Врач

На плите кипел чайник, стол украшал шоколадный тортик "Империя", а врач в отставке и молодой специалист изучающе сверлили друг в друге дыры. – Как поживает Шота? – Вполне хорошо, за исключением редкой возможности поспать, – юноша всё больше расслаблялся, этот человек дарил странное чувство покоя. – Айзава-сенсей в последнее время погряз в документах, справках и выписках. Яги приподнял уголки губ, испуская смешок. Эмоции этого человека было не так трудно прочитать, но что-то в его глазах не давало Изуку покоя. – Он не изменился, – встав из-за стола и сняв с конфорки кипяток, мужчина разливает его по чашкам, не обращая внимания на начинающую приобретать цвет воду, после чего поставил чай на стол и принялся нарезать угощение. – Я так понимаю, ты пришёл не для того, чтобы рассказать про Айзаву. Изуку, размешивая ложечкой сахар на дне и постукивая ею по краям чашки, кивнул и отложил прибор в сторону. – Вы правы, – было видно, что он волнуется. Не только из-за бегающих туда-сюда зрачков, но и по скрещенным в молитвенном жесте рукам, большие пальцы которых тёрлись с огромной скоростью – скоро сотрутся на нет. – Я пришёл поговорить по поводу Катсуки. "Ангел" замер, не разрезав последний кусок, глаза спрятаны за тонкими прядями. Это имя было для него словно триггер, кошмар, что не давал покоя его душе. Как много он знает? – Я его новый лечащий врач, и пока что я продержался дольше всех, – с неким смешком продолжил тот. Но мужчине напротив явно не до смеха, и, замечая это, Изуку поспешил сократить свой весёлый настрой. – Я хотел сказать, что мне после нескольких визитов повезло остаться целым и не покусанным. Словно кто-то нажал кнопку "пуск", Тошинори продолжил как ни в чем не бывало накладывать вкусность. И снова вид его стал отрешённым. – И что же требуется от меня? – Я бы хотел знать, может у Катсуки есть любимая музыка, или книги, или любимые увлечения. В личном деле нет ничего. Я подумал, может, удастся повлиять как-то на него через эти вещи, ведь он только рычит на всех, не разговаривает, – рассказывая все события, что он наблюдал за недолгие визиты, Мидория не мог остановиться, даже когда перешёл на собственную оценку поведения больного, совсем не замечая, как с каждым словом лицо Яги искажается удивлением. Только когда в горле пересохло, и он потянул тёплый напиток, взглянул на мужчину. – Простите, меня немного занесло. Тот ничего не ответил, явно пребывая в лёгком шоке от всего услышанного. Сколько всего изменилось за год, поверить страшно. Подняв глаза на парня, он застал вопросительный и несколько обеспокоенный взгляд. Прочищая горло, мужчина сначала отвёл глаза, но после посмотрел на врача. – Почему ты считаешь, что я тебе помогу? Вопрос застал Мидорию врасплох. Он явно не ожидал подобного со стороны бывшего лечащего врача. Или... Тошинори не верит в искренность его намерений? Изуку поспешно достал со дна своего пакета увесистую маску, как под собаку, и положил на стол, не выпуская из рук. – Это надевали на него, когда он нападал и кусал работников. Разве нормально вешать на людей собачий намордник? – посчитав вопрос риторическим, ответа не последовало. – Вы спрашивали, почему должны помочь, – он ни в чем не уверен, в голову не приходило никаких весомых причин, поэтому решил бить пальцем в небо. – Как добросовестный врач, вы заинтересованы в его поправке, несмотря на отставку. Дело осталось незавершённым и уже год как запущенным, – Изуку видел, что попал в нужную точку, нужно добивать. – Нельзя спать спокойно, зная, что человек заперт в стенах психушки по ошибке. Больше ничего не говоря, Изуку отломал кусочек торта, кладя тот на язык, и довольно заурчал. Тесто так и таяло во рту, а шоколад плавился, стекая в глотку. Лицезрея подобную картину, Тошинори искренне улыбнулся. Верно, перед ним ещё совсем мальчишка. Мальчишка, который хочет укротить льва. Который без колебания рвётся помогать нуждающимся и который ищет любой выход из тупика. Но одного желания помочь мало. – Ты действительно взялся за трудного пациента, – Яги скрестил руки на груди, не прерывая трапезы. – Постоянно убегая от его, избегая укусов и защищаясь от нападений, ты не сможешь его вылечить. Ускоряя жевательный процесс, Изуку не особо задумывался над словами. Уже нет необходимости, ведь этому человеку можно доверять. – Я знаю, – запивая сладость чаем, он подарил мужчине ослепительную улыбку. – Но я постараюсь сделать всё, чтобы №7 пошёл на поправку. "Ангел" не стал уточнять, почему "№7" и когда его успели перевести на этаж для особо буйных. Этот мальчик ещё совсем зелёный, он многого не знает, но компенсирует неопытность любознательностью и улыбкой. Да, улыбкой, ведь она могла обезоружить любого. – Не понимаю, зачем тебе это нужно, – и снова холод. Как только от голоса может исходить столько леденящего безразличия? – Перед тобой немалый выбор: от алкоголизма до анорексии, от шизофрении до депрессии, и тебе приглянулся... – поглядывая на намордник, Яги не пришлось долго искать ассоциации. – Пёс. Необузданный, дикий и совершенно невменяемый. Тошинори наблюдал за тенью, что пала на ясное лицо врача, он смотрел, как, оставляя на ложечке последний ломтик торта, он положил её на блюдце и отодвинул его в сторону, почти на край стола, после чего сцепил пальцы и взглянул на него. И теперь озноб пробрал Яги. За их недолгое знакомство он уже сформировал мнение об этом парне, но никак не ожидал, что этот человек сможет вызвать в нём мурашки одним лишь взглядом. На него смотрел совсем другой Мидория Изуку. Зрелый не по годам взгляд, необычайно спокойный вид и непонятный блеск хвойной тайги. Именно той тайги, где водятся дикие и кровожадные звери, способные за считанные секунды лишить жизни. – Не поймите меня неправильно, – начал он тихо, не отрывая глаз от Яги, заглядывая в самую душу. – но клянусь, если вы ещё раз посмеете оскорбить Катсуки, я не посмотрю на разницу в возрасте, и этот торт будет размазан по вашему лицу.

