Ты невыносима!

***

Кейтлин

      Как обычно, я пришла на работу раньше всех. Задолго до начала смены. Невероятно, но кто-то рассортировал ворох бумаг на моем столе. Сверху лежал рапорт, подписанный Кеппл. Надо будет поговорить с шерифом о ее повышении. Не знаю, что бы я без нее делала. Я выхожу из своего кабинета в опен-спейс, где сидят все оперативники и подхожу к столу патрульной. У единственной идеальный порядок на столе, все бумаги разложены по лоткам, единственное, что выбивается из атмосферы общей стерильности — фотография с мужем и детьми рядом с печатной машинкой. Два мальчика — кучерявые, рыжие и невысокие. Очень похожи на Кеппл. Муж — обычный полноватый дядечка в костюме госслужащего. — Приветствую, шеф! — Слегка прихрамывая на левую ногу, вошел Мир. — Ты сегодня рано, — я смотрю на огромного темнокожего усатого великана снизу вверх, — снова нога беспокоит? — Не переживайте, босс. На погоду всегда так. — Он бросил дождевик на вешалку и сел разбирать бумаги на своем столе. — Может все же рассмотришь мое предложение? Отец знает хорошего специалиста. Цена протеза не проблема. — Я присаживаюсь на край его стола.       Мир добродушно посмотрел на меня из-под широких бровей и улыбнулся. — А вы бы согласились, босс? — Конечно. — Я широко ему улыбаюсь. — Неа, не согласились бы. Вы очень гордая, босс. — Мир по-отечески подмигнул мне. — Я такой же. — Я тебя все-таки уговорю когда-нибудь. — Не раньше, чем мы с Кеппл споим вас вискариком на ближайшем корпоративе. — Обе задачи выглядят недостижимыми, так ведь? — Я рассмеялась.       Мир чуть отстранился и внимательно посмотрел на меня. — Выглядите выспавшейся и свежей, шеф.       Я прищурилась и встретилась с патрульным хитрыми взглядами. Лучше некуда, Мир. Обрывки воспоминаний тут же всплывают в голове. Ее рука на моей талии, кончики пальцев, осторожно поддевающие край майки, едва уловимые прикосновения. Я заснула в ее руках, поглаживая рельефные спуски и подъемы мышц. За всю ночь тревога разбудила меня только один раз. Но я не пожалела. Я проверила ее пульс, дыхание, состояние капельниц. Вай больше не бредила так тяжело, но ей что-то снится. Она стонет во сне и что-то бормочет. Цепляет руками бинты и морщится от боли. — Ш-ш-ш, — я отвожу ее руку в сторону и слегка оттягиваю перевязки, чтобы проверить состояние шва. Затягивается очень быстро. Мерцание сделало свое дело, не смотря на последствия. Можно будет поговорить с Хеймердингером и снимать швы. Хорошо бы, конечно, затащить тебя на полный осмотр, но я даже не представляю, через что мне придется пройти. — Ты у меня упрямый малыш, да?       Зеленоватое пламя в химтековом светильнике дернулось и ты вдруг распахнула непонимающие глаза, полные ужаса, вскочив на постели. — Кейт? — Ты заметалась на простынях, видя мою пустую половину кровати. К которой я, между прочим, успела привыкнуть за неделю. — Все в порядке, я здесь, — Я беру твое лицо в свои ладони, — Смотри на меня, это просто сон. — Ты настоящая? — Ты прикасаешься к моим рукам и заглядываешь в мои глаза. — Иди ко мне. — Я крепко обнимаю твои каменные мышцы, напряженные от судорог, холода и страха. — Ну как? Настоящая?       Ты несмело и осторожно кладешь ладони под мои лопатки и прижимаешь меня к себе, заглядывая исподлобья в глаза. Каждый раз ты так мило пытаешься выяснить границы дозволенного. Как будто я что-то смогу запретить. Я убираю эти назойливые плохо прокрашенные черные пряди с серых глаз, чтобы прочесть в них твои мысли. А ты как будто делаешь то же самое. Может даже просишь у меня каких-то ответов. Если я едва уловимо подамся вперед бедрами, это натолкнет тебя на какие-нибудь выводы? Думаешь, тебе показалось? Хочешь проверить своими ладошками, которые поползли вниз? Я прикрываю глаза и улыбаюсь, прикусив губу от удовольствия. Вот тебе ответ на все твои вопросы. Мне так нравятся твои руки. Я выучила наизусть все узоры и сплетения вен со шрамами, пока ждала, когда ты откроешь глаза и выйдешь из комы. А на плечах у тебя веснушки. Я заметила их еще в первый раз, когда увидела тебя в Тихом Омуте. Никогда не верила в то, что