На открытом сердце (Open-heart)

Те, кто не учится на своих ошибках, обрекают себя на то, чтобы совершать их снова и снова.

Вы помните свою первую ошибку? Нет, не что-то типа вместо сахара в утренний чай насыпать соли. Или хорошенько устроиться на унитазе и понять, что нет туалетной бумаги. Не такие, а действительно ошибки. Что-то вроде попался на списывании и родителей вызвали в школу. Или на волне подросткового нигилизма огрызнулся на любимую бабушку и не попросил прощения. Точнее, не успел попросить. Те ошибки, за которые стыдно так, что хочется провалиться к чертям под землю. Те ошибки, на которых учишься. Люди любят говорить: «На ошибках учатся. Прими это как опыт». Да? Ну тогда почему все всё время продолжают их совершать? Может, они такие себе учителя? Вообще, предпочтительнее, конечно, учиться на чужих, но свои обычно учат лучше. Да и на чьих ошибках учиться? Когда ты ещё не окрепший разум в теле прыщавого подростка, кажется, что все вокруг идеальны. Естественно, кроме тебя. И друзья, и кумиры, и общество, а особенно родители. Нет, конечно, предки – полный отстой, и ничего они не идеальные. Вот только они не совершают ошибок (по крайней мере, так кажется). Дети учатся у своих родителей, полагая, что всё, что они делают – правильно. Однако родители тоже люди, которые ошибаются. Так как всё-таки превратить промах в тот пресловутый опыт? Наверное, осмыслить каждый шаг и понять, где прокололся? Надо бы. Или хорошенько запомнить итог и в следующий раз не наломать дров? Да, так было бы правильно. На самом деле нет… Наказание. О, я вижу ваши недоумённые взгляды. Да-да, наказание. Только правильная «порка» способна навсегда отпечатать цену ошибки в нашей памяти. Когда ты ответил пропорционально нанесённому ущербу, возможно, ты запомнишь, как не нужно поступать? Возможно… А что если наказания не было? Что если об ошибке стало известно, но вместо наказания от Вселенной ты получил подарок… Скажите, не может быть такого и за каждый косяк придётся ответить? А я скажу нет… Ведь двадцать три года назад двое детдомовцев ограбили церковь в Арлингтоне, штат Вирджиния. Санджи скользил усталым взглядом по истории болезни. Какую же ты совершила ошибку в своей жизни, мисс Джойс, что получила такое наказание? — Ну, в общем, мне всё понятно… пересадка костного мозга – единственное, что поможет, — голубые глаза оторвались от текста и взглянули на пациентку. Обычно болезни убивают незаметно. Но некоторые болезни становятся лицом. Точнее маской, которая срослась с кожей и сорвать невозможно. На мисс Джойс была такая маска. Под глазами она пролегла глубокими фиолетовыми тенями, а на щеках – бледностью. Она точно была раньше красивой женщиной. Сквозь плотную маску болезни проглядывала иногда мягкая улыбка и блеск в карих глазах. Наверное, раньше у неё были длинные каштановые волосы, но их сожрала химиотерапия. Молодая женщина долго носила маску, которая с каждым днём была всё плотнее и смертельнее. И называлась «Лейкемия». — Я готов под нож хоть сейчас лечь, — бодро сказал мужчина, стоящий у кровати. Как Санджи догадался, что его пациентка была раньше красивой женщиной? Собственно, по посетителю. Густые каштановые волосы и тёплые карие глаза. Мужчина был однозначно красив. Мисс Джойс когда-то была однозначно красива. А ещё они были близнецами. Блэклэг неосознанно поморщил нос и снова уставился в записи. Почему-то он не любил близнецов. — Под иглу, мистер Джойс. Огромную такую иглу, которую мы сунем вам в тазовую кость… и это будет крайне дискомфортно даже под анестезией, — совершенно ровным тоном проговорил врач, будто зачитывал меню в ближайшей забегаловке, а не будущие мучения добровольного донора. Мистер Джойс усмехнулся. — А