Теория любви

      Аудитория была тесной и душной. Вместо просторных американских парт здесь были маленькие столики, соединенные с сидениями, за которым с трудом помещался один человек. Айто сел подальше от преподавателя и прислонился к стене. Одну руку положил на лоб, чтобы не было видно глаз, а другой собрался записывать лекцию. Сейчас шла латынь, присутствие обязательно. Присутствие было вообще обязательным на каждой лекции, ведь группы факультета соревновались между собой в успеваемости и посещениях, а в конце семестра подсчитывали общие баллы. Группа, в которой он учился, была на высоте и отчасти благодаря ему. Дать слабину — означало подвести остальных, а он так не мог поступить. Он уже достаточно пропустил, когда пришлось ехать в Иокогаму впервые.       Сейчас он пытался бороться со сном и временами даже выигрывал схватку, но глаза так и норовили закрыться. Хоть подпорки ставь! Соблазн уйти после первой пары домой и отоспаться как следует после прошедшей ночи был слишком велик.       Айто не столько устал физически, сколько морально: некоторые вещи ему приходилось делать впервые и речь идет не о танце в женском платье перед толпой мужчин. Было противно от самого себя. Весь путь от Иокогамы до Токио хотел от стыда провалиться под землю, а лучше вообще перестать существовать.       Во рту до сих пор мерещился привкус марли. Ему казалось, что на щеках нет-нет да и осталась белая пудра, на губах — следы помады, а на голове все еще чувствовалась тяжесть парика. Сейчас все студенты одновременно обернутся на него и начнут позорить. В таком случае даже прилюдное сеппуку не смоет его позора…       Почувствовал резкий тычок в спину и встрепенулся. Это Эмика, она сидела позади него. Договорились перед лекцией, что если она увидит, как он кивает носом, пусть не стесняется и будит его. Обернулся вполоборота и посмотрел на нее. Она еле заметно кивнула ему в знак поддержки. Поймал ее взгляд и губы непреднамеренно растянулись в улыбке.       Стоило отвернуться, накрыло осознание: как же легко в его жизнь вошла ложь. Чтобы без лишних вопросов отлучиться в Иокогаму, просто сказал ей, что вышел подменить напарника на смене в больнице. Она поверила! Как же низко… Хотел пообещать себе, что больше не будет ее обманывать и недоговаривать ей, однако понимал: побывать в Иокогаме придется еще не раз.       

***

      Дорога до «Сладкого персика» не заняла много времени и стала более привычной. За время пути Айто не раз хотел сбежать, отменить встречу и вообще уехать из Токио навсегда. Внутри все противилось, но с каждой минутой будущее было более неотвратимым. Пытался успокоить себя, ведь ехал отнюдь не на казнь. Он просто помогает Фумии, но кому он врал? После подачки Арисы проснулся денежный интерес, а им с Эмикой сейчас не помешала бы небольшая сумма…       Зашел с черного входа и в этот раз его встретили более любезно, чем в прошлый. Девушка в коричневом кимоно, подпоясанном темно-синим оби, широко улыбнулась ему и провела вглубь. Это, кажется, была та особа, которая в прошлый раз помогала выбраться из лабиринта комнат. Ее лисья улыбка не понравилась ему с первого взгляда, показавшись слишком заискивающей, но ничего не поделать, да и с ее лица воду не пить. Поди, таких, как она, в Персике пруд пруди!       — Привет! Я Ута. Мне приказано сопровождать тебя повсюду, — проговорила девушка в поклоне.       — А где Ариса-сан?       Перспектива остаться на весь вечер в компании этой девушки спутала его план: он рассчитывал увидеть Арису, ведь договаривался с ней, и из всего веселого заведения знал только ее.       — Она сегодня занята и вряд ли сможет уделить нам внимание. Пойдем, я знаю, кто ты и зачем здесь находишься. — Ее голос прозвучал тихо и убаюкивающе. Только возникшее беспокойство растворилось. Ута повела его вверх по ступенькам, поясняя на ходу, что дальше находятся комнаты для отдыха.       — Отдыха от сидения за решеткой на улице? — спросил Айто, прикинувшись дурачком. Было предельно ясно, каким образом отдыхали в таких комнатах.       