называют «любовью с первого взгляда», выдавая обычную похоть за что-то волшебное… Но во мне совершенно точно что-то отозвалось, когда ты уцепилась за меня своими ледяными глазами. Было страшно, притягательно и… наверное у меня случилась обычная похоть, которая сейчас прорастает во что-то большое и красивое. Скорее всего, но это совершенно точно происходит слишком быстро. Ты не готова, тебе нужно время. Да и мне, по-хорошему, тоже. — Тебе нужно отдохнуть. — Ты прерываешь это нежное как туман молчание и понимающе улыбаешься мне в ответ. Очень благородно с твоей стороны. Твои объятия ослабевают и ты нехотя выпускаешь меня из рук. — Ты вообще хоть сколько-нибудь спала все это время, пока я тут бездельничала в отрубе? — Не беспокойся. — Я не выдерживаю твоего такого внимательного и заботливого взгляда и чувствую, что краснею от смущения… — Не могу, Кексик. — Ты мягко тянешь меня за руку и укладываешь к себе на плечо. — Тебе здесь не тесно? Я могу на диване лечь, если что. — Извини, я не могла тебя не подразнить напоследок. — Мне не тесно. — Отвечаешь ты с нотками легкой обиды в голосе. Прости, но ты всегда так жадно обнимаешь, а мне сейчас очень нужно, чтобы ты показала мне, что никуда меня не отпустишь… Я такая глупая… Я, скорее всего, не признаюсь вслух, как страшно мне было, когда ты была без сознания. Даже деликатный Хеймердингер — король оптимизма — давал тебе всего пятьдесят процентов шанса на выживание. Я так скучала по тебе. Я так сильно боялась. Прости мне мою глупость. Я подтягиваю колени к животу и прячу нос на твоей шее. Только бы не заплакать… — Все хорошо, Кексик, поспи. — Ты целуешь меня в лоб и ласково трешься щекой о мою. — Ты устала.       Пресвятая Жанна, спасибо… — Да, Мир, я прекрасно выспалась впервые за неделю. — Я возвращаюсь в реальность, которую начинают наполнять посторонние звуки. Оперативники приходят на работу, гул нарастает. Кто-то смеется, кто-то хлопает выдвижными ящиками стола. Шелест бумаги, глухие удары полицейских сапог по каменному полу. — Я рад, что ей стало лучше. — Мир потрепал меня по плечу и прошел мимо, в сторону архива. — Кирамман! — Нечеловеческий вопль шерифа Уокера окончательно вырвал меня из мира приятных воспоминаний и я, практически с ощущением физической боли, упала в дурную реальность полностью. — Ко мне в кабинет! Сейчас же!       Вай бы сейчас точно пошутила про вазелиновую смазку и анальный секс… Я нехотя волоку ноги в кабинет начальника и закрываю за собой дверь. — Где. Ты. Была. Всю. Неделю?!       Я, конечно, подготовилась, но это не спасет меня от сорванного задания с Мундо. — Подчищала хвосты. — Чьи хвосты, Кирамман?       Вай бы пошутила что-нибудь про бобров, наверное… — Бобров?! Их хвосты ты подчищала?! — Орет Уокер.       Я вопросительно изгибаю бровь. — Шериф, вы читали мои рапорты? Я закрыла четыре висяка на этой неделе. — Конечно же ты читал мои рапорты. — О, Кирамман, твою жопу спасает только уровень раскрываемости твоего отдела! — Это семьдесят семь процентов. — Не идеально, но когда меня поставили начальником следственного отдела, мне пришлось поднимать результат с двадцати пяти процентов, после моего предшественника, который был хорошо прикормлен Маркусом. И довольно большая часть моего успеха — это заслуги Вай с ее наводками из нижнего города. И ее дневник… Я тяжело вздыхаю, — Мы можем перейти к сути этой встречи? — Когда ты успела стать такой хамкой? — Шериф, пожалуйста, давайте определим границы или хотя бы дни недели, когда вы будете говорить со мной как начальник, а когда как друг семьи и третий человек, который взял меня на руки после отца и матери. — Шериф, — в дверном проеме возникло лицо Кеппл, — мне срочно нужен ордер на арест Мадам де Бренвилье — серийной отравительницы, я запрашивала его у судьи.       Я улыбаюсь и складываю руки на груди, а шериф, кажется, пытается не лопнуть от гнева. Мы пытались подобраться к де Бренвилье несколько месяцев. И снова выручил дневник Вай. Процент раскрываемости немного вырос. — Молодец, Кеппл, — Бросает сухо Уокер, пытаясь держать лицо перед подчиненной. — Чистая работа.       