Вы, доктор, умеете воодушевить. Мотиватор в белом халате даже завитушкой на брови не повёл на сомнительный комплимент. — Я врач. Честность – моё второе имя, — буркнул Блэклэг. А «Конченный Пиздабол» – соответственно первое и фамилия. Тонкие губы дрогнули в едкой ухмылке. Ну, это он озвучивать, пожалуй, не будет. — Мы перепроверим ваши анализы, соответствие, и я назначу пересадку. Мистер Джойс раздражённо закатил глаза. — Мы близнецы. Конечно, я подхожу. — О, а я и не заметил… — Не заметил, что мы близнецы? — мужчина, нахмурившись, хмыкнул, поставив, видимо, большой вопрос напротив мысленной записи о профессионализме врача. — Нет. Я не заметил Ваш диплом трансплантолога, — спокойно сказал Санджи, выхватывая слегка пониженные лейкоциты в анализах донора. Мисс Джойс покосилась на брата и сжала большую ладонь тонкими, будто прозрачными пальцами. — Эрик, перестань. Пожалуйста. Молодой мужчина выдохнул и виновато глянул на Блэклэга. — Простите, доктор. Просто она… моя единственная семья. Смуглые ладони легли на бледные щёки, а губы коснулись бритой макушки. Чёрные печатные цифры и буквы поплыли перед голубыми глазами. Семья... — Теперь мы ваша семья, — красивая (даже длинноватый нос не портил врождённого обаяния) смуглая женщина широко улыбнулась трём детям лет двенадцати. Лазурные глаза мальчика окинули безразличным взглядом новую «маму». Кажется, за последний год она была третьей. — Ой, да заткнись ты, — раздался презрительный комментарий сбоку. — Вы просто очередная опекунская семейка, которая хочет получить бабки. Рыжеволосая девочка презрительно поморщилась, скрестив руки на груди. Карие глаза как два сканера оценивали новую мамашку на степень сволочизма. — Отвечаю… как там тебя… через две недели ты нас с ним вернёшь, как неподходящие новые туфли, хотя... — девочка постаралась вложить во взгляд, голос и язык тела всё снисхождение, на которое была способна в столь юном возрасте. — …судя по твоему виду ты новые туфли видела лет пять назад. Объяснить, что это? Мальчик согласно хмыкнул. Нет, не отсутствию вкуса у женщины (все женщины прекрасны, несмотря на степень ухоженности), а то, что их вернут… Ну двоих так точно. Он покосился на тихую светловолосую девочку с тёмными глазами, которая смотрела в пол. Женщина прищурилась и хитро ухмыльнулась, протягивая руку в сторону дерзкой будущей воспитанницы. — Может, забьёмся, Нами? Санджи Блэклэг в своей жизни постоянно ошибался. В мелочах, конечно. Ну с кем не бывало? Например, играя в рулетку, всегда ставил на девятку чёрное и всегда проигрывал. Да ладно, это ведь всего пару (десятков) тысяч. Или был уверен, что сможет продержаться без виски хотя бы неделю, но вторники и четверги (немного пятницы и совсем чуть-чуть воскресенья) постоянно нарушали его уверенность. Ну или… Голубые глаза скользнули по надоевшей до тика в глазу знакомой фигуре… Блэклэг был убеждён, что дуро-копа он больше не увидит. Он верил в это так же, как в то, что на него не налезут туфли из последней коллекции Гуччи (в этом он, кстати, тоже был не прав, как и в том, что Педро не выложит это непотребство в инстаграм). Но он ошибся. Снова. Первую неделю после выписки они действительно не виделись. Возле четвёртой стены уже стоял цемент и мастерок, чтобы залатать едва появившуюся трещину за отсутствием объекта неожиданной симпатии. Но наступила новая неделя, и Маримо своей рожей уже набил оскомину. Они постоянно встречались в клинике. По странным стечениям обстоятельств коп пять дней подряд упорно искал зал физиотерапии почему-то в хирургическом отделении (и однажды в гинекологии, когда Санджи, словив день трезвости, спустился повидаться с Виви). «Это лишь совпадения», – сказал бы каждый. Блэклэг, в