Сброшенный груз ответственности никогда не падает на землю, он мягко ложится на чужие плечи.
Каждый день человек берёт ответственность за сделанный выбор. Выбрал закрыть глаза на минуточку при звонке будильника и проспал всё на свете? Сам виноват, безвольная скотина. Вместо нормального обеда выбрал заточить шаурму с фургончика арабского эмигранта и выходные провёл на унитазе? Ну, это был твой выбор, и теперь неси ответственность (ты и твой зад). Единственный раз по доброте душевной пошёл навстречу грёбаному начальнику и согласился осмотреть полумёртвое тело? Будь готов, что тебя будут рассматривать как слона в зоопарке. Это
только твоя ответственность.
Санджи хмурился. Под пристальным стальным взглядом становилось не то что не уютно, а уже как-то неловко.
Ну и чего уставился, мясная нарезка?
Так вот ты какой «Иисусе».
Источник Гласа Божьего теперь был установлен, и яркой искрящейся лазури, кстати, тоже. Прямо сейчас тот самый «свет во мраке» смотрел на Ророноа большими голубыми глазами. Вот только теплоты в нём было мало (точнее нисколько). Честно сказать, едва живого офицера как-то слегка морозило от профессионально-равнодушного взгляда.
Даже спираль, принесшая в потустороннюю темноту свет, была найдена. Уголок рта пересохших, потрескавшихся губ слегка дёрнулся.
А вот это забавно. Видимая бровь врача (вторая, как и левый глаз, была скрыта длинной золотистой чёлкой, наверное, как дань памяти ушедшим двухтысячным) на конце слегка закручивалась, как небольшая… спиралька?.. кучеряшка?
— Завитушка… — прохрипел Ророноа и медленно закрыл глаз, словно все силы ушли на короткое слово.
Санджи нахмурился ещё сильнее.
— Прошу прощения?
Ну вот, коп определённо тронулся остатками мозга. И теперь, чтобы не иметь жёсткую БДСМ-сессию без согласия с Департаментом Полиции, придётся привлечь доктора Нико… а так не хотелось.
— Бровь у тебя… — не открывая глаза, сипло продолжил офицер и, наконец, совсем немного оторвав руку от кровати, крутанул указательным пальцем, демонстрируя залихватский изгиб, — ...смешная.
Врач раздражённо поморщился.
Вот же грубиян. Не то чтобы Санджи переживал или как-то скрывал свой «завиток страсти»… точнее, теперь не скрывал. Хорошо, когда в твоей внешности есть изюминка, херово, когда в определённых случаях она может стать особой приметой.
— Слышу от человека с травой вместо волос, — пробормотало уязвлённое самолюбие голосом Блэклэга.
Бровь на исцарапанном лице возмущённо дёрнулась.
Ему что, послышалось?
— Что? — как мог угрожающе спросил коп, хотя тот хрип, что он выдал, вряд ли даже хомяка напугал бы.
— Что? — доктор картинно-удивлённо моргнул.
Так, этот хер ему явно больше нравился, когда был мысленным образом, состоящим только из голоса и света, не имеющий тела, наглых глаз и характера старой девы, у которой секс наверняка был ещё при Никсоне. И, судя по недовольной физиономии Пипетки, он был тоже невысокого мнения о своём пациенте.
Кстати об этом.
— Ты мой лечащий врач? — решил хоть как-то разрядить наэлектризованную обстановку Ророноа, задав, по сути, риторический вопрос.
За всё это время его доктор тоже не соизволил почтить своим присутствием едва выжившего, а раз «мисс Монро» его шил, значит, вариантов осталось, в принципе, немного. Один.
Повезло, блять.
— К нашему обоюдному счастью, нет, — Блэклэг, явно удовлетворённый этим совершенно замечательным фактом, лучезарно улыбнулся.
Вот сейчас не понял. Тёмная рассеченная бровь нахмурилась (под плотной повязкой вторая сделала то же самое).
Если это не он, то кто? Офицер снова поморщился. Если его не убили ранения, то зуд в носу добьёт его прямо сейчас.
