Граница наших жизней

Едва рассветным лучам удалось пробиться сквозь препятствие в виде белоснежных тюлей и занавесок, глаза распахнулись с ужасом оглядываясь вокруг, в поисках опасностей, готовых настигнуть в любую секунду. Тело напряглось, а кровь в венах забурлила от накатившего страха. Это был не просто мимолётный испуг, отнюдь, текучий, пожирающий с головой, животный ужас. Но ничего не произошло. Никто внезапно не совершил нападение, не накинулся со спины, да и даже самого лёгкого прикосновения к себе Володя не ощутил. Тишина по-прежнему стояла оглушительная и нерушимая ни единым шорохом. На миг у него даже зазвенело в ушах, от столь напряжённого затишья, подобно тиши пред жуткой опасностью. Словно прямо сейчас эта самая — опасность склонилась над его головой и не издавая при том ни единого лишнего звука, дышит ему в шею, опаляя её морозными выдохами. А может дыхания и вовсе нет. Могильная тишина. С трудом пересилив прижимающий его тело к постели ужас, мужчина поднялся, осматривая отчётливо знакомое ему помещение. Да, определённо, он помнит его. Нежного, кремового цвета обои, дорогие, серые занавески из чистого бархата, не менее светлая мебель, а ближе всего комод с округлыми ручками на каждом отсеке, окна панорамные, а рядом и выход на небольшой балкончик. Из приоткрытой форточки тянуло утренней свежестью и необыкновенно чистым воздухом. Пахло лесом. Лесом и... мятой. Зеленский крайне смутно помнил вчерашний вечер и как он попал сюда, словно мозг специально избавил его от половины воспоминаний. Может это не так уж и плохо? Так было бы, если бы стёрли всё до единой минуты прошлых суток. Но Володя по-прежнему помнил. Его лицо медленно исказила гримаса отвращения. Он понимал, что не сможет с этим смириться, но так же с большим сожалением осознавал, что более не в его силах что-либо сделать с этой напастью. Всё, чего он боялся уже произошло. По щеке скатилась тёплая слеза. Он ощущал себя по-настоящему запутанным и опустошённым. Невероятно паршиво. Он мог бы найти ещё тысячу прилагательных, чтобы описать насколько мерзко ему было вспоминать об этом, словно вновь и вновь позволяя себе прочувствовать прикосновения французского альфы на себе. Мерзость. Неожиданное шевеление рядом заставило вздрогнуть и обернуться, заметив ткнувшийся в ногу собачий нос. Пёс молча смотрел на него, словно вопрошая: Отчего же он плачет? Эти глазки и грязно-серая шёрстка были ему знакомы. — Паша, — Слегка охрипло произнёс Украинец, осторожно приложив ладонь к голове пса, словно пробуя, можно ли? Овчарка ответила взаимностью и издав непередаваемый звук, похожий на вопросительный скулёж, ткнулась в руку подопечного. Возможно этого стоило испугаться или хотя бы удивиться, но отчего-то у Владимира не получалось выдавить из себя ни единой эмоции. Их просто не было внутри него и это крайне удручало. Мужчина утёр рукавом слезу и тихо шмыгнув носом улыбнулся. От этого создания исходила удивительная аура спокойствия и верности. Зеленский не чувствовал себя в опасности рядом с ним. Верно, ведь собака не могла поступить с ним так же, как сделал человек. Собака — настоящий друг, который ни за что не предаст так подло, не унизит, уничтожая всё, что было тебе дорого, все ценности и убеждения одним махом. Заметив, что омега чуть успокоился и слёзы более не текли по его румяным щекам, Пашка одобрительно тявкнул. Вставать совсем не хотелось. Пёс подобрался чуть ближе, уложив голову мужчине на колени, словно намекал, что сейчас ему нет нужды уходить. В этом доме, в этой спальне, в это самое утро он в безопасности. Наконец желанный покой. — Вот, скажи мне, мой милый, четырёхлапый друг, почему мы — люди, как таковые, ужасно любим всё усложнять, — Тоном заправского психолога рассуждал Владимир, не прекращая поглаживать пса, что внимательно слушал. — Почему у нас не может быть так же просто, как у вас? На кой чёрт, мы выставляем себе границы и рамки, которые сами же не в состоянии соблюдать? Почему я должен был десятилетиями существовать в этом кошмаре, избегая его всеми способами, чтобы в конечном итоге всё