Колыбельные

      Серый никогда не забудет тот день. Самый лучший, и самый худший день в его жизни.       День, когда он взял к себе Нэла.       Он помнит то отвратительное место. Хоспис с отдельной пристройкой для сирот снаружи был похож на что-то давно заброшенное. Уже подходя к нему Серый на инстинктивном уровне ощутил нежелание заходить туда. Все его чувства били тревогу, будто его может постичь та же участь, что и здешних бедолаг. Этот дом, это место было насквозь пропитано безнадёгой, отчаянием, страданиями тех, кто обречён доживать тут свои последние дни. Может потому здание выглядело также, как и его обитатели – готовым развалиться на части.       Серого пробирала до костей одна лишь мысль о том, что кому-то приходится проводить здесь свои последние минуты.       Внутри всё оказалось ещё хуже. Не было ни сантиметра на потолке, где не прорастала бы плесень или вредоносный грибок. Пол состоял из подгнивших дощечек, местами проседал и страшно трещал, когда на него наступали. Пятна непонятного происхождения красовались на единственном мягком диванчике в коридоре – место ожидания для посетителей.        Серый не рискнул туда садиться. И даже не стал прислоняться спиной к стене, как всегда делал по привычке при любом удобном случае. Только не здесь. Здесь даже дышать, вдыхать не хотелось: смрад гнили и сырости будто въедался в рецепторы.       Наконец, к нему подошли, чтобы проводить до нужной комнаты.       Идя по длинному мрачному коридору, Серый никак не мог отделаться от мысли, что проход постепенно сужается. Стены давят. Возможно, так и было, поскольку зелёные обои местами разбухли, а где-то вовсе отклеились. «Словно воспалённая глотка какого-то монстра» — мотнул головой. Не об этом сейчас нужно думать. Запихнуть бы это богатое воображение подальше в...       Они остановились. Напротив маленькой дверцы. Он хорошо запомнил номер комнаты, в которую они зашли, и даже скрип, с которым тронулись петли.       Пусто?       Серый недоумённо огляделся. Казалось, что его гид что-то напутал и завёл не туда... Хотя тот стоял, как ни в чём не бывало, что-то записывая в бумагах.       Тогда мужчина проходит вглубь комнаты, переступая через непонятные мешки и сбросанные в кучу тряпки. Пыль, оседавшая на них, теперь клубится в воздухе, щекоча лёгкие. Под ногами мерзко хрустит опавшая с потолка штукатурка, словно ломались чьи-то кости... В чёртовом полумраке почти ничего не видно, он к нему ещё не привык. Тут даже не было маленького окошка, куда бы мог просочиться дневной свет! Не было даже просто дыры в стене, чтобы проветривать помещение.       «Тут совсем нечем дышать!»       Его удивлению не было предела : это же не может быть местом, в котором кто-то живёт. Это кладовка! Подсобка! Чулан! Что угодно, только не...       Едва уловимые звуки копошения донеслись из угла. Серый притаился. Краем глаза он замечает силует, можно сказать даже, случайно на него натыкается... Пригляделся.        И, наконец, увидел.       Это было маленькое, испуганное существо, забившееся в дыру меж горами хлама.       Серый обомлел. Ладони сами по себе сжались в кулаки. До боли, до побелевших костяшек. — За что так с ним?! Неужели ребёнок заслуживает жить в этой помойке?! В этом дерьме?! — потеряв контроль над собой, он хватает за грудки проводника и впечатывает его в стену. Пропускает мимо ушей просьбы и оправдания, какой-то невнятный бред про то, что они хотели убедиться в отсутствии тифа. Его бормотания только раздражали и заставляли крепче сжимать, давить сильнее...       Серый бы задушил его, случайно попавшего под раздачу бедолагу, если бы то самое существо, забившееся в углу, жалобно не заскулило. — О нет... Я... Я не хотел тебя пугать... Я... — мужчина переключается, как только с глаз сошла пелена, и тут же отпускает помощника, — Я хочу с тобой дружить! Ты ведь Нэл, да? Я знал твоего папу. Он попросил забрать тебя...       