Шериф копается в папке и протягивает ей ордер, бросая на меня короткие злые взгляды. — Это работа информатора в основном, — скромничает Кеппл, хватает бумагу и вылетает из кабинета, забыв закрыть за собой дверь. — Цветы? — Шериф хмыкнул. — Редкие ионийские цветы, которые мадам держала у себя в саду. Сами по себе цветы почти безвредны, но в сочетании с небольшой дозой снотворного, подсыпанного в чай из этих цветов, вызывало у жертвы угнетение дыхания и смерть во сне от остановки сердца. Следов снотворного к моменту смерти уже почти не остается и мадам выходит сухой из воды. Эти цветы очень часто используют зауниты для усиления галюциногенных эффектов от наркотиков. Информатор обратила внимание на них в саду мадам и предположила, что она увлекается запрещенными веществами. А дальше уже Кеппл отработала версию, что если цветы способны усиливать действие наркотиков, то скорее всего, действия лекарств — тоже. Лаборатория подтвердила ее версию.       Уокер вздыхает и говорит уже спокойным тоном, потирая уголки глаз. — Я же просил тебя не вмешиваться в дело с Мундо… — Я действовала согласно директиве и ее положению о прекращении специальной операции при угрозе гражданскому лицу. — Одному йордлу на кладбище? — Уокер закрыл лицо руками. — И моему информатору тоже! — Рявкаю я, резко подавшись вперед и напрочь забыв о субординации. — Их жизни ничего не стоят, по-вашему? — А жизни и безопасность граждан Пилтовера хоть что-то стоят? Ты умеешь расставлять приоритеты? — Уокер внимательно посмотрел на меня из-под кустистых бровей. — Вы делите граждан на сорта, а я должна расставлять приоритеты? — Во что мы все превратились, Жанна помоги…       Шериф раздосадованно щелкнул по папке с материалами. — Жизнь это не сказочка про идеалы. Это очень сложное дерьмо, Кейтлин, где приходится принимать тяжелые и неудобные решения.       Я сейчас закачу глаза так сильно, что они больше не выкатятся обратно, я, нахуй, ослепну… Я думаю матом? От Вай набралась… — А вы попробуйте делать выбор, а не перебирать альтернативы. Благодаря тому, что йордл и информатор выжили — мы приобрели ценных свидетелей и мой отдел раскрутил дела, которые годами висели без шанса на какое-то движение. Как думаете, сколько людей мы спасли? Почему всегда существует только два варианта развития событий, при которых кто-то обязательно должен пострадать? — Я тоже думал как ты, Кейтлин, когда был в твоем возрасте. К сожалению, так не работает. Совет требует голову Джинкс сейчас. Немедленно. А то, о чем ты пишешь в рапорте — недопустимо. Мы больше не договариваемся с террористами. Хватило опыта с Силко. Никто не будет вестись на шантаж, угрозы и чудовищ. Совет не будет снимать блокаду. — М-м-м, держите лицо перед ноксианцами, пока задница вязнет в болоте. — Я отворачиваюсь от Уокера, — здесь жизни граждан Пилтовера уже не так интересны? — Кейтлин, что ты от меня хочешь? Чтобы я вывалил совету твои идеалистические подростковые бредни, за два дня вернул в Заун мир и порядок и все жили долго и счастливо, просто потому что ты втрескалась в своего «информатора» и сублимируешь изо всех сил?       У меня вытянулось лицо. — Агенты, приставленные к Мундо убиты, агенты, внедренные в секту не выходят на связь, у тебя был шанс арестовать Джинкс, но ты дала ей уйти… — У меня был раненый…       Уокер вытягивает руку вперед, жестом повелевая замолчать. — Не осталось никаких следов и никаких улик. Ты дала Джинкс уйти — ты совершила ошибку и нарушила протокол. Ты отпустила убийцу своей матери, поддавшись эмоциям. Что с тобой? — Я ее найду. — Я сложила руки на груди. Он меня сильно зацепил этим. — Я не могу отстранить тебя от дела, потому что ты на хорошем счету у совета, но честное слово, Кейтлин. Я не могу позволить тебя творить все, что ты захочешь, потому что ты дочь покойной советницы и пользуешься своими связями.       Я грохнула кулаками о стол и вскочила со стула. — Найди мне Джинкс. У тебя неделя на поиск зацепок. Если не справишься — добровольно сдашь значок. — Уокер жестом велит убрать руки со своего стола. — Это будет твоей аттестацией на профпригодность.