равно попасться ему. Почему я, в конечном итоге, должен нести ответственность за чужие ошибки, за то, что у какого-то морального урода недостаточно выдержки. Почему, блять, я? Мужчина со злостью сжал свободной рукой край простыни, уткнувшись взглядом в собственные колени. К горлу вновь подкатил болезненный комок. — Может я тоже хочу жить и ни о чём не беспокоится, а? Может я тоже хочу просто чувствовать себя в безопасности. Да в конце концов, может я просто хочу нормально жить! Не существовать в постоянном страхе и трястись от каждого прохожего, а жить! Тебе-то хорошо, ты вон где живёшь, а главное с кем... Вы одним своим существованием нам счастье приносите, есть у тебя собака — живи и радуйся. Может быть, я тоже мечтал, приносить кому-нибудь счастье своим существованием. Как цветок, например. Нам ведь... не нужно приносить цветку боль, чтобы радовать себя, верно? так почему тогда мне сделали так больно... Да потому что я — не цветок. Я — человек. Ты ведь даже не представляешь насколько же на самом деле люди бывают мерзкими. Да, тебе, наверное, и не стоит представлять. Пёс сочувственно заскулил. Горестно усмехнувшись и наконец завершив свой монолог, который, пожалуй, копился в душе уже не первый год, мужчина тяжело вздохнул, с трудом сглотнув мерзкий комок из новых слёз и всё же поднялся с мягкой постели. Лёгкий сквозняк пробирался в каждую клетку изнеженного тёплым одеялом тела и вынуждал обхватить плечи руками, ища взглядом что-то, во что можно было повторно укутаться. На одиноком стуле подле комода висела очевидно чужая кофта. Знакомый аромат ударил в нос, едва он сделал шаг навстречу. "Нет, нет, это уже явно выше моего достоинства, нет" Спасительное тепло манило и тянуло переступить через внутренний барьер, наконец, преодолев границу собственного стеснения и гордости. Руки, едва ли не сами, желали прикоснуться к ткани слегка мешковатой толстовки, ощупав каждый сантиметр, ощутив всю её мягкость и уют её ношения, но... Нет. Демонстративно отвернувшись, словно кто-то увидит его со стороны, Володя быстро зашагал прочь из спальни. Осторожно выглянув из помещения, Владимир огляделся вокруг, оценивая взглядом обстановку и процент безопасности его вылазки. Абсолютно пустой этаж, чья тишина была злостно нарушена лишь его шагами. Вот уже знакомая ему лестница с аккуратными, мраморными периллами, ведущая на первый этаж. Медленно подобравшись к ограждению у довольно просторного балкона, Мужчина выглянул за его пределы, осмотрев видимую часть первого этажа. По полу сочились лучи лёгкого осеннего рассвета, окрасив его в спокойные тона нежно розового. Только сейчас в голову пришло взглянуть на время и Зеленский судорожно вытащил руку из кармана. "Всего пол восьмого" — Пронеслось в голове гаранта. В прочем, ничего нового для его повседневного режима. Возможно, даже, несколько поздновато, ведь Зеленский привык к подъёмам ещё затемно. Возвращаться ко сну уже не было никакого желания и мужчина продолжил расхаживать по уже знакомой территории. Резиденция русского президента пришлась ему по нраву и в прошлый раз, это Владимир Александрович помнил отчётливо. Высокие потолки, изысканная мебель и цветовая гамма, а этот чудный задний дворик с приятной глазу аллеей... Россиянину тогда определённо удалось впечатлить Украинца. Ухватившись ладонью за холодные перилла, тело пробрало лёгкой дрожью и Володя по-прежнему безмолвно засеменил вниз по лестнице. Где-то позади него послышалось копошение, намекавшее ему на то, что его пушистый психолог решил не бросать своего подопечного в одиночестве и составить ему компанию на утренней прогулке. Что же, Зеленский и не был против такого компаньона. Вместе со своим маленьким охранником Володя обошёл территорию первого этажа, лишь мельком осматривая некоторые комнаты, которые ранее ему не доводилось видеть. Вероятно в прошлый раз он не был так внимателен, ведь всем его вниманием завладел Владимир, глупо было это отрицать. Вспоминая о нём и обо всём произошедшем за последний, несчастный год лицо молодого гаранта невольно хмурилось, а мысли мрачнели. Он