Колыбельные

      Митяй всё ещё корчился на полу, и ни умный брат, ни начитанный осёл не знали, как ему помочь... Они бы ни за что не стали бездействовать, если б понимали хоть что-то в оказании первой помощи. Но пока лишь смотрели.       Смотрели, что будет делать Серый. — Ну, у меня для тебя хорошие новости, — осмотрев ногу козлёнка, заявляет он почти без волнения в голосе, — Это не перелом. Сустав выскочил, но ничего... Это легко поправить. — К-как... как поправить? — приподнимается на локтях Митяй, шмыгая носом и глотая слёзы. — Вот так, — Серый протянул к нему руки, но Митька дёрнулся и завопил истошно: — Нет! Не подходи! Не надо! — Успокойся ты, я же не отпиливать её собираюсь! — Не-ет! — уже почти навзрыд ревёт козлёнок, — Только не вы-ы! — Тут только я и могу тебе помочь, — рявкнул он, теряя терпение, — Тебе придётся взять себя в руки и дать мне сделать своё дело. — Да откуда вы знаете, что делать?! — но Митяй завыл громче, руша стереотип о том, что это умеют только волки, — Вдруг станет только хуже?! Вдруг вы меня вообще убьёте?! Не хочу-у-у!...       Серый в недоумении оглядывается на Петрико и Аста, задавая немой вопрос своими выразительными глазами:       «И чё вы встали?» — Мить, — вмешивается тогда неловко его брат, — Ты можешь ему верить. Он знает, что делает... — Знает?! Что-то не видно! Пока я наблюдал только за тем, как он надо мной издевается! — он остановился, будто выдохшись, вбирая воздух носом. Любое движение отзывалось пронзающим всё тело нервным импульсом, поэтому козлёнок очень старался вовсе не шевелиться, но даже так чувствительность не проходила.       Боль уже казалась невыносимой, терпеть больше ни минуты не было сил... Неужели и правда не осталось выхода? Неужели придётся вверить себя в руки тому, кто был не прочь пообламывать ему рога? Негодяю, что посмел разрушить своим появлением его счастливую жизнь!       Прерывая повисшую напряжённую тишину, Серый произносит так спокойно и искренне, что Митя аж открыл заплаканные глаза: — Мне вовсе не хочется, чтобы ты мучился... Я хочу помочь. Вот и всё. Знаю, как это выглядит со стороны... Ты думаешь, что мне доставляет удовольствие всё это. Тебе кажется, что я пытаюсь отомстить или что-то в этом духе... Но это совсем не так. Я не какой-то там садист.... Но не могу доказать свои чистые намерения... Могу только заверить, что сумею облегчить страдания и боль. Решай сам, верить этому или нет, а я приму любой твой ответ.       Но Митя не поднимал на него взгляд. Он не мог оторвать его от пола, и выглядел так, будто был совсем не здесь. Будто бы не слышал его... — Мне... мне страшно, — честно прошептал он, зажмуриваясь до пятен в глазах. На несколько секунд к нему вернулась трезвость ума, и Митя действительно задумался над тем, что для него будет лучше. Но лучше — слишком громкое слово... Иногда приходится выбирать меньшее из двух зол. — Хотел бы я сказать, что тебе не будет больно... Но это не так, — качая головой, говорит волк хриплым, и оттого кажущимся более мирным сейчас тембром, — Больно будет. И, скорее всего, сильно... Но после этого станет легче, обещаю.       Козлёнок молчал. Он боялся, но пытался найти в себе силы, чтобы перебороть этот животный ужас перед физической болью... Хотя, разве уже может стать хуже? А вдруг может... Если ему станет больнее, чем сейчас, он точно не выдержит... Он думал об этом, и потому никак не мог решиться.       Видя неотпускающее смятение в глазах старшего брата, проникнувшись его бедой, подходит Аст: — Если хочешь... Я могу взять тебя за руку.       Митя не ответил. И младший уж думал, что его предложение останется без внимания, но вдруг тот кивает. И Астер, чувствуя, как его сердце наполняется болью и переживанием, будто это ему сейчас предстоит стерпеть всё это, сжимает его ладонь. — Готов? — спрашивает волк, стараясь сделать бесстрастный голос, но его волнение выдавалось опущенными бровями и напряжёнными мышцами шеи. Каждая клеточка его тела сейчас стала маленькой пружинкой...       