***

Разгуливать без дела по коридорам психиатрической больницы – любимое занятие Мидории в моменты, когда нужно над чем-то хорошенько пораскинуть мозгами. Вспоминая недавний разговор с бывшим наставником седьмого номера, он не мог не заметить его странное поведение, словно тот что-то скрывал. Изуку даже в голову не могло прийти, что, несмотря на свою секретность, Тошинори устроил ему такую гнусную проверку. А он, в свою очередь, пообещал окунуть его лицо в "Империю"... Неудобно вышло. Но, по крайней мере, какие-никакие советы он получил, и это главное. Завернув за угол, в него влетела чья-то туша, приземляясь пятой точкой на пол с недовольным мычанием и фырканьем. Такие звуки мог издавать только один человек на его памяти. Изуку поднимает голову и действительно, перед ним сидел Бакуго, всё в той же одежде и смирительной рубашке, возмущённо качая головой. Как только их глаза встретились, он вновь зарычал. Не успел Мидория опомниться или сказать тому что-то, как услышал быстрые шаги со стороны лестницы и крики. Едва осмысляя свои действия, он хватает за локоть своего пациента и скрывается в первом попавшемся на пути помещении. Он зажимает рот Катсуки, прислушиваясь к голосам снаружи, чувствуя, как в кожу ладони впиваются безжалостные зубы, но, подавляя болезненный стон, не сопротивляется. В коридоре беспорядок утихать не собирался, а Бакуго явно не радует перспектива пережидать суматоху в грязной пыльной кладовке, и, когда с уст начали срываться звериные звуки, Изуку пришлось действовать радикально. – Послушай, Катсуки, – он распахнул халат и снял его, сбрасывая свитер. – Ты же не хочешь, чтобы тебя нашли, верно? – видя тупое непонимание, смешанное с подступающей яростью, врач, дабы избавиться хоть немного от холодка, гуляющего по голой спине, накинул больничный халат обратно. Кровавые глаза мельком пробежались по подтянутому телу и вернулись к обеспокоенному, но решительному лицу. – Я знаю, что не хочешь. И раз ты так любишь кусать людей, вперёд. Только не рычи. Вообще никаких звуков, понял? Яростно рыкнув, Катсуки быстро сократил расстояние и, словно вампир, припал к ключице врача, выбивая из него страдальческий стон. Теперь уже зажимая собственный рот больной рукой, Изуку жмурился от не совсем приятных ощущений, но, к его удивлению, №7, хоть и разошёлся не на шутку, не издал ни единого звука, пока острые клыки блуждали по шее, ключицам и даже началу груди. Пациент вёл себя тихо, как они и условились, в отличии от него самого. Писк, постанывания, хныканье и оханье, казалось, только подначивали "зверя" на более сильные укусы. Изуку пытался осознать, что он вообще вытворяет и как до этого додумался, но ему даже прикинуть не дают возможности. Частое, сбивчивое дыхание доктора, как ему думалось, отбивалось от стен гулкими криками о помощи, и случайный прохожий мог запросто их застать за столь... необычным занятием. Полуголого доктора зажимает в подсобке его же пациент и вырывает из глотки неприличные звуки – обычное дело нынче. В ушах стучала барабанная дробь, силы сдерживаться кончались с каждой налитой кровью отметиной, а неподалёку слышались глухие шаги и диалог. – Если этот проблемный ребёнок опять куда-то встрял, – причитает взвинченно хриплый. – Главное, чтобы этот монстр не покалечил его, – возразил обеспокоенно женский. – Изуку я не видела, даже до инцидента. Он может быть и непричастен. – Сильно в этом сомневаюсь. Когда голоса стали ближе, Катсуки, разжав пасть и оставляя несчастное предплечье в покое, яростно зарычал. Мидория испустил испуганное "ик", когда шаги стихли. – Что это? Изуку захлестнула волна паники, он судорожно пытался придумать путь к отступлению, но всё сводилось к одному исходу событий: его уволят, Катсуки посадят в изолятор. Замечая, как последний, словно вышел из транса, точно так же ищет лазейку, явно не в лучшем состоянии – по крайней мере эмоционально – Мидорию тряхнуло. Он стиснул зубы и сглотнул. Нет. Никого не запрут, никого не выгонят. Он возложил ладонь на пшеничную шевелюру, пропуская сквозь пальцы мягкие локоны, и с силой прижал пациента обратно. Предвидя сопротивление, он начал полушёпотом скандировать заученные строки:

My mother told me

Someday I will buy

Galleys with good oars

Sail to distant shores.

Были бы у Бакуго кошачьи уши, они бы плотно прижались к макушке, стараясь скрыться в густом волосяном покрове. Перед глазами начало плыть и, как бы он ни вертел головой, пытаясь сбросить странное наваждение, результата как такового не было. Почему вместо тупого медработника он видит свою старую комнату и сидящего на краю его кровати... Отца? – Что ж, хорошо, – сдался Тошинори, обречённо выдыхая и поднимая руки в примирительном жесте. – Я рад, что Катсуки будет вести специалист, который искренне хочет ему помочь, – улыбаясь уголками губ, доверительно произнёс он. – Несколько наставлений говоришь... Ручка, листок? Вооружённый всем необходимым, Изуку приготовился внимать каждому слову. – Катсуки не признает, что болен, но все твердят обратное. Он один против всего мира. Дай понять, что ты на его стороне, – дикторским тоном выговаривал Яги, смотря как другой конец канцелярии хаотично двигается в воздухе, рисуя причудливые узоры. – С детства его мама говорила, что однажды он будет иметь собственный драккар, на котором свергнет своих врагов. Напомни ему об этом, – Тошинори ухмыльнулся, когда глаза, полные недоумения, поднялись на него. – Это нормально, что ты не понимаешь, мальчик мой. Я был таким же.

Stand up on the prow

Noble baroque l steer

Steady course to the haven

Hew many foe-men.