Ута ничего не ответила, только улыбнулась ему еще шире. Они оказались в небольшой комнатке, схожей по размеру с той, в которой он жил с Эмикой. В углу стояла ширма, за ней угадывались очертания развешенных кимоно.       — У нас с тобой мало времени. Ариса приказала сделать так, чтобы все прошло на высоте, понимаешь? Поэтому, давай раздевайся полностью, Хитоми — нежный цветок, который возвращается на сцену по весне.       — Замолчи! — слышать, как кто-то называет его именем из рекламной листовки с будущим выступлением, было отвратительно.       — Не нравится? — хихикнула она. — Ну тогда скажи, как мне тебя называть?       — Зови меня Ай, — недовольно проворчал ей и стал постепенно снимать с себя верхнюю одежду.       Когда он остался в одном исподнем, Ута бросила в его сторону нижнее кимоно белого цвета. Быстро накинул на себя, но оно оказалось слишком коротким. Это сильно расстроило ее, однако, стараясь не показывать ему свое настроение, быстро выбежала из комнаты.       Айто остался один. Окно выходило на улицу. Странно, что не было зарешечено на манер галереи, в которой сидели (продавались) остальные девушки. В голове пронеслась шальная мысль: что если выскочить в окошко в чем есть? Тут же одернул себя, ведь здравый разум подсказывал дождаться Уты и выполнить свою часть договора. Но то, что зовется инстинктом самосохранения, что заложено в сознании с рождения, кричало во весь голос убираться отсюда как можно дальше.       — Прости-прости, еле нашла для тебя одежду! — проговорила, вставая с колен у раздвижной двери. — Будешь выступать в темно-красном кимоно.       — А до этого какое было?       Не то, чтобы его интересовал этот момент, он спросил, чтобы поддержать разговор. Было неловко, непривычно, однако финал этой затеи был весьма привлекателен. Не только ради общего дела с Фумией, но и для себя самого. За несколько минут выступления получить свое полугодовое жалование — попробуй найди такую работу! И вместе с тем, его не покидало гадливое ощущение, а совесть то и дело спрашивала его: на какое дно может опуститься ради денег?       — Вот, смотри, — она отодвинула ширму и показала ему распорки с кимоно нежно розового цвета, плавно переходящим в зеленый, к нему шел золотистого цвета оби. — Красивое, правда?       — М-гм, ясно, — буркнул и принялся одеваться.       — Просто, если ты наденешь это, в нем будут видны твои ступни, а нам нужно сделать из тебя женщину, — принялась вроде как оправдываться. Скорее всего, ей показалось, что он расстроился.       — Мне без разницы что надевать.       — Ай-кун, не говори так! Ты должен понравиться публике!       — Я здесь в первый и последний раз. Мое время на сцене, или что там у вас, не больше нескольких минут. О каком «понравиться» ты говоришь?       — Среди гостей будут те, кто видел настоящую Хитоми, а она, говорят, танцевала безупречно и могла завести публику одним своим появлением.       — Скажи лучше, что нужно постараться, чтобы все толстосумы раскошелились побыстрее и побольше!       — Примерно так и есть, — облегченно улыбнулась Ута и посмотрела, как он завязал кимоно. Ее улыбка очень быстро спала с лица и она бросилась его поправлять.       Потом пришлось стянуть с себя только что надетое кимоно и отдаться ей на растерзание.       В первую очередь она принесла теплой воды и начала брить его лицо. За год ежедневного бритья Айто смог отрастить редкие волосы над верхней губой и на щеках. Этого было недостаточно для желаемых усов, однако по вечерам уже ощущалась колкость на лице. Да, чтобы выглядеть по-женски, придется начать с самого начала.       Потом она умыла его рисовой водой и растерла маслом камелии лицо и шею. Долго ощупывала его кожу, рассматривая почти впритык.       — Что ты там хочешь увидеть? — проворчал, пытаясь отстраниться от нее.       — У тебя нежная ровная кожа, нет ни прыщей, ни следов оспы — это очень хорошо. Но твой кадык слишком заметен. С этим надо что-то делать!       — Я буду закрывать веером лицо. И ворот кимоно прикроет немного.       — Хорошо, но недостаточно, — задумчиво проговорила и стала раскладывать остальные пузырьки с притирками на полу. — Ладно, попробую что-нибудь сделать с ним. Закрой глаза.       