— Итак, мистер Ророноа… Зоро, — врач отвлёкся от внимательно-надменного рассматривания тела в трубках и бинтах и, вернувшись к изучению истории болезни, двинулся к изголовью кровати.
Остановившись у головы пациента и даже не взглянув на того, он опустил руку вниз.
Ну вот, и что сейчас? Фонарик в глаз или тычок в шов? Длинный палец опустился на ровную переносицу и слега потёр. От движения подушечки по носу Ророноа чуть позорно не застонал в голос, и если бы не мочевой катетер, точно бы кончил, похоронив при этом свою гордость. Либо блондинчик и вправду наблюдательный (и заметил, как Зоро морщил нос во всех возможных плоскостях), ну, либо умеет читать мысли (и тогда офицеру следовало бы переживать о сохранности своей раненой задницы. Как говорится, у кого колёсико от капельницы с морфином, тот и главный). Спасающее от постыдной кончины прикосновение исчезло.
Всё это время голубые глаза равнодушно скользили по записям дежурных врачей, совершенно игнорируя объект наблюдения.
— Ну, спрашивать, как Вы себя чувствуете не буду. Сам вижу – не фонтан, — хмыкнул Блэклэг, изучая раздел «жалобы пациента» с кучей хладнокровных «всё нормально» и одним весьма агрессивным «охуенно». — Итак, комментарии? Вопросы? Предложения?
Зоро скосился на застывшего рядом врача. Ну, все его комментарии в основном касались смешной брови, предложение было одно — предложить почему-то раздражающему мужику уйти.
А вопросы…вопросы были.
— Что с моим глазом?
Вся левая сторона лица горела огнём. Было ощущение, что теперь он сможет пройти на роль Харви Дента без кастинга. Но больше всего пуга́ло то, что возможно, он больше не сможет видеть левым глазом. И если кто-то подумал, что Зоро волновало отсутствие зрения, то нет.
Волновало то, что при самом плохом варианте его работа в полиции накроется пиз… закончится, в общем.
Тонкие губы Завитушки растянулись в ехидной улыбке.
— Ну, в популярном вопросе среди братвы Вы, судя по всему, выбрали вилку.
Зоро шумно вздохнул. Если Пилюлька, как хороший врач, так мотивировал его к скорейшему выздоровлению, то выходило у него просто потрясающе. Единственное, чего сейчас хотелось Ророноа, это подняться с кровати и дать бесячему козлу в бубен.
Санджи, очевидно, восприняв злобное молчание вместо ответа за полнейшее поражение представителя правопорядка, довольно продолжил.
— Глаз сохранить удалось. Но шрам останется впечатляющий.
Хоть что-то хорошее. А шрамы…одним больше, одним меньше. Плевать. Ему ж не мордой работать.
Пока офицер предавался рассуждениям по поводу новых особенностей своей внешности, Блэклэг успел отойти к предметному столу, натянуть перчатки и вернуться к глубоко задумавшемуся пациенту. Голубые глаза в очередной раз окинули внимательным взглядом залатанное повязками тело. Коп был высоким, широким, крепким, как камень («стопроцентно таким же тупым», — злобно пронеслось в голове врача) и исполосован мелкими и крупными порезами. Будто тот, кто хотел смерти полицейского, хотел, чтобы она была медленной. Когда она слишком уж припозднилась, её решили ускорить большой раной на груди от левой ключицы до правого бедра, но когда и это не сработало, выстрелы должны были добить живучую водоросль.
Да не добили.
Санджи перевёл хмурый взгляд на две маленькие серёжки в левом ухе и на выкрашенные в неожиданный для представителя закона цвет волосы.
Почему же зелёный, Маримо?
Тонкие губы презрительно скривились.
Ладно, он и так потратил слишком много времени в этой оранжерее.
А Зоро в своих мыслях уносился всё дальше, куда-то в сторону своего участка и ещё дальше… в подвалы корабельных доков Южного Бронкса.
Ему нужно срочно связаться со Смокером… Он должен узнать, кто ещё выжил. Вернулся Ророноа в реальный мир, только когда ощутил, как с него стянули одеяло.
А вот про Завитушку он успел уже забыть. Тёмно-серый глаз сурово уставился в ярко-голубые, которые тут же закатились от превысившего допустимый уровень раздражения.