Катсуки содрогнулся всем телом, жмурясь от раздражающей солёной воды, что попала в глаза. Опять мелькнула картинка, всё слишком быстро для восприятия: теперь женщина, странно схожая с ним, возится в цветах. Четко он видел её нежно-лавандовую футболку, поверх которой была акриловая кремовая накидка и юбка до колен. Она что-то рассказывала, опять же про растения. Ещё про давние традиции, связанные с ботаникой, и какой-то древний язык. Всё исчезло так же неожиданно, как и появилось. Он попытался отвертеться от тёплых рук странного, на четверть голого доктора, но те упрямо обвили его спину поперёк лопаток и пригладили волосы на затылке, прижимая к себе. Ну извращенец, ей-богу. Чокнутый, не колющий ему никаких препаратов, позволяющий себя изувечить, извращенец. Практически факты играли в его пользу, но доверия как такового он не вызывал. Больно молодой. И яркий. От одной только улыбки светит на три квартала. Но если главный и его подруга засекут его здесь и того, что есть, не будет. Была не была. Дрожащее тело наконец, не противясь, устраивается на мазохисте, оба молчат, оба судорожно вслушиваются. – Здесь никого нет, – со вздохом вновь послышалось в коридоре. – Общение с моей детиной развивает в тебе паранойю, – заявил хриплый, шаркая по кафелю. – Не придумывайте. Звуки удалялись, наступила тишина. Никто не шелохнулся, когда опасность миновала, каждый боялся сделать лишний вдох. Только когда в коридоре наступила тишина, оба заметили, что эти секунды вообще не дышали от напряжения. – Hew many foe-men, – закончил Изуку, облегчённо выдыхая, и прислонился к стене. – Всё хорошо? – На очередное негодующее "рр" он хмыкнул, не опуская руки. – Чай будешь?

***

– Изуку, ты не поверишь, что сегодня произошло! – в кабинет врывается возбуждённая интерн, не заботясь о сохранности двери, что с силой хлопнула ручкой о стену. И испуганно кричит, когда видит картину маслом: всё, начиная с основания шеи и заканчивая правым плечом её друга, перемотано белоснежными бинтами с красными пятнами в разных местах. Свитер, в котором тот неизменно ходит, лежал на быльце кресла, что стояло напротивидивана. Сам же он сидит на своём неизменном сливовом диване, пока его рука подвергается изучению чьих-то зубов. – Почему он здесь?! Оттаскивая "пса" от приятеля, она смотрит на кровавый след в районе ключицы, проводит по нему кончиками пальцев и, услышав резкий шипящий звук, убрала руки. – Я предложил Катсуки прогуляться, он не отказался, – сдерживая болезненный стон, натянул улыбку Изуку, не совсем довольный нарушением царившей здесь идиллии. – Правда? – обратился тот к своему подопечному. Бакуго, в свою очередь, совершенно не рад гостье, во всю показывая неприязнь характерным для себя способом, но врач опять протянул свою руку с коротким "жуй", от чего тот не был сильно против. – Будем считать, что он подтверждает мои слова. Урарака, хлопая большими глазками, пыталась осмыслить происходящее, дать ему логическое объяснение, и оно нашлось довольно быстро. – Ты сошёл с ума, – пролепетала она одними губами и откровенно пялясь на полуголого коллегу. – Ты хоть понимаешь, что он сбежал из своей палаты? Этот монстр мог напасть на наших коллег или даже других пациентов! – уже кричала она из-за переполняющих её эмоций. Изуку вздёрнул брови, но быстро вернул себе постное выражение лица, которое Катсуки мысленно окрестил "лицо кирпичом". – Попрошу не выражаться о моём пациенте, – настоятельно порекомендовал тот, переключив всё своё внимание на разговор и не замечая изврата, что творится с его запястьем. – Очако, если Айзава-сенсей будет допытываться, скажи, что мы на прогулке. Меня уже ввели в курс дела сегодняшнего побега, и, если это всё, то я тебя не задерживаю. Очако прекрасно понимала, что сколько волка не корми – он только в лес смотрит, и как бы она не взывала к высшим силам, Изуку продолжит прощать "псу" его выходки и будет пытаться вылечить неизлечимое. Прокусив губу до крови, она капризно фыркнула и, развернувшись на пятках, гордо поцокала балетками на выход. – В один прекрасный день ты пожалеешь, что пригрел змею на шее, – бросила она, не удостоившись хоть голову повернуть, и скрылась за дверью, хлопая ею. Изуку обречённо вздохнул и, качая головой, взглянул на Катсуки, который почти плевался ядом в сторону двери. Он погладил его, не принимая близко к болевому порогу очередную порцию укусов. Наоборот, он улыбнулся и с интересом разглядывал занятого пациента, размышляя над сказанным подругой. "Со второй я уж точно справлюсь" без зазрения совести подумал он.

