В играх любви и утрат нет победителей, есть только выжившие.
Вы замечали, что мы практически не зовём по имени тех, кого любим? Для них у нас есть ласковые прилагательные и нежные существительные. Кому нужно банальное имя, когда есть такая роскошь, как «мой сладкий пирожочек»? Просто имя не может вместить все наши нежные чувства и привязанность. Нужно больше слов, больше теплоты. Родного человека хочется окутать не только прикосновениями, но и звуками. И мы кутаем, обнимаем, создавая словами и касаниями свою собственную Вселенную, состоящую из любви.
— А ты милый.
Из первых, неосознанно вырвавшихся слов появляется точка начала нового мира, где есть только вы. Она совсем маленькая, но ей достаточно ещё одного прилагательного для Большого Взрыва.
—
Невероятный.
И пространство расширяется.
—
Единственный.
Ваша общая Галактика становится всё больше и плотнее. Каждое слово, касание, воспоминание вплетается в окружающую реальность, делая её осязаемой, движущейся, живой. И в центре её…
—
Любимый.
И кажется, этот макрокосмос незыблем, неразрушим и навсегда.
Кажется.
Санджи медленно моргнул и выдохнул. Для Ло у Блэклэга сейчас не было ни прилагательных, ни существительных. В основном это были предлоги, один конкретный глагол и чёткие места, которые доктору Трафальгару следовало бы посетить. Тонкие пальцы сжали большой бумажный пакет, распространяя громкое шуршание по большому холлу, уставленному стульями по периметру. Он в очередной раз подошёл к противоположной стене и, развернувшись на пятках, двинулся в обратную сторону.
Большие карие глаза Тони проследили резкое движение в пространстве и снова уставились в пол.
Смотреть на Санджи почему-то стыдно. Хотя понятно почему. Доктор Чоппер облажался. Облажался по-крупному. Он, конечно, знал, что трусость и паника ему аукнутся и готов был к любому исходу: увольнение, выговор, отстранение, расстрел (за предательство любимой Медицины он готов был пойти на смерть). Только вот к совету директоров оказался не готов. Не понимал, зачем он нужен. А когда Тони чего-то не понимал, его это раздражало (но он, конечно же, этого не показывал). «Директорами» были большие дядьки, которые воротили большими деньгами и на малую их часть могли содержать одну из крупнейших клиник Нью-Йорка. Среди них были финансисты, миллионеры, банкиры и, если судить по подозрительным рожам некоторых, откровенные бандиты (но, определенно это только слухи). И никто из них не был врачом, но именно они будут решать его судьбу и...
«…соответствие должности», — так сказал ему Трафальгар в воскресенье утром.
Естественно, он не соответствовал должности! Тони сам сказал об этом главному врачу месяц назад, когда тот, как Олимпийский огонь, вручил место главного хирурга охреневшему от такого поворота ординатору. Единственным специалистом, кто этой должности соответствовал, от неё отказался и потом спас полицейского и задницу Чоппера от первой «смерти на столе», а прямо сейчас грохнулся на стул рядом, вытянув длинные ноги.
— Не голоден? — вдруг подал голос Санджи.
Тони растерянно моргнул, вынырнув из потока мыслей, и повернулся к раскинувшемуся на неудобном стуле другу. Странно было видеть Блэклэга не в медицинской форме. Чопперу, как наивному мальчишке, иногда даже казалось, что тонкая хлопковая ткань намертво срослась с его светлой кожей. Но даже герои, бывает, скидывают плащи, и сейчас Санджи был в тёмно-синей рубашке, чёрных джинсах и сверлил взглядом потолок, будто про аппетит спрашивал не Тони, а главного парня наверху...ну, в смысле, на самом «верху».
— Н-нет, — промямлил Чоппер, чувствуя отвратительный комок волнения в горле.
На самом деле он не удивился вопросу. Из бумажного пакета, что стоял возле стула Блэклэга, на весь холл разносился потрясающий запах чего-то вкусного. Санджи промолчал, только устало прикрыл глаза, а Тони снова вернулся к увлекательному разглядыванию плитки.
Резкий звук пришедшего сообщения в гулкой тишине показался громом. Блэклэг смачно выругался и потянулся за телефоном.