принципе, считал так же. Умственные способности Водоросли не внушали доверия. Так он думал вплоть до прошедшей субботы. До того момента, как заметил мелькнувшую зелёную макушку возле алко-маркета у себя под домом. Сейчас, скорее всего, дамы глубоко вздохнули и, томно глядя в окно, шепнули бы что-то типа: «Как романтично. Он ищет встречи». Ну, будь Санджи на десяток лет моложе, на пару сантиметров наивнее и пару грамм тупее, возможно, он подумал бы так же. Вот только он не был. А параноиком был. И понимание того, что коп читал его досье, кормило его манию преследования, как бюджетников олл инклюзив в Турции. Маримо за ним… следил? Блэклэг нахмурился, сверля невидящим взглядом результаты анализов, вовсю игнорируя приближение хромающего на левую ногу мха в кителе (точнее сегодня тот был в обычной чёрной футболке и, по мнению Санджи, слишком тесной). — Завитушка, ты следишь за мной? Медсестра за стойкой подняла заинтересованный взгляд на парочку. По клинике вовсю ходили слухи, что Блэклэг, наконец, склеил своё разорванное сердце и закрутил роман с вытащенным им же с того света копом. Собственно, Виола Розе (согласно бейджу, так звали присутствующую при рандеву девушку, исходя из него же, красивая латиноамериканка среди медсестёр хирургии была старшей) и пустила эти слухи, когда однажды в ночную смену, зайдя в палату Ророноа для проверки, застала там главного хирурга, что бережно поддерживал едва стоящего пациента. Была ещё Моне, администратор зала справок на первом этаже, которая клялась на своей чековой книжке, что собственными глазами видела трогательное прощание и трепетное касание к лицу (присутствующий при этом разговоре доктор Эскалар едва форменные тапки не отбросил, подавившись кофе от шока и, видимо, счастья за друга). А постоянные завороты офицера в хирургию на протяжении всей прошедшей недели эти слухи только распалили. Карие глаза внимательно осмотрели Блэклэга. Тот на прибывшую зеленоволосую зазнобу даже не обернулся, только шумный вдох, который выдал хирург, был таким шумным и глубоким, что казалось, в окружающей Санджи атмосфере не осталось ни одной молекулы кислорода. — Маримо, я ботаникой не увлекаюсь, — буркнул Блэклэг, покосившись на Ророноа. Выглядел тот относительно неплохо. Весенняя зелень на башке всё так же зеленела, а мускулы всё так же были в достаточном количестве. Санджи презрительно поморщил нос и снова перевёл взгляд на показатели крови. Вот только… тёмные тени под глазами и слегка осунувшееся лицо немного портили картину выздоровления Маримо. Может, коп от него бессонницей воздушно-капельным заразился? Ну, он мог бы дать пару советов по лечению. Хирург злорадно хмыкнул и резко полностью утратил интерес к нежданному (но не удивившему) гостю, заметив слишком маленькие цифры в анализах. — Где Джимбэй? Слишком низкие показатели… Высокие можно было бы объяснить... но кровь будто на глазах становилась водой. Санджи нахмурился. — В кармане у себя прячу. Не заметил? — пробурчал хирург, задумчиво покусывая нижнюю губу. Зоро скептически приподнял бровь и, подцепив пальцем карман халата, слегка потянул, заглядывая внутрь. — Джииим, ты там? Я спасууу тебя, — со всей возможной отдачей проголосил в халат коп и, напрягая зрение (и фантазию), попытался рассмотреть среди каких-то бумажек и золотой зажигалки своего физиотерапевта. Виола хихикнула в ладошку, изо всех сил стараясь слиться со стойкой поста, чтобы голубки подольше не обращали на неё внимания. Санджи повернулся на, видимо, совсем поехавшего офицера. — Маримо, ещё немного, и я подумаю, что ты меня преследуешь. Или всё-таки у тебя есть повреждения мозга, — подозрительно прищурился хирург на копа, цепляя взглядом чуть покрасневшую