***

Вай

      Первая худая папка с делом, оставленная Кейтлин, оказалась очень унылой и скучной историей о вечном. О вечном долбоебизме жителей верхнего города, у которых есть все, что нужно, но они всегда всем недовольны. Им не нужно выживать, заботиться о копейке на еду и содержание детей. Но им постоянно нужно выяснять друг с другом отношения. Два дома устроили передел территорий рынка поставок овощей и фруктов в Заун. Овощей и фруктов, которые мы не видели уже несколько месяцев, но они, блять, за это уже подрались. Дом номер Один грохнул влиятельную бабушку из дома номер Два. И что ты тут не смогла раскрыть, Кексик? Я листаю скудные рапорты, стенограммы скучных допросов. Понятно, тебе не за что зацепиться. Все доказательства не указывают ни на что прямо. По ебалу ты, конечно же, никого бить не пробовала. Не могу сказать, что не люблю в тебе это, но иногда отвесить хорошего увесистого леща это просто жизненная необходимость. Ладно, давай попробуем пойти твоим путем. Во имя добра, света и сверхзадротства, которое я тоже в тебе почему-то так сильно люблю. Убийца бабки не найден, отпечатков нет, орудия убийства нет, колотая рана от ножа для бумаги в область шеи. Фотоснимки и рисунки со вскрытия. Заметки патологоанатома. Блин, мне даже жаль бабулю. Итого: убийца взял с собой нож, от которого избавился, чтобы минимизировать количество улик. Ага, это уже наверное Кейтлин пишет. Ровные, почти печатные буквы, под идеальным углом. «Весь день шел дождь, но на месте преступления нет ни одного грязного следа (разулся, забрал обувь с собой?)». Загадочный убийца-призрак в носках, обосраться! «См.примечание патологоанатома. Жертву схватили сзади за плечо и ударили в шею ножом для бумаги. Убийца старался держаться как можно дальше от жертвы, чтобы не запачкаться кровью. Судя по нажиму на плечо жертвы ясно, что убийцы отсутствуют мизинец и безымянный палец». Это почерк киллеров клана Такеды, моя сладкая. И он был не в обуви, а в своих упоротых то ли балетках, то ли деревянных тапках. Поэтому, ты не нашла ни одного протектора. И тот факт, что у товарища нет двух пальцев говорит нам о том, что он накосячил ровно два раза — они там любят пилить друг другу пальцы за ошибки. У меня где-то были контакты информатора из Такеды… Но, блять, он остался в потерянном блокноте. Я вздыхаю, беру карандаш и оставляю Кейт заметки на полях.       Дело номер два. Толстая папка. Заунский душитель. Кто не слышал об этом деле… Я помрачнела и открыла первую попавшуюся страницу с середины. Десять жертв. Все женщины и девочки человеческой расы. Все высокие и стройные блондинки, школьницы, домохозяйки, шахтерки, проститутки. Именно с них все и началось. Никто не ищет проституток. Никто даже не принимает заявления о пропаже проституток. Никто не считает их полноправными гражданами, даже людьми. И теперь, осмелев, преступник переключился на детей. Последняя жертва — школьница. Изнасилована, задушена. Предыдущая жертва — домохозяйка, мать троих детей, изнасилована, задушена. Все жертвы заманиваются куда-то на его территорию. Потом он оставляет тела на видном месте. Возвращаюсь к первой странице. Пилтоверский синий штамп «Низкий приоритет». Ну конечно, мудаки, не ваших же женщин насилуют и пытают. Но Кейтлин все-таки взялась за это дело… И долго с ним бьется. Очень много написано ее почерком, я провожу пальцем по ровным буквам, как будто пишу за нее. Ты даже в письме задротствуешь. Я улыбаюсь. Видимо, пишешь очень быстро, все буквы минималистичные, исконные пилтоверские выебоны и завихрения коснулись только твоей «b». Как вообще можно держать перо, чтобы так ее вывести, я пытаюсь повторить движение рукой, но мысленно получается лишь раздвинуть тебя указательным и безымянным пальцем, чтобы провести средним по твоему…       Я отвешиваю себе увесистую пощечину и вскакиваю с кровати, перепугавшись собственных мыслей. Достаточно пока умственного труда. Надо бы что-то поделать руками. Не это! Я мотаю головой из стороны в сторону, пытаюсь отогнать от себя образ Кейтлин, прикусывающей губу и сверлящей голодным взглядом чуть пониже моего живота. Эффектно подавшись вперед корпусом и выставив свою шикарную грудь… Жанна, уведи от греха. Я влетаю в уборную и сую голову под ледяной душ. Ночью она была так близко. Мне точно не показалось — она действительно дразнила меня, прижималась бедрами и ей нравилось. Я могу ее понять, она сильно нервничала и не спала из-за меня. Она может и не до конца понимает, что с ней происходит. Но если наделать ошибок сейчас, все это плохо кончится. Химическая лампа под потолком моргнула дважды и погасла. Вот этим и займусь.       