Почувствовал, как по лбу она размазала что-то липкое и тянущееся за пальцами. Затем дождалась пока высохнет, и стала покрывать его лицо, шею и кисти рук белилами. Прорисовала брови значительно выше, чем были его родные, но все это было сущей ерундой перед тем, как начать прорисовывать угольным карандашом его глаза. Кажется, он столько не плакал даже в детстве! Ута заставляла посмотреть его то вверх, то вниз, но выступающие слезы от карандашной сажи сводили ее старания на нет. Махала ему в лицо веером и даже открыла окно, чтобы его глаза перестали слезиться. Эта экзекуция не понравилась ни ей, ни тем более ему.       — Ты что, никогда не выступал на сцене?       — В школьном театре, но это ведь не считается?       — Откуда ты вообще взялся на мою голову? Когда Ариса говорила о подготовленном юноше, я не думала, что это окажешься ты! Как ты представляешь себе выступление? — возмущалась Ута. Кажется, уже потеряла всякое самообладание, и это она еще не видела его танца!       — Давай крась быстрее, — поторопил ее, не желая отвечать на бессмысленные вопросы. Ничего не поделать: надо было просто выполнить неприятную, но необходимую работу. С большим удовольствием он бы сейчас остался дома и подготовился к завтрашним лекциям, чем сидеть в иокогамском веселом доме. На его месте должен быть Фумия…       Девушка вроде как послушалась его и прикусила язык. Некоторое время они просидели в тишине, пока не пришла очередь водрузить ему на голову парик с большим количеством черепаховых гребней и узорчатых заколок. Попытался чуть пошевелиться, как тут же получил гневный окрик:       — Не крути головой!       В эти минуты он готов был проклясть все на свете и отказаться от этой затеи. В напяленных на него вещах было сложно пошевелиться, а ему предстоит изображать из себя веселую и непринужденную гейшу!       — Дай-ка я посмотрю на тебя, — проговорила и наконец-то отошла от него. Радость была недолгой, Ута решила поиздеваться над ним еще чуть-чуть и заметила: — У тебя слишком худое лицо.       — Прямо здесь откормить решила?       — Почти, — она недобро ухмыльнулась и достала из вороха белья кусок марли. Разорвала на несколько полосок и, намочив в воде, приказала ему: — Сверни в валики и затолкай за щеки, это придаст эффект пухлых щек.       — А это обязательно делать? — скривился, разминая в пальцах кусочки марли.       — Больно много спрашиваешь! Ты бы видел себя в зеркало сейчас! Сколько ни пытаюсь тебя принарядить, все без толку! И чем только Ариса думала, когда звала тебя сюда?       Хотел высказать ей все, о чем подумал в этот момент, но пришлось положить в рот марлю. Говорить стало сложнее, почти невозможно. Единственное, о чем приходилось думать, так это о том, что чем быстрее начнется выступление, тем быстрее он освободится. На горизонте все еще маячила возможность получить несколько десятков иен.       — Вот теперь более-менее, посмотри-ка сюда! — обрадовалась Ута и поднесла ему зеркало.       Айто демонстративно отвернулся. Казалось, взгляни он на свое (?) отражение, будет считать себя кем-то другим, той переодетой женщиной, а не молодым человеком, теперь уже девятнадцати лет.       — Ну что, теперь перейдем к главному?       Хотел колко ответить ей, но в последний момент осенило, что не сможет выговорить и слова. Ута достала темно-вишневое кимоно и помогла надеть. Подпоясала лентой и отошла посмотреть на него. Ей снова что-то не понравилось в нем, но в этот раз она смолчала и стала наматывать на него оби.       Спустя некоторое время Ута справилась с одеванием и заставила его пройтись по комнате. Сделать хоть один шаг во всем этом было невозможно. Танец с веерами? Тут бы пройти до двери…       — Шними ш меня нижнюю юбку, иначе я упаду.       — Как смешно ты говоришь! — рассмеялась она. — Я не могу с тебя снять ничего, потому что ты будешь двигаться не так, как это делала бы женщина. А теперь покажи мне танец, который, как мне говорила Ариса, ты превосходно знаешь.       Айто попытался настроиться и привыкнуть к новым ощущениям. Обмотанный в несколько слоев ткани, напоминал себе шелкопряда, спеленутого в кокон. Надо было как-то двигаться: он сделал несколько маленьких шажочков к окну и повернулся к Уте, чтобы показать ей танец. Начал с первых движений и она тут же его оборвала.       — И это Ариса назвала превосходным танцем?       — Што тебе не нравится?       — Даже одетый, ты двигаешься слишком резко! — с этими словами она вскочила с пола и подбежала к нему, пытаясь показать правильные движения. — Так не пойдет: нужно плавно. Для остальных — ты девушка, грациозная и нежная. Представь, что ты каппа и у тебя на голове выемка с водой. Тебе нужно не расплескать ни капли, иначе умрешь!       — Но ведь Ариша говорила…       — Ариса танцует как сацумская картошка в полете! — Ута грубо перебила его и взяла его руки в свои, чтобы показать, как правильно двигаться в танце. — Вот так! Вот так!       Айто еле удержался на ногах. На секунду подумал, а не ждет ли его участь Фумии с такой энергичной наставницей? К счастью, она быстро отпрянула и попросила снова показать. Постарался исполнить так, как помнил сам и как сейчас она показала ему.       — А ты, оказывается, можешь, когда хочешь! — своеобразно похвалила его. — Я сейчас принесу веера и покажешь себя во всей красе, понял?       Пока Ута скрылась, можно было на минуту выдохнуть. За окном вечерело, а это означало, что выступление все ближе. Успокаивало одно — время, отведенное ему на сцене, — несколько минут, остальное его не интересует.       — Смотри, что я нашла! — радостная Ута почти ворвалась в комнату. Уже без манерного приседания на колени и с порога бросила ему два веера.       — Убить решила? — Айто в нелепой одежде еле смог поймать их.       Веера были похожи на те, о которых говорил Фумия: с металлическими заточенными ребрами. В самом деле, таким веером можно хорошо порезать кого-нибудь! Попробовал, как лежит в руке. В отличие от обыкновенного, этот был в разы тяжелее. Интересно, выполнял ли он свою прямую функцию? Раскрыл и обмахнулся им. Металлический веер даже лучше! Потом подбросил его и попытался поймать в полете. Во время танца это нужно делать легко и непринужденно.       На этот раз он уже приноровился к непривычной одежде и показал перед Утой все, что подсмотрел за Фумией, не забывая и об ее пожеланиях. Ей понравилось. Девушка наконец, расслабилась, и разрешила ему немножко отдохнуть. Потом принесла набор для курения и, предложив ему, набила кисэру. Айто отказался, тогда она устало прислонилась спиной к стене и закурила.       — Смотрю на тебя и думаю, как ты умудрился сюда попасть? — спросила его, щуря глаза и все-также улыбаясь по-лисьи.       — Это длинная иштория. Тебе нежачем это жнать.       — Но ты ведь не из «этих»? — снова спросила и сделала слишком красноречивое движение пальцами у лица, намекая на однополые отношения.       — И как тебе такое в голову пришло? Или ты думаешь только об одном? — Айто красноречиво подкатил глаза. Переодетым и с набитым марлей ртом, это, наверное, выглядело смешно. Он задал ей встречный вопрос: — А ты как шюда попала?       — Меня насиловал приемный отец и я сбежала из дома в десять лет. Мне очень повезло, что очутилась здесь.       Ее слова были подобны ушату холодной воды. Нет, он в принципе знал, какая жизнь у работниц «Сладкого персика», мать Фумии была тому примером. В нерешительности Айто приоткрыл рот, собираясь что-то сказать, но Ута его опередила.       — Ты, наверное, удивлен? Думаешь, что в веселом доме сплошная романтика? Но сюда идут не от хорошей жизни.       — Нет. Я так не думаю, — начал говорить и осекся. Хотел рассказать ей, по какой причине находится тут, но быстро передумал. Он в этих стенах в первый и последний раз — это уже точно решено.       — Та же Ариса: ее подбросили еще младенцем в Ёшивара, и если бы не одна из гейш, которая воспитала ее как родную дочь, она бы не стала той, кто сейчас есть.       — Она ведь не шовсем японка, я прав? — предположил вслух Айто.       — Разумеется, ты видел ее глаза? Кто-то пригулял ее от гайджина и выбросил на улицу.       — Штолько подробноштей. Вижу, она тебе не шлишком нравится, — попробовал рассмеяться он.       Когда ничего не нужно было делать, Ута была вполне приятной собеседницей. Они бы еще долго сидели и болтали, но время выступления было все ближе.       