Надоело. Как же это ему надоело. С отстранения Чоппера и до собрания совета прошла почти неделя. И грёбаный Ло своим идиотским решением создал дохера геморроя лично для Санджи. Точнее один такой зеленоголовый, килограмм под девяносто чистой мышечной массы геморрой, который не давал забыть о себе даже на час. Из-за отсутствия Тони вышло так, что кактус в погонах, по сути, остался без лечащего врача. И медсестры ОИТа, справедливо решив, что
кто последний, тот и папа кто мужчину шил, тот его и лечит, по любому вопросу писали заведующему гинекологии, доводя того до точки кипения. Ответив на очередное «пациент ничего не говорит о своём состоянии» очередным «в следующий раз измерьте ему температуру ректально» Блэклэг выключил телефон, будто именно смартфон был виноват во всех его проблемах.
Какого ж хера это всё так долго? Буржуа больничного мира сего совещались уже около часа, не считая нужным запускать в свои беседы класс рабочий, хотя один из пролетариев уже был готов вспомнить предков и начать небольшую французскую революцию прямо под дверью.
Санджи не сдержал шумного выдоха, который больше напоминал отчаянный хнык.
«Ещё и мелкий говнюк куда-то делся», — раздражённо пронеслось в его голове, видимо, заклинание призыва этих самых мелких говнюков, потому что в тот же момент со стороны лифта послышались громкие шаркающие шаги. Обе светлые головы от медицины повернулись в сторону звука. Тони удивленно моргнул. Санджи едко фыркнул.
Что ж, Луффи, судя по всему, решил внешним видом продемонстрировать своё отношение к предстоящему собранию. Ну, либо ему было пофиг… Да, второе вероятнее всего... Монки был обряжен в стильный комплект модного дома «Похуизмус», который состоял из потёртых джинсовых шорт до колена с небольшим белым пятном на правом бедре (Чоппер надеялся, что это майонез. Блэклэг безошибочно определил сметану) и растянутой чёрной футболки с мотивирующей надписью «лучше выпить пива литр, чем не выпить пива литр». Образ завершали модные растоптанные вьетнамки и всклоченные на затылке волосы. Чоппер в своём строгом костюме-двойке и белой рубашке почувствовал себя даже как-то неуместно.
Не говоря ни слова, прибывший плюхнулся на стул рядом с Санджи, положив голову тому на плечо вместо приветствия.
— Ты опоздал, — голубые глаза скосились на взлохмаченную черноволосую макушку. — И Ло тебя, блять, натянет за такой наряд.
— Я и не спешил, а Траффи вряд ли справится с моим темпераментом, — проворчал Луффи и сладко зевнул во весь рот, как зевает человек, пару часов назад покинувший ночную смену. — И я не буду с тобой разговаривать, пока не получу то, что лежит вон в том пакете.
Санджи усмехнулся и потянулся к «сюрпризу». У Монки было как минимум две суперспособности: тащить в заботливые руки Блэклэга полудохлых людей (и да, коп был не первым подобным суповым набором, но тогда Санжи ещё носил зелёную форму) и чувствовать еду даже там, где по логике её быть не могло (но она там всегда была).
Луффи сунул нос в пакет, вдохнул умопомрачительный запах и издал звук, который можно встретить на сайтах для взрослых (Чоппер взмолился мирозданию, чтобы серьёзные мужики за большими дверями этих откровенных стонов не услышали).
— Я чувствую, чувствую… чувствую свинину, nossa! — Монки буквально пускал слюни, пока разворачивал салфетки и фольгу со своего «сокровища», сразу же вгрызаясь в тонкую тортилью с завёрнутым в неё мясом и красной фасолью.
Тони деликатно кашлянул, чтобы хоть как-то заглушить громкое довольное мычание парамедика. Тот растерянно повернулся на звук и попытался проглотить большой кусок свинины.
— Что? Я ем, когда нервничаю, — проворчал Монки, снова запихивая гигантский буритто в рот до половины.
— А я готовлю, — слабо улыбнулся Блэклэг, вспоминая состояние своей кухни вчера вечером.
А они нашли друг друга. Чоппер, усмехнувшись, покачал головой. Глядя на Луффи с его философией тотального пофигизма и всепоглощающей любви к гастрономии, собственное волнение куда-то отступало.
— Там есть салфетки, — Санджи брезгливо поморщился, наблюдая, как умазанный по самые уши в соус парамедик чувственно облизывал блестящие от жира пальцы. — Ты фуд-фетишист, знал?
Луффи смачно рыгнул на весь холл, будто хотел возвестить весь мир (и особенно совет за дверью) что на данный момент его акт продуктового извращения окончен.
— Не суди, да не судим будешь, — Монки укоризненно поднял указательный палец вверх. — Не знаю, кто сказал, но явно кто-то умный.
