Колыбельные

      Глаза слезились от встречного потока воздуха, свистело в ушах, и даже, как казалось Нэлу, в голове. Он открыл рот, чтобы что-то сказать Петри, но зря: теперь его губы и щёки трепыхались на ветру, словно парус, обнажая зубы аж до дёсен.       Рассул не стал повторять его ошибки и сначала отвернулся в сторону, а потом только заорал: — Как остановить эту штуку?! — Не знаю! — в ответ, — Я думал, вы придумаете! — Ты поехал на долбанном бревне не зная, как будешь останавливаться?! — Это показалось мне в тот момент удачной идеей, — пожал Петрико плечами, — А вот оказаться погребённым под камнями – не очень! — Зато теперь мы разобьёмся! — Рассул судорожно заметался взглядом по сторонам, но зацепиться ему было не за что: деревья и ветки проносились так быстро, что ухватиться за них было просто невозможно, — Придётся прыгать! — Расшибё-ёмс-я-я! — едва выговорил всё же Нэл, поборов силу ветра, бьющего ему в лицо мощным потоком.       Не смотря на его категоричный протест, Петрико хватает волчонка за шкирку и стаскивает вместе с Рассулом с бревна, заботливо подставившись первым земле под удар. Они прокатились ещё метров семь кувырком и, наконец, остановились... В тот же миг бревно влетело в торчащий из земли валун и разлетелось на мелкие щепки. — Ты как? — первым поднимается Рассул и тут же кидается к длинноухому другу, распластавшемуся по земле в жутковатой позе. — Н-н... — застонал он хрипло и болезненно, — Нормально... — Вот дубина! Чуть нас всех не укокошил! — его ярость в голосе противоречила следующему за словами осторожному полуобъятию, — Я думал, ты где-то там заблудился в этом тумане! — Так и было, — Петрико наскоро объяснил парням, где он пропадал, параллельно пытаясь сесть. Это вышло у него с трудом — спину простреливала резкая боль от каждого движения.       Нэл и Рассул, видя мучения друга, аккуратно подняли его под руки, и почти тогда же заметили бегущих к ним козлят. — Живые?! — наскакивает на них Марта, едва не сбив с ног, — Выглядете так, будто вас закидали камнями! — Пости так и ефть. Но нас так левко не восьмёхь! — Нэл раскрыл рот в широкой улыбке, а Марта ахнула: — У тебя зуба нет! — Правла?! — он испуганно запускает пыльные пальцы в рот, проверяя правдивость её слов, и, к своему ужасу, обнаруживает, что его любимый передний клык отсутствует, — Фот тёрт! — А у тебя глаз распухает! — Марта переводит внимание на Рассула и уже неловко тянет пальцы к его лицу, — Будет большой фингал! Ой, и бровь рассечена... Ужас то какой... — Порядок, — спокойно отставляет её от себя паренёк, — Могло быть и хуже. А вот Петри нехило приложило – он сам стоять не может пока. — Кажется, ему снова придётся поднапрячься! — Аст указывает им за спину, — Сейчас!       И они видят, как из тумана вырываются стремительно катящиеся по крутому склону валуны — сердце мгновенно у всей шестёрки опускается в пятки, ноги налились свинцом. — Н-надо... надо б-бежать! — говорит Марта дрожащим голосом, но тут же понимает – слишком поздно. Они не смогут убежать от камнепада, как бы быстро не спускались. — Ну вот и всё, — с какой-то обречённостью и смирением Петрико смотрит на небо, — Теперь, Гёте, я смогу встретиться и поговорить с тобой лично на том свете... О, милая Берта, надеюсь, ты будешь вспоминать обо мне томными июльскими ночами... Хотя нет, лучше не только июльскими...       Рассул вмиг прерывает эту печальную предсмертную тираду, схватив Петри за ухо и хорошенько оттянув его: — Ну нет уж! Ты ещё сам ей напомнишь о себе! Погляди-ка туда! — и он указывает другу, покрасневшему от обиды за растянутое ухо, на небольшой каменный холмик, в котором виднелось не то тень, не то какое-то углубление, а может даже и пещера. — За мной! — вдруг пустился наутёк волчонок, будто это он обнаружил шанс на спасение.       Но разбираться с ним никто не стал. Один за другим ребята в несколько скачков преодолели расстояние и скрылись в странной тени, даже не видя, куда именно они сиганули.. Но вдруг выяснилось, что яма намного глубже, чем они рассчитывали: от свободного падения почти в кромешной тьме стало страшно даже Рассулу. Благо, он приземлился мягко... На Нэла. Но потом рысь засыпало козлятами, и он был уже не так рад.       Вслед за ними закатились валуны, заваливая и громя выход. Ребятам пришлось забиться ещё глубже, чтобы их ненароком не задавило... Пол и каменные стенки пещеры страшно содрогались, с потолка сыпалась пыль... Но он выдержал.       