Колыбельные

      Козлят без остановки тискали и осматривали соседи, постоянно то предлагая что-то вкусное, то пихая в лицо разные лекарства и настои. Но желудок у коз, вопреки стереотипам, совсем не резиновый, и вскоре Гога и Тога стали шкериться от настойчивых взрослых по тёмным углам, а те, кто постарше, сделали вид, что очень заняты чем-то невероятно срочно-важным.       Однако заботливые тётушки не сдались и перешли на крупняк: в Нэла зачем-то влили столовую ложку касторки, сказав, что это кленовый сироп, а Петрико перемазали йодом и замотали с ног до головы в три слоя бинта, хотя он неоднократно напоминал, что ушиб только спину. От страшной участи не спасся даже Рассул, который готовился незаметно смыться из «больнички», дабы его не задело этим спонтанным извержением заботы... Но его выловили в прихожей козы и чуть ли не насильно уложили к остальным потерпевшим. — А-а, тоже поймали? — с титаническим усилием повернул голову в его сторону Петри и закашлял: — Гхе-ках... Бинты... Душат... — Больше никогда не доверюсь кому-то, кто хочет скормить мне непонятную жижу с милой улыбочкой... Ладно мелкие, но на нас то они чаго набросились? — не сдерживает негодования от таких, несомненно, тяжёлых потрясений Нэл, — Если б знал, что тут такое, ни за что бы не сунулся! — Надо было Серого послушать, но поздно теперь. Осталось только терпеть... — рысь переворачивается на другой бок, пытаясь принять удобное положение. Но на скамейке, пристеленной только одним лишь шерстяным колючим пледом, сделать это, казалось, невозможно.       К ним в комнатку прошмыгивает, чудом миновав дежурящую у дверей медведицу, Марта с тарелочкой нарезанных фруктов, надеясь поднять своим героям настроение. — Ой, — но девочка мигом улавливает напряжённую атмосферу, — Что это с вами? — Что с нами?! Нам после этого лечения ещё одно лечение понадобится! — Ну... они просто хотели так перед вами извиниться, вероятно. — Пусть засунут себе эти извинения... — Нэл проглотил то, что хотел сказать, поймав на себе удивлённый взгляд Марты, — То есть, это уже перебор, тебе не кажется? — Я скучаю по скрипучим половицам и старой кровати в нашей башне, — едва ли не с мечтательной интонацией прошептал Петри, — Дом, милый дом...       Им было ещё странно и непривычно осознавать, что теперь у них есть место, куда можно вернуться. Где ждёт знакомая мебель, кривая лестница и кресло-качалка. Где пахнет сыростью, а окна никак не оттереть от пыли и копоти. Но это затхлое местечко действительно стало много для них значить, и уже невозможно было даже допустить мысль, что им придётся уйти. — Но если мы сбежим, тётя Маша, наверно, расстроится... – сказал вдруг кто-то, и вся троица тяжко вздохнула.