— Мне нужно проверить швы, — процедил Блэклэг, сжимая в пальцах ткань больничной сорочки.
Зоро хрипнул что-то, напоминающее слово «блять» и отвернулся.
Ну вот, сейчас бабкина ночнушка окажется у него на носу, а «блондинка» начнёт проверять его заживающие раны на прочность. Офицер невидящим взглядом смотрел на медленно падающие капли морфина в капельнице, ощущая, как хлопковая ткань собирается на коже гармошкой.
Самое главное, что сейчас док его осмотрит, общупает и уберётся. Только немного потерпеть. А потом нужно попросить у какой-нибудь медсестры телефон и позвонить капитану. Прохладный воздух палаты немного студил воспалённую кожу.
Осмотрит и уберётся. Зоро глубоко вдохнул. Прикосновений к повязкам он почему-то до сих пор не ощущал.
Осмотрит…
Чёрт!
Не перемотанный бинтом глаз расширился, а щёки словно кипятком окатило.
А ведь под тонкой тряпкой он был совершенно голым. Все эти сутки его особо не волновала делегация врачей, которая приходила рассматривать его как шедевр художественной ре́зки, но вот мысль о том, что именно эта холёная морда сейчас будет рассматривать все его места, почему-то полицейскому совершенно не понравилась.
Он немного приподнял тяжёлую голову с подушки. Завитушка действительно не трогал повязки, только смотрел.
Куда?
— Ты на что там уставился, док? — с нарастающим напряжением в голосе прохрипел офицер, уткнувшись испепеляющим взглядом в чужую щёку.
Санджи растерянно моргнул, отвлёкшись от разглядывания дренажной трубки и чуть покрасневшей по краям кожи, и, переполненный праведным и профессиональным гневом, повернулся в сторону в край зарвавшегося лишайника.
В этой жизни доктор Блэклэг ненавидел три вещи: годовой отчёт, похмелье и мужланов. Настоящих таких, махровых мужланов. Из тех, что моются дождевой водой и бреются лезвием топора. Те, которые считают, что настоящий мужик должен уметь вальнуть мамонта одной рукой, что место женщины возле веника и что гель для душа – это что-то… ну, для этих… как их…
голубых. Причём проявлением гейства они считали буквально всё: от пользования дезодорантом до нахождения незнакомого мужика на расстоянии трёх метров. И, видимо, по собственной тупости он спас представителя именно этого племени.
Повезло, блять.
— Хрен твой рассматриваю, — прошипел Санджи, злобно прищурившись, — слушай сюда, эволюционировавший суккулент, нам обоим облегчит жизнь, если ты будешь послушным служебным пёсиком, заткнёшься и дашь мне сделать свою работу.
Тёмно-серая хмурь и яркая синь снова столкнулись в битве взглядов. И хмурь сдалась первой. Зоро откинулся на подушку. Кипяток со щёк всё никак не хотел сходить.
Эти глаза раздражали, бесили, и почему-то он долго не мог в них смотреть. Они уж слишком напоминали
тот свет и его собственное желание в нём утонуть.
Первая повязка с разреза на животе спала. Офицер прикрыл глаз, ожидая грубого тычка в сшитую кожу…вот только его не последовало. Было лишь чуть слышное, почти нежное касание. Ророноа тяжело вздохнул. Бешенство всё нарастало, лицо горело, а от мягких прикосновений мурашки целым табуном бежали по позвоночнику до самого затылка. Повязки снимались одна за одной, пальцы в латексе почти ласкали каждый шов, а суровый офицер полиции молился (хотя совсем не умел), чтобы доктор Завитушка и его руки никогда больше в этой реальности не посещали его палату.
Санджи скользил придирчивым взглядом по каждому стежку медицинского шёлка, который собственноручно наложил. И их было дохерища. Полицейский напоминал лоскутное одеяло. Не то чтобы Блэклэгу хоть на какую-то каплю было жаль придурка, но того явно ожидали месяцы восстановления как внешнего, так и внутреннего.
