Колыбельные

            В тихой летней ночи ничего не слышно. В тихой летней ночи мысли и потаённые чувства всплывают на поверхность и становятся такими же громкими, как слова.       Вид сладко сопящих детишек навевал умиротворение и дрёму. Маша качала их кроватки, баюкала, напевая колыбельную себе под нос. У каждого из козлят была своя любимая сказка, они слушали их по очереди. Но колыбельная была всегда одна, всегда для всех. Одинаково любима и прекрасна.       Кто бы мог подумать, что она может понравится не только её детям?       Эту идиллию прервал скулящий, забавно жалобный голос где-то совсем рядом. Маша встрепенулась: сон как рукой сняло. Этот голос было сложно не узнать и тяжело игнорировать. Как и его хозяина. Особенно после того, что произошло минувшим днём.        Но как только она перестала петь, всё снова затихло.       Удивительно, но ей не показалось это жутким. Скорее, чем-то странным, даже слегка забавным. Коза ещё немного помолчала, вслушиваясь в мёртвую тишину ночи. Ничего. Может, после недавних событий, ей просто померещилось? Потому что, если всё же подумать уставшей головой, станет ясно, что это просто невозможно. Просто нелепо.       Маша снова стала тихо напевать. Еле слышно, так, чтобы на этот раз удостовериться в том, что она просто устала и ей мерещится всякое. Боже, она молилась, чтобы ей померещилось... но нет. Хриплый голос вновь начал завывать под окнами, как будто его никто не услышит.       Он что, издевается?!       Тётя Маша не потерпит насмешек в свой адрес. Не станет игнорировать эти глупые выходки. Да, она чертовски устала, но всё же она заставила себя подняться на ноги и подойти к двери, а затем выйти на крыльцо. Коза обошла дом и оказалась возле окна детской спальни совершенно бесшумно, застав Серого врасплох: — Здравствуй, сосед, — она сделала такой беззаботный голос, как будто встретила его погожим деньком на тропинке, — Как поживаешь?       Волк вздрогнул и тут же обернулся, выпрямляясь и стараясь сделать максимально естественный вид. — Я... Кхм, я мимо проходил. Да, мне просто... — Не спится? — Именно, — щёлкнул он пальцами, — Но я уже ухожу, так что... Счастливо оставаться.       Мужчина чуть ли не кланяется, а затем невозмутимо разворачивается к ней спиной на пятках и уже переносит вес, чтобы сделать шаг, как вдруг Маша резко меняет тон голоса: — И долго теперь это будет продолжаться? Как дитя малое! — Что? — он так и замирает с поднятой ногой, — Это я-то как дитя малое?! — Ну конечно, — издаёт какой-то рваный смешок женщина, — Сначала истерики устраиваешь, мол, жить тебе все мешают, потом сыпешь угрозами, а теперь, как трусливый воришка, крадёшься в ночи, что-то вынюхивая у моего дома! — Ой, поглядите-ка на неё! Сама взрослость и разумность! — выплёвывает ей в ответ, резко развернувшись, — Я хотя бы не лицемер, и детей не выгораживаю перед другими. — Кто выгораживает?! Я выгораживаю?! — Маша залилась смехом, как вдруг одёрнула саму себя: окно приоткрыто, а значит они своими склоками могут разбудить детей. Поэтому женщина переходит на агрессивный шёпот: — А кто явился ко мне во двор и заявил, что его бедных и несчастных бугаев побил маленький козлик? — Не хочешь верить – не верь, но факт остаётся фактом, — прорычал он, махнув рукой вверх, будто отгонял от себя назойливую муху. — И что же это за факт?       Серый ухмыльнулся, приподнимая верхнюю губу и обнажая клыки с одной стороны рта. Наверное, не стоило ей это спрашивать, сейчас он наверняка выплюнет очередную гадость, лишь бы ей настроение испортить... — Ты правда не замечаешь? А может просто не хочешь замечать? — волк прошёл вальяжным шагом вдоль стены, сунув руки в карманы чёрной куртки, и оказался в паре метрах от Маши.       Она, к его удивлению, не отошла назад и даже не отвела глаз, наблюдая за каждым движением. На её лице не дрогнул ни один мускул, даже губы не пошевелились. И снова этот взгляд. Дерзкий, с вызовом и азартом, будто всё, что он ей тут говорит – просто детский лепет.       Бесит. До невозможности бесит. — Ты и сама ведь всё понимаешь. Эти чертенята привыкли, что их холят и лелеют, что им всё сходит с рук. Они уже никого не боятся, не признают авторитетов и правил, потому что их мамочку все любят и уважают, — он говорил, вёл себя иначе, нежели днём. Без всяких кривляний и нападков, без сарказма, желчи, злобы. Сухо и по делу. С непроницаемым, серьёзным взглядом, будто открывал ей важную истину: — Словом, зарвались что-то твои козлята, а ты и пальцем не хочешь пошевелить. Просто на всё закрываешь глаза... Вот я и решил поставить их на место. Вас всех.       Маша несколько секунд молчала, переведя опустевший взгляд в землю. Серый же самодовольно сложил руки на груди и облокотился боком на стену дома, как бы показывая, что подождёт, пока она своим козьим мозгом всё переварит и додумается, что ему ответить.       Ждать пришлось недолго: — Поставить на место? Каким образом? Запугав до смерти? Угрожая? Знай две вещи: никто тебя здесь не боится и бояться не будет... А моя семья касается только меня. Ну а ты можешь проводить воспитательные беседы своим детям сколько угодно! — отчеканила она, делая акцент особенно на последнем.       Неожиданно волк выдаёт: — Пф, они не мои дети, они – моя стая, в которой все уважают друг друга. Мы сплачены жизненными невзгодами. Но тебе этого не понять, коза. Ты сидишь в своём уютном домике, прячась от трудностей, и тебе плевать на всех, кроме себя и своих дорогих козлятушек. А что будешь делать, когда они перейдут черту? Снова укроешь их от жестокого мира?       Серый смотрит в её потемневшие синие глаза, и не находит в них больше того запала, того желания спорить и препираться. О, он уже чувствует вкус победы. — Au revoir, мадам. Всего наилучшего, — с кислотной желчью кидает он напоследок и, махнув рукой, удаляется прочь.       Маша не успевает уследить за тёмным силуэтом: он растворяется в ночи, как капля воды в море. И вновь наступает, теперь уже гнетущая, тишина. Будто всё это ей привиделось, будто не было здесь никого, а она сама себе выдумала этот разговор... А даже если так, то зачем? Стала бы она обвинять саму себя?       И если ей всё-таки всё это не привиделось из-за усталости...       Что если волк прав?