Теория любви

1884 или 17 год эпохи Мейдзи, г. Токио

      Сато Айто, молодой человек восемнадцати лет, сидел на лавке в городском парке Уэно и глазел по сторонам. На пересечении дорожек приземлилась стайка голубей. Темно-серые, почти черные, с розово-зеленым отливом перьев на шейках, сизые с темными полосками на крыльях и хвостах, белые с темными пятнышками и коричневые с розовым переливом в перьях, топтались на одном месте, выискивая остатки крошек. Один из самых холеных голубей надул зоб, играя на солнце переливом розово-зеленых перьев, и закружился в танце вокруг белой голубки. Урчал и низко кланялся избраннице, но та как ни в чем не бывало продолжала искать крошки и совсем не обращала внимание на ухаживания. Не успел он сделать вокруг нее и нескольких кругов, голубка упорхнула на дерево, а незадачливый ухажер продолжил искать крошки.       Рядом со стайкой остановилась целая свита нянек в пестрых одеждах: одна держала красный зонтик, другая — повозку для куклы, третья — саму куклу. Рядом с ними был мужчина в красной ливрее, у него на руках сидел рыжий шпиц. Их воспитанница, нарядно одетая девчушка, выскочила вперед и с нескрываемым восторгом смотрела на голубей. Потом достала из рукава сверток с кастеллой — такие продавали на каждом шагу, — и начала крошить птицам. Публика, которая здесь гуляла, бросала птицам белый хлеб, кастеллу и даже американское печенье — птицам было чем поживиться, не каждый токиец может себе позволить белый хлеб, а сладости и подавно. Собака, завидев голубей, сорвалась с рук и бросилась вперед. Голуби взмыли вверх, растворяясь в розовой пелене.       Вокруг цвела сакура, каждый вдох был наполнен тонким ароматом. Айто положил голову на спинку скамейки и прикрыл глаза. Солнце ласково гладило нос, щеки, забиралось под воротник рубашки, но не припекало. Теплый весенний ветерок ворошил короткие волосы. Перед отъездом из Хакодатэ пришлось постричься. Новая прическа не нравилась ему, но об остриженных длинных волосах не жалел. Старая прическа была символом юношеского упрямства и надежды быть узнанным родителями. Надежда никуда не делась за много лет, не исчезнет и сейчас, верил он. Появились новые цели в жизни, и ради них пришлось переодеться в западный костюм, постричься и скрести бритвой лицо по утрам, чтобы поскорее отрастить усы, как у гайджинов, которых в последнее время видел чаще, чем японцев.       Именно с их подачи часто болеющий сирота стал интересоваться медицинскими науками. Слишком часто приходилось бывать в больнице и слишком много времени проводить там, даже когда был полностью здоров. Немец-врач приметил мальчика и стал понемногу приобщать к наукам. Невообразимую смесь из латыни, немецкого и японского языков можно было понять лишь интуитивно. Тяга к познанию тайн человеческого тела была сильнее, Айто искал любую возможность получить драгоценные знания, но одного желания слишком мало. Таким, как он, дорога была не дальше портового рабочего или рикши. Денег на обучение в частной школе не было, особых связей — тоже, происхождение оставляло желать лучшего — за все время пребывания в приюте его никто не усыновил, как это было принято, а на одном желании далеко не уедешь, — так считал сам Айто, пока не проговорился о своем желании учителю фехтования.       Бывший самурай, наверняка успевший повоевать за остатки сегуната на Эдзо, виртуозно обращался с холодным оружием и мог убить с одного удара. Сколько бы Айто ни прилагал усилий к фехтованию, до уровня учителя ему никогда не добраться. Тем не менее именно он обратил внимание на мечту ученика, когда остальные махнули рукой на него. А потом обстоятельства стали складываться таким образом, что все окружающее помогало двигаться к своей мечте гигантскими шагами. И не только ему — друзья детства, такие же сироты, как он — Хисао и Эмика приехали учиться в Токио вместе с ним.       