Двумя пальцами врач с нажимом прошёлся по ране на груди, цепляя взглядом любое изменение. Швы выглядели идеально для третьих суток. Видимо, организм ходячей водоросли регенерировал соответственно своему растительному виду. Пальцы надавили чуть сильнее на слегка припухший стежок.
Блэклэг так увлёкся рассматриванием почти распотрошённого и заново сшитого тела, что совсем не заметил, как аппарат мониторирования выдавал всё более громкий и быстрый стук чужого сердца. Только когда пульс сорвался на бешеный ритм, доктор вскинул голову и посмотрел на экран.
96
Некритично, но много. Ну и что вдруг случилось?
Он перевёл взгляд на лицо полицейского. Видимая щека пылала, тонкие мужские губы были поджаты, а единственный открытый глаз ещё чуть-чуть и, казалось, начнёт метать искры. Санджи в очередной раз за это утро страдальчески закатил глаза.
Чёртовы мужланы! Чёртовы мужланы и их гомофобские загоны.
— Всё хорошо, мистер Ророноа? — с издёвкой спросил Блэклэг, наблюдая, как офицер всеми силами старался сохранить лицо и, на его взгляд, поруганное мужское достоинство.
— Нормально, — буркнул полисмен, сверля яростным взглядом потолок. — всё, док, заканчивай уже там… наглаживать.
Санджи хмыкнул.
Ох уж эти грозные, но такие ранимые воины маскулинности.
—
Всё будет, когда я скажу, сладкий, — промурлыкал врач и, тихо хихикнув под нос от реакции солдафона, снова уткнулся в швы, виском ощущая убийственный взор стального глаза.
Эта блондинистая сволочь издевается? Он специально? …А может, он из… нууу… тех самых… Вообще, Зоро бы не удивился, слишком уж врачёнок лощёный был. Не то, чтобы самого полицейского это хоть как-то трогало (кто, чего, кого, куда – в общем, плевать ему. Зоро никогда о таком не думал.
Никогда.) просто… такие мягко-трепетные прикосновения к своей коже он ощущал впервые за все годы опыта в большом сексе и разных женщин, и это…
смущало.
В этой жизни офицер Ророноа ненавидел три вещи: наркоторговцев, пену в пиве и смущаться. Он наивно предполагал, что за тридцать четыре года своей жизни стыд в его организме атрофировался просто за ненадобностью. Ан нет. Сейчас он лежал голый, под пытливым лазурным взглядом, обмацаный другим мужиком от шеи до паха, и сгорал от стыда и… гнева…
точно гнева.
Зоро совершенно не знал, сколько продолжалась жестокая пытка, маскирующаяся под медицинский осмотр, но внезапно, испытывающие выдержку и, как оказалось, не такие уж стальные нервы, пальцы исчезли. Ророноа судорожно вздохнул, будто всё это время не дышал. Док, не говоря ни слова, двинулся к рукомойнику в углу палаты, на ходу снимая перчатки. Тёмно-серый глаз, как снайперский прицел, безотрывно наблюдал за перемещениями врача, будто ожидал, что тот выкинет ещё что-нибудь такое, что посрамит воинскую честь и офицерский мундир. Блэклэг, не подозревая о мрачных подозрениях пациента, открыл кран, подставляя слегка припудренные тальком от перчаток ладони под тёплую воду.
А руки у Завитушки и правда, как бабские.
Зоро внимательно следил, как тонкие прозрачные струйки опутывали кисти хирурга.
Ладошки точно, раза в полтора у́же, чем у него самого… а пальцы длинные… и кожа такая светлая… наверное, и на ощупь гладкая…
Офицер дважды недоумённо моргнул, словно выходя из транса.
Вот блять, похоже, морфиновый приход его всё-таки накрыл.
Блэклэг обтёр руки бумажным полотенцем и двинулся назад к койке, на ходу набирая сообщение для дежурной медсестры. Остановившись у изножья и облокотившись на железную спинку, он довольно осмотрел свою работу.
А взглянуть было на что. Если бы не швы, то коп напоминал участника порнофильма (не самого дорогого, конечно, и для жутких извращенцев). Санджи, ни капли не стыдясь, оглядывал большое накаченное тело, пока живой кактус, судя по взгляду, пытался силой мысли его распылить.
