На открытом сердце (Open-heart)

То, что даёт свет, должно терпеть сожжение.

Чернота и пустота – это всё, что существовало. Они не засасывали, не погружали, просто несли, словно река. Он не чувствовал тела, да и почти не мыслил. Мог только осознавать темноту. Он не знал, кто он и где. Наверное, он был просто маленькой крупицей чёрного в большом полотне почти космической тьмы. Будет ли финиш у этого пути? А может, смерть выглядит именно так? Бесконечное плавание в вакууме, без цвета и звуков. Никаких тебе небес, адского пламени и Колеса Сансары. Только темнота и... … Голос? В вечную ночь по капле проникал звук. Низкий, рокочущий. Он хотел уцепиться за этот шум, как за единственную живую часть в мёртвом мире. Он не понимал слов, но они точно были. Голос звал его? Просил? Молил? Он не понимал, но вдруг услышал в нём… ярость. Почему невидимый кто-то злился? Он что-то сделал? Не смей умирать… Но он ведь уже умер. Уже посмел. Так почему ты злишься? Вдруг в темноте зажглась маленькая ярко-голубая точка, совсем песчинка, которая постепенно росла и раскручивалась спиралью. Сверкающая небесная синь наполняла собой темноту и была странно тёплой. Он сам никогда и ничего не понимал в красоте, но это сияние было… невероятным. На него хотелось идти и раствориться, потерять себя и стать просто оттенком лазурного. Может это и был знаменитый свет в конце тоннеля? Тогда ему осталось совсем чуть-чуть. Ещё немного. Не смей умирать… Кто же ты? Низкий голос и яркое свечение наполняли тело… хотя нет, скорее душу, и быть мёртвым вдруг расхотелось. Хотелось узнать, кто не хочет его терять. Хотелось понять, откуда исходит мягкий свет. И из-за вспыхнувшего любопытства вдруг захотелось… жить? Кто же ты? Не смей умирать… Есть. Тёмный глаз распахнулся. Виви нервно отстукивала пальцами по стойке поста. Этот понедельник явно займёт одно из первых мест среди самых идиотских понедельников за всю её тридцатилетнюю жизнь. Когда в субботу утром она получила сообщение от Бонни, которой посчастливилось составить компанию их заведующему в ночном дежурстве, она чуть не поседела, перебрав за секунду в голове все виды катастроф от мирового до локального масштаба. А открыв мессенджер, взмолилась Аллаху о милосердии (что, в принципе, за последний год стало единственной просьбой к Всевышнему). Всё это время она так боялась получить сообщение о Санджи, что Вселенная, видимо, решила испытать её храбрость и послала их целых два. Одно в субботу от Бонни, а другое от… главного врача сегодня утром. И если после первого она хоть и напряглась, но всё-таки была горда своим начальником, то после второго ей захотелось вернуться домой и, как писал известный русский поэт, не выходить из комнаты… желательно до прихода Киямата. Нефертари тяжело вздохнула. Идея остаться на родной земле и быть выданной замуж за пятнашку верблюдов вдруг показалась не такой уж плохой. Aha! Идиотские мысли, такие же идиотские, как и понедельники. Виви устало прикрыла глаза. — Моя принцесса, доброго утречка! — в неспокойное сознание ворвался знакомый, чуть хриплый голос. Не может быть. Ей что, почудилось? Тёмно-серые глаза удивлённо распахнулись и скользнули по циферблату больших часов, висящих над постом. 8:55 Серьёзно? Нефертари повернула голову в сторону неожиданного звука. По светлому коридору шествовал доктор Блэклэг, цветущий, как плюмерия в середине лета. Виви дважды моргнула, сомневаясь в адекватности своего зрения, а в следующий момент была захвачена в крепкие объятия и одарена смачным чмоком в макушку. «Первое место. Первое место среди дурных понедельников», — думала медсестра, уткнутая носом в белую выглаженную рубашку приятно пахнущую морским бризом. — Виви, я мечтал о тебе все выходные, — ослепительно улыбаясь, почти пропел Блэклэг. — О тебе… и о Райане Рейнольдсе. Но о тебе, конечно, больше. Объект мечтаний врача осмотрела его придирчивым взглядом. Санджи выглядел удивительно отдохнувшим. На его обычный понедельниковый вид не было даже намёка. Доктор Блэклэг был свеж, умыт и причёсан. И если на него так повлияли фантазии об известном актёре, она даже готова составить компанию в просмотре всей фильмографии. — Выглядишь чудесно, да и как-то неожиданно увидеть тебя раньше