То же почувствовали и другие. — Угу, — Митька снова зажмурился покрепче, будто от этого ему будет не так страшно. — Я посчитаю до десяти, — Серый обхватывает его ногу, примеряясь, — Раз, два, три... Девять-десять!       Митяя неожиданно прострелило от носков до макушки, и он снова закричал. И кричал ещё полминуты, пока не понял, что снова может двигать ногой. Тогда он, ошарашенный, спрашивает у волка: — Что вы сделали?! — Вправил вывих, — пожал тот плечами, будто каждый день ставил людей на ноги, — Пустяки. Скоро снова будешь скакать и прыгать по лужайке... — Вы же не досчитали до десяти! Вы цифры пропустили! Обманщик! — Вот всегда так, — Серый пересел с коленей на корточки, — Неблагодарная молодёжь. Стараешься для них и получаешь...       Он подал ему руку, заглянув в красное, замученное детское лицо. Честно, тогда он почти что ощутил сердцем эту маленькую искру милосердия. Почти проникся к нему какой-то покровительственной добротой. Но Митяй вдруг, пытаясь протянуть руку в ответ, обмяк. У него закатились глаза, и он бухнулся бы назад головой, если бы большая когтистая рука не оказалась там раньше, смягчая удар о жёсткий грунт... Его брат ахнул от внезапного поворота. — А я то уж думал, что он выдержит, — пробубнил мужчина под нос, — Бедняга выжат, как лимон. Пускай отоспиться... — А это... Нормально? — глянул на него обеспокоенно Астер. — Да-да. Не страшно, так иногда бывает. Это нормально... Наверно. — Ч-чего?! — Да очухается! Устал просто парень, — но он, на всякий случай, приложил ухо к груди, проверяя дыхание мальчика, — Да, точно очухается. Порядок! — и оживлённо объявил вслух свой диагноз, поднимаясь.              Аст свёл брови, и не совсем было понятно, о чём он думает. Возможно, он ещё не до конца доверял... Тем паче после такого представления. И Волк подумал, что не стал бы его высмеивать, вырази козлёнок свои опасения и сомнения вслух.       Но Серый ведь не очень хорошо умел читать людей. А уж тем более этих ваших... детей.       Астер вполне спокойно проговорил: — Хорошо. Пускай отдыхает, а мы будем следить за его состоянием... Но нам нельзя оставаться тут. Неизвестно, сколько пройдёт времени, прежде чем Митяй проснётся. Тем, кто уже сверху, лучше нас не ждать...       Волк, про себя дивясь такому зрелому размышлению от рогатого мальчишки, подхватывает: — Я уже сказал вашей маме, чтобы они выбирались без нас... Иначе бы они там замёрзли. — Получается, мы сами по себе, и сами должны найти другой выход. Поднимать Митяя здесь опасно. Но если так ничего и не найдём – вернёмся. — Разумно, — Петрико даже обрадовался, — Я за. Очень уж не хочется тревожить спину...       Серый сложил руки на груди и улыбнулся, выказывая своё одобрение.        Его, пожалуй, даже впечатлила рациональность козлёнка, и он не удержался от похвалы: — Неплохой план для начала. — Это не план, а скорее импровизация... Ах, да... Можно вас попросить? — Астер обращается к Серому с серьёзно-деловым видом.       Тот с любопытством прищурил глаза: — Проси. — Ну, в общем... Кто-то должен понести Митяя... У Петрико болит спина, а я... Что ж, вы и сами всё видите. Я слишком мал, чтоб нести этого бугая.       Серый загадочно хмыкнул вместо ответа. Но без всякого раздражения, без уговоров бережно поднял с пола мальчишку, придерживая того за голову, чтобы она не запрокинулась. — А, и ещё. Это на случай, если они всё ещё там, — прокашлявшись, козлёнок сложил руки рупором: — Мы идём искать другой выход! А вы нас не ждите! Туман может стать ещё гуще!       Эхом донёсся голос Марты: — Как там Митяй?! Он в порядке?! — Ну...       Аст повернулся, встретившись взглядом с волком. Тот скривил губы, и мальчик понял, что все подробности рассказывать не стоит, иначе какая-нибудь коза точно прыгнет к ним в яму. — В целом, он в норме. Благодаря дяде Серому!       Марта наверху передала остальным, терпеливо ожидающим развязки: — Он говорит, что всё хорошо.              И все с облегчением выдохнули.