— Не насмотрелся ещё? Может, прикроешь? — злобно прохрипел Ророноа и уже вполне очевидно заливался краской (праведной ярости!) по самые кончики ушей.
Доктор расплылся в сладкой улыбке.
Надо же, в их широте завелись красные водоросли.
— К моему большому сожалению, офицер, Вам нужно заменить повязки, я же их снял, а с сорочки и одеяла могут… ну, знаете… всякие ворсинки попасть. Поэтому придётся Вам так полежать.
Зоро подозрительно прищурился.
Вот же завитушчатая пипетка!
— А ты их сменить не можешь? — почти прорычал полицейский, точно зная, что ответит говнюк в голубом костюме (
стопроцентно под цвет своей души одел) и мысленно уже подготавливая планы жестокой мести (сразу семь вариантов, по пять подпунктов в каждом).
Блэклэг, используя весь свой актёрский талант, расстроенно вздохнул.
— Ах, мне жаль, офицер, но у меня для этого недостаточная квалификация. Но не переживайте, медсестра совсем скоро появится, — уверительно сказал он, не упоминая, что в отправленном сообщении для сестры с инструкциями по уходу за повязками сказал ей сильно не торопиться. — Поэтому отдыхайте, наслаждайтесь свежим воздухом и … проветривайте
корни.
Оценивающий взгляд скользнул по весьма внушительному «корню». Сладкая улыбка стала ещё шире.
— Ты же понимаешь, что после этого я тебя найду и убью, и меня никто не осудит? — серьёзно проговорил представитель власти.
Санджи подпёр кулаком подбородок и демонстративно-задумчиво глянул в сторону, словно оценивая свои шансы смерти от полицейского произвола.
— Нууу… — голубые глаза в очередной раз взглянули прямо в тёмно-серый, — для начала Вам нужно хотя бы начать пи́сать самостоятельно. Так что уже дожидаюсь нашей встречи, — промурчал Санджи, точно зная, что эта встреча никогда не состоится. — Только не заставляйте меня ждать долго.
Оттолкнувшись от спинки и послав распластанному на больничной койке почти обнажённому пациенту воздушный поцелуй, Блэклэг пулей вылетел из палаты.
Эх, вот бы сейчас взглянуть на недовольную рожу Маримо, но крутые парни не оборачиваются.
Оказавшись в коридоре, Санджи осторожно глянул по сторонам, молясь Иисусу, Аллаху и Будде на всякий случай, чтобы не встретить никого знакомого, и, подмигнув медсёстрам, пошагал к лифтам.
Каждый день мы делаем выбор и несём за него ответственность, разгребая последствия. Человек, к большому его сожалению, совсем не знает, насколько тяжёлой будет ноша сказанных слов (и глупых ребяческих действий). Народная мудрость не зря гласит: «Грешно смеяться над убогими или пизданёт бумерангом». Всегда помни об этом, маленький человечек, народ херни не скажет. Поэтому, когда довольный собой по всем фронтам доктор Блэклэг спешил вернуться в своё отделение, он даже не подозревал, что совсем скоро узнает, что всё это время карма уже шла по его следам.
«Валитьвалитьвалитьвалить», — панически носилось в светловолосой голове.
ОИТ давил на него своими стенами, как и связанное с ним хирургическое. Хотелось скорее вернуться в своё нежное, полное прекрасных леди отделение, забыть вспоротого полицейского, как страшный сон и появляться в хирургии только для того, чтобы найти себе компанию в очередной попойке (кроме Тича, иначе он может оказаться в интенсивке уже в качестве пациента).
Свою работу он выполнил, желание Ло ублажил (от мысли, где фигурировали он, Ло и «ублажить» Блэклэга передёрнуло),
и теперь справедливо мог считать себя свободным.
Тяжёлые двери лифта, наконец, разъехались. Молоденькая медсестра смущённо кивнула, поприветствовав врача, и немного подвинулась, запуская того внутрь металлического нутра. Сразу за ней стоял колоссального роста бородатый мужчина, который едва помещался в маленькое пространство. Зелёный хирургический костюм почти расходился на развитой мускулатуре, а длинные вьющиеся волосы были собраны в неряшливый пучок на затылке. Медового цвета глаза скользнули грозным взглядом по вошедшему.