десяти, — задумчиво проговорила Виви. — Ещё немного, и я подумаю, что ты влюбился. Санджи с загадочным блеском в глазах придвинулся ближе и прошептал ей в самое ухо: — У меня был такой горячий уикенд… Да неужели? — …с моей кроватью, — сияющий, как начищенный пятак, Блэклэг отодвинулся и опёрся на стойку поста. — Я так выспался. Просто как медведь. Пришел домой, поел, посса… кхм… снова поел и в берлогу лапу сосать. И так соснул, хочу тебе сказать. Дежурная медсестра за стойкой громко фыркнула, бросив на заведующего понимающий взгляд. Тот смущённо глянул в ответ, трогательно покраснев щеками. — Ну, в смысле, поспал… ну, вы же поняли, — Блэклэг отвёл глаза от отошедшей подальше (так, на всякий случай) сотрудницы и вновь вернулся к разглядыванию Нефертари. — Как мои богини? Виви отвернулась к стойке, быстро перебрав пальцами истории болезни. — Всё в порядке. Все живы. Вот и как сказать? Она ведь должна сказать? — Как и старший офицер Ророноа. Слышала тут о твоём пятничном подвиге, — как могла издалека начала Нефертари, скользя невидящим взглядом по заполненным страницам. Санджи фыркнул и пренебрежительно помахал рукой. — Я всего-то пулю из перикарда достал, и то потому, что хирург на подхвате – конченый алкаш, а Чоппер, конечно, парень удивительный, но разорваться у него не получилось. Да и коп уж больно хотел отдать Родине не только долг. Тёмно-серые глаза покосились на начальника. Блэклэг откровенно лгал и даже не повёл голубым глазом, а Виви усиленно делала вид, что этого не поняла. Наверное, так она и проявляла свою любовь к этому человеку. Он врал, она верила. А ещё она, наконец, должна была взять себя в руки и передать сообщение Трафальгара. Наплевать на своё личное отношение и оставить только холодную профессиональную этику. Хотя бы на сегодня. Это ведь нетрудно. Да и вряд ли страшно. Но страшно всё равно было. Обычно человеку страшно выбрать. Однажды каждый встаёт перед выбором и до трясущихся поджилок боится выбрать неправильно. Вот только верного и неверного варианта не существует. Есть только последствия. И люди, чтобы хоть как-то оправдать неудачный исход, обычно высокопарно, с лёгкой грустинкой в голосе, а иногда и со скупой слезой в глазу, говорят: «Ну из двух зол я выбрал меньшее». И вот что ей выбрать? — Он, кстати, пришёл в себя. Весь ОИТ на ушах стоял, — как бы между делом уточнила Виви, снова бросив быстрый взгляд на доктора, оценивая реакцию. Реакция на удивительную жизнестойкость полицейского была выдана тут же в виде больших, как блюдца, голубых глаз и глупо приоткрытых губ. — Вот же чёрт живучий… — ошарашенно проговорил Блэклэг — …как лишайник… здоровый такой, — он медленно моргнул, будто сбрасывая растительно-сюрреалистичную фантазию. — Ладно, в любом случае, этот геморрой в фуражке не мой. Санджи довольно усмехнулся, мысленно отряхнув руки от проблемного пациента и оттолкнувшись от стойки, двинулся в сторону своего кабинета. Нужно сказать. Нужно ему сказать. Виви глубоко вздохнула. Это ведь не должно быть сложно. — Звонил Трафальгар и просил тебя осмотреть полицейского, — прилетело в спину Блэклэга. Санджи резко обернулся. В каком это смысле? Коп что Мона Лиза, чтобы его осматривать? Чёртов Ло! Что за самодурство! Какого, собственно, члена он ему лично об этом не сказал (то что Блэклэг собственноручно заблокировал все номера главного врача, включая домашний ещё пару месяцев назад, он как-то запамятовал), видимо, морда драконья, боялся потеряться в том месте, куда Санджи его послал бы. — Почему меня? У него лечащий врач есть, — нахмурившись, пробормотал Блэклэг, всматриваясь в тёмно-серое волнение глаз Виви. Нужно ему сказать. Это ведь не должно быть страшно. — Ну… Да просто скажи уже, khawafa! — …ты же участвовал в операции, а мистер Ророноа должен выйти от нас, как новый или Департамент нас с дерьмом сожрёт, причём вас с Чоппером первыми. Санджи сначала нахмурился сильнее, а потом хоть и раздражённо фыркнул, но всё-таки сдался. С департаментом связываться не хотелось, а из-за своего стервозного характера он точно окажется на нарах раньше, чем успеет хотя бы подумать, извиниться. Ладно, это не должно быть долго. — Только потому, что ты просишь, милая, — Блэклэг обречённо улыбнулся. — Переоденусь, найду