Мужчина старался улыбаться, но, кажется, получался только нервный оскал, который пугал волчонка до чёртиков – он лишь забился поглубже... Судя по звукам, чуть не плакал. — Так... Ладно... Давай по-другому попробуем, — Серый шарит по карманам, в надежде найти то, что заинтересует мальчишку, — О, смотри-ка! Ириска! Будешь ириску, а? — на раскрытой ладони он протягивает конфету.       Тишина. Он что, не видит? Не слышит? Потому что напуган... И как до него теперь достучаться? Как успокоить? Как убедить, что ему собираются помочь?        Помочь...       В голову лезет один только бред. Он не может нормально соображать: мозг в панике выкидывает идеи и тотчас сам их отвергает... Да, он растерян, он понятия не имеет, что надо делать.       От безвыходности тишину вдруг нарушает его собственный хриплый голос: — День нелегким был - И вот приходит ночь, Чтоб ему помочь Набраться новых сил... Ветерок дневной, Свернувшийся в клубок, Отдохнуть прилег - Мир полон тишиной..       Серый знал: это смешно. Вот, до чего докатился... Песенки поёт тут. Как будто это исправит то, что уже случилось, или хотя бы даст силы идти дальше... Но он больше не знает, что ему делать. Куда идти и как... И уж тем более вести кого-то за собой. Он не знает...       Мама знала. Он уверен, она бы точно придумала что-то. Если бы сейчас на его месте была она... Она смогла бы помочь этому несчастному мальчику... Но её нет. Больше нет, и от неё остался только один неотёсанный, медленно разлагающийся изнутри идиот.       Но зато этот идиот помнит её умиротворённое выражение лица. Её спокойные глаза, её улыбку. И нежный голос. Может потому на ум пришла именно та колыбельная, которую она пела им с братом... Колыбельная, что всегда его успокаивала.        Из угла высовывается лохматая голова. Совсем немножко, но становятся видны очертания бледного детского лица.       Она всё ещё помогает.       Серый поперхнулся воздухом: работает. Однако он забылся и песня прервалась, а маленький грязный нос дёрнулся назад. — Стой! Э-э... Как же там... Щас... Завтра день придет - И солнечным лучом, Как... как золотым ключом, Дверь утра отопрет... А пока усни, Усни скорей, малыш, Ты ночную мышь... То есть, тишь... Ты ночную тишь Из дома не гони... Лунный свет мерцает Желтым ночником, Песня затихает, Дрема входит в дом. Ветерок дневной, Свернувшийся в клубок, Отдохнуть прилег - Мир полон тишиной.       В этой неуклюжей манере песня закончилась. Но он хотя бы вспомнил слова... И мальчик понемногу вылез из завала. Он сидел прямо перед ним в паре метрах на четвереньках, как дикая зверушка, удивлённо, но с любопытством рязглядывая большими глазами странного незнакомца.       Теперь Серый мог хорошенько рассмотреть его: лохматый, грязный, с красными пятнами часотки... блохастый и вшивый волчонок. Он выглядел болезненно облезлым настолько, что его было легко перепутать с крысой. Но вместе с тем его глаза были красивы и спокойны. Прямо как у неё. — Пойдём? — Серый снова протягивает руку. — Пойдём...        И они пошли. Через мрачный коридор, мимо железных коек и мерцающих над ними ламп. Мимо свисающих проводов и ржавых полок с лекарствами.       Нэл крепко сжимал его руку. Его худые пальчики на фоне когтистых лапищ казались совсем маленькими и хрупкими... Серый боялся их раздавить, поэтому держал свою ладонь расслабленной.       Так они вышли из этого ужасного дома, и больше никогда не возвращались. Хотя волк клялся когда-нибудь прийти и спалить там всё до тла... Но как-то в череде рутинных дней забылось. Ему было совсем не до банальностей, вроде отмщения...        Ведь с того дня его жизнь перевернулась.