Колыбельные

      Кое-как волоча ноги, Серый вваливается в свою душную берлогу. В голове совсем пусто... нет абсолютно никакой структурированности мыслей, но зато изо рта то и дело вырываются страшные ругательства: — Да чтоб у неё копыта отвалились! Чтоб рога пообломались! — неконтролируемым потоком из него льются проклятия, которые никто не слышит... Которые она не слышит! Потому что коза захлопнула дверь прямо перед его носом сразу после того, как вероломно лягнула в колено.       Чем он заслужил всё это?! Тем, что сказал, как всегда, чистейшую правду?!... Может, слегка грубо и прямолинейно, но всё равно!       Да она просто не умеет принимать свои ошибки и косяки, а он то тут при чём?! Вот всегда так: честного и невинного, как дитя, волка ни за что ни про что выставляют каким-то монстром! А то, что козлиха послала его за тридевять земель на болото, где вместо рыбы только жабы, ничего?! И ведь наверняка она потом побежит ещё жаловаться соседям, мол, Серый жить спокойно не даёт и пора бы его уже вообще на вилы насадить...       «Ещё хоть раз она перейдёт черту, и сдерживаться не стану!» —пронеслось в голове, как тяжёлый товарный поезд.       На самом деле, так он говорил себе и в прошлый раз... И в позапрошлый, когда она огрела его метлой по хребтине и выставила со своего двора, как какого-то щенка. На глазах у всех соседей... И чего он тянет тогда со своей «страшной местью», если ярость уже переполнила его до краёв, если терпеть сил не осталось? Давно пора дать себе волю!       Но вместо этого он продолжает, поджав хвост, прятаться в своём логове, зализывая душевные (а теперь и физические) раны, полученные в неравном бою... А всё почему? Потому что не может он просто взять и...       Кишка тонка...       Что же теперь, правда остаётся терпеть несправедливость и беспредел, с которыми он так отчаянно боролся всю сознательную жизнь? Терпеть от какой-то козы?! Зато ясно теперь, почему её все в деревне так уважают... Она, как местный бандит, держит всех зверей в страхе! А детишки ей в этом явно помогают...       И ведь как коварно заставила его поверить, что она сожалеет, что не знала о проделках козлят! Но вот сейчас она скинула овечью шкуру и показала своё истинное лицо...       «Может, ну его?» — озвучил в голове другой голос, отвечающий за нравственную сторону...        И правда... — Ну её... — повторил вслух Серый.       Сделать вид, что её нет и не было — не такая уж плохая идея. Просто игнорировать, и тогда всё снова пойдёт своим чередом. В сложившейся ситуации, возможно, это единственный выход... Иначе он не выдержит, взвоет от всего этого и наплюёт на свой изначальный план остаться здесь...       Нет, милочка... Не уйдёт он так просто. Останется назло тебе, назло вообще всем!       Эти мысли немного его успокоили. Даже порадовали. Будто не коза его будет мучить, а он её своим присутствием...       Иногда просто нам хочется верить в своё превосходство, не замечая того, что, вообще-то, практически ничего от нас не зависит...        ***             После одиночной трапезы за шатающимся столом и дневного сна в кресле стало немного полегче, даже отёк с век и лица начал потихоньку спадать. Серый слышал, что если приложить что-то холодное, можно ускорить этот процесс... Что-то холодное и металлическое. А где это взять? Сперва он глянул на медную дверную ручку, но не будет же он стоять, прислонившись к ней, пока кто-нибудь не решит зайти? Так можно и второй фингал заработать, если его рефлексы окажутся не такими молниеносными, как он думал...       В итоге, не найдя подходящей вещи, он переключился на другое, куда более раздражающе явление, нежели какие-то там комариные укусы...       «Тыщ-тыщ» — стук молотка гремел уже два дня с утра и чуть ли не до позднего вечера... Ну и когда уже будет конец этой какафонии?       Серый поднялся наверх и стал высматривать источник звука: как он и предполагал, это был Митька, отчаянно пытающийся прибить одну доску к другой... Какое же жалкое зрелище. Он поставил одну, приложил вторую и подпёр третьей, но вся эта вспомогательная конструкция держалась на соплях и вскоре рухнула после первого же удара по гвоздю.       Надо сказать, мужчина надеялся, что ему по-быстрому забабахают новенький забор... Не то, что он там кое-как настругал из веток. Ему даже удалось развести козу на свежеспиленные доски!       Не учёл он одного... — Что ты делаешь?... — спустившись к нему, спросил Серый. — Забор, — невозмутимо отвечает козлёнок даже не обернувшись, — Вы же сами просили. — Это забор по-твоему?! — он физически не мог смотреть на то, как мальчишка пытается вбить уже погнутые им же гвозди, — Кто так строит?! — Я так строю! — заявляет он уверенно, наконец поворачиваясь и глядя с вызовом прямо в глаза, — А не нравится, так делайте сами! — Ты издеваешься что ли?! — у него задёргался глаз, — Знаешь, ты на редкость зловредный, гадкий и грубый козлёнок!...        — А вы!... А вы на редкость противный, злющий, недалёкий волк!       Оба уставились на друг на дружку очень раздражённо, даже воинственно... Не, если так пойдёт, он чего доброго и правда загрызёт этого мелкого засранца. Теперь уже не до забора – нужно придумать, как от него избавиться... — Ты ведь просто тянешь время, да? — волк выдохнул очень удручённо... Неудачного, конечно, он выбрал себе плотника. Столько времени прошло, а в земле буквально стоит пара досок – и то криво! А сколько он гвоздей хороших попортил!...       