Скоро гул катящихся камней, доносившийся с поверхности, стих. — Все здесь? — Аст попытался найти взглядом своих братьев и сетру, но в пещере стало совсем темно: лишь маленький лучик света просачивался через завал. Тогда он решил считать наощупь, — Если я до вас дотронулся – встаньте на ноги, — и он пополз по каменному полу, — Один, два... Три... Четыре, пять, шесть... Семь. — Ты себя пофтитал? — раздался голос Нэла. — Что? Нет, не считал я себя. — Тогда считай ещё раз, получше! — рявкнул Рассул с другой стороны.       Аст пересчитал снова: — Восемь! Считая меня. — Да откуда восемь?! Ты шутишь?! — недовольный рысёнок переместился к нему, — Дай я! То же мне, математик... Называйте себя по именам, когда я вас коснусь! — и он протянул руку к тому, чьё дыхание слышал ближе всех: — Один! — Петри, — послышалось хрипло. — Два... — Марта, — недоумевающе. — Три... — Я! — это был Нэл. — Четыре и пять. — Г-гога... — Тога! — Шесть... — Астер, — напряжённо выдавил мальчик. — И... Семь? — Рассул задел ногой что-то мягкое и присел на корточки, дотрагиваясь явно до чужой головы. Но та не издала ни звука, — Да что такое?! Кто это?! — П-п-п, — начал заикаться Гога от животного ужаса, — Привидение! — Чепуха, — заявил Аст, но не без испуга в голосе, — Их н-не бывает! — Тогда кто это? Не может же быть с нами тут и правда какой-нибудь горный монстр, — Рассул отшатнулся назад, рефлекторно вытирая руку о штанину, — Я вижу какой-то мешок... И голову! — Боже м-мой! — у Марты вот-вот была готова начаться истерика, — М-мы застряли здесь с мертвецом?!       Но мертвец оказался вовсе не таким уж и мертвецом. Либо же какая-то чёрная магия заставила его подняться с земли и сесть перед ними — Рассул увидел, как с фигуры падает мешок из грубой ткани, и как медленно, просто до чёртиков страшно поворачивается рогатая голова... — К-кто здесь?! — труп заговорил усталым сонным голосом Митяя.       Несколько секунд тишины. Осознание. Принятие. — М-м-ми... Ми... — от радости у Марты перехватило дыхание, а не случившуюся от испуга истерику заменил громкий плач облегчения, — Ми-и-т-е-е-е-ньк-а-а-а! — Быть не может... — обомлел Аст, глупо хлопая глазами, — Митяй?! Ты?! — Ребята? — и вновь его голос. Да, определённо...       По счастливой случайности, или благодаря жуткому невезению, они оказались в той же пещере, где кантовался последние дни Митяй. — Нашли... Наконец-то нашли! — козлята кинулись к нему, не разбирая дороги в темноте, и скоро на шее Митяя висела вся его младшая родня. Они обхватывали и обнимали его со всех сторон, не давая сделать ни одного полного вдоха... — Во дела-а... — протянул Нэл, переглянувшись со своими. Затем он, опёршись на стенку, целиком расслабился и сполз на пол, — Наконец-то...              

***

              — Ты слышал, Серый?! — Маша подняла взгляд, навострила уши, — Что это было?! — Какой-то грохот... — волк прищурил глаза и заметно напрягся, — Донеслось со стороны скал... Видимо, камнепад? — он переводит взор на Машу и замечает, как на её лице написано чёрным по белому... — Ты же не думаешь, что... — Это они! — коза засуетилась, — Точно они, я тебе говорю! — Ну, ну, — Серый пытался её притормозить, но даже не успел ничего более сказать – Машу точно током шандарахнуло, иначе как объяснить, что едва живая, валившаяся от усталости, она вдруг так энергично поскакала вперёд него, поднимая за собой клубы пыли?! — Да стой же! Ненормальная!       Но не смотря на окрики, она продолжала нестись, минуя деревья, огибая кусты, игнорируя тонкие гибкие ветки, что хлестали по лицу. Вдруг за следующим поворотом тропинка оборвалась, и женщина едва-едва успела остановиться перед тёмно-зелёной тресиной.       И тут Маша вдруг потеряла свой вспыхнувший огонь силы: она, оказавшись перед болотом, опасно качнулась вперёд, словно на секунду лишившись рассудка. Будто маленький кролик, загипнотизированный и идущий в пасть страшному питону. — Куда тебя...?! — сзади её успевает ухватить Серый, — Я должен теперь гоняться за тобой? Что за игры?!       Его сведённые брови и распахнутые глаза, бегающие по ней, говорили о беспокойсте, но Маша совершенно не заметила этого. Она вдруг вся похолодела. Так, словно её больше не волновали их дела. Словно она забылась и готова в этот самый миг превратиться в безжизненный камень. — П-прости... Я просто хочу поскорее... — она медленно моргает, будто действительно заворожённая этим болотом: оно полностью овладело ею, её вниманием, и никак не хотело отпускать от себя.       