Сегодня можно спокойно выдохнуть: завершилось самое важное дело в жизни, к которому стремился последние три года — поступление в университет. Теперь он студент медицинского факультета Токийского императорского университета. Здесь учатся те, кто родился с золотой ложкой во рту: знатные и богатые отпрыски. Вступительные экзамены и жесткий отсев в первые годы обучения делали образование недоступным для всяких сирот из портовых городов. Обучение велось на иностранных языках: приглашали заграничных профессоров за неимением собственных. Фортуна явно благоволила ему: Айто сдал вступительный экзамен безупречно и получил место за счет бюджетных ассигнований. Если кто-то считал, что выше головы не прыгнуть, Айто мог с уверенностью заявить: можно прыгнуть и выше головы! Если, конечно, приложить максимум усилий.       — Решил заснуть прямо здесь? — голос Эмики заставил широко распахнуть глаза и на мгновение уставиться в безоблачное небо.       — Тебя пока дождешься, — хмыкнул и перевел взгляд на нее.       Подружка детства смотрела на него с хитрой улыбкой. У нее были большие карие глаза, светлая кожа и губы кораллового цвета. Волосы она укладывала не в привычную шимада для незамужних девушек, а на западный манер — в косички, закрепленные шпильками на затылке. Вообще, в ней было слишком много западного: внешность, взгляды и даже манера одеваться — Эмика была одета в темно-синие хакама и белую блузку с брошью на шее. Если поставить рядом с ней обыкновенную девушку, Эмику можно принять и за американку, и за француженку, и может, даже за русскую. Айто не сильно разбирался в иностранках, но Эмика и правда выделялась среди остальных девушек.       — Пойдем дальше, ты уже все осмотрела?       — Разве тут можно осмотреться так быстро? — еще шире улыбнулась она. — Я хочу вернуться к пруду Синобадзу.       — Давай к пруду, — механически повторил за ней и поднялся со скамейки. — Не хочешь мороженое?       Под раскидистой сакурой продавали тертый лед с сиропом. Его привозили из горного ледника, кололи на мелкие куски и потом растирали еще мельче, превращая в снег. Лед стоил дорого, но это никого не смущало. В дни Ханами был популярен лед с засахаренными цветами сакуры. Ярко разрисованный лоток с широким украшенным зонтиком притягивал взгляд и рядом с торговцем стояла очередь из желающих полакомиться.       — Если мы себе позволим мороженое, то весь оставшийся месяц будем сидеть впроголодь, — заявила она.       — Брось! От одной порции с нашим кошельком точно ничего не случится. У нас сегодня праздник.       — У тебя, — поправила она. — Это ты сегодня зачислен в университет.       — И у тебя тоже. — Повернулся и внимательно посмотрел на нее. — Я передал письмо сенсея адресату, он прочитал его на моих глазах и больше не задавал вопросов насчет тебя. А когда все вышли, подозвал меня и сказал, что ты можешь посещать лекции. Только тебе придется сидеть там тише воды, ниже травы. К экзаменам, правда, не допустят, но получать знания ты сможешь. Так что, пока не решился вопрос с твоими курсами, будешь ходить на лекции вместе со мной. Надеюсь, ты согласна?       Наблюдать за Эмикой, когда в ее глазах загораются искры радости, было бесценно.       — Спрашиваешь еще! Чтобы мне позволили не только заходить, но и присутствовать там, это… Да быть не может! Ущипни меня!       — Тогда пойдем за мороженым?       Эмика была готова выдать гневную тираду в ответ — он перебил ее, а она этого не любила. Заметил недовольство по ее поджатым губам, но она слишком быстро передумала и пошла вслед за ним к лотку с мороженым. Очень скоро у нее в руках оказался бумажный конус, полный тертого льда, политого розовым сиропом, а посередине лежало сморщенное засахаренное соцветие сакуры.       Она поднесла к носу и, прикрыв глаза, понюхала мороженое. Деревянной палочкой зачерпнула кусочек вместе с засахаренным цветком и поднесла к его рту.       — Открывай рот!       — Что ты делаешь, оно для тебя куплено!       — Ешь быстрее, тает!       Пришлось быстро ухватить ртом палочку. Холодок растекся приятной сладостью во рту. Надеялся, что никто не видел ее выходки и его смущения. Он почувствовал, как покраснел до ушей. Они слишком сильно выделялись из толпы гуляющих: жены всегда следовали на несколько шагов позади мужа, а молодежь устраивала коллективные свидания только чтобы никто не заметил юношу наедине с девушкой, иначе обязательно подумают, что эта девушка легкого поведения.       Но что если они брат с сестрой? Именно так Айто отвечал интересующимся и никому не должно быть дела до того, что они еще в детстве условились себя так называть. Да, они не родные по крови, но ближе человека, чем Эмика, для него никого не было.       Пока спускались к пруду, несколько раз ловил себя на том, что крутит головой по сторонам, как последняя деревенщина. В Хакодатэ было красиво, но иначе, не так, как здесь. Поэтому сейчас приходилось постоянно следить за собой. За время недолгого пребывания в столице Айто заметил за местными только два настроения: они либо витали в облаках и ловили ворон, спотыкаясь на ходу, либо прятали головы в плечи и шли быстрым шагом, смотря только себе под ноги. Сакура цвела потрясающе красиво в этом году — нельзя было не обратить внимание! Этот парк был пожалован токийцам как Высочайший подарок от императора. Во время прогулки по широким аллеям не покидало непонятное чувство… Сопричастности? Они вдвоем находятся в самом сердце страны: рядом дворец императора и университет — парк Уэно был примерно посередине.       Они вышли к пруду, большая его часть была покрыта огромными листьями лотосов. На оставшейся водной глади плавали бесчисленные лодочки с отдыхающими. Посередине пруда был остров с храмом, к которому вел мостик.       — Летом здесь, наверное, невероятно красиво, — мечтательно протянула Эмика, намекая на то, что лотосы зацветут еще нескоро. — Если бы ты не покупал мороженое, нам бы сейчас хватило на аренду лодки.       — В следующий раз покатаемся, когда зацветут лотосы. Надеюсь, к тому времени мы обживемся здесь получше.       

***

      Она и впрямь хотела верить его словам. Несмотря на все трудности, дела складывались более, чем успешно. Айто был зачислен в университет, и даже ей позволили посещать лекции! Не об этом ли они мечтали в Хакодатэ?       Чем большего человек в жизни добивается, тем больше ему требуется и то, чем довольствовался раньше, становится слишком ничтожным. Если в приюте они были рады и малому, то сейчас нужно соответствовать месту. Посещение университета само по себе имело некоторые издержки: стрижки для ребят, новая форма и обувь. Ей тоже пришлось одеться «как все». Это означало, что остатки денег, которые им дали в дорогу, потратили на новенькие хакама и ботинки для нее. Больше всего против перемен выступал Хисао, их сверстник и товарищ.       Втроем дружить было невозможно — это Эмика знала с самого детства: либо она с Айто уходила гулять, либо он ходил куда-то с Хисао, а ей оставалось гадать, чем же они занимались? Сейчас их общий друг безвылазно сидел дома, вроде как готовился к вступительным экзаменам. Только все трое прекрасно знали, что в университете закончились вступительные экзамены, а имена поступивших счастливчиков были вывешены в холле.       Он хотел попробовать себя в китайской литературе и для этого подал прошение и документы на соответствующий факультет. Об удаче или неудаче товарища никто пока не знал, но они с Айто догадывались о самом худшем. Возможно, Айто знал больше, но соблюдая пресловутую мужскую солидарность, ничего не говорил ей. Можно было больше сосредоточиться на себе и своих нуждах, но разве можно так поступать, когда два друга детства требовали ее внимания и деятельного участия в их делах?       