Корабль, спущенный на воду

Огромное оконное стекло дрожит так, как будто на улице бушует ветер и грохочет гром — но это всего лишь проезжает массивный грузовик, а дорога выложена брусчаткой; гулкие шины гудят и перемалывают пыль; Эмили вскакивает, придерживая шляпку, и подбегает к окну, прижимает растопыренные пальцы к стеклу и смотрит заворожённо: грузовик красный, в нём тысяча бутылок колы — как в Рождество, и на мгновение девушку окутывает лёгкий трепет морозной сказки, и стекло покрывается узорами; ступни ставит одну на другую, вдыхает свежесть, а потом пыль на дороге укладывается мирно, хвост грузовика исчезает за поворотом, и вокруг — снова жаркий день, ветхие теплицы, и листва замерла. Небо синее, какое бывает лишь из окна машины, и два перьевых облачка масляно размазаны к югу. Она спрыгивает с широкого подоконника и возвращается к работе. Подвязать широкие листья, распутать усы у клубники и собрать первые ягоды, полить едва проросшие побеги бамбука. Сегодня день такой, что хочется, как кошке, растянуться на заборе, подставить тело солнцу и зажмуриться, но никак не работать; но через четыре дня платить за квартиру, поэтому она бегом возвращается к своим теплицам — тут целый город теплиц, стен без крыш, оранжерей, зарослей между беседками. По пути она находит розовый цветок, обронённый кем-то из посетителей, проскальзывает к Тиане — та подвязывает томаты и одновременно читает что-то на французском языке,— вставляет ей цветок между прядок волос, щёлкает камерой и убегает; Тиана лишь слегка приподнимает голову и улыбается ей вслед. Без камеры сложно; вокруг столько цветов — тёплых оттенков синий в крапинку, густые розовые, сочащиеся оранжевые, с нежным достоинством белый со слезой хрустального оттенка, крошечные нежные голубые пятнышки под ногами, в лилипутской траве — поэтому она и ходит босиком — и её любимые освежающие зелёные бесчисленных вариаций, как гамма на клавишах, как потоки воды из пригоршней, когда зачерпнёшь из ручья. Работать сегодня скучно. Тиана всегда развлекается книгами. Она читает за работой, за обедом, на ночь в постели и, кажется, в душе. А потом, мягко принимая форму кресла, или стула, или диванчика в кафе, рассказывает взахлёб, делится переживаниями и горюет вместе с героями, и Эмили любуется её глазами и улыбкой. Другие девушки, кто тут работает, в наушниках, или болтают друг с дружкой, или самоотверженно работают, считая, что работа не для удовольствия; Эмили развлекается тем, что коллекционирует улыбки. В оранжереях к ней часто подходят посетители — что-то спросить, просят разрешения сфотографировать её или сфотографироваться вместе — она никогда не против; а часто просто останавливаются поодаль, взглянуть на босоногую девушку в плоской соломенной шляпке и белоснежном старомодном платье, с лентами и корзинкой — она словно из прошлых лет или прошлых веков, с забранными в широкую косу светло-золотистыми волосами. Ей нравится ощущение прохладной ткани на горячем теле, нравится, что волосы не щекочут лицо; ей приятно ощущать подошвами тёплую мягкую землю, и очень по душе, как некоторые отчаянно ищут предлоги, чтобы с ней заговорить. Подрезая сухие ветки, собирая клубнику или созревшие сливы, Эмили болтает с посетителями, смеётся их шуткам и любуется их улыбками. Улыбки у всех разные. У невысокой элегантной дамы чуть подрагивают уголки губ и крылья носа, словно она сдерживает улыбку. Высокий молодой человек, весь в клетчатом и с гитарой, смеётся громко, но прикрывает при этом рот кулаком. Спортивная девчонка запрокидывает голову, словно готова рассмеяться, но не смеётся, и глаза у неё чуть испуганные — боится сделать что-то не то. Школьник в шортах и с портфелем за спиной путается в ногах у взрослых, а когда смеются, он низким голосом говорит: «хо, хо, хо». И снова виснет на руке у мамы. Эра мороженого. Так они с Тианой называют эти жаркие дни. Вафельные стаканчики, рожки, упаковки, брикеты, булькающие стаканы с ледяным кофе и кофейным льдом, пахучие увесистые эскимо, вишнёвые тоненькие палочки льда. Представительный мужчина в сером костюме с искрой облизывает подтаивающий рожок — даже это он делает солидно. Ему не к лицу ловить цветные капли. Но он ловит. В этот момент он смущённо поджимает губы, и лоб его собирается в носорожьи складки. Улыбаться ему непривычно и не по статусу, поэтому он просто поджимает губы. Девчонки