Ну и в чём дело?
Санджи в ответ недоумённо приподнял бровь и, не получив хоть какого-то вербального сигнала, отвернулся от амбала лицом к двери.
И тут же почувствовал, как большая ладонь легла ему на задницу.
Начинается.
— Лапы. Убери свои огромные мужицкие лапищи, — сквозь зубы процедил Блэклэг, не имея сегодня никакого желания участвовать в этом цирке.
Качок придвинулся и наклонился к самому уху… медсестры.
— Тебе больше не нравятся мои грубые мужские ласки? — промурчал нахал, пока юная девушка краснела до самых корней волос.
Прямо сейчас на малой сцене лифта два невольных зрителя наблюдали популярную в этом сезоне постановку «В одном шаге от харассмента. Или гейские шутки как способ заняться вполне себе гетеросексуальным сексом». Санджи сердито фыркнул и повернул голову к громадному идиоту.
— Вот не дал Бог разума. Всё ушло в бицепс, рост и размер…
То, что считалось врачом, а было застрявшим в пубертате подростком, склонилось ещё ниже и жарко прошептало в пылающее ухо медсестры:
— Вот именно.
— Ноги́.
Едва двери разъехались, сгорающая от смущения девушка вылетела из тесного помещения, на ходу пролепетав что-то типа «простите».
Медовые глаза проводили сбежавшую добычу и уже полные совершенного дружелюбия, взглянули на объект физического домогательства.
— Ну хорошая же, — с улыбкой проговорила громадина, смотря в сердитую синеву и не убирая ладони с чужого тыла.
Блэклэг сокрушённо покачал головой, признавая абсолютную безнадёжность друга.
— Я тебя от триппера больше лечить не буду, — буркнул он и вышел в светлый коридор.
— Да ладно тебе, всего один раз было! — возмущённо прилетело в спину Санджи, и в следующее мгновение тяжёлая рука легла на его плечо, а совсем не маленький мужчина почти повис на нём своим совсем не маленьким весом. — Кстати, я шёл как раз к тебе. Хотел позвать куда-нибудь.
Блэклэг удивлённо хмыкнул и еле смог повернуть голову в медвежьем захвате говорившего.
— А что, Пекомсу надоело быть твоим вторым пилотом?
Громила обворожительно улыбнулся и положил тяжёлую голову на золотоволосую макушку, вконец замедляя скорость передвижения Санджи.
— Ты только ему не говори, но у тебя, Лисёнок, есть как минимум два безоговорочных преимущества. Первое… — перед голубыми глазами появился указательный палец, по размерам напоминающий небольшое такое дил… Блэклэг растерянно моргнул.
Похоже, ему нужно кого-нибудь найти, — …на тебя девчонки ведутся охотнее, а второе… — второй палец присоединился к первому, а в светловолосой голове почему-то всплыл образ обнажённого полицейского.
Ему срочно нужно кого-нибудь найти, — …красотки тебе интересны только в качестве собеседников, и развлекаешь ты их мастерски… ну а потом в игру вступает Ягуарррр.
Пальцы, вот только маячащие перед глазами и вызывающие странные фантазии, вдруг оказались вместе с остальными товарищами в золотистых волосах, превращая аккуратную сегодня причёску в нечто в стиле грандж. За посягательство на самое бесценное, Блэклэг с потоком отборной нецензурщины сильно ткнул локтем грубияна в бок. Тот с болезненным пыхтением и хриплым смехом слегка отодвинулся, а потом снова притянул друга к себе.
— Всё-всё, не ругайся, — отсмеявшись, сказал огромный доктор. — Вообще думал, может, в ресторан какой сходим.
От такого предложения очередное «хер бородатый» застряло в горле, а лазурные глаза изумлённо уставились в смеющееся тёпло-медовые.
— Это что за аттракцион невиданной щедрости, Педрито? В ресторациях, чтоб ты понимал, дам подцепить гораздо сложнее, но если вдруг ты, доктор Эскалар, меня угостишь Шато Фиджак две тысячи десятого, то даже я тебе дам, — завиток на видимой брови игриво дёрнулся.