Не судите, да не судимы будете, ибо каким судом судите, таким будете судимы, и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить. В сознании всплыл нежный тихий голос, солнце, пляшущее в пшеничных волосах, и длинные тёплые пальцы, гладящие мягкую детскую щеку.
Санджи тряхнул головой, сбрасывая болезненное наваждение, а Луффи, осторожно оглянувшись по сторонам, придвинулся ближе.
— Если честно, меня когда вызвали, я подумал, что это из-за Хоккинса из радиологии, — сказал Монки «шёпотом», который при большом желании мог расслышать упомянутый Хоккинс.
Санджи удивлённо приподнял брови.
— Так это правда?
Луффи тут же отвёл взгляд в сторону, чувствуя, как его прожигают две пары глаз.
— Claro que não,— от напряжения забыв английский, выдавил сдавший весь «подпольный наркобизнес» Монки.
Блэклэг рассмеялся, глядя на смущённого друга, пока Чоппер рядом пыхтел от праведного возмущения.
Чёрные глаза быстро скосились на смеющееся светлое лицо. Санджи, хоть и был немного взволнован предстоящим собранием и решениями крутых воротил, по большей части выглядел спокойным. А значит...
… а значит он ещё не появился.
Луффи прикусил губу. Ему не зря ничего не говорили до момента, как он припарковался у клиники.
Но от Санджи нельзя было скрывать. Предупрежден – значит вооружён. Хотя «вооружать» Блэклэга сейчас было совершенно небезопасно.
— Сан-Сан, тут такое дело… — тяжело вздохнул Монки и, облокотившись на колени, опустил голову вниз. Смотреть в голубые глаза было тяжело.
Чоппер нервно сглотнул.
Что ещё случилось? Несвойственная парамедику серьёзность, казалось, обрела физическую форму и нависла над всей троицей грозовой тучей. Санджи нахмурился.
— … ситуёвина с Зоро и вами серьёзная ведь очень. Ло, конечно, не распространялся сильно, как должен был, но профсоюз всё-таки привлёк.
Тони поджал губы, когда заметил краем глаза, как напрягся Блэклэг на словах парамедика.
Это из-за него. Санджи попал во всю эту историю из-за него. Противный комок подкатил к горлу. Вина давила на плечи, и хотелось спрятаться, желательно где-нибудь на дне реки в родном Манчестере.
— Они могут прислать любого юриста, — донёсся до ушей Чоппера бесцветный голос Санджи.
Луффи, наконец, взглянул на друга и покачал головой.
— Будет главный… я точно знаю.
В карих глазах сильно защипало. Чоппер быстро заморгал, подняв голову к потолку. Он отлично знал, как звали главу местного филиала SEIU. И
кем ещё он был.
Прости, Санджи, это всё его вина.
Блэклэг молчал и с этого момента, казалось, только напряженно ждал.
Ждал, когда на их этаже откроются двери лифта.
Эхо тяжёлого металлического звука отразилось от стен, а вдох Чоппера застрял где-то в трахее, не дойдя до лёгких. Сердце забилось, как у испуганного зайца. Ему не хотелось присутствовать при этой встрече, а ещё больше не хотелось быть её причиной.
Санджи медленно поднялся со стула и повернулся в сторону коридора, скрестив руки на груди. Монки подскочил следом и… двинулся к залу совещаний.
— Луффи ты куда? Нас не вызывали, — протараторил Чоппер, схватив парамедика за предплечье.
Тот сжал пальцами ручку двери и, повернувшись к Тони, быстро проговорил:
— Слушай, я лучше получу по жопе от Траффи, чем умру молодым под перекрёстным огнём. Тебе, кстати, тоже советую бежать в укрытие, — чёрные глаза опасливо скосились в сторону Санджи. — Уууу, всё, я ушёл.
Луффи вырвался из ослабевшей хватки Чоппера и скрылся за дверью (откуда тут же донеслись недовольные возгласы Ло: «Монки, какого чёрта?!» и «Что за вид?!)
А Тони воочию наблюдал приход апокалипсиса.
К Санджи подходил высокий статный мужчина с чуть вьющимися чёрными как смоль волосами. Тёмно-карие глаза, казалось, не видели никого и ничего, кроме Блэклэга, а слишком мягкая для такой ситуации улыбка не сходила с губ.
Так странно.
Чоппер боялся вдохнуть необходимого кислорода, чтобы, не дай Иисусе, его заметили.