едят шарики самых разных цветов. Они довольны и перемазывают друг дружку в сладком разноцветном — их носы и щёки превращаются в палитры. Парень разгрызает фруктовый лёд поперёк, и половинка прозрачного мороженого падает в тёплую пыль. Его рыжеволосая спутница с пирсингом в носу заразительно смеётся, и парень тоже улыбается, хотя ему жаль яблочного мороженого. Улыбка у него чуть набок, как будто одна его половина стесняется улыбаться, а со второй ничего не может поделать. В каком-то старом кино Эмили видела такую улыбку у робота. Все эти улыбки оседают в дневнике. Им выделена отдельная глава, улыбки разного цвета, их обладатели напоминают пляшущих человечков. Одна девушка не улыбается совсем. Эмили решает, что она откуда-то из славянских стран, и не ошибается — познакомились, конечно, гораздо позже, при совсем других обстоятельствах, когда из уютной квартирки пришлось перебраться в студенческий кампус. Она стоит, любуясь цветками магнолии. Эмили замирает, едва касаясь пальцами ветвей, и пытается прочитать волны мыслей этой девушки. Волосы закрывают лопатки — пряди цвета тёмного шоколада, чуть полежавшего на осеннем солнце и едва тронутого светлой патиной. Острые скулы, высокие брови, как будто удивлена или расслаблена. Чуть приоткрытые губы — словно хочет что-то сказать, но не решается. Кожа мягко покрыта загаром, как у Тианы. Она не высокая, но и не миниатюрная, худенькая, и от этого кажется неуловимой, но почему-то ощущение, что она всё равно близко, почти рядом, и всё равно в своих мирах — их много. Кончиками пальцев девушка касается цветка, и Эмили тихо вздыхает, словно пальцы прикоснулись к ней. Она по своему обыкновению придумывает красивое имя для девушки, которая не улыбается: Амальтея. Потому что девушка небесная, с далёких орбит. Эмили знает, что познакомится с ней. Нужно только дождаться дождя и согреть её. Внутри этой девушки с шоколадными волосами очень холодно, галактическая пустыня, как будто ей всегда приходится убегать, даже стоя на месте. Девушка уходит, опустив голову. Эмили вздыхает и возвращается к работе. «Имя Эмили — это как последний кусочек светлого и лёгкого крема на пирожном, и одновременно похоже на ощущение, когда слизываешь этот крем; или как будто прозрачный шарик катится по вельветовой поверхности и быстро останавливается; или три ноты — э-ми-ли, их можно петь по нисходящей, через полтора тона — пожалуй, возьму себе это имя». Так написано в её дневнике. Дневник Эмили особенный: он состоит из заплаток, вклеек, наклеек, тонких стебельков отцветших цветов, фотокарточек, оттисков губной помады и коротких заметок внутри коричневых кругов от кофе. «Сегодня Ти уезжает в Коннектикут, и, чтобы не грустить, мы устроили праздник цветов». Вместо грустных смайликов — засушенные цветки. Тиана — глоток шоколада. Смуглая, с блестящими глазами, с капельками пота между обнажённых лопаток. Сомкнутые коленки блестят, одной рукой она их обнимает, а второй держит стакан с холодным шоколадом — кончики пальцев видны, потому что рукава всегда длинные, а плечи всегда открытые; булькающий звук из стакана, и обе смеются. На обед ходят вместе. Жар заполняет день, Эмили обмахивается шляпой и завершает пересадку капризных цветов. Моет руки и шлёпает по мокрой земле к Тиане — та уже ждёт, шланг наготове; Эмили опирается руками, подпрыгивает и садится на краешек стола, вытянув чумазые ноги, и подруга ополаскивает их из шланга. Вода блаженно прохладная, напор сильный, и вскоре ступни блестят. «Где твои ботинки?» — Эмили пожимает плечами и улыбается. — «Вот чудо». — «Где-то на входе оставила». Эмили, всё так же сидя на столе, болтает ногами в воздухе, чтобы они поскорее высохли. Тиана зажимает пальцем струю воды, и вся Эмили в брызгах — ошарашена, а потом смеётся. Тиана говорит, что на такой жаре платье мгновенно подсохнет. Она в шлёпанцах, шортах и своей немыслимой светлой блузке с открытыми плечами; её сумка с книгами где-то рядом, иначе бы она беспокоилась. Гранитная площадка в потоках воды, поэтому блестит как-то особенно тепло. «Погоди-ка», говорит Тиана и набирает крошечных разноцветных цветов, которые повсюду, теснятся у тропинок и даже на стареньком деревянном столе проросли. Девушка усаживает несколько цветков в волосы подруги и в свободные от пуговиц петельки, а потом опускается на корточки у ног Эмили, придерживает её за ступню и вставляет цветочки между пальцами. Эмили заворожённо смотрит на свои ноги и тут же тянется за камерой; Тиана берёт из её рук камеру и делает несколько красивых кадров. — Слушай,— говорит она виновато. — Уезжаешь уже? — понимающе спрашивает Эмили. Тиана кивает. Они уже обсуждали, и она очень переживала, как подруга будет справляться с квартирой. Но учиться они теперь будут в разных колледжах — Тиану приглашают на исследовательские проекты. Ей хочется загладить вину. — Устроим праздник цветов? — О! — глаза у Эмили загораются.