***

             Здесь было всё, как и прежде, как и до его ухода... Те же лавочки, тот же стол и белые шкафы на кухне. Мягкий диванчик у окна. Дом будто замер во времени, ожидая его возвращения... Хотя, пожалуй, их спальня Митяю стала казаться чуть меньше в сравнении с бескрайним лесом, болотами и, конечно, величественно возвышающимися холмами.       Единственный плюс от его крестового похода — то, что он, наконец, увидел настоящий мир. Огромный, необъятный и... опасный.       Сейчас мальчишка по-хозяйски развалился в своей любимой кровати, по которой так безумно скучал, с поднятой на табуретку перебинтованной ногой. За стенкой слышались голоса взрослых: соседские тётушки хлопотали по дому вместо его мамы, и, судя по разговорам, скоро собирались уходить. — Эй, — случайно он заметил в дверях тёмный силуэт, вздрагивая, но быстро подбираясь, — Кто там?       Хриплый голос ответил чуть насмешливо: — Я же говорил, что тебя залечат тут до потери сознания. — А, это вы, — Митяй приподнялся. В дверях, опёршись локтём на косяк, находился никто иной, как его личный «телохранитель», — А я думал, вы уже ушли. — Собирался, — вкрадчиво сказал волк, — Только зашёл удостовериться, что...       Не договорив, он скрылся из виду, повергая козлёнка в озадаченность. Ну очень странный дядька... То грозится рагумом своим козлячьим, а то ходит и проведывает, как больного родственника.       Серый и сам уже ничего не понимал. Он, как неприкаянный, без дела шатался по дому, никак не найдя себе занятие. Тут эти соседки с Машкой трындят, там ребятня, а ему то куда деваться? Сказать, что он чувствовал себя неловко в чужом доме — ничего не сказать. Это было просто колоссальное неудобство...       Потому он рассудил, что парням лучше отдохнуть и придти в себя здесь, в тепле и уюте, а ему и в башне хорошо. Привычнее будет, да и без дела он там сидеть не станет.       Серый стянул со спинки стула куртку и запустил пальцы в рукав, проверяя, досох ли он внутри. К его разочарованию, весь тканевый подклад был всё ещё сырым, но главное то, что кожа не потрескалась, а остальное поправимо... Он решил, что обсохнет, как и всё остальное, на нём, пока будет идти к башне, и вышел во двор. — Серый? Уходишь? Уже?       Он оборачивается и видит на крылечке Машу. Этот внезапный побег задел её: коза не способна смириться с тем, что гость уходит просто так, или она не прилежная хозяйка? — Пусть парни отдохнут у тебя, — начал он, расслабленно развернувшись к ней, — Если ты, конечно, не против. — А ты? — А у меня дела. Хочу прибраться к их приходу... Ну, знаешь, полы там помою, проветрю... Детям чистота нужна, ребёнки в пыли жить не могут! — Ох, понятно... Ну что ж, ступай, — женщина повернула голову к нему в профиль, и от этого было трудно понять, что за эмоция сейчас присутствует на её лице, — Ещё раз... Спасибо тебе... Даже не знаю, как... Ах, точно! Постой, не уходи пока никуда!       Маша забежал вновь в дом и вышла действительно быстро, даже успев поймать закрывающуюся от сквозняка дверь. В руках теперь её было что-то маленькое и тряпичное. Она подошла ближе, протягивая волку мешочек: — Вот, возьми это. В благодарность.       Серый недоверительно покосился, моргнув пару раз, и как-то мрачно спросил: — И что это? — к нему уже подкрались подозрения, но он хотел удостовериться. — Помнишь, ты говорил, что ничего мне не должен? Что не обязан помогать? — её улыбка в этом разговоре выглядела не к месту, хоть и была настоящей, — Тем не менее, ты пришёл на выручку, когда я в этом больше всего нуждалась... И я чувствую, что простого "спасибо" здесь недостаточно...       Но коза совсем не ожидала, что Серого разозлит её добрый жест до вздыбившейся шерсти и утробного рыка: — Ты что, издеваешься опять?! Какие деньги?! — затем в его голосе проступила, как сочащаяся из разодранной раны кровь, обида, — Разве я ради наживы горбатился?! По-твоему, я не могу кому-то и просто так добро сделать? Вот что, оставь себе! И чтоб я больше этого не видел! — Ладно-ладно! Чего завёлся то так?... — демонстрируя мир, Маша поднимает руки, — Это ведь заслуженная плата, а не, как ты говоришь, подачка... И я подумала... — Хреновенько как-то подумала, — заскалился он, однако через мгновение черты его лица сгладились, — За такое плату не берут вообще, но если ты настаиваешь... Я бы не отказался от шахматной доски и дружеской партии. — Идёт, — ей хотелось раскрыть рот от изумления, но его подавила и вместо этого с улыбнулась с хитрецой, — Если партия дружеская, то и мы теперь друзья? — Пф, ну скажешь тоже, — не сдержал нервного смешка, — Где это видано? Волк козе не товарищ. Природу не обмануть... — Да, я помню... Ты говорил. Нашу сущность нельзя так просто перебороть... Инстинкты мешают друг друга понять. Но знаешь, — выдох, похожий на очень короткий смех, сорвался с её губ: — Хах, я хочу попробовать снова. Я правда хочу тебя понять, Серый.       Только так они раз и навсегда покончат с глупой враждой. И ведь это с самого начала был очевиднейший путь! Но он, почему-то, шёл огородами, и ещё удивлялся, чего же никак не получается... — Что скажешь? Попробуем ещё раз? — уголог её рта натянулся, делая улыбку ещё более простодушной, — Всё с чистого листа. — Не знаю насчёт дружбы... — негромко проговаривает волк, как будто переубеждая себя, — Но это точно может стать началом неплохого соседства.        — Ну вот, уже что-то!       Они пожали руки и разошлись.       Это было не совсем то, что она хотела услышать, но определённо то, чего можно было ожидать от Серого. Он не сказал «да», но и не стал совсем уж отказываться. Должно быть, для него ещё не настало время полностью ей раскрыться. И не нужно пытаться ускорить этот процесс, ведь истинная дружба действительно строится годами. Что ж, у них теперь есть это время. Хоть на пять, хоть на пятьсот, хоть на пять тысяч партий в шахматы!       Куда им торопиться? Маша очень терпелива... Она подождёт.