Помимо посещения лекций Эмика собиралась найти несложную работу, не требующую ее будущих навыков. Неплохо бы устроиться в больницу или, на худой конец, давать уроки детям: познания в естественных науках и иностранных языках у нее были достаточны. Если принять во внимание тот факт, что в старшей школе девочкам урезали школьную программу в пользу домоводства, она бы справилась. Спасибо ее учителям в бывшем русском консульстве за знания, которые они дали, — теперь можно ими делиться без зазрения совести.       — Ты не устал? — поинтересовалась, заметив, как Айто приумолк. Обычно он рассказывает ей обо всем на свете, когда они остаются наедине.       — Есть немного, — заметил он. — Церемония зачисления была слишком утомительная. Если бы не ты, сидеть мне с ними еще долго.       — Но это же твои будущие однокурсники, не стоит от них сильно отрываться.       — Слушать, как кто-то танцевал вальс в Рокумейкане мне не интересно. Вряд ли я там когда-нибудь окажусь.       — Что? — удивилась она. — А ты разве хотел там оказаться?       — Перестань. Если мы попали в университет для богатых, это ещё ничего не значит, — устало проговорил он.       — Если хочешь, можем просто присесть и отдохнуть, — предложила ему, но было видно, как он взял быстрый темп в ходьбе, а потом подхватил ее за руку и потянул за собой.       Токио поражал ее своей протяженностью: куда ни посмотри, везде были признаки жизни, казалось, что в погожий день, когда видна белесая вершина Фудзи, наверное, даже там были чьи-то дома и бегали рикши по склонам горы. Рикши. Они были повсюду, в любом районе, богатом или бедном, везде сновали быстроногие и крикливые люди, впряженные в коляски. Экипажи встречались не так часто, а в том районе, где они снимали жилье, вообще никогда не появлялись. Впрочем, там боялись появляться и полицейские, а экипажи, запряженные вороными или гнедыми, все больше суетились в Чиёда или Асакусе, рядом с парком Уэно или Императорским университетом. Она видела, как богатые студенты приезжали в экипажах, с фамильным моном на дверях. Еще не прошло и двадцати лет после открытия страны, а западная мода прочно укоренилась среди знати. Если раньше были паланкины, точно так же украшенные семейными монами, то теперь — экипажи.       «Интересно, велосипеды они тоже украшают фамильным знаком?» — ехидно подумала. Сегодня в парке не раз видела мужчин и даже женщин на велосипедах — новый вид заграничного транспорта можно было взять напрокат, разумеется, за бешеные деньги, но в городе они встречались очень редко.       Парк Уэно был островком праздности. Стоило спуститься по ступенькам в город, словно нырнули в другой мир. Айто сжал ее руку еще сильнее.       — Больно, — поморщилась и выдернула руку.       — Прости.       Перехватила удобнее, взяв его за руку, и продолжила путь. С тех пор, как приехали в Токио, Айто был сам не свой. Она отлично понимала его: пять экзаменов на иностранном языке не каждому под силу сдать, а он справился лучше всех. Она гордилась им, но иногда замечала за ним странную отрешенность: отсутствующий взгляд во время оживленного разговора или, как сейчас, он схватил ее за руку, явно думая о чем-то своем. А может, она просто не привыкла к его новому образу с короткой стрижкой и в европейской одежде? Его прежнего выдавали только раскосые темно-карие глаза и широкий рот. Когда Айто улыбался, хотелось улыбнуться ему в ответ.       На широкой и чистой (к ее удивлению!) улице их окружали каменные здания. Стоит подойти ближе к дому, где они живут, улицы сузятся, станут грязнее, а дома превратятся в одноэтажные деревянно-бумажные лачуги. Когда они придут домой, ноги будут гудеть от усталости — рикша или конка пока не по карману. Они жили рядом с рекой Сумида, если пройти полтора часа пешком в глубь города, на северо-запад.       