***

      Зазвучала флейта. Искать в японской музыке ритм и темп, все равно что пытаться поймать ветер. Музыка звучала сама по себе и только сопровождала или дополняла его танец. Айто, или точнее Хитоми, сделал первый шаг на помосте. Сноп яркого света был только над ним, все остальное погрузилось в полумрак. Он даже не смог рассмотреть, насколько большой зал, где он выступает. Зато ясно почувствовал взгляды, прикованные к нему. Ута говорила, чтобы он смотрел прямо перед собой и ни в коем случае не на зрителей. В этом был свой резон: стоило ненароком столкнуться с горящим взглядом незнакомых круглых глаз навыкате, к лицу прилила краска. Чужие глаза тут же сузились в щелочки. Благо, на нем толстенный слой белил, а лицо скрыто длинным, достающим почти до пола, рукавом кимоно. Еще несколько маленьких и медленных шагов вперед, к зрителям. По залу пронесся восторженный вздох.       Раскрыл веер и, прикрывая им лицо, отвел другую руку в сторону. За раскрытым веером видны одни его глаза. Шаг в сторону, переложил веер из руки в руку и повел свободной рукой. Все это делалось как можно медленнее и грациознее. Помнил, что на голове воображаемое блюдечко и стоит сделать резкое движение — умрет.       Обернулся назад и, прогибаясь в спине, подбросил веера. Пока они со свистом рассекали воздух, повернулся к публике, складывая руки перед собой, и тем самым, прикрывая свое лицо. Веера опустились ему точно в руки. Одно неловкое движение и прольется его кровь. Было бы эффектно, но сразу выдало бы его непрофессионализм.       Еще шаг в сторону. Легкий поклон с прикрытым лицом. Сменил веер на рукав. Повернулся назад и прогнулся в спине. И снова к зрителям. Не забывал делать вид, будто улыбался. Музыка подходила к концу, пора закругляться. Под ложечкой заворочалось странное ощущение. Изображая на лице улыбку и прикрывая лицо то веером, то рукавом, сделал завершающие шаги. Под конец — легкий поклон. Его миссия здесь окончена!       Когда оказался за раздвижной дверью комнаты, в которой Ута его готовила к выступлению, с нескрываемым удовольствием выплюнул марлю, стер запястьем противную помаду с губ и уже хотел самостоятельно снять парик.       — Эй-эй! Ты что делаешь? — в комнату с криком вбежала Ута и заставила все вернуть как было.       — Я закончил и собираюсь домой, — постарался как можно спокойнее сказать ей.       — Подожди раздеваться! Для тебя есть еще работенка.       — Не собираюсь тут оставаться больше ни минуты!       — А я говорю — останься! От тебя не убудет, если посидишь с уважаемыми людьми!       — Ты с ума сошла? — крикнул на нее, голос предательски скакнул вверх. — Какие, к черту, уважаемые люди?!       — Так ты заработаешь еще больше денег, — понизила голос. — Или они тебе не нужны?       — Нужны, но не таким образом.       — Может, тебе нужно разгрузить корабль в порту, чтобы получить столько же? Тебе предлагают тридцать иен в час! Этого мало? Ты просто рядом посидишь, к тебе никто и пальцем не притронется, если боишься за свою честь! Другие мечтают оказаться на твоем месте.       — Так в чем дело? Хочешь побывать на моем месте — сними с меня это дерьмо и иди к ним!       — Но я не Хитоми и я не танцевала только что на сцене. Ариса проще удавится, чем позволит мне выступать!       — Я могу с ней поговорить.       — Слишком много разговоров. Иди посиди с ними, никто тебя не тронет. Давай, живее!       Ута повела его в другой конец здания, насколько он сориентировался внутри Персика. Сквозь внутреннюю галерею, где распускались персиковые деревья, все дальше и дальше. В коридоре горел приглушенный свет, из-за раздвижных дверей доносились тихие разговоры.       — Тебе сюда, — указала она на одну из дверей.       — Что там происходит?       — Если хочешь — посмотри сам, — она отвернула в сторону нарядный до безвкусицы веер, висящий на стене, и подманила его к глазку. Айто увидел несколько человек, сидящих за столом. В руках они держали карты и слишком сильно были заняты азартной игрой. Такие игры были запрещены в Японии.       — Это же! — указал ей, намекая на противозаконность их занятия.       — Им можно! — с лисьей улыбкой сообщила она. — У них тут свои законы, так что не переживай.       Надо же, а он совсем забыл, что иностранцы пользовались правом экстерриториальности и за все преступления, совершенные на территории Японии, отвечали по законам своей страны. Вместо того, чтобы подождать, пока он придет в себя после увиденного, Ута отодвинула створку и низко поклонилась играющим со словами:       — Господа, позвольте представить вам Хитоми-сан. Она будет рада составить вам компанию за игрой.       Айто ничего не оставалось, как поклониться вслед за Утой, и поднять голову из поклона уже прикрываясь веером. Тем самым, с которым совсем недавно танцевал. Она указала ему на место рядом с рыжеволосым мужчиной в серой рубашке. Присел рядом с ним на краешек стула, совсем по-женски.       В комнате висела пелена табачного дыма. Игроки негромко переговаривались между собой на английском. К счастью, тот мужчина был поглощен игрой и совсем не обращал внимания на него. Остальные игроки тоже, кажется, не обратили внимания. Попробовал прислушаться к их разговору: они обсуждали торговые дела — это быстро наскучило. Он не знал, как должна себя вести гейша, поэтому сидел молча и пытался понять правила карточной игры. Они играли по-настоящему — на деньги. В Хакодатэ несколько раз видел, как играли в карты матросы-иностранцы. Правил, он конечно же, не знал. Еще видел, как женщины в консульстве проводят досуг за карточным пасьянсом или гаданием. Получается, колода карт используется для игры и для гадания?       После каждой игры карты перемешивали и раздавали заново. Красные и черные фишки тоже складывали в общую кучу. Перед новой игрой делали ставки, начиная с пятидесяти иен. Он столько зарабатывал за два месяца, если приходил каждый день в больницу и работал с утра до вечера или с вечера до утра. Два месяца работы и одна ставка. Его труд нельзя было назвать неквалифицированным, Айто не разгружал корабельные грузы, как решила Ута. Он помогал спасать людей и прилагал немалые усилия, чтобы довести свои знания до совершенства. Поступил в университет и учился, не жалея себя. За этим столом просаживали деньги с такой скоростью, будто у них были бездонные кошельки.       От рыжего англичанина воняло немытым телом, гнилыми зубами и алкоголем даже сквозь табачный дым. Ему сегодня везло. Может быть, везло и в предыдущие дни, но прямо сейчас англичанин выиграл четыреста серебряных долларов. Как они наживают свое богатство, если могут спокойно просадить за ночь полсостояния? Одновременно с ними есть такие люди, как мать Фумии, и многие другие, у кого нет денег не то что на лечение, но и на еду. Айто давно заметил, что в мире не ценятся настоящие знания, в почете лишь умение побыстрее нажиться. Почему кто-то должен терпеть лишения и костьми лечь ради места под солнцем, а другие — получать блага по факту рождения или по счастливой случайности?       По коже пробежал холодок. Наверно, в его взгляде тоже. Нужно не подавать вида, вести себя как женщина, как гейша: улыбаться и быть благодарным за оказанную милость посидеть рядом с ними.       Как же все это ему осточертело! Чтобы заработать на лечение для больной женщины и себе на существование, нужно потакать прихотям этих… гайджинов! Пальцы непроизвольно сжались на металлическом веере. Хотелось прекратить этот фарс как можно быстрее.       Легче всего встать и выйти. Только тогда он не получит обещанных денег, да и вообще все усилия могут пойти прахом. Уйти нельзя, но и оставаться с ними выше сил. Мерзко.       Нужно что-то придумать… Как-то выйти из ситуации. Его всегда считали умным, да только он сам себе таким не казался. Обостренное чувство справедливости клокотало под горлом, норовя вырваться наружу. Нет, нельзя. От этого посещения нужно выжать как можно больше. И для себя с Эмикой, и для Фумии.       Дышать в накуренной комнате было нечем. Айто с отвращением сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоить себя и опустил взгляд на игорный стол. В их игре была некая закономерность, он слышал и понимал, о чем переговаривались за столом. Нужно проследить за игрой, угадать правила и может быть тогда…       