На это внутри что-то отзывалось, шевелилось в её памяти. Что-то очень, очень важное.       Что-то страшное.       Ей резко совершенно перехотелось идти: ноги не слушались, зажили отдельно от неё. Перехватило дыхание... И она едва выдавила: — Нет, я... Я не могу идти дальше...              Волк чуть наклонил голову набок, не понимая, почему вдруг коза решила дать сейчас слабину: — Ты же весь лес знаешь. Разве ты не ходила на болота, чтобы, к примеру, ягод собрать? Или чем вы, травоядные, обычно занимаетесь там... Да ладно, это же обычная тухлая вода с камышами!       Но Маша стояла в каком-то тупом ступоре, держа одну руку на голове повыше виска, будто бы это помогло ей опомниться. Взять себя в руки.       Он ещё раз позвал её: — Эй, у тебя пот на лбу... Заболела что-ль?       Машу явно знобило, однако она по прежнему не двигалась. Не двигался её взгляд. Он показался совершенно пустым – страшно было видеть её такой... — В чём дело?! — уже серьёзно обеспокоился волк, — Ты мне ответишь?!       Его обычно приятный, может слегка хриплый голос сейчас ощущался для неё, как оглушительный крик. И звон нарастал. Теперь было не понятно: снаружи это, в ушах или у неё в голове? Почему всё вокруг стало таким размытым, нереальным? Точно кто-то нарисовал всё и поставил вокруг них эти декорации...       Глядя на неё, Серому тоже стало не по себе... В этом месте, на этих болотах, было что-то, что ему показалось знакомым. То, что он уже чувствовал когда-то давно. То, что вспомнила Маша.       Запах смерти.       Серый понял. Почему-то впервые, именно сейчас, он понял, о чём она думала. Он сам не знал, как догадался: наверно потому, что тот же взгляд видел у Нэла, когда нестало его родителей. И у брата, когда умерла их мать. Этот взгляд — взгляд полный боли, вселенских страданий и печали. Взгляд осколков прошлого, взгляд страшного опустошения. Тот взгляд, с которым смотрят в гроб с близким человеком или на его холодную, немую могилу.       Болото забрало что-то важное, что-то дорогое у Маши. И сейчас она разглядывала в тёмной воде тень былого — искала ответ, но не находила.       «Почему?...»       Маша повернулась, медленно проморгавшись. Подняла на него взгляд. Слава богу, в нём появилось хоть что-то.       В нём появились слёзы. — Эй, — Серый присогнул спину и опёрся руками на колени, пытаясь оказаться на одном уровне с её глазами, — Нужно собраться. Митяй, помнишь? И остальные. Они ждут тебя, ждут твоей помощи – сама говорила. — Да... Да, — с её ресницы на холодный камень упала всего одна слезинка, — Я пойду... Смогу...

      Но её страх был сильнее, чем он думал. Чем мог предположить. Едва Маша занесла ногу над тресиной, чтобы ступить на первый маленький островок, как её всю тут же затрясло: ноги подкосились, согнулись без предупреждения. Она ведь не хотела падать... А в следующее мгновение сквозь непереносимый звон в голове женщина услышала знакомый тембр возле самого уха. Она почувствовала, что её придерживают за спину, не давая рухнуть вниз и так глупо утонуть в липкой грязи... И кажется, её ноги оторвались от земли. Или она совсем сошла с ума? — Что ты делаешь? — Ты ведь не можешь идти, — с деланной отстранённостью произносит Серый, — Но ждать, когда у тебя вновь мозги вправятся, мы не можем, так что...              Не тащи он сейчас её на себе, Маша, наверное, рассердилась бы на такую грубость... И наверняка бы ответила что-то в том же духе, чтобы поставить задиру на место. Однако она лишь вполголоса, будто извиняясь, проговорила: — Кажется, у меня совсем нет выдержки... Нет никакого стержня... — Маша выдыхает воздух сквозь зубы и снова вбирает носом, будто ей больно, будто она истекала кровью. Внутри, пожалуй, так и было, — Я обещала, что со мной не придётся возиться, но... — О чём ты вообще?! — с искренним удивлением. Серый вдруг громко, даже возмущённо возразил: — Да я не видел никого храбрее тебя! — Конечно... Не надо меня сейчас приободрять, обманывая. — Клянусь! — но он и не собирался отступаться от своих слов, — Возможно, мы соседями пробыли не так долго, чтобы хорошо узнать друг-друга, однако я уже могу сказать... — но Серый смолкает, словно опомнившись. Или просто ощутив какое-то сковывающее неудобство.       Возможно, случай был неподходящий, чтобы раскидываться похвалой и приятными словами... Да, определённо.       Но не смотря на то, что он резко оборвал фразу, Маша позвала его: — Серый?       И волк фыркнул неохотно: — Что?        — Спасибо.