Кое-как просушив волосы полотенцем, я внимательно смотрю на короба, куда спрятана электрика. Очень плохая изоляция. Недолог час и драгоценное дерево полыхнет. Экко должен этим заняться. Вижу моток изоленты в ящике с инструментом в углу своей комнаты. Если что-то невозможно починить с помощью изоленты, значит у вас мало изоленты. Перематываю поврежденный провод, щелкаю выключателем и у нас есть свет. Обращаю внимание, что вода из душевого поддона после меня так и не ушла. Засор. У них тут какая-то хитрая система водоснабжения. Я выхожу из своей комнатушки и спускаюсь вниз. Долбанный шов начал зудеть… Экко поселил меня в домике на самом верху дерева, как оказалось. Живописно, должно быть, надо будет полюбоваться видами. На земле меня чуть не сшибли играющие дети. Как хорошо, что вы еще ничего не понимаете в окружающем дерьме…       Почесывая живот, я хожу вокруг дерева, присматриваясь к водопроводным трубам, тянущимся вверх от общей централизованной системы. Нахожу канализационную. Под верхним ярусом ребятам пришлось использовать г-образную секцию для разветвления, но она довольно узкая. Ничего удивительного — труба постоянно будет засоряться. Я смотрю на бегающих вокруг детей и ловлю вастайского мальчишку постарше. — Сгоняй к Заку и попроси его по свободе заглянуть и прочистить канализацию. — Че мне за это будет? — Пацан прищурился и засунул руки в карманы. Прямо как Скар. Видимо, его младший брат.       Я обращаю внимание, что я разгуливаю по улице в одних расшнурованных ботинках, трусах и перевязках. Мелкие деньги остались в трико наверху и мне нечего предложить мелкому. Я наклоняюсь к пацану и шепчу ему на ухо. — Возможно тебе как раз ничего и не будет. А не будешь слушаться — расскажу Скару о твоих журнальчиках с голыми вастайками, которые ты прячешь под матрасом. — Я подмигнула пацану. — Откуда ты знаешь?! — Пацан перепуганно захлопал глазами.       А у кого в твоем возрасте их не было. Я похлопала мальчишку по плечу. — Беги, невинное дитя!       Пацан моментально слинял. Ну что, Заун? Кому тут еще улучшить жизнь? Берегись, Вай идет! — Ты че вскочила? — Мимо идет Рейвен с корзиной помятого проросшего картофеля не первой свежести. — Еще и в трусах. Холодина собачья, накинь на себя хоть что-то.       Я развожу руками, улыбаюсь и мягко вынимаю из рук Рейвен тяжелую корзину. Ладно, пошли, на кухне поможешь. — Вздохнула вастайка, — я уже поняла поняла, что заставить тебя принять горизонтальное положение получится только у Кейтлин. — Звучало двусмысленно… — А то. — Рейвен широко улыбается и сует мне нож. — Очистки не выбрасывай, добавим в похлебку.       Я сокрушенно покачала головой. — Было и хуже, Вай. Спасибо Кейтлин, мы смогли перебиться хоть на каких-то харчах, пока наш урожай не подошел. — В помещении кухни было намного теплее. На плите что-то кипело, но полки и мешки были почти пусты. Рейвен натягивает на меня фартук, разворачивает и туго затягивает завязки на спине. — Очень сексуально, Кейтлин точно подмокнет.       Вастайка окинула мой всратый внешний вид и расхохоталась. — Пока что с этим проблемы только у меня…– Я усаживаюсь на табурет перед тазиком и максимально тонко срезаю кожуру с картофеля. — Мне везде мерещится ее грудь… И не только…       Я потираю лоб тыльной стороной ладони. — О, смотри-ка, ты сказала не «сиськи», а «грудь». Это любовь, мать. — Рейвен по-дружески улыбается.       Это пугает. — У тебя со Скаром также? — В смысле мерещатся ли мне его сиськи и «не только»?       Я надулась. — Не злись, я знаю, что тебе страшно. Просто меня саму это немного бесит. Всем все ясно и понятно, но все четверо ходят и дрочат по углам, втайне пуская слюни друг на друга. Это тоже как-то не правильно. И, да, мне иногда тоже кое-что мерещится. Надеюсь, тебе полегчало. — Да, спасибо. — И именно сейчас мне должна была попасться сросшаяся картофелина, сильно напоминающая кое-чью попку. — Только не начни это вылизывать, я тебя умоляю. — Рейвен отнимает у меня овощ от греха подальше. — Привет, девчонки! — В кухоньку вошел Экко. — Ты все-таки встала? — Мне уже лучше, — Мы стукнулись кулачками, но я навострила уши. Твоя хитрожопая рожа выдает тебя с головой, ты что-то нашел! — Выглядишь очень пленительно, — Экко посмотрел на мои ботинки и фартук поверх трусов. — Забери ее отсюда, иначе она нам весь ужин оттрахает. — Рейвен отняла у меня нож. — Не понял… — Пошли, пошли. Расскажешь, что смог узнать. — Я выталкиваю Экко на улицу, заприметив, что в кухню собрался еще и Скар. — я отлучусь, Рейвен? — Да сколько влезет, пупсик. — Я немного пошуршала по электрике. Плоховаты у вас дела. — Мы медленно поднимаемся в мою комнатку на верхушке дерева. — Да знаю, много чего нужно менять, но Кейтлин не все может достать прямо сразу.       Она тратит свои собственные деньги на то, чтобы таскать Поджигателям провизию, лекарства и расходники? Они действительно уважают ее. — А помнишь как ты вопил, что продаться пилтошкам последнее дело? — Я толкаю его локтем. — Во-первых, я был дураком. Если ради общины понадобится продаться сатане — я это сделаю. Идеалы это хорошо, когда твоим детям есть, что жрать. Во-вторых, она очень умная для пилтошки. Ей хватает мозгов уступить там, где надо, но если речь заходит о ее принципах — она ни за что не прогнется. Такого человека обязательно нужно иметь в союзниках. — Я уже поняла, что она у вас местная Жанна. — Кто такая вообще твоя Жанна? Жанна сидит непонятно где, а Кейтлин нам картохи отсыпала. Так что ты делай выводы, — Экко улыбнулся. — Ну и раз уж мы заговорили о божественном… Я достал тебе веселенькое чтиво.       Экко достает из внутреннего кармана куртки записную книжку. Ага, вот и оно. — Я, правда, не знаю, обоссышься ты от смеха или загрустишь.       Я беру тетрадь в руки. Какая-то рукопись, убористо исписанная кривым почерком. — «Библия Великой», — читаю я вслух заголовок на первой странице, — Чего, блять?       Экко давится смешками. — Листай. — «Глава 2, стих 3. Послания Великой Заунитам. Не клади все корзины в одни яйца». Что? — Я захлопываю тетрадь и смотрю на обложку. — Где ты это достал? — Подонки подбросили это на пляж, где играли наши дети. Здесь не только великие изречения твоей сестры, но еще и комиксы про подвиги Джинкс. Подростки любят такое и ведутся.       Я листаю дальше. Тексты, картинки… Кругом синеволосая спасительница с благостно-страдальческим выражением лица. Здесь она дарует людям пищу и сладости, здесь бьет высокую девушку в миротворческой форме… Это что, Кейт? Продолжаю читать: — «Если не можешь покорить врага — взорви его. Святой Зиггс». — Я смотрю на Экко и злобно листаю дальше, — «Внутри тебя живут два волка, но больше всех срет тот, кто больше всех жрет». — Про волка вообще мое любимое. Очень метафорично, я считаю. — Экко заржал.       Я закрываю лицо рукой и ищу поблизости мусорное ведро. — Погоди, есть и кое-что интересное. — Экко берет у меня тетрадь и листает куда-то ближе к концу. — Вот, смотри. — «Во имя отца, я сварила два яйца»… Экко, блять, ты что меня подъебываешь! — Я замахала руками от злости. — Читай дальше, — Экко явно сильно возбужден. — «Во имя отца, я сварила два яйца, вышла Луна, охуенна она», — я чувствую как у меня начинается дергаться глаз, — «Указала на папкин нос, у тебя начался понос. Тебя выручит маленький дом, мы окажемся там вдвоем. Если сможешь понять — приходи поиграть. Заберем тебя к себе».       