Педро развязно ухмыльнулся и стал уж совсем похож на огромного довольного кота.
— Давай будем честны, Сани, мне от тебя может перепасть, если там будет просто вино. Даже если это будут «Сады Молдавии».
Блэклэг оскорблённо насупился, но с очевидным спорить не стал.
У них с алкоголем были сложные, крайне токсичные, созависимые отношения.
— Или тебе напомнить, как ты женился? — продолжил Эскалар, но зубастая улыбка сползла с лица, как только в него метнули яростный искрящийся электрической синевой взгляд. Он тяжело сглотнул.
Наверное ещё рано.
— Прости, забыл, что мы про это не шутим, — Педро виновато пожевал нижнюю губу, пока его, как на буксире тянули в сторону кабинета заведующего.
Санджи не ответил.
Не то чтобы он расстроился, просто…«свадьбу» свою вспоминать не хотелось. Блэклэг очень не любил признавать ошибки.
— Так а повод нашего с тобой неожиданного выхода в люди? — подал голос Санджи, желая скорее сменить тему со своей не самой удачной личной жизни.
Эскалар, наконец, сжалился над другом и, нормально встав на ноги, но не убрав руку с чужого плеча (чтобы шустрый Лис не сбежал, если что), пошёл рядом.
— Ну как. Ты же у нас герой. Супермен. Супер-Док… нет, ты грёбаный Бэтмен, — воодушевлённо громыхал на весь коридор главный фанат подвигов доктора Блэклэга, привлекая к их маленькой процессии все больше внимания и косых взглядов.
Санджи, конечно, хотел бы согласиться с каждым комплиментом, но пока не догадывался, чем заслужил такие восторги (или не хотел догадываться).
— Это всё определённо я. Но с чего вдруг такое признание моей скромной персоны?
— То, как ты сшил копа, это же просто песня. Просто искусство. Ты собрал его, как конструктор Лего. Мы, когда в травме слушали подробности операции, чуть не сквиртанули от хирургического оргазма.
Медсестра, решившая остановить маленький поход заведующих ради подписи своего начальника, как раз на словах главы травматологии, в отвращении скривилась и поспешила скрыться. И доктор Блэклэг абсолютно поддерживал её действия.
— Педро, ты хоть немного фильтруй, что несёшь, — проворчал Санджи, сбросив со своего плеча огромную ладонь. — Кстати, по поводу легавого. У него в ребре пуля была. Мы, конечно, залатали, но может, глянешь?
Конечно же, ему было абсолютно плевать на офицера и его здоровье. Он просто хотел, чтобы Маримо быстрее покинул это здание, потому что… ну не место всяким папоротникам в стенах клиники. Это не соответствует санэпидрежиму.
Интересно, медсестра до него дошла или, может, во всей красе его рассмотрел уже Чоппер? Блэклэг не смог сдержать гадкого смешка.
— Ради тебя, Сани, что угодно, — янтарные глаза заинтересовано глянули на когда-то хирурга, когда тот двинулся в сторону поста к ожидающей его стопке историй. — А он…нууу…
Санджи улыбнулся заступившей на смену Бонни и открыл верхнюю папку.
— «Нуууу…» что? Идиот? Вероятнее всего, — со всем ядом, что был в его организме, фыркнул Блэклэг, с головой погружаясь в чтение анамнеза неизвестной пока пациентки.
Эскалар боком опёрся на стойку и, подмигнув Джевелри (в ответ получив презрительный цмык), вернулся к разглядыванию друга.
— Ну, мне рассказать ему, какой ты классный? Или я могу с ним обсудить девчонок?
— А мне откуда знать? — буркнул Санджи, не сводя глаз с исписанных листов.
Да что он вообще прицепился с этим увальнем? Плевать ему на дерьмо-копа и его предпочтения. Вот совершенно кристально поху… плевать.
Педро широко улыбнулся, скрестив руки на груди.
А что если?..
— Он что… тебе понравился?
Блэклэг тут же метнул злой взгляд в сторону идиота и его идиотских предположений. А вот со стороны Бонни прилетел взгляд уже любопытный, и она усиленно делала вид, что совсем не подслушивала (и не придвинулась к парочке врачей на несколько сантиметров).