мочку офицерского уха. Три небольших колечка в ухе. Было же вроде два… — Потому что у меня нет другого объяснения какого хера ты ищешь третий этаж на шестом уже вторую неделю. Потому что хочет тебя увидеть, идиотина. Розе прикусила пухлую губу, чтобы счастливо не разулыбаться и не запищать, как фанатки корейских поп-групп. У медсестры было дикое желание прямо сейчас собрать весь клуб «Найди Блэклэгу мужика» вот тут, за стойкой, с пивом, чипсами и наметками будущей свадьбы. Ророноа скривился и опёрся на пост. — Просто в вашем борделе постоянно меняются указатели, лестницы и кнопки в лифтах. Санджи вопросительно приподнял бровь. Охерел совсем? Его, конечно, тут ебут, но для борделя слишком мало платят. Офицер перехватил недоумённый взгляд врача и ответил таким же, почти возмущённым. — Что? Эта контора высосала из меня больше денег, чем проститутки с Рузвельт-авеню, — сокрушённо (и очевидно, наигранно) вздохнул коп и, заметив брезгливый взгляд Завитушки, насмешливо хмыкнул. — Шучу. Вот срань! Блэклэг сильно закусил щеку. Он только что хотел улыбнуться тупой пошлой шутке мужлана в затёртых джинсах? Это плохо. Очень-очень плохо. Свежий цемент на четвёртой стене пошел сетью мелких трещин. От дерьмо-копа нужно срочно избавиться. Хорошо бы прикопать надоевшее туловище, как грибницу в ближайшей лесополосе, но такой гриб надолго не спрячешь. Санджи резко схватил за руку проходящего мимо санитара. — Будь добр, проводи мистера Ророноа на третий этаж, а то боюсь, он может оказаться в Мексике. Офицер на это лишь фыркнул, как недовольная лошадь, развернулся и двинулся вслед за санитаром к лифтам, напоследок показав докторишке средний палец . Вместо тысячи слов и прощаний. — Интересные у вас способы флирта, — подала голос Розе, совершенно не скрывая уже довольной улыбки. Блэклэг закрылся папкой. — Я не флиртую с топографическими кретинами-натуралами. — А проблема в том, что он кретин? Или в том, что натурал? — сладко промурлыкала медсестра, облокотившись на пост и уложив подбородок на скрещённые пальчики. — Если первое, представь, что это безобидная странность… такая маленькая ебанутинка. Ну, а если второе… — Виола понизила голос до заговорщицкого шёпота. — Поверь опытной женщине, нет ни одного натурала, которого нельзя было бы окунуть в «голубые воды» хотя бы на одну ночь. Один раз не… ну, ты знаешь. Лазурные глаза раздражённо глянули на цветущую, как маков цвет, медсестру поверх папки. Начинается. Так, всё, хватит. Его отделение отныне объявляется бескопской зоной. Никаких Маримо на ближайших триста метров вокруг и вверх (почему не вниз? Потому что в аду видал он эту порезанную рожу). — Виола, я тебя очень люблю. Ты даже вторая женщина в моём списке «Если бы», но тема копа отныне запрещена на законодательном уровне. Да-да, я деспот, тиран и самодур, — продекламировал все свои титулы Блэклэг и, положив папку перед подругой, подбородком уперевшись в ладонь, а локтем в стойку поста, оказался на уровне внимательного взгляда карих глаз. — и подружкам своим передай… бородатой особенно. Розе проникновенно смотрела на своего начальника, будто видела насквозь его черепную коробку, в которой большими буквами было написано «МНЕ НРАВИТСЯ ЧЁРТОВ КОП!». Виола оттолкнулась от поста. — Крайне разочарована, что я только вторая. Блэклэг выпрямился. — Прости, моя прекрасная, я просто тебя меньше знаю, — длинный палец ткнул в папку. — Вызови мистера Джойса на обследование. Женские руки сжали серый пластик, а тонкие брови недоумённо приподнялись. — Снова на общий крови? Санджи невидяще смотрел на серую папку в руках медсестры. У него была мысль. Страшная догадка. И если она подтвердится… мистер Джойс окажется в глубокой жопе. — Нет.