***

      В комнате воняло сушеным тунцом и саке. Угли догорали в переносной жаровне. Хисао полулежал на циновке и заправлял трубку. Рядом с ним сидела незнакомая девушка с неопрятной прической и в распущенном кимоно.       — Я думал, вы под утро вернетесь, — вместо приветствия выдал Хисао.       В сравнении с Айто, он выглядел куда представительнее: шире в плечах, выше ростом и вообще крупнее. Лицо его было полнее и тяготело к квадрату, нежели к овалу или треугольнику, как у Айто. Глаза крупные, сразу и не скажешь, что японец. У него уже сейчас росли волосы на лице. Может быть, в его роду были айны? Правды никто не узнает, потому что Хисао не помнил своих родителей. Возможно, был старше, но после войны всех троих записали 1866 годом рождения, равно как и фамилии дали по списку и порядку, предложенному чиновником. Для Хисао выпала Иноуэ, Эмике повезло — она знала и год своего рождения, и даже фамилию — ее отец был самураем из рода Накамура и не последним человеком в заведомо пропащем деле Республики Эдзо.       Хисао раньше них стал интересоваться противоположным полом. Незнакомая девушка, едва завидев пришедших, быстренько поднялась и низко поклонилась.       — Опять по себе судишь? А это еще кто? — буркнул Айто, окинув парочку недобрым взглядом.       — Это Саюри, она помогает мне поймать образ, — ответил ему и обратился к девушке: — Эй, ты куда встала? Посиди еще немножко со мной.       Саюри было попыталась возразить, но замерла в нерешительности, а потом выдала:       — Господин, простите, я Хироко и мне, правда, нужно идти.       — Саюри, Хироко, черт вас разберет, красивых, — кряхтя, он поднялся, чтобы проводить ее.       Стоило девушке выйти, вслед за ней на пороге появился управляющий. Его скрюченная фигура и елейная рожа не предвещала ничего хорошего для всех троих.       — Уважаемые господа, сегодня приходил лавочник, оставил для вас счет, — он протянул клочок бумаги с печатью, потом спохватился и напомнил им, что срок оплаты за жилье наступает через две недели. Скосил взгляд на жаровню и добавил: — И прошу вас быть аккуратнее с углями, недавно пол-улицы сгорело на той стороне реки.       Айто поблагодарил его за услужливость и выпроводил. Маленькая комната, не больше, чем на семь циновок, в не самом благополучном районе стоила десять иен в месяц с предоплатой. Здесь были отдельные мужские и женские комнаты, еще жили небольшие семьи из тех, кто приехал в столицу на заработки. Эмика в первые несколько дней пошла в женскую комнату, но на следующий день вернулась обратно. То, что там происходило по ночам, мало чем отличалось от общей комнаты, где женщины могли свободно спать с мужчинами, даже не отгораживаясь занавеской. Теперь Эмика спала с ними в одной комнате, это никак не стесняло ни ее, ни ребят, зато Айто мог быть спокоен.       Беспокойство вызывал Хисао. Управляющий вручил счет от лавочника, и, если бы не педантичность старика, решил бы, что счет не его. Товарищ не отказывал себе ни в чем: каждый день покупал табак, саке, сладости или тунца. Нельзя сказать, что его траты были чрезмерными, но за месяц набежала приличная сумма, при том, что они втроем питались вполне сносно: рис, тофу и овощи были каждый день. Айто догадывался, для кого покупалось саке и табак.       — Надеюсь, ты нас позовешь на свою свадьбу? — тонко намекнул на его отношения с девушкой.       — Я думаю, до свадьбы дело не дойдет, — хохотнул он. — Вы же не начинающие литераторы и вам не понять, как важно закрывать все потребности, чтобы творить и ни на что не отвлекаться.       — Да уж, нам не понять, — протянула Эмика в ответ. Она чистила щеткой свои хакама для выхода: за время пути все-таки успела замарать штанины в грязи. Потом оглянулась на Айто и слишком красноречиво посмотрела на него. Ей тоже не понравилась выходка Хисао. С прибытием в столицу изменился и он. В какую сторону — неизвестно, хотелось бы верить, что его перемены приведут к лучшему.       — Не понимаю, за каким делом ты с нами увязалась в Токио? Тоже, что ли, в университеты собралась? — с нескрываемым пренебрежением отозвался он.       — Эмика будет посещать лекции вместе со мной, — сказал Айто. — Сенсей все уладил.       — Насчет меня он случайно ничего не уладил? — Встретив молчание, он поднялся с пола и накинул на себя уличную накидку. — Ладно, схожу прогуляюсь, чем сидеть с вами.       