— Давно хотели же! Она осторожно сползает со стола на гранитную плитку и объясняет: — Босиком пойду. — Ботинки твои мне нести, как обычно. Прохожие оглядываются, а Эмили время от времени чуть приподнимает подол платья и любуется. Ещё в самом начале дороги почти все цветы растерялись. «Идёшь и усеиваешь путь лепестками»,— говорит Тиана. Домой идут вместе. Они с начала первого курса снимают одну квартиру на двоих, крошечную, но с красивым видом на закатный город — утром убегают на учёбу, потом работа, библиотека, и домой прибегают только к вечеру, по очереди готовят, играют друг дружке на гитаре, расчёсывают волосы. У Эмили всегда ощущение чего-то воздушного и недолговечного. Но тем больше ей хочется наслаждаться каждым днём с тихой и любимой подругой. Ароматы цветов по всей комнате. Горячий ветер в комнате шелестит страницами, янтарными занавесками. Цветки в волосах, на коленях, между пальцами ног у обеих; Эмили не сдерживается и целует; цветы гирляндами и гроздьями — у груди, на спине и на запястьях, кусочками прозрачного пластыря, в браслетах на руках и щиколотках, ожерельями; Тиана отводит от лица её золотистые волосы и смотрит в глаза, не отрываясь. Раскрашивают друг дружку акварелью, рисуют нежные цветки, подводные миры и звёздные системы по всему телу. Вечерняя комната сочится тёплыми оттенками. Букетики полевых трав в кружках, графинах и между страницами книг. Эмили щёлкает камерой, и Тиана тоже. Миллионы снимков — тёплых, прозрачных, ароматных. На снимках закатный свет, невесомые чашечки с цветами, карминовые губы, разметавшиеся волосы; на снимках тихие улыбки, ключицы, страницы, босые ступни, цветы везде; кончики пальцев у груди; обнажённые плечи с нарисованными лепестками и стеблями. Вечерний чай пьют, не одеваясь — закатные лучи ласкают тела, окрашивают в янтарные оттенки; кусочки пиццы и вишнёвого пирога к чаю. Во время праздника цветов даже чай цветочный. Украшать нагие тела пришла в голову идея Тиане — делились желаниями у ночной реки, погружая ноги в кофейно-чёрную воду, Эмили была в восхищении. Откладывали неделями, пока не пришла пора расставаться. Ночью они идут в бар, любоваться танцовщицами под чувственный и тягучий джаз, пить коктейли, растворяющие реальность в музыке и тёплых волнах. Одежда цвета нераспустившейся сирени скрывает соцветия и созвездия, сомкнутые колени и до предела чувствительную грудь. В коктейлях тоже цветки. Музыка поглощает, растревоживает и плавит, и ночные машины расцветают за окном в потоках дождя. Эмили пропускает через себя все волны тепла — из-за наготы под лёгкой одеждой, изысканной музыки, близости эфемерной подруги, чьи плечи пахнут тёмным шоколадом. Тиана кладёт ладонь ей на запястье, и под мягкое звучание бас-гитары Эмили тает в полутёмном зале. Утром от Тианы нет и следа, все её вещи исчезли. На языке лёгкий горький привкус. Эмили бродит по квартире, и пятна свежего солнца скользят по телу,— ничего делать не хочется, лишь заваривает свежий чай. Ей не хочется одеваться, потому что кожа до сих пор ощущает объятия подруги. Цветы, нарисованные на теле, кажутся увядшими. Она находит деревянную расческу Тианы, вдыхает её запах и присваивает её. А потом в своём дневнике находит записку от подруги, положенную как закладку. В записке всего несколько слов и сердечко фиолетовым карандашом. Буквы тают, как будто Тиана уже растворяется в памяти. Эмили в своём дневнике пишет: «Люди легко приходят и легко уходят. С Тианой мы познакомились на улице, просто сидели рядом и болтали ногами в фонтане. И на следующий день уже нашли квартиру. А теперь она уже уехала. Почти полтора года промелькнули. Но с ней было весело и хорошо. Правда, теперь моих дублонов и форинтов не хватит на оплату квартиры. Надо искать новую соседку. Может, отыскать ту девочку, которую я видела в оранжерее? Они с Тианой неуловимо похожи».