— Ты с какого леса вышел? Совсем поехал? Этот придурок похож на Чаки с зелёной башкой, — распалялся Санджи, будто присяжным пытался доказать, что в симпатии ко всяким прямоходящим растениям замечен не был.
— Ладно, ладно, я пошутил, — примирительно поднял руки Педро, пока Блэклэг пыхтел и бурлил, как кипящая кастрюля.
— И вообще, не знаю, какие эротические фантазии вы там напридумывали в своей травматологии, но лично я из туловища копа достал только одну пулю. Из перикарда. Всё. Остальное не моя заслуга. Но ресторан с тебя остаётся, потому что я обиделся, и только ризотто с морепродуктами сможет вернуть моё душевное равновесие.
Пока Санджи ворчал и дул губы, Эскалар хмурился. Они были знакомы слишком долго и знали друг о друге слишком много. И Педро точно знал, когда его друг врал. Например, сейчас. Вот только он не понимал зачем, ведь…
— Подожди, Сани, — тяжёлая ладонь легла на плечо Блэклэга, разворачивая того. — Я слышал другое. Вся клиника говорит, что операцию вёл именно ты. Всю. А Тони почти впал в истерику.
Санджи растерянно моргнул, ни одним мускулом не выдавая того апокалипсиса, что творился у него в голове.
Это плохо. Это блять очень плохо. Точно чёртов Каку сдал.
— Не понимаю, о чём ты. По больнице постоянно носятся сплетни, Педрито, — совершенно ровным тоном ответил на подозрения Блэклэг. — В клинике ещё говорят, что Хоккинс в радиологии траву выращивает. А доктор Нико – спецагент КГБ.
Эскалар понимающе хмыкнул и убрал руку с плеча, обтянутого голубой тканью. Тёплые светло-карие глаза всматривались в ярко-голубые, пытаясь отыскать хоть какие-то причины для очевидного вранья.
Может… может Санджи не знал главного?
— Ты, конечно, прав. Но я не думаю, что Трафальгар собирал бы совет из-за слухов.
— Какой совет? — маска спокойствия пошла глубокими трещинами.
Санджи действительно ничего не знал. Но ему ведь должны были сказать. Почему Ло не сказал ему?
— Директоров… Тебе не сказали?
Спокойствие разлетелось вдребезги. Блэклэг слишком сильно закусил щеку изнутри, чувствуя, как кровь наполняет рот. Бледная кожа пошла пунцовыми пятнами.
Совет – это серьезно. И несёт очень, блять, серьёзные проблемы. Такие же серьёзные, как люди этот совет наполняющие.
— Зачем?
Педро с ужасом наблюдал, как в уголке тонких губ появилась маленькая красная капелька. Он ведь знал Санджи
слишком долго и
слишком хорошо. И когда тот был в панике, это было страшно.
— Сани, всё нормально. Ничего сверхужасного не случится.
Обе большие ладони легли на плечи Блэклэга. Медовые глаза беспокойно вглядывались в почти стеклянные голубые.
Бонни судорожно набирала сообщение для Виви, наблюдая, как длинные пальцы, вцепившиеся в стойку, белели всё сильнее с каждой секундой.
— Зачем совет, Педро? — хрипло спросил Санджи.
Он ничего не знал. Совсем ничего не знал.
Эскалар прикусил губу.
Может, не говорить?
— По вопросу соответствия Тони должности… и его квалификации.
Вдох застрял где-то в глотке, не дойдя до лёгких.
Он ведь сегодня не видел Чоппера. Пульс явно перевалил за сотню, а сердце стучало в кишках.
Он ведь сегодня не видел Чоппера.
— Не говори, что…
— Чоппера отстранили от практики до выяснения.
Каждый день мы делаем выбор и потом несём за него ответственность, разгребая последствия. Выбор-последствия-ответственность. Вечная замкнутая цепь человеческих поступков. И однажды ты выберешь спасти чужую жизнь, впоследствии этим поставив под удар всю карьеру и будущее молодого талантливого врача.
Ты готов нести ответственность?
Ты сможешь удержать её тяжесть на своих плечах, Санджи?
—