***

      Солнце склонилось к западу, но продолжало забираться во все потайные углы жилища. По вечерам было тепло и Эмика раздвинула створки седзи, чтобы проветрить комнату перед сном. Сама села на веранде, прислонившись спиной к столбу. Прилетели стрижи и, оголтело повизгивая, носились в небе. За домами был слышен шум реки, из-за крыш видно высокие деревья ивы в нежном желто-зеленом цвету. Лето не за горами. Айто присел рядом и прикрыл глаза от солнца. Окружающим казалось, будто медитирует.       — Ты сегодня как не в своей тарелке, — выдал он после недолгого молчания.       — Хм, не знаю, — губы растянулись грустной улыбкой. — С каждым днем все кислее и кислее становится.       — Ты Хисао имеешь в виду?       — Не хотела бы с ним расстаться, но чувствую, он сам хочет отделиться от нас.       — Я тоже это чувствую, — тихо сказал и посмотрел на нее из-под опущенных ресниц. — Не понимаю, что на него нашло. В Хакодатэ он был не таким.       — В Хакодатэ мы все были другими, потому что не думали, как прожить следующий день.       — Не переживай, все наладится, — успокоил ее, хотя не очень-то и верил своим словам. Взял ее руку и погладил, желая добавить веса сказанным словам. Теплая, сжатая в кулак, она помещалась полностью в его ладони.       Ему хотелось бы все наладить, чтобы его товарищи занимались только учебой и не приходилось считать медяки, думая, как прожить день. Уже и сам успел пожалеть о том, что купил Эмике мороженое, но это было самое меньшее, о чем приходилось беспокоиться.       Месяц назад они приехали в Токио. Долгая дорога на перекладных обошлась недешево, но тогда он был уверен в том, что больше не придется беспокоиться о деньгах. В Хакодатэ ему вручили целую пачку рекомендательных писем, в первую очередь — для университета. Еще было одно, которое следовало передать в русское посольство господину Иванову, тот должен был поселить их у себя, а в счет оплаты могли бы с Хисао служить ему посыльными или выполнять любую другую работу.       Оказалось, что Иванов три дня назад отбыл во Владивосток по семейным делам, не требующим отлагательства и, конечно же, никому не давал поручений и вряд ли знал о них вообще. В посольстве только развели руками. Просить и навязываться было стыдно и не к лицу. Остался запасной вариант: учитель фехтования дал свой адрес в столице, правда, не был в том доме много лет и не знает, что там происходит — было бы неплохо, если бы Айто наведался туда. Пришлось потратить полдня, чтобы добраться на западную сторону Токио и узнать, что тот дом сгорел еще в позапрошлом году. Пожары были одинаковы: что в Токио, что в Хакодатэ, что в любом другом городе — деревянно-бумажное жилье на зимнем ветру занималось огнем в считанные минуты. На его памяти было только три, но довольно обширных, так что приходилось бежать к берегу залива, чтобы спастись от огня.       Впрочем, можно было подать прошение и остаться жить при университете, но Хисао, похоже, остался ронином в этом году, да и Эмику вряд ли пустят жить с мужчинами.       Вариант со съемным жильем оставался самым удобным, так Эмика всегда была рядом. С ней было легко и почему-то ради нее Айто был готов перевернуть горы.