***

      Он вспомнил, как уносил с дивана маленького спящего Нэла — ощущения те же, только этот будет потяжелее пятилетнего племянника...       Дети и правда милые... Но только когда спят. — Рассказать – никто не поверит, — пробормотал Петри, наблюдая за тем, как черты лица вожака окончательно лишились привычной строгости и какого-то вечного раздражения.       Серый бы и сам не поверил. Он ни за что бы не поверил, что позволит кому-то пускать на рукав его любимой куртки слюни, храпя, как маленький трактор. Но это случилось, и он ничего уже не может поделать. Впервые он чувствовал себя одновременно униженно и так, будто ему поручено охранять несметные сокровища. И Серый знал, что если придётся защищать это, он может и глотку кому-нибудь перегрызть.       Откуда вообще взялись эти эмоции?                    Его рефлексию прервал сонный полустон козлёнка, попытавшегося перевернуться на другой бок, словно он лежал в кровати... Это ему не удалось, и он, сбитый столку, распахнул глаза. — Пустите! Пустите! — и с перепугу стал яростно вырываться, — Не трогайте меня!       Серый решил не нервировать его больше и посадил на землю, отходя назад на пару шагов: — Ты в норме? — В норме?! — завопил он громче, глядя на волка, потом на остальных, — В норме?! Да я видел свет в конце туннеля! — Это был огонь факела... — закатывая глаза, протянул мужчина, — И мы и так в туннеле... — Да вы...! Вы! Убить меня хотели! — Эй, эй, повежливее, малец! Я, вообще-то, несу тебя домой на собственном горбу! — А меня и не надо нести! — Митька, желая опровергнуть его, одним рывком встаёт на ноги... Правда потом скривился и тут же сполз по стенке назад. — То-то, — подойдя к нему, волк не удержался и щёлкнул мальчишку по носу, — Дай-ка я ещё посмотрю... — Не дам! — Митяй притягивает к себе больную ногу, крепко обхватывая руками и склоняясь над ней, как Кощей над златом, — Вы опять что-то сделаете и я... — Но тебе ведь стало легче, не так ли? — наклонил голову набок, — Как я и обещал.       Митька замер, прислушиваясь к своим ощущениям...       Облегчение.       Нет больше той непереносимой острой боли, будто его режут ножом... Ему всё ещё паршиво, но теперь он мог с мужеством это перенести почти без слёз... Волк ему и правда помог! — Л-ладно... — мальчик выпучил губы униженным бантиком, — Смотрите...       Тогда Серый поднял краешек рта в едва заметной хитрой ухмылке: — Сестра, — глянув на осла, — Принесите лампу. Теперь скальпель...       Петрико тут же засуетился, выполняя все странные и не очень поручения вожака. А вот Астер медлил с помощью, не всегда улавливая, когда этот странный усатый дядька просто шутит, а когда говорит серьёзно.       Вот и сейчас никто, кроме Петрико, не уловил... — У-у-у, нет, тут нужна пила. Придётся ампутировать, — с усталым пренебрежительным зевком и прогибанием поясницы, говорит Серый. — Он шутит так, — видя расширившиеся до размера яблока глаза козлят, поясняет Петри, — Вы ведь шутите, да?       Серый выдержал пугающе-загадочную паузу, а затем, держа свой образ до конца, ляпнул: — Не знаю, не знаю... Может, если пациент не будет дёргаться, обойдёмся и без ампутации, — Митя вмиг окаменел, и волк поправил себя: — Дышать можно... Так, ладно. Будет отёк и, скорее всего, жирный синяк... Но если мы сейчас всё сделаем верно, сможем уменьшить последствия.       После такого диагноза Серый снял с себя пояс, разорвав следом его на тонкие полосы ткани. Из нескольких слоёв получившегося импровизированного бинта он быстренько соорудил на коленке Митяя шину, «подперев» конструкцию для надёжности сухой веткой.        Он отряхнул руки и поднялся вполне удовлетворённым: — Ну, на первое время сгодится. Уверен, потом твоя мама тебя хорошенько подлечит... — А это точно поможет? — хмурясь, всхлипнул козлёнок. — Сейчас это всё, что мы можем сделать... Ладно, привал окончен, — протянул он без особого рвения, — Его величество позволит мне, смертному, донести его до дома?        — Да, — буркнул мальчик и насупился ещё больше. Серый едва не хохотнул: Митяй выглядел так, будто вот-вот лопнет от возмущения... Но чтобы не испортить краткий миг перемирия, волк сдержался от усмешки.       Он снова поднял Митяя на руки: — А ты тяжелее, чем кажешься на вид, — волк перехватил его под руки, чтобы тот случайно не выскользнул, — Здоровый, как конь! — Сами вы...! — уже возмущённо собирался крикнуть Митька, но что-то заставило его остановиться, и он просто стерпел этот подлый удар, — Не важно...       Пожалуй, на его языке это значило «спасибо».