А ведь он его никогда не видел. Санджи не двигался, будто превратился в грозного каменного стража, который не собирался пропускать незваного гостя. Мужчина остановился напротив Блэклэга. Очень близко, по мнению Тони. Буквально на расстоянии вытянутой руки. И окинул Санджи взглядом. Таким… жарким взглядом. Чоппер вдруг забыл о страхе, вине и неудобстве. Зато вспомнил, что такое неловкость. Она-то и вытеснила все остальные чувства. Он не видел лица Санджи, зато
его лицо видел, и словно наблюдал за двумя любовниками, которые… хотя почему «словно»? Тони почувствовал, как заливается краской.
— Здравствуй, милый Сан-джи, — имя мурчанием сорвалось с чужих губ.
Спина в тёмно-синей рубашке стала ещё прямее.
— Добрый день.
Чоппер не узнал голоса Блэклэга. Обычно немного хриплый, но тёплый и мягкий, сейчас, казалось, мог разрезать металл.
Гость холодность тона, видимо, вообще не заметил, только улыбнулся ещё мягче.
— Скучал? Всё ещё хранишь мои фотографии в тумбочке у кровати?
Санджи склонил голову набок. Чоппер судорожно вздохнул. На секунду ему показалось, что он в эпицентре урагана.
— Ох, нет, там нет места… там теперь лежат твои яйца.
Мужчина прикусил губу, игриво приподняв брови.
Почему это не похоже на ссору? Вот совсем-совсем не похоже на ссору.
— Ауч, как ты меня больно… языком по упругой попке.
Вдох вдруг попал куда-то совершенно не туда, и Тони закашлялся на весь холл.
Агент Бонд никогда не был так близок к провалу.
Две пары глаз: одни светлые, а другие почти чёрные, тут же обратили на него всё своё внимание.
Агент Бонд полностью провалился.
— И-извините, — прохрипел Чоппер, скукожившись около двери.
Тот, кого звали… ну Санджи чаще всего называл его «грёбаный говнюк», приветливо улыбнулся и опять перевёл взгляд в голубые глаза.
— Познакомишь нас?
— Конечно, — растягивая гласные, проговорил Блэклэг, снова оборачиваясь к Тони.
Тот, поняв, что пора заканчивать притворяться комнатным растением в кадке, подошёл к самому центру локальной напряжённости.
— Знакомьтесь, доктор Тони Чоппер — светоч будущего хирургии, — спокойно проговорил Санджи, кивнув в сторону «светоча».
— Перестань, — смущённо буркнул Тони, протягивая ладонь для рукопожатия на самом деле хорошо известному ему мужчине.
Блэклэг даже бровью не повёл.
— Портгас Ди Эйс – глава SEIU нашего округа...
Протянутую ладонь дружелюбно пожали. Мистер Портгас кивнул в знак приветствия.
Чоппер выдавил вежливую улыбку.
Но ведь это ещё не всё, да, Санджи? Носок начищенной чёрной туфли гулко отстукивал по плитке, выдавая нервное напряжение носителя.
Неужели скажешь?
— …по совместительству мой бывший муж.
Слова повисли в воздухе между ними. Эйс снова смотрел на Санджи. Санджи смотрел на Эйса. Чоппер хотел провалиться под пол желательно до цокольного, и занять там самый удобный холодильник.
Портгас ухмыльнулся (Тони был уверен, что заметил, как на мужских губах осела горечь).
— Никак не могу привыкнуть к эпитету «бывший», — дважды моргнул он, словно сбрасывая напряженно-жаждущий взгляд, который предназначался только для Санджи, и взглянул на Тони. — Не волнуйтесь, доктор Чоппер, вся эта ситуация… ммм… решаема.
Провинившийся хирург покосился на Санджи. Тот, прищурившись, не сводил презрительного взгляда с когда-то мужа. Тони поёжился.
— Да, доктор Чоппер, не волнуйтесь, — яда в голосе Блэклэга точно было больше, чем в королевской кобре, — мистер Портгас отличный юрист…
Эйс удивлённо моргнул от неожиданно прилетевшего комплимента и даже картинно обернулся по сторонам, будто обращались к кому-то другому.
— Это ты обо мне?
Блэклэг прищурился ещё сильнее:
— Юрист отличный… Муж херовый.
— А, да, обо мне.
Чоппер уже в десятый раз пожалел, что не сбежал с Луффи, когда была возможность. Лучше бы его сожрали монстры совета, чем сейчас спалят искры чужой ненависти. И, видимо, высшая сила, наконец, услышала его мысленные стенания. Большие двери из матового стекла приоткрылись.