5 августа

13:00

Он точно меня преследует.

5 августа 13:17 Отстань от копа. У тебя паранойя. Может у человека действительно проблемы с ориентированием. 5 августа 13:18 Ну лиииибо ты ему нравишься =))))

5 августа

14:05

Прекрати. Я видел его у себя под домом.

5 августа 14:15 Это был он или другой мужик с зелёными волосами?

5 августа

14:16

Какой нормальный человек

будет краситься в зеленый?

5 августа 14:20 Каждый четвертый зумер чтоб ты знал это тренд

5 августа

14:23

С каких пор сын пастора разбирается

в трендах? Я почти уверен что это богохульство.

5 августа 14:25 Нууу Иисус тоже был тем ещё инфлюенсером А ты скуф и как обычно надумываешь, бро 5 августа 14:29 У тебя там вообще все нормально?

5 августа

14:30

Думаешь я ошибаюсь?

5 августа 14:30 Уверен. 5 августа 14:31 Санджи. Ты не пьешь хоть? 5 августа 14:40 Санджи? Каким должно быть наказание, чтобы ощутить всю тяжесть ошибки? Явно пропорционально совершенной оплошности. Чтоб долбануло и выжглось на подкорке на всю жизнь. Чтоб научиться на ошибке самому и научить других. Да, наверное, таким. Но что если наказания нет… — Собирайте вещи. Рыжеволосая девочка хихикнула и заунывно затянула: — Голубии летят над нашееей зоноооой, — слеза, вызванная силой врождённого артистизма, скатилась по светлой девичьей щеке, усыпанной веснушками. — Кажется, Иисусу стало жалко двести долларов. Не волнуйся, я научу тебя заточку делать, — будущий пахан подростковой колонии приобняла высокого для своих лет парнишку с золотистыми волосами. — Я выберу другую стратегию и периодически буду ронять мыло в душе, — развязно ухмыльнулся будущий юный покоритель… сердец в тех же не столь отдалённых местах. Мистер Бартоломью снял очки и с силой потёр лицо ладонью. «Северо-западный исправительный интернат для детей с проблемами адаптации». Звучит как нечто медицинско-помогающее, правда? На деле восемьдесят процентов воспитанников данного заведения были малолетние хулиганы и воры, которые чаще всего отправлялись в тюрьму ещё до выпуска. Собственно, одни из самых ярких представителей преступной прослойки сейчас стояли перед ним после того, как обнесли местную церковь. Большие ладони легли на две одинаковые папки с личными делами. Почему-то именно эти «Бонни и Клайд» особенно запали в душу сурового директора. Почему-то именно их хотелось исправить. Может потому, что в них он видел потенциал стать хорошими людьми. По-хорошему на них действительно должны были заявить и отправить на отработку. Вот только у потерпевшего была другая идея. Директор поднял глаза на веселящихся подростков. — Вас усыновили. Что если наказания за самую первую серьёзную ошибку так и не случилось? Можно ли научиться хоть чему-то? Вряд ли. Может, стараться поступать правильно? Да ну нет. Но главное, тот, кто не получает достойного наказания за свои ошибки, всегда замечает чужие промахи. Мистер Джойс нервно заламывал пальцы. Со смуглого лица, казалось, сошли все краски, и красивый мужчина враз постарел лет на десять, становясь совершенно похожим на сестру. — Это… это точно? Санджи нахмурился. Не он здесь ошибся. Точно не он. — Да, Вашу кровь перепроверили несколько раз. Ошибки быть не может. Судорожный вздох сорвался с побелевших губ. — Но я ведь проверялся. Месяц назад. Всё было хорошо. Человек всегда до последнего не хочет признавать, что ошибся. Особенно, когда цена ошибки слишком высокая. Особенно, когда на кону жизнь самого близкого человека. — Это период «окна». До трёх месяцев заболевания не видно в крови. И, судя по остроте, заражение было совсем недавно. Вашему партнёру нужно провериться. Мужские губы растянулись в нервной дрожащей улыбке, которая скорее напоминала застывшую гримасу. — У меня нет партнёра. Была только поездка в Тайланд. Три месяца назад. Хирург хмыкнул. Люди – высшее творение Бога, самые разумные существа на планете и абсолютные идиоты по факту. Особенно в вопросах сексуального просвета. Блэклэг поднялся с небольшой скамейки в коридоре отделения. — ВИЧ лечится, мистер Джойс, если Вы будете принимать лекарства. Вас ждёт инфекционист. Другой корпус, третий этаж. Мистер Джойс упёрся локтями в колени и низко опустил голову. Сорвавшийся с губ хриплый шёпот почти нельзя было расслышать. — Что… что будет с Бетт? Я ведь… Блэклэг поморщился. — Ваша сестра будет ждать другого донора. Будем надеяться, что дождётся, — в голубых глазах сверкнуло осуждение, — и ваши тайские каникулы её не убьют. Мужчина сжался от этих слов, будто внутренний голос совести и стыда вышел из головы и обрёл образ врача со светлыми волосами. — Удачи, мистер Джойс. Человек, который не получил достойного наказания за свои ошибки, всегда замечает чужие. — Эрик мне всё рассказал, — тихо проговорила женщина, слабо сжимая тонкими пальцами больничное одеяло. — Доктор, он будет в порядке? Вопрошаемый доктор, сидевший рядом на неудобном стуле тяжело (и немного разочарованно) вздохнул. — Будет лечиться, будет в порядке, — пробурчал Блэклэг. — Бетт, у нас с Вами проблема побольше. Вы лишились донора. Женщина будто не слышала ворчания своего врача, только невидящим взглядом смотрела в окно. — В нашем детстве эти буквы так пугали. Всегда значили смерть, — уставшие карие глаза наполнились слезами. — Я не смогу без него. Санджи сцепил пальцы в замок и крепко сжал. — Мисс Джойс, в вашем заболевании побольше букв, как и угрозы смерти. Онколог предлагает новую химию, чтобы дать время. Бетт мягко улыбнулась. — Хорошо, что сейчас это можно лечить… Знаете, доктор… нам всегда нравился Фредди Меркьюри… он ведь умер от СПИДа. Если прямо сейчас лечить, то можно же сдержать, правда? Блэклэг шумно вдохнул. Его это уже начинало злить. — Послушайте, сейчас Вы должны думать о себе, — почти прорычал Санджи, изо всех сил стараясь сдерживать раздражение. — Из-за оплошности Вашего брата, Вы теперь в серьёзной опасности. Вы можете не дождаться... — Значит, так и будет, — перебила возмущение врача Джойс. — Мой брат не виноват, что я заболела. Такова моя судьба и его. Я не в праве его винить хоть в чём-то. Блэклэг сжал руки в кулаки. Ты вправе. Вправе винить, осуждать. Ведь всё это из-за глупости твоего близнеца. Из-за его ошибки. Женщина посмотрела на напряжённого хирурга. — Каждый совершает ошибки, доктор, и получает за них наказание от высших сил, а потом прощение, — женщина сжала золотой крестик, висящий на шее. — Бог бесконечно любит каждого из нас и учит нас на ошибках, а потом прощает, — уголки чуть потрескавшихся губ приподнялись. — Я не Господь, я не должна учить, но я могу прощать, любить и быть рядом… сколько смогу. Блэклэг отвёл взгляд. Видимо, его Господь не любил (ещё бы, ведь он однажды обул Создателя на двести баксов) потому что он его не учил и, следовательно, вряд ли прощал. Санджи был тем ребёнком холодного родителя, который воспитывал себя сам. Он считал, что может не учиться на ошибках, может замечать и судить других, а главное, имеет право наказывать. Санджи Блэклэг в своей жизни постоянно ошибался. Крупно, мелко и мелочно. Его отец (ну один из) говорил, что это нормально, это жизненный путь, тяжёлый крест и «Всевышний любит тебя, Санджи». Стоит ли говорить, что его не первый и не последний отец был наивным, глупым, простодушным и священником (что само по себе слова-синонимы). Вот только пастор Хескит верил в Санджи, как не верил никто: ни друзья, ни пациенты, ни сам Санджи (особенно Санджи). «Господь любит тебя, мой мальчик, и мы тоже» — любил повторять опекун, пока воспитанник совершал ошибки и не получал наказания. А только прощение. «Мы любим тебя», – услышал он, когда впервые напившись и заблевав порог родительского дома, переночевал в палисаднике и наутро получил любовь и таблетку аспирина. «Мы любим вас», — услышал он на пару с Нами, когда они в пятнадцать вместо школы неделю притворялись инвалидами и попрошайничали в другом городе. «Мы любим тебя», — получил Санджи вместо оплеухи, когда в те же пятнадцать по поддельным документам пошёл в бар, а оттуда