Экко улыбается и ждет от меня какого-то ответа. — Почему это пишет она, а умереть от стыда хочу я? — Ты поняла о чем тут? — О групповом сраче в общственном Заунском туалете с элементами игры? Я, конечно, знала, что моя сестра не в себе, но чтобы настолько… — Я вдруг замолчала. — Общественный сортир? Это наводка что ли? Они так вербовали себе паству? — Точно! Это же шарада! Она пишет о памятнике Вандеру. Рядом с ним магазин, торгующий яйцами и мясом птицы. А когда выходит полная Луна — она всегда светит в лицо Вандеру. Если пройти ему за спину и зайти в переулок, то в глубине и будет этот общественный сортир. Ни наркоман, ни нормальный гражданин туда и близко не подойдут. Ноль свидетелей! — Поэтому мы и не видели ни разу ни вербовщиков, ни паству и вообще никого. — Я села на кровать и почесала живот, глядя на это позорище в тетради. — Я подумаю, кого можно внедрить. Это реальный шанс развалить всю их структуру изнутри или устроить диверсию. — Это может быть слишком опасно, я бы пошла, но в этой тетрадке все картинки пестрят моей рожей. Меня все знают. — Обсудим с Кейтлин, она как раз скоро должна вернуться.       У меня потеплело внутри. Но опять разбила чертова слабость. Когда я уже смогу восстановиться? О, нет, снова тошнота и боли… — Братан, позови пожалуйста Хеймердингера…

***

Кейтлин

— Привет, — я улыбаюсь тебе, когда ты открываешь один глаз и смотришь на меня, мучаясь от головной боли. У тебя снова случилась ломка, а я не успела. Я глажу тебя по щеке. — Привет, Кексик, — Ты прикрываешь глаза и трешься о мою ладонь. — Мне сказали, ты сегодня хорошо себя вела. — Я почти шепчу. — Мне за это что-нибудь полагается? — Опять флиртуешь и дразнишь. — Да, я принесла тебе грушу. Настоящую.       Знаю, ты рассчитывала не на это. Обещаю, я тебя как следует отблагодарю. И особенно за раскрытое дело, которое я тебе оставила. — Спасибо за помощь с убийцей из Такеды. Я даже не думала в этом направлении. Завтра Мир заведет небольшой отряд в Заун и мы выйдем на твоего информатора. — Какого информатора? — Ты зашлась кашлем. Блять, этого не было в заметках, это было в твоем дневнике… Мне нужно быть осторожнее…       Я сбрасываю обувь и снова ложусь рядом, забираясь к тебе под покрывало и заключая в свои объятия. — Это что, фартук? Поверх белья? — Не обращай внимания, я улучшала жизнь общины. — Ты с удовольствием прижимаешься к моей груди. А еще ты, очевидно, простудилась и постоянно расчесываешь шов. Я убираю твою руку с живота и осторожно веду кончиками пальцев вверх и вниз. — Пресвятая Жанна… — У тебя закатываются глаза от удовольствия, — это лучше секса… Проклятый зуд сведет меня с ума. — Что правда лучше? — Я изогнула бровь, а ты опять краснеешь. — Нельзя расчесывать шов, ты же знаешь? Занесешь инфекцию и ломки покажутся прогулкой в саду.       Мы встречаемся взглядами, надо срочно менять тему. — Я читала библию твоей сестры. Это ужас.       Ты усмехнулась. — Мягко сказано. И граждане переписывают это. Верят в это и молятся на это… — Отчаяние не до такого доводит. — Я тяжело вздохнула, — Совет не будет снимать блокаду, пока им не выдадут Джинкс. Тетрадка сейчас очень поможет. Я разговаривала с Экко, будем внедрять Кеппл в секту. Заодно выясним, что с агентами шерифа, которые не выходят на связь.       Чувствую как твой живот напрягается под моими руками. Отворачиваешь лицо от меня. — Хочешь поговорить? — Я раскрываю ладонь и мягко обнимаю тебя, положив голову тебе на плечо. Не закрывайся, я знаю, что тебя мучает. — Просто не знаю, что делать, если мы с ней снова встретимся. — Я не могу давать никаких гарантий, в процессе задержания может случиться все, что угодно. Но совету она нужна живой. Будет суд. — Ее приговорят к казни, Кейт. — Она снова смотрит на меня с тревогой. — Не обязательно, ее могут признать невменяемой. Она выживет, но ее упрячут до конца дней в лечебницу. — Я даже не знаю, что хуже, Кейт. — Я тоже. — Я вспоминаю утренний разговор с чертовым Уокером. — Я найду еще варианты. Я не обещаю, но я постараюсь.       Ты так ласково и благодарно трешься о мою щеку. — Еще, я не обещаю, что не выбью твоей сестрице пару зубов… — Ты ведь не считаешь, что я спекулирую?       