучать, пока я без сил не упаду к нему в ноги… Вот он какой — Западный Генерал!       Ху Яню, точно знала всё это наизусть, уверенно кивала, поддакивая. Дан Дай же и не думал перебивать, внимательно слушая каждое слово. С трудом верилось, будто с этим мальчишкой он вынужден был драться насмерть. Тот выглядел совсем как его новобранцы, и вёл себя так же, как они. Ненароком вспоминались дни юности, когда те, изнурённые, приходили к нему с учений генерала Бо, и чуть ли не в ноги кланялись, понимая, как их до этого щадил любимый Чунцин. И, точно как над ними, он издевался и над Шу Юйлуном:       — Бедный, бедный мальчик… Как же он тебя загонял. Весь дрожишь, прячешься… Ляжь скорее мне на коленки, скушай яблочко. Дядя Дан тебя утешит.       Вань Ян тихо пшикнул носом. Мозолистая ладонь начала активнее гладить заурчавшего по линии челюсти. Наблюдать за тем, как быстро тот млел от лёгкой ласки, было более, чем забавно. Из транса Среброгривого Генерала вывел тихий смех маленькой помощницы, и тут же он вскочил прочь, крепко сжимая ту в руках.       — К гуям тебя! Возомнил, будто я зверушка?! — гневный взгляд прожигал обоих по очереди, но красные щёки выдавали смущение с головой. Про себя Шу Юйлун проклинал только одного достопочтенного, что приучил его к подобным ласкам, и к которому хотел сейчас же направиться. — Сяо Ню, на выход! — шикнул малышке, но та не поддавалась: червячком вывернувшись из чужих объятий, прыгнула на руки Дан Дая.       — Не пойду! Не пойду! — девочка вцепилась в чужую грудь. — Мне папа разрешил! Хочешь — уходи, а Ху Яню и тут весело!       — Что за глупости! Не липни к ним! — взбунтовался Юйлун, не сдержав крика. Кисточка на кончике его хвоста вздыбилась, и он приготовился оттаскивать её силком… Прежде, чем почувствовал на шее чью-то ладонь. Ледяную ладонь. Юрко виляя коротким хвостиком, Ху Яню показала ему язык. Глумливый взгляд выдавал её удовольствие, когда она смотрела на мужчину позади старшего братца.       — Попался… — Шу Цзюньцзе крепче сжал пальцы. Его племянник тихонько пискнул. Его лицо одновременно стало и белым, и синим, но старшего его страх совсем не волновал. — В тренировочный зал. Живо. — только и прошипел он, без лишних усилий утаскивая того прочь. Точно котенка, за шкирку.       Оставалось лишь желать бедному удачи.       Маленькая нюйлун, освободившись, вернулась на своё место, и потянулась за последним яблоком, вертя его в руках. Из всей корзинки это было единственным красным, и выглядело больше и сочнее, чем другие. Будучи умной девочкой, она специально оставила его, чтобы съесть самым последним.       — Как в тебя только столько помещается? — фыркнул Вань Ян, и приготовился уже встать, как поймал на себе грозный взгляд товарища. Ещё одной нотации выслушивать не было желания. Как и сил её оспаривать. Только лишь поэтому он остался сидеть на краю кровати, глядя, как маленькая нюйлун уплетает фрукты, кажется, даже не пережёвывая. Прокрутив в голове чужой вопрос она навострила ушки.       — А если я расскажу, то и вы мне тоже кое-что расскажите, — уверенно заявила она, и без труда выдавила из обоих по кивку. Довольная победой, уверенно заявила: — У Ху Яню в животе морская впадина!       Вань Ян не сдержал смеха. Дан Дай, слушая его потуги, расхохотался следом. Малышка совсем не понимала, отчего те вдруг так рассмеялись, будто сказала она что-то смешное. Отмахнувшись от странностей двух этих чудаков, она наконец-то спросила о том, что мучило её бедную головку ещё с раннего утра.       — Теперь расскажите Ху Яню, зачем вы притворяетесь?       Вопрос был странный, обоих почти ввёл в ступор, и, не доставай она своими бесконечными бессмысленными речами обоих несколько часов к ряду, оба опрошенных в самом деле бы постарались задуматься. Однако теперь, когда девочка уже показала себя, болтливую и взбалмошную, они могли только продолжать ей подыгрывать.       — Притворяемся? Как мы притворяемся? — спросил наигранно Дан Дай, будто и в самом деле ему было интересно. Ху Яню того, увы, не оценила. Не любила, когда с ней обращались слишком уж по-детски.       — Глупый Сятянь. Совсем не умеешь врать, — фыркнула она, похлопав того по плечу. — Не удивительно, что твой секрет раскроют на раз-два. — А, заметив, как посмеивается над ними Четвертый Генерал, тут же переключилась на него. — Вот ласточке бояться не надо. Ласточкин секрет давно уже не секрет.       Смешки тут же прекратились: Вань Ян сделался серьёзным. Однако, прежде, чем успел он спросить, малышка уже сменила тему. Подскочив, воодушевлённая, вдруг сказал:       — А Ху Яню ещё кое-что подслушала! Если расскажет про жалкую собаку, то вы ей тоже ответите на вопрос!       Оба замерли, в этот раз внимательно слушая. О ком та говорила понятно стало сразу.       — Что с Бинмо? — спросили в унисон.       О Третьем Генерале не было вестей ещё с прошлого вечера: как только их довели до главных ворот, пути товарищей разошлись. Позже, когда Вань Ян уже пришёл в себя, всё, чего они смогли добиться — согласование о встрече, ровно через три дня. До тех пор, видимо, никто так и не собирался рассказывать им, куда пропал главный зачинщик происходящего, а потому разговоры маленькой нюйлун уже не казались пустословием.       Добившись наконец к себе утерянного внимания, девочка скрестила руки, и, вспоминая слова любимого шушу, постаралась передать их точь в точь, вплоть до надменной, злой интонации:       — Жалкий пёс должен быть брошен в пыточную! Оттащите его туда немедленно!       И, только проклятое слово коснулось ушей, оба напряглись вдвойне. Последнее спокойствие, что царило в комнате, выветрилось прочь.       — Значит, всё-таки туда… — выдохнул Чунцин, потирая лоб, холодный и вспотевший. Грудь больно защемило.       — Будто стоило ожидать, что его запрут не там, — судорожно выдохнул Вань Ян, погружаясь в тёмные мысли. Неизвестно, что теперь было страшнее — встретить Лю Бинмо искалеченным или не встретить его вообще.       — Его никто не запирал, — вдруг сказала малышка, нахмурившись, и скрестила руки. А на непонятливые взгляды пояснила: — Дядя-пёс сам попросил запереть его там.       И тут же заулыбалась: повеселило, как широко распахнулись у мужчин глаза. Оба они так смешно застыли, что Ху Яню, продолжая свой маленький спектакль, в этот раз постаралась спародировать хмурое человеческое лицо.       — «Я отвечу за все свои злодеяния стократно»… Вот так он сказал!       Мгновение, второе, третье… Раздался по комнате нервный смех.       — Я ему врежу, — уверенно процедил Канарейка. — Хоть раз — хоть раз бы! — рассказал, что творит, этот… Гх!..       От злости не сдержался — закашлялся кровью. Не прошло и секунды, как рядом уже сидел Второй Генерал, помогая откашляться, осторожно подтирая, под благую брань, кровавые брызги. С каждым словом он был согласен, но вместе с тем про себя надеялся, что Сяогуй знает, что творит, и на что себя обрекает. С иным настроем прождать три дня ни за что бы не удалось…        — Малышка, что ты хотела спросить? — вздохнул он, когда кашель Канарейки прекратился. Дрожа от негодования, тот прилёг на чужое плечо и нахмурился. Теперь уж начинал жалеть, что ввязался в эту авантюру.       Последний кусочек яблока исчез за маленькими пухлыми губками. Даже семечек от него не осталось. Довольная и сытая, маленькая помощница, болтая ножками, окрестила сидящих на кровати игривым взглядом и без задней мысли спросила:       — Когда вы поженитесь?       «…»       Ни Дан Даю, ни Вань Яну не нашлось, что ей ответить.