впервые попал в кутузку за драку. И снова не получил наказание. Только любовь и сто баксов залога. Но любовь не учит. «Мы любим тебя», — носилось в разбитой голове, пока он лежал, заваленный камнями и песком, не понимая, сможет ли он вообще двигаться. Смог. Потому что любовь хоть и не учит, но может мотивировать. Короче, Санджи любили, прощали, но не учили, поэтому он постоянно ошибался. Правда, в одном он не ошибся, хотя об этом не знал… Тёмно-серые глаза скользнули по знакомой стройной фигуре, скрывшейся в подъезде, а потом по фасаду высокого (и очевидно, буржуйского) жилого комплекса. Наверное, этаж семнадцатый, возможно, даже вон то большое третье окно слева, в котором свет горит. Ждёт, наверное. Зоро знал, на чей адрес привела слежка за Завитушкой. Он его уже видел… правда, не в досье дока… Офицер нахмурился, следом нахмурился шрам на лице и кожу потянуло. Зоро с силой потёр ладонью лицо и откинулся на спинку сиденья. Какого хера Ророноа вообще делал в машине в половину двенадцатого под окнами не своей квартиры и даже не квартиры дерьмо-дока? Два слова (точнее два слова и отрицательная частица) — «Информация не найдена». Неделя после выписки была адом и казалась бесконечным кошмаром из тоски, скорби и рапортов. Но он хотя бы увидел её. Он вернулся в участок, но «работа в поле» была для него пока запрещена. Поэтому к кошмару прошлой недели и вареву из тоски, скорби, болезненной физиотерапии и унылой работе с бумагами добавилась ещё и скука. Скука убивала сильнее всего. А потом он встретил Коби, и тот всего лишь спросил: «Как наш таинственный доктор Блэклэг?» и посмеялся. Но Ророноа было не смешно. В голове будто сработал переключатель. О Завитушке он так ничего и не узнал. Точнее, он знал то, что знали остальные, а Зоро любил знать всё. Но «Информация не найдена». По какой-то причине пятнадцать лет назад дока не существовало в природе. Будто Завитушка появился в этом мире, как только Зефф Блэклэг подписал заявление на усыновление. Непорочное зачатие, вашу мать… Узнать прошлое дока стало для Ророноа жизненной целью (ну хотя бы на время реабилитации). Почему? Потому что Зоро было скучно (а сидеть по несколько часов в машине очень весело). Вот, правда, он ни черта не узнал. Кроме того, что Завитушка почти никуда не ходил, почти ничего не ел, за исключением пары дней в неделю, когда закупался огромным количеством еды (и в такие дни к его дому подъезжал фургон Луффи), а ещё почти не спал, и, видимо, в такие моменты он пил, потому что наутро выглядел как дерьмо. Зоро тяжело выдохнул и посмотрел наверх. Рядом с тем большим окном загорелось окно поменьше. Да, он, видимо, не ошибся. Ророноа закусил щеку и глянул на навигатор. — Ну… и как отсюда выехать? Чёрная машина двинулась вперёд по улице. Ладно, всё это хрень собачья. Завитушка – обычный человек, которого сорвало после развода. Ничего интересного. Зоро медленно моргнул. «Информация не найдена». Твою ж мать! Ророноа сильно сжал руль. У всех есть прошлое и чёртов док не исключение. Нужно зайти с другой стороны. Мужские губы растянулись в опасной ухмылке. И он уже знал с какой. — Вы сбились с маршрута. Тёмные глаза недовольно скользнули по навигатору с противным женским голосом. — Заткнись нахер. Ророноа Зоро никогда не ошибался за исключением неправильно выбранного пути. Длинный палец давил на кнопку звонка уже секунд сорок. Он что, оглох? Санджи недовольно цокнул языком и грохнул ногой по железной двери. Блэклэг всегда считал, что имеет право наказывать других за их ошибки, особенно когда они касались его. — Санджи? Тёмно-карие глаза широко распахнулись. Санджи поднял хмурый взгляд. — Пустишь или мне до утра тут топтаться? Крепкое мужское плечо опёрлось на дверной косяк. — Не ожидал тебя увидеть после нашей последней встречи. Блэклэг переступил порог. Длинные пальцы сжали белую рубашку на груди мужчины и рванули на себя. Губы столкнулись в жёстком поцелуе. — Заткнись нахер. Санджи Блэклэг в своей жизни постоянно ошибался. —