***

Изуку ненавидел врать, неважно кому: учителю, подруге или незнакомцу. Из-за этого он сейчас прогуливается по заднему двору больницы, который состоит из зелёного участка, тропинок, скамеек и небольших клумб, вместе со своим пациентом. Конечно, пришлось предпринять некоторые меры, жертвуя прежними, и, стоит заметить, они не слишком радикальные. Проходя возле своего коллеги и по совместительству бывшего однокурсника, он приветливо улыбнулся ему, и вроде получил то же в ответ, но, завидев под боком "пёсика", тот поспешил ретироваться со своим больным, заставляя Изуку проводить их печальным выдохом. – Да уж, не ахти у тебя слава, – подняв запястье, на котором красовалась бечёвка, произнес тот. Другой её конец был завязан на запястье Бакуго. Да, он был без смирительной рубашки, и, возможно, – почему "возможно"? – это одна из причин, по которой их обходят десятой дорогой, но мышцы рук до такой степени в расслабленном состоянии, что даже в свободном положении оставались на том же месте. – Ну ничего, думаю, это поправимо, – услышав в ответ "рр", которое явно означало либо "заткнись" либо "отвали", Мидория иногда поглядывал на пытающегося скрыть своё любопытство к окружающему миру пациента. Как же давно он не был на свободе. Ладно, чёртов извращенец неплохо себя рекомендует, за это плюсик. Даже когда на верхнюю его губу села бабочка оранжево-чёрного окраса, он не думал прогонять красотку – лишь скосил глаза на её крылышки, резко вдыхая и чихая. Потом зарычал в её сторону, но яркого создания природы и след простыл. Изуку тихо хихикнул, за что был жестоко покаран. Всё закончилось тонким "ой", новой больной точкой и недовольным Катсуки. В нормальной рубахе он кажется замёрзшим – обнимая себя, старается спастись от несуществующего холода, хотя неизвестно, что ещё преподнесёт апрель-месяц. Тропинка вела в сердце участка – к огромной кругообразной клумбе. Её края выложены серыми камушками одинаковых размеров, придавая большей строгости. По периметру, вдоль дорожек, были засажены кучерявые деревья, между которыми, в тени, располагались лакированные лавки из тёмного дерева. Что-что, а превратить задний двор психиатрической больницы в зелёный парк – это не шутки шутить. Налюбовавшись красотами за пределами холодных стен любимой работы, Изуку слегка потянул верёвку, но та натянулась и, не изменяя своего состояния, повисла в воздухе струной. Затем повернулся и взглянул на подопечного, который не без интереса – кой явно хочет скрыть суровым видом – оглядывает растения самых разных окрасов. Но, быстро возвращая самообладание, рычит на доктора, дёрнув за бечёвку и идя рядом. Подобное поведение чутка обескуражило Изуку, он начал думать. С одной стороны они "знакомы" не настолько долго, чтобы он смог отследить определенные привычки пациента, а вот с другой его будоражила одна только мысль о новых открытиях, которые можно занести в блокнотик. "История выздоровления №7" появилась относительно недавно. Как только Мидория не обнаружил в медицинской карте своего пациента данные о курсе лечения других докторов, – если они вообще были, – то взялся заполнять этот пробел. Но, кроме агрессии ко всем и вся, писать было нечего. И теперь он знал, какими будут следующие записи. Странная колыбельная будет фигурировать в обязательном порядке, над вторым пунктом ещё стоит подумать. Мысленный поток прервала резкая боль в плече, что заставило Изуку вернуться в суровую реальность, отшатнуться и чуть не завалиться на пол. Благо железная устойчивость Катсуки помогла удержать равновесие через натянутую между ними верёвку. – В чём дело? – чуть ли не плача спросил шипящий от боли врач, потирая плечо. Бакуго лишь закатил глаза и – о боже, держите Мидорию семеро – медленно отцепляя правую руку, не облачённую в верёвочный браслет, покрутил указательным пальцем у виска. Изуку расстроился. Приплыли, собственный пациент считает его немного – а может и много, – чокнутым, что может быть лучше? Обращая внимание на пейзаж, он отметил, что центр парка остался далеко позади. Когда только успели? Стоп. – Я разговаривал сам с собой? Завидев, как искривились губы Катсуки, до него то ли на интуитивном, то ли на экстрасенсорном уровне дошло, что ответ положительный. Нужно что-то с этим делать, но это потом. Катсуки с ним общается, без животных замашек. Теперь он знает, какую сделать заметку в истории выздоровления. Цветы.