***

      — Ну что, не страшно было? — спросила Ута, как только игроки разошлись.       С удовольствием освободил рот от марли и вытер помаду. Как только женщины мажутся ей? Ута посадила его перед собой и осторожно сняла с его головы тяжелый парик. Пока поправляла искусственную прическу, так и не дождалась ответа от него.       Ему было не страшно — было противно. Ута продолжала возиться с одеждой, что постепенно снимала с него. Он хотел поскорее сбросить с себя всю эту разноцветную шелуху, а лучше — содрать вместе с кожей, чтобы больше ничего не напоминало о посещении Персика.       — Я тебе скажу, что ты неплохо заработал сегодня, — она продолжила говорить. — Не считая сборов с выступления, тот чудак заплатил тебе сто двадцать иен!       — Если бы ты видела, сколько он выиграл за вечер, не говорила бы так… Может, хочешь чаевых?       — Не нужны мне твои чаевые!       — Ты со мной столько возилась… — напомнил ей. Не поверил в то, что Ута не хотела бы лишних денег. В этом месте собрались только ради них. Она сама говорила, что здесь нет места романтике. Кроме заработанных денег, у него в кармане очутились еще мексиканские серебряные доллары — подарок рыжего англичанина. Просто за то, что посидел рядом с ним в этот вечер. Счел его фартовым.       Когда Айто снова остался в одном исподнем, тело протестовало против всякой одежды. Пока Ута отвернулась, стоял и впитывал в себя свежий воздух после пыльных и тесных кимоно.       — Ого, какой ты красивенький! — неожиданно повернулась к нему и подошла ближе, протягивая записку. Провела рукой вверх по его бедру и уточнила: — Особенно здесь.       — Ты только об одном и думаешь!       После ее слов по щекам пополз румянец, толстый слой белил был смыт с лица. Под ее смех развернул записку и пробежал взглядом. Ута не хотела говорить вслух о своей просьбе, поэтому написала ему. Ее предложение показалось интересным…       

***

      Все в этой жизни имело свое начало и конец. Пребывание в ненавистном Персике закончилось и хотелось бы верить в то, что и лгать Эмике больше не придется. Лекция по латыни была бесконечной, но как хорошо, что последней на сегодня! Эмика не раз толкала его в спину, чтобы не засыпал. Наконец, закончилась и лекция. Можно было со спокойной душой и чувством выполненного долга идти домой. У Хитоми-сан теперь будет возможность вылечиться, он сможет безбедно существовать некоторое время. Еще вчера мечтать не смел, чтобы иметь в кармане столько денег. Сегодня его не радовало даже это. Когда они питались одним рисовым шариком в день, жить было значительно легче, потому что не существовало лжи, которая разделяла его с Эмикой.       Вместе с шумной толпой студентов они вышли на улицу. Казалось, что вместе с ними на улицу выбежали все, кто был внутри здания. Айто придержал Эмику за руку, чтобы никто ненароком не толкнул ее. Она, кажется, что-то говорила ему, но из-за окружающего шума не разобрал, что именно. Он смотрел ей в глаза. Потонул во взгляде и совсем не желал выныривать. Если все имело начало и конец, то и его ложь должна скоро закончиться.       Может, просто рассказать ей обо всем?       А нужно ли ей знать?       Если идея с его выступлением в Персике была ради Фумии, то сидеть в одной комнате с картежниками после выступления он остался ради Эмики. На предложение Уты он тоже, как ни странно, согласился ради Эмики.       Точно ли ради нее?       Или ради себя?       — Мы теперь так редко ходим домой вдвоем. Аж не верится! — удивилась Эмика и взяла его за сгиб локтя. Было невероятно приятно слышать от нее такие слова и еще — чувствовать ее руку на себе.       — Постараюсь так делать почаще, — кивнул ей. Это маленькое обещание хотелось держать во что бы то ни стало.