всё ещё ощущал себя виновным во всём произошедшем и это чувство не давало ему покоя всё то время, когда ему приходилось быть в отдалении от Владимира. Он погряз с головой в своём собственном болоте липкого страха и не подпускал никого, кто возможно желал лишь помочь непутёвому, но тщетно. Возможно, он сам виноват в своих страданиях. Он сам выгнал из своего круга тех, кто действительно пытался спасти его от этого страха. Всё это неимоверно сложно. Отвратительно сложно и неприятно. Найдя таки заветную дверь, ведущую к выходу на уютную террасу мужчина, как можно тише, приоткрыл её, ощутив, как по оголённым плечам ударил поток сквозняка. Всё же Ноябрь месяц на дворе и, несмотря на тёплую осень, для прогулки ему стоило бы утеплиться, чтобы снизить риски слечь с пневмонией после такого холодного утра. Одной его майки для такого мероприятия определённо было мало. В голове вновь всплыла картина оставшейся в спальне кофты. Его кофты. "Возможно... В этом всё же есть здравый смысл?" Оценив эту идею с десяток раз и взвесив все возможные последствия мужчина обречённо выдохнул, постепенно смирившись. Наконец выбравшись на улицу Украинец плотнее укутался в удобную, просторную толстовку, ощущая, как от обыкновенной, пусть и действительно плотной ткани исходили едва различимые волны тепла. Ему было по-настоящему хорошо и он готов был укутаться в эту вещь, и в этот запах с головой. Ранее такого за ним не замечалось, даже, по отношению к самым привлекательным Альфам. Прохладный ветерок и шелест еловых ветвей над головой сопровождался приятным ароматом хвои, доносящимся буквально отовсюду. Погода для последнего месяца осени была на удивление больше близка и привычна лету: Голубые просторы не заслоняла ни единая тучка и яркое солнце одаряло землю последними тёплыми лучами перед предстоящими холодами. Сделав глубокий вдох, дабы напитать лёгкие, отравленные городскими химикатами, чистым лесным воздухом Зеленский размеренным шагом направился в сторону миловидной беседки, что скрывалась под одной из высоких сосен. Это место показалось ему наиболее уютным. Белоснежные скамейки и округлый стол посередине, укрытый свежей скатёркой выглядели и впрямь очень приятно. В такой можно не только спрятаться от дождя или снегопада, но и провести вполне себе приятное утро, к примеру, за чашкой свежезаваренного кофе под пение соловьёв — звучит, как настоящая мечта. Володя по-настоящему соскучился по такому спокойному и размеренному утру. Когда он в последний раз просыпался без надобности подскакивать с мыслями об очередных насущных делах и проблемах? Когда в его жизни был последний день, проведённый им дома? Разумеется, помимо чёртовых течек. Он ведь действительно не помнит. На секунду Володя замер, ощутив посторонний взгляд со спины. Тело невольно напряглось и желание обернуться пересилил мимолётный, накативший страх. Но ничего чужого и незнакомого Украинец не ощутил. За первичным страхом не последовал леденящий душу ужас и сковывающая паника, абсолютно нет. Мята. Он чувствовал её через чур отчётливо. Знакомый голос окончательно убедил его в этом и Владимир Александрович облегчённо выдохнул, наконец, обернувшись: — Не помешаю? Он отрицательно покачал головой и Путин одобрительно кивнув приблизился на несколько шагов. Теперь они оба находились в пределах беседки. Вдвоём было уже не так просторно, но всё ещё терпимо. — Как ты? Вопрос прозвучал впервые так... так неуверенно. Таким голос Россиянина не доводилось слышать никогда, но Володю это едва ли удивило. — Выспался, спасибо. У тебя здесь... мило. — Да, ты говорил тогда. На несколько секунд наступило столь нелюбое ими молчание. Неловкость словно пожирала изнутри, скручивая низ живота до ужаса, что хотелось сбежать отсюда, сбежать от этих ощущений. Единственным выходом был: разговор. — Ты голоден? — Вновь нарушил тишину русский. Володя молча качнул головой. Пожалуй оба понимали, что это совсем не то, о чём им стоило бы поговорить сейчас. — Знаешь, нам стоило бы... — Чуть слышно начал Володя. — Да, действительно стоило бы. — Поговорить? — Поговорить.