Цветочный сад

77 лет назад закончилась Великая Отечественная война, а через небольшой промежуток времени и существование Третьего Рейха. Страны больше не существует, но воплощение живёт как ни в чём не бывало. Совсем недавно Рейх смог немного вернуть доверие в обществе других стран, и те больше не проявляют к нему столь бурной и ярой агрессии. Но до конца дней нациста в нём всё равно будут видеть беспощадного убийцу и врага всего мира. Рейх не сопротивлялся. В те мучительные годы и по сей день в немце борются два чувства: злость и желанием отыграться с диким сожалением к пострадавшим. Должно быть это связано с тем, что воплощение отражает в себе не только органы власти и политический строй, но и душу народа. Люди хотели нормальной жизни, несмотря на Версальский договор, преодолеть экономический кризис и обрести стабильность. Их последней надеждой стал небезызвестный австриец, внушивший, что после его прихода к власти всё изменится в лучшую сторону. Так ведь? Боюсь, что мы никогда не узнаем по настоящему точной правдивой версии. Осознание пришло в самом разгаре военных действий. Было поздно что-то менять, слишком поздно. Совесть и сострадание с каждым днём всё больше и больше брали контроль над нацистом, но гордость и эгоизм не сдавались. Снаружи он оставался жестоким и самовлюблённым Третьим Рейхом до конца. Но что было внутри мы не узнаем никогда. Война завершилась, правителя больше нет, пол мира в руинах. Так и закончилась жизнь воплощения в роли страны. А дальше всё как в тумане. Отработки, ссылки, всемирное унижение. Да, его мог ожидать только такой итог. Иначе быть не могло. Но что же происходит сейчас. На дворе 21-й век, а значит пришли и новшества. Кто бы мог подумать, что сейчас Рейх будет беззаботно кружиться по дому, напевая случайную песенку, и собирать вещи для переезда. Годы искупления позади, а это значит, что Рейху вновь открыты врата в город N. Как давно он там не бывал? Сколько времени прошло с его отстранения? Тьма. Но всё позади. Теперь он Дитрих Вебер и он возвращается на пост назидателя*. Германии нужна была помощь, да и сам юноша был не против сопутствия отца, но лишь в роли бухгалтера. Немец младший и ранее поддерживал общение с Рейхом, несмотря на запрет, а теперь сможет делать это без малейшего опасения. Знали бы вы, как нацист любил и дорожил своим детищем. Сын не отвернулся от него, как бы это не было поразительно. Только Герман видел своего отца настоящим и разделял вместе с ним всю прожитую боль. Рейх действительно ценил их тёплые отношения. У него больше никого нет. А теперь они смогут видеться каждый день и намного больше времени проводить вместе. Сложно представить сколько времени Германия добивался согласия верхушки на возвращение Рейха?  — Интересно, как все отреагируют на мой приход? Хотя Герман, наверное, уже поставил всех в известность, — размышлял вслух немец, копошась в очередном шкафу в поисках пальто. Изнутри Рейха так и распирало от предвкушения и волнения. Мысль о том, что скоро всё вернётся на круги своя не давала Дитриху нормально существовать последние дни. Сможет ли он выстроить грамотные отношения со странами? Понятное дело, что с кулаками на него наверное не набросятся, ведь ничего уже не изменится, да и большинство воплощений до сих пор его побаивались. Но всё же без едких фраз и презрительного отношения не обойтись. — Вот и куда я его дел? — к слову, пальто всё никак не находилось, что было очень странно, ведь в шкафах да и во всём доме Рейха царил идеальный порядок… Ну почти. Одна комната всё же оставалась захламлённой и пыльной. В ней лежали старые памятные вещи, ну или барахло, которое просто жаль выбрасывать. — Может и правда там завалялось, надо проверить. За одно и всё ненужное на свалку отправлю. Заветная комната не заставила себя долго ждать. Пыль мигом оккупировала Рейха и заставила не раз чихнуть. Сразу захотелось удалиться из этого пространства, но желание найти то дорогое французское пальто, сшитое на заказ ещё в 30-е года, перебарывало брезгливость. Ценная вещица как никак, да и на немце смотрелась чудесно.  — И как я запустил всё до такого состояния, — продолжая рассматривать пыльные коробки и непонятные предметы, которыми и была заставлена вся каморка, Дитрих с трудом смог добраться к поломанному шкафу в самом углу комнаты. — Если его здесь не окажется, я не знаю, где ещё мне искать. Скрип дверцы шкафа заставил Рейха скривиться, а новая порция пыли, вылетевшая прямо лицо, продолжить чихать. Внимание немца привлекла дряхлая коробка на самом дне. Вряд ли там лежало пальто, но Рейху захотелось взглянуть на её содержимое. Уже по внешнему виду коробки можно было понять, что пролежала они там не один десяток лет. Порванные и потёртые углы, ободранные края с неразборчивыми надписями, а всю эту красоту украшала пожелтевшая лента с цветочным узором. Распаковка не заняла больше минуты и вот содержимое на виду. Первым делом в глаза бросился красный вязанный шарф, на удивление нетронутый молью и неплохо сохранившийся. Что-то знакомое всплыло в голове немца, он точно носил его раньше. Однако сейчас примерять аксессуар Рейх не осмелился. Запах старья и скопившаяся пыль отталкивали его. Дальше на очереди книги. Обложки немного выцвели, но на одной отчётливо было видно название «Золото Виннету», написанную Карлом Маем. Остальные творения Дитрих опознать не смог. И вот, в коробке остался лишь альбом. Рассматривая вещь в руках Рейх невольно вспоминал то время, потраченное на искусство. Сейчас немец рисует очень редко, от нечего делать, но тогда мог отдавать рисованию целые дни. Складывалось ощущение, что это общее увлечение сближало его с правителем, поэтому и бросил. Не став мучать свой интерес, немец осторожно открыл альбом. На первой странице были набросаны очертания людей. Вот пекарь, хлеб которого всегда подавали к обеду в замки Германской Империи. А вот прачка, вывешивающая бельё по утрам в том же замке. Рейх легко узнавал нарисованных людей всего по наброскам. Несколько следующих страниц тоже были заполнены подобными зарисовками. Иногда попадались здания или заштрихованные улочки, а на одном листе и вовсе были только цветы. Неторопливо просмотрев ещё пару разворотов, Рейх замер. Прямо с альбомного листа своими нарисованными глазами, словно заглядывая в душу, на Дитриха смотрел юноша, до боли в душе знакомый юноша. Мозг как-будто специально блокировал воспоминания о нём, но эти кудрявые волосы, написанные аккуратными закрученными линиями, и мягкие черты лица не могли не оставлять едкое чувство где-то внутри. И ведь красивый парниша, но тогда почему такие эмоции? Вдруг из альбома выпал цветок. Бутон был похож на пластинку, лепестки его выцвели и стали прозрачными, разглядеть можно только жилки, отдающие желтизной. Как цветок не разложился полностью Рейх не знал, но догадывался, что пролежал он меж страниц альбома тучу времени. Казалось, при первом прикосновении лепестки превратятся в пыль и от цветка останется лишь сердцевина на маленьком стебельке, но немец всё же попытался поднять умершее растение. Тут же в голове всплыла давно забытая история и всё стало на свои места. На дворе май месяц. У Рейха выдался выходной спустя долгое время беспрерывной работы. Давно он так сильно не нагружался, про отдых пришлось забыть. Но сегодня немец сможет расслабиться и провести день в компании своего друга. Тот в свою очередь тоже не мог отдохнуть по нормальному. Для обоих настал сложный и напряжённый период, товарищи не виделись несколько месяцев. Сейчас немец отправляется в дом Советского Союза. С недавних пор коммунист обзавёлся собственным жилищем, чтобы существовать независимо от отца и прочих обитателей дворца. Союз не мог больше терпеть их окружение, по этому, отказавшись от какой-либо материальной помощи, покинул родительские покои. Небольшой двухэтажный кирпичный домишко на конце города по рассказам коммуниста сначала был совершенно непригоден для жизни, но после упорной работы и хитрых махинаций марксист смог превратить его в чудесную обитель. Во всяком случае, то здание, которое по прибытию увидел Рейх, ему очень понравилось.  — Эй, хозяин, открывай! — крикнул Рейх и постучал в дверь, чтобы коммунист точно услышал. Однако ничего не произошло, а по ту сторону даже шороха слышно не было. — Тц, ну как обычно. Забыл небось о моём приезде и ушёл куда-то.  — Рейх, я на заднем дворе! Справа от тебя есть калитка, иди туда, — послышался голос Союза, доносившийся из глубин участка дома. Немец, не медля ни минуты, метнулся к товарищу. Взору открылся цветочный сад, что крайне удивило Рейха. Осмотревшись, немец был готов поспорить, что никогда не видел такого разнообразия растений. Вдоль кирпичных дорожек росли пёстрые кусты цветов, клумбы с яркими раскрытыми бутонами образовывали различные узоры, а вдали виднелась цветущая роща и беседка. Аромат стоял изумительный. Заглядевшись, нацист не заметил, как к нему подошёл хозяин сада. Сейчас Союз выглядел очень по домашнему, а таким лицезреть его удавалось лишь избранным. Даже излюбленной шапки-ушанки не было, и кудрявые ярко-красные волосы коммуниста были открыты взору. Одет он был в потрёпанные рубашку с брюками и выглядел по сравнению с немцем, который вырядился в строгий костюм, как обычный рабочий.  — Здравствуй, дружище! Давно не виделись, — коммунист поприветствовал гостя пожатием руки. — Прошу прощения, но я не успел привести себя в порядок до твоего приезда. Проходи в беседку, я скоро присоединюсь, — немец лишь одобрительно кивнул в ответ и наблюдал за уходящим в дом другом. Беседку Рейх заприметил сразу, как очутился в саду. Небольшое сооружение из светлого дерева, внутри несколько скамеек, поверх которых лежали пледы и подушки, по середине стоял стол с белоснежной скатертью похожей на шаль. Вполне уютно и комфортно. Но немец не спешил заходить в беседку. С собой у него была небольшая кожаная сумка, которая была неразлучной спутницей нациста. Достав альбом и свёрток с нужной канцелярией, Рейх решил сделать пару зарисовок цветов, раз уж появилась такая возможность. Немец никогда не был заинтересован в изображении растительности, но сейчас другой случай. Внимание привлекли нарциссы около беседки. Чудесный запах и белоснежные лепестки заворожили немца. Плавными движениями нацист выводил очертания бутона, время от времени поглядывая на цветок. И вот на листке через несколько минут уже красуется первый нарцисс.  — Ого, как здорово у тебя получается, прямо настоящий нарцисс! — Неожиданный появившийся коммунист за спиной Рейха, заставил того вздрогнуть.  — Когда же ты перестанешь так резко появляться? — с неким раздражением глядя на Союза, Рейха поднялся с корточек и потянулся. — Надеюсь, ты не против, что я решил порисовать?  — Пф, нет конечно. Рисуй сколько душе угодно, — ответил марксист с лучезарной улыбкой. Сейчас он был похож на солнышко и будто светился от счастья. Во всяком случае, так показалось Рейху. В последнее время, когда немец с русским ещё активно пресекались, коммунист ходил очень хмурый и напряжённый, видимо отношения с отцом вновь не складывалась. Однако, небольшой отдых вновь позволил коммунисту чувствовать себя радостным. — Мне вот интересно, в саду так много всяких разных и необычных цветов, а ты именно нарцисс нарисовал. Тебе они нравятся?  — Я просто выбрал самый ближние цветки от беседки, чтобы далеко не ходить, — немец поспешил отвести взгляд от друга, который неприлично долго задержался на его лице. — А на счёт любимых цветов, думаю, у меня их нет. Да и они в моей жизни-редкие гости. У отца аллергия на какую-либо пыльцу, так что сада при дворце у нас нет. А тут (говорит про город N) только одиночные клумбы, и то еле найдёшь.  — Печальное известие. Хочешь, я могу показать и рассказать тебе про некоторые цветочки? Может какие приглянуться, и нарисовать ты их сможешь.  — Почему бы и нет, — сказать честно, нацисту не было интересно это занятие. Но видя, как в предвкушении горят золотые глаза коммуниста, отказать он не смог. Да и что уж греха таить, Союза всегда было интересно слушать. Уж слишком речь его была выразительна, а мелодичный голос успокаивал. Рейх не мог похвастаться тем же. Его раздражал свой скрипучий и грубоватый голос, а крик мог ввести любую выскочку в ступор. Очень подходит устрашающему образу Рейха. Гуляя по дорожкам прогулочным шагом, Союз на ходу рассказывал о цветах, встретившихся на пути. Удивляло количество его познаний в этой сфере, а так и не скажешь, что коммунист интересовался ботаникой. Рейх же в свою очередь успел трижды пожалеть, что выбрал именно чёрный костюм из плотной ткани. Так ещё и чёрные волосы солнце притягивают. Точно свариться, но несмотря на неудобства, продолжал ходить за марксистом. Даже было завидно, ведь коммунист щеголял в лёгкой одежде и похоже совсем не чувствовал жары.  — Так, а это у нас анемона, а по простому ветреница. С греческого переводится как «ветер». В отличии от предыдущих достаточно стойкая по отношению к холоду, с ней особо мучаться не пришлось. Если отталкиваться от мифов, то анемона появилась из слёз Афродиты, когда она оплакивала своего погибшего возлюбленного Адониса. А на языке цветов она означает забытую любовь или утрату чувств, — не прерываясь, рассказывал Союз, присев около ветреницы и внимательно рассматривал её яркие лепестки.  — Слушай, а откуда столько познаний, Сойка-слойка? Да и как у тебя сад появился? Насколько я знаю, чтобы обзавестись такой красотой нужно потратить не один год, а дом у тебя появился от силы три-четыре месяца назад, к тому же свободного времени у тебя тоже немного. Когда успеваешь?  — Сад достался мне от прошлого владельца. Здесь жила пожилая женщина, посвятившая свои последние годы выращиванию цветов. Мне не хватило воли уничтожить всю эту прелесть, — ответил марксист, потянувшись и прохрустев спиной. — А на счёт познаний, у меня много подобных увлечений. Скажем так, всего понемножку. Когда сидел во дворце под замком читал разные книжки в библиотеке. Так наткнулся на ботаническую энциклопедию и заветрелось. Как на волю выпустили, так я все кусты облазил. А сейчас вот, продолжил лазать, но уже по своим кустам. Времени у меня и правда немного, но с садом мне соседка помогает. Она была с прошлой хозяйкой знакома.  — Ясно. Мне действительно было интересно тебя слушать, но пока из всех цветов понравился мне только тот нарцисс. Все растения в этом саду невероятно красивы, но приглянулся мне именно он.  — Ха, значит неспроста. Есть миф, что когда-то существовало озеро, куда не ступало ни одно живое существо, ведь водоём охраняли сами боги. Но один раз, они не уследили за сохранностью озера, и к его берегу подошёл парень. Имя ему было Нарцисс. После охоты, уставший и измученный юноша решил испить воды из чистого озера. Когда Нарцисс почерпнул воду, то замер в изумлении. Никогда ему не приходилось раньше вблизи рассмотреть свою лицо, а в отражении увидел всю свою красоту и влюбился. У истории несчастный конец, ведь парень так и остался самозабвенно любоваться собой, что умер на том же берегу. Его бездыханное тело нашли сёстры, что укрыв погибшего брата волосами, отправились подготавливать костёр. Но вернувшись, увидели, что тело пропало, а на его месте вырос цветок, который был так же красив, как Нарцисс, — рассказывал очередную историю коммунист, наблюдая за Рейхом и непрерывным взглядом его алых глаз, направленных на него. — Исходя из этого мифа нарцисс — символ самовлюблённости и эгоизма. Отсюда и термин «нарциссизм». Теперь ясно, почему именно он тебе приглянулся, на подсознательном уровне, — с некой насмешкой продолжил коммунист, что вывело немца из транса. Намёк был понят сразу.  — Если мне понравилась какая-то трава, не значит, что я буду как-то связан с её значением. Не такой я уж и самолюб, — хмыкнул Рейх и отправился по направлению к беседке.  — Ну конечно-конечно, прошу прощения. Но теперь ты будешь ассоциироваться именно с этим цветком, как не крути, — пытался догнать товарища марксист. — Я, кстати, чай имбирный заварил, хотя он остыл уже, наверное… Не суть. А ещё всякой всячины к твоему приезду испёк. Сейчас всё принесу, подожди меня в беседке, — сказать, что настроение немца изменилось за одно мгновение — ничего не сказать. Весь оставшийся день друзья провели вместе. К немцу окончательно прикрепилась новая кличка. Не сказать, что этим Союз хотел как-то за день нациста, его слишком забавлял недовольный Рейх. В ответ немец начал называть коммуниста подсолнухом, а тот лишь тихонько хихикал. На прощание Союз подарил немцу небольшой букет из белых нарциссов. Пронести их в дворец у Рейха не составило особого труда. Теперь в его альбоме красовалось ещё больше рисунков этих цветов, а также портрет одного подсолнуха. С того дня немец стал чаще посещать сад и его хозяина. Рейх не знает, сколько он так просидел на полу, держа в руках открытый альбом. Эта давняя встреча была давно утеряна среди воспоминаний немца. Этот чудом выживший нарцисс, который уже не похож на самого себя, приоткрыл все запертые двери. Осознание того, что сейчас Дитрих понятия не имеет, что стало с Союзом после войны, нагоняет на него ещё большую волну горечи. Сердце так и разрывается от подступившей боли. Шансов на то, что они смогут вновь так беззаботно проживать свои дни друг с другом больше нет. Иначе быть не могло. Ещё больше угнетала мысль, что с прибытием в город N лютая ненависть вырвется из Союза и ядовитым дождём опрокинется на немца. Иначе быть не могло. Он корит себя за такую реакцию. Он корит себя за эти эмоции. Он корит себя за причинённую боль. Иначе быть не могло. Альбом вновь лежит в коробке, но теперь уже с надписью «переезд». Страницы сохнут от солёных капель, а где-то в пыльной комнате растоптаны два нарцисса. Пальто Рейх нашёл на чердаке.