Ло скользнул безразличным усталым взглядом по бывшей ячейке общества и имеющему бледный вид Тони.
— Я, конечно, прошу прощения, что прерываю ваше нежное семейное воссоединение...
— Мы не семья, — зло рыкнул Санджи. Эйс фыркнул, не сводя насмешливых чёрных глаз с бывшего мужа.
— …но нам пора начинать, — равнодушно продолжил Трафальгар, прерывая возмущение Блэклэга, и в упор глянул на Тони. — Доктор Чоппер.
Ординатору показалось, будто Красный крест открыл коридор для беженцев и, видимо, развив в себе способности мгновенного перемещения, пролепетав «приятнобылопознакомиться» и чуть не сбив с ног руководителя, скрылся в глубине светлого помещения.
Трафальгар проводил недоумённым взглядом бежавшего с поля битвы бойца и снова перевёл хмурый взор на некогда чету.
— Вас тоже касается, джентльмены.
И, не дожидаясь хоть какого-то движения упомянутых, скрылся за дверью.
Портгас в последний раз скользнул выразительным взглядом по стройной фигуре бывшей(?) любви и направился было к стеклянным дверям, но почувствовал, как его нерешительно схватили за рукав пиджака.
— Помоги ему.
Эйс обернулся. Санджи на него не смотрел. Он буравил взглядом кафель на полу, будто собирался прожечь в нём дыру и через неё сбежать. Тонкие длинные пальцы крепко сжимали чёрную плотную ткань.
— Нельзя доводить до полноценного разбирательства. Он просто сломается. Тем более… это всё моя вина. Он вообще не должен был там быть, — тихо проговорил Блэклэг.
Портгас не шевелился, боясь нарушить такой хрупкий (и, вероятно, кратковременный) момент перемирия.
— Ты спас клинику от войны с полицией, Джи.
Санджи резко вскинул голову. Пронзительный взгляд, казалось, утопил душу в выжигающей смеси злости и нескрываемого презрения. Эйс виновато глянул в ответ. Зря он это сказал. Зря...
— Джи, — костяшка указательного пальца нежно прошлась по слегка покрасневшей от сна щеке.
Лучи утреннего солнца прятались в золотистых волосах, и хотелось забраться в них носом и прогнать юрких нарушителей, потому что Его не хотелось делить даже со светом.
— Это ещё кто? — хриплый тёплый смех влился в уши сиропом. — Похоже на имя стриптизерши из придорожного бара в Огайо.
Мягкие губы коснулись завитой на кончике брови, в ответ получая смешливый фырк.
— Смотрю, ты много знаешь о стриптизёршах, — взгляд тёмно-карих глаз стал наигранно серьёзным.
Красивое лицо исказилось трогательной грустью с каплей драматичности, и если бы не подрагивающие в едва сдерживаемой улыбке уголки губ, Ему поверили бы даже театральные критики.
— Я должен тебе признаться… — сокрушённо начал Он, но не смог удержать рвущееся хихиканье, которое переросло громкий хохот, когда Его бока атаковали щекоткой проворные пальцы.
Лохматая от подушки черноволосая голова легла на бледную грудь. Мужские губы коснулись мягкой кожи.
— Ты против, что я тебя так называю?
Длинные пальцы зарылись в копну густых смольных волос.
— Мне интересно, чем тебя не устраивает моё имя?
Сильные руки обняли крепче стройную талию.
— Этого слишком мало для всего объёма моей любви.
Тихий смешок осел на чёрных вихрах.
— Поэтому ты его ещё и сократил в два раза?
Очередной лёгкий поцелуй остался невидимым следом на светлой коже. И ещё один. И следующие пять, которые цепочкой прошли по шее к лицу.
— Нет, потому что это имя принадлежит только нам с тобой. Тебе и мне.
Тихий шёпот остался на тонких зацелованных губах.
— Оно значит, что я люблю тебя. И пока я произношу его, это не изменится.
Узкие ладони легли на покрытые едва заметными веснушками щёки.
— Ты романтичный болван. Мой романтичный болван.
Мягкая улыбка, тепло во взгляде и нежное касание губ как точка высказанной мысли и совершенное её принятие.
— Твой…
…Голубые глаза напоминали вечную мерзлоту. Хватка на пиджаке исчезла, будто её и не было. Будто она приснилась, как и всё остальное, что ему снилось за последний год. Перемирие закончилось. Прилагательные изменились. В их общей, почти разрушенной Галактике появилась очередная чёрная дыра.
Мой.
Твой.
—