Между молотом и наковальней, да? Успокойся, я тебе помогу. Я снова веду пальцами вверх и вниз по шву. По твоему телу побежала мелкая дрожь. — Нет, не считаю. Я не отрицаю, что мне хотелось убить Джинкс не смотря на то, что тебе было бы больно. Но чем я в этом случае буду лучше нее? Я уже и подзабыла почему я выступала за отмену смертной казни. Не может государство марать руки в крови. — Даже если убита чья-то мать? — Даже в этом случае. — Я, наверное, не могу с тобой согласиться. — Ты и не должна. — Но я обещаю подумать над этим. — Ты кладешь руку на мою ладонь, — Не удивительно, что Экко и община на тебя молятся. У тебя очень красивые идеалы. — Считаешь меня наивной? — Не обижайся, ладно? — Ты притянула меня ближе и я чувствую твою ладонь на своей талии. — Не одна ты так считаешь, меня все утро полоскал Уокер… — Я переворачиваюсь набок и забрасываю колено на твое бедро, осторожно, чтобы не зацепить рану на животе. Заберись под мою майку, пожалуйста… — Уокер не выглядит откровенно тупым. Но если хочешь, я разобью ему морду. Он тебя обижает? — Ты кладешь руку на мое колено и ласково треплешь. — Он хороший человек и начальник неплохой. Он зажат советом и обстоятельствами, но меня бесит, что он никак этому не сопротивляется. Ему дали команду жертвовать людьми Зауна и он будет это делать, если это самый выгодный и простой вариант. Он даже не попытается найти какое-то другое решение… — Забей, скоро сама станешь шерифом и все мы заживем.       Я хохотнула. — С чего такие мысли? — Ты была бы хорошим шерифом. Заботишься о людях, всегда находишь больше вариантов, чем просто два. Тебе не насрать на Заун. — Я чувствую твою руку, ползущую под мою майку. Да, спасибо. — А говоришь, что я наивная… — Я прикрываю глаза и отдаюсь твоему теплу, поерзав от удовольствия. Твои мышцы напряглись, но уже не от страха или волнения. Малыш, я на грани, давай больше не будем… Я все ближе к срыву… Поиграли и хватит. — У меня есть мысли насчет дела душителя. Обсудим завтра? — Серьезно? Я в дремучем тупике. И ресурсов на это дело у меня почти нет. Четов Уокер присвоил делу низкий приоритет. Пока что я пыталась выяснить, куда преступник заманивает жертв. — А ты пыталась выяснить как он их находит? — С проститутками все более-менее понятно. Остальные жертвы вообще никак не связаны друг с другом кроме цвета волос и комплекции. Школьница, домохозяйка, шахтерка, швея… Все разного возраста, социального положения — по заунским меркам, конечно — из разных концов города, разный род деятельности. Логично, что их должно что-то связывать. — Я думаю, что их связывает ориентация. И все они собирались в одном месте.       Меня подбросило на кровати и как будто обдало ледяной водой. — Нет, не может быть. — Я вырываюсь из твоих объятий и хватаю папку с делом. — Школьница и многодетная мать. Замужняя. — Когда это замужество кого-то останавливало? Школьница, напомню, старших классов. Уже должно цвети и пахнуть вовсю. — Не может быть… — Страница двадцать два, Кексик. — Опись личных вещей убитых…       Ты поднимаешься с кровати, подходишь ближе и тычешь пальцем напротив пункта «пробитый пропуск в клуб «Последняя Капля». — Пропуск у одной… — Переворачиваю страницу, — Пропуск у второй. Третьей. У школьницы его нет… Вот почему я не обратила внимания… — Но ее могли провести нелегально. Севика сейчас не слишком заботится о безопасности, у нее тоже дела с деньгами плохи. Особенно, когда она перепрофилировала клуб для аудитории ЛГБТК+. — Вай, я тебя обожаю, — Я вешаюсь ей на шею и попутно ищу свою обувь. — Ты что, уходишь? — Я слышу почти боль в ее голосе. Она подходит ближе и кладет руки на мою талию. — Прости, мне нужно к Севике. Утром я не успею — нужно вводить Кеппл в курс дела и срочно внедрять ее в секту. — Ты не пойдешь одна к Севике. — У Вай дернулся глаз. — Что ты сказала? — Я напряглась и смахнула с себя ее руки. — Прости, я просто… — Она растерялась и отошла. — Не надо указывать мне, что я должна делать, хорошо? — Прости, Кейт… — Ложись спать. — Я вышла и грохнула дверью.       Морозный воздух бодрил и злил еще больше, проникал под одежду кусал лицо. Это не твои теплые руки… Зачем я так? Зачем она так? Теперь все ясно. Все намного сложнее, чем просто пообниматься. Это то, о чем она писала в своем дневнике про свою бывшую. Она постоянно скатывается в эмоциональную зависимость и абьюзит женщин. Столько лет в тюрьме, это не могло пройти бесследно. Может вернуться и поговорить? Нет, сначала Севика. Потом мы поговорим. Это тоже можно решить. Вообще все на свете можно решить, в том числе и проблемы эмоциональной зависимости. Только не наделай глупостей до моего возвращения. Я быстро.