свой Некрономикон и сразу же отправлюсь на встречу с живыми мертвецами. Виви проследила взглядом, как не осознающий всего своего «счастья» врач скрылся за тёмной дверью кабинета. Она всё-таки сказала, правда, не всё. Нефертари сделала выбор и была уверена, что он правильный. Она выбрала быть другом, а не гонцом, который приносит плохие вести. Санджи всё равно всё узнает. Но Виви совершенно эгоистично хотела, чтобы он узнал это не от неё. Однажды каждый встаёт перед выбором, и остаётся надеяться, что он не принесёт серьёзных последствий. Пиканье аппаратов доводило до безумия и, казалось, проникло уже в подкорку, где каждая, блять, клетка мозга аккомпанировала противному звуку такой же отвратительной пульсацией. Он уже часа полтора притворялся спящим, хотя хотелось мёртвым. Мало того, что он лежал в ночной сорочке, видимо, какой-то окочурившейся в ней же бабки, с голым задом, перемотанной наполовину мордой и трубкой в члене, да и ещё за те сутки, что сознание к нему вернулось, наверное, каждый коновал в этой больнице считал своим долгом прийти посмотреть на выжившую диковинку. Да и ладно бы просто смотрели. Офицера Ророноа за его довольно длительную карьеру в полиции пытали дважды (второй раз чуть и не стал окончанием его жизненного пути), но по сравнению со здешними врачами мафиози были молокососами. В него тыкали иголками, трубками и пальцами, светили в единственный зрячий (видимо пока зрячий) глаз фонариком и бесконечно пытались выяснить, как он себя чувствует. Херово он себя чувствует. ХЕ-РО-ВО. Он был перебинтован, как мумия в саркофаге, и в принципе ощущал себя так же. И он ничего не знал. Как всё закончилось? Он выжил? Естественно, к нему никого не пускали. Заходили только местные Менгеле, которые только и делали, что проверяли, не помер ли он (и своими тычками и уколами, видимо, пытались это исправить). Он глубоко вздохнул. В груди сильно щемило. Тело было словно чужим. Ророноа не мог двинуть ни ногой, ни рукой, даже нос почесать не мог (который между прочим, нестерпимо зудел уже минут десять), всё, что он мог делать – это мечтать… мечтать об увеличении дозы морфина, чтобы медицинская дурь вырубила его к хренам. Офицер в очередной раз поморщился. Зуд в носу не проходил (а правую сторону лица тут же обожгло острой болью). А ещё во всей процессии в белых халатах и зелёных костюмах он ни разу не услышал того голоса. Почему-то Ророноа был уверен, что по дороге наверняка в Ад с ним говорил, собственно, тот, кто с этой дороги его и вернул. Но больше чем за сутки спаситель к нему ни разу не зашёл. В самой тупой части его мозга даже родилась мысль, что, возможно, указание не сметь «идти на свет» ему дал Отец (или Сын Его) Всевышний Всепрощающий, но тут же была отброшена куда-то на задворки сознания остальными рационально-атеистическими частями. Ну, собственно, и плевать. Офицер для себя решил, что тот голос его умирающему разуму просто почудился (как собственно, и лазурный свет), и единственное, о чём он сейчас мог думать – как, наконец, поднять руку к лицу. — Здравия желаю всем не умершим в это чудесное утро. Ну вот очередной клоун в халате сейчас чем-нибудь в него ткнёт. Ророноа покрепче зажмурился и даже старался не дышать, максимально пытаясь слиться с окружающим обиходом. Вот только. Странно, но на словах новоприбывшего маньяка сердце в саднящей груди замерло. Херня какая-то. Полицейский не собирался отвечать. Он в принципе не собирался подавать признаки активности. Доктор тоже на удивление притих и, видимо, утерял к нему интерес уже на стадии приветствия. Интересно. Ророноа приоткрыл глаз, чтобы всё-таки осмотреть посетителя (врага, в конце концов, нужно знать в лицо), но всё, на что наткнулся любопытный взгляд была застывшая у изножья кровати довольно высокая фигура в голубом медицинском костюме, светловолосая макушка и серая папка с историей закрывающая лицо. — Офицер, как бы Вы ни притворялись Спящей Красавицей, целовать я Вас не буду, мы ещё недостаточно знакомы. Вот же наблюдательный х… Стоп… Тёмно-серый глаз растерянно моргнул и открылся во весь свой разрез. А папка опустилась. Сверкающая небесная синь наполняла собой темноту и была странно тёплой. — Доброго утра, мистер Ророноа. Не смей умирать… —