И как только у такой хозяйственной мамы мог родиться такой бестолковый козлёнок? — Ладно, катись отсюда, раз ничего делать не хочешь, — буркнул мужчина, устало потирая шею, — Значит придётся звать твою мамочку, чтобы она за тебя всю работу сделала. У неё ведь других дел нет!       Серый пытается забрать у Митяя молоток, но тот прячет его за спину, отходя на пару шагов назад. — Н-не надо... звать... маму, — мямлит он, — Я не специально... Я правда хотел всё сделать, но... — Не умеешь?       Волк вздохнул, получив на этот вопрос робкий утвердительный кивок... Ну и что теперь делать? В самом деле, не бежать же снова к козе, которая несколько часов назад пнула его в колено... Забыл: он же планировал вообще больше не обращать внимания на её существование, а тут что, придётся просить, чтобы она сделала «домашку» сына? — М-да, малец... Ломать – это тебе не строить... Так что же мне делать с таким неумёхой? — Сами вы... — мальчишка покраснел до кончиков ушей и отвернулся, дуя щёки, — Я просто никогда ничего не строил... ну, знаете... по-настоящему... — Пх, а разве можно как-то иначе строить? — прыснул Серый. — Можно! Когда играешь... Вы что, так не делали?       На вопросительный взгляд волк смог только пожать плечами... Не было у него в детстве таких игр, да и детства в его привычном понимании, в принципе, тоже. — Ладно, слушай, — он аккуратно протягивает к нему раскрытую ладонь, чтобы не спугнуть, — Я подскажу тебе вначале. Но дальше сам! Понял?       Вдруг на него уставилась пара синих глаз: светлее, чем у Маши, почти что голубые (должно быть, это из-за юного возраста). Мальчишка вновь стал казаться ему милым и невинным... Да как так то?! Это же самое настоящее адское отродье!... Или...       Упёртый, гордый, непослушный, грубый... Да это же вылитый он сам в детстве! Только с рогами и копытами, но всё же...       От осознания этого Серого знатно покоробило... Получается, что он будто отрывается на мальчишке из-за того, что сейчас презирает себя в этом возрасте?       Что за чушь... — Ладно, давай уже сюда молоток. ***       Они не заметили, как стемнело: Серый что-то уж слишком увлёкся, и помимо помощи с забором начал показывать своё мастерство владения инструментами на других вещах. Ну, если уж подвернулась возможность, почему бы и нет?        Он заделал наконец-то дыру в ветхом полу, которую проломил Петри, прибил новую ножку к качающемуся столу, даже ступеньки у лестницы переделал и добавил перила... А Митя, на удивление, не ушёл, когда с его работой было покончено: он продолжал смотреть, запоминать... Возможно, чтобы просто подольше не возвращаться домой (его наверняка наказали домашним арестом, как и остальных козлят), а может он действительно хотел чему-то научиться...       Странно конечно. Если у мальчишки есть желание узнавать новое, да и схватывает он всё налету, тогда... — Эй, малец, — провожая его взглядом, вдруг крикнул Серый, и Митя обернулся, — Ты это... молоток пока оставь. Он мне нужен ещё для одного дела.       Он хотел сказать совсем не это, но почему-то подумал, что прозвучит странно. Ну нельзя у ребёнка, которого недавно запугивал, спрашивать о чём-то личном. Тем более о семье.       Митя достаёт инструмент из сумки на поясе: — Вы ещё что-то не доделали? — Не, не... — Тогда зачем? — переспрашивает он, но волк молчит, и тогда мальчик добавляет задиристо: — А если не скажете, ничего вам не дам! И делайте, что вам там надо, как хотите!       Вот же неуёмный... Такой же в точности, как его мать! Обоим нос надо свой сунуть, куда не просят... И ведь пока не ответишь, в покое не оставят – он уже это на собственной шкуре ощутил... — Да ладно, я же верну завтра! — усмехается Серый, но любопытный козлёнок никак не уходит, и он сдаётся: — Тц, лицо видишь, как распухло? Это всё твоя мамаша! — Она вас побила что ли? — ехидно заулыбался он, всё ещё вертя в руках молоток. — Нет!... То есть, да... В каком-то смысле, — чешет он затылок, застанутый врасплох, — Не важно! Суть в том, что из-за вас двоих меня бы мать родная не узнала! — А... а я то тут при чём? — Митяй снова играет дурачка... Теперь понятно, как он столько времени уходил от ответственности за свои поступки: кто может отказать этим милым глазкам? — Здрасте! А кто в меня из рогатки стрельнул?! — недоумевающе выкрикнул он, всплеснув руками, — И не смей делать при мне такое лицо, а то мало тебе не покажется! На мне этот трюк не прокатит, мелкий паршивец...       Митяй то ли правда испугался, то ли ему наскучило слушать ворчание волка, и он протянул повидавший виды молоток... — Вот, правильно, — Серый довольно растянул ухмылку, — Слушайся старших...       Но вдруг в последний момент козлёнок разжал пальцы, и тяжёлый инструмент всем своим весом грохнулся волку на ногу...       Не передать словами, как громко он взвыл: наверное, в радиусе километра все птицы, сидевшие на деревьях, повзлетали от испуга ввысь. И кто знает, может истошный вопль донёсся и до ушей тёти Маши? Интересно, что бы она подумала?