правильные руки

Мягкие, кажущиеся совсем детьми, робкими, но резвыми и неусидчивыми, солнечные лучи одаряли своим присутствием жителей Сумеру, которые начинали лениво потягиваться в кровати, желая ещё немного понежиться в тёплом свете, несмотря на грядущие заботы. Так делали, пожалуй, все. Всё, кроме Кавеха, укутанного в мягкое одеяло с головой, вдыхающего слабый запах вина, принесённого им же вечером. Идя по улице и обвивая тонкими пальцами горлышко бутылки, архитектору, романтику по своей натуре, закат казался не чем-то особенным, до невозможного необыкновенным, совсем необыденным и не тем, что можно увидеть больше раза в жизни, а самым простым природным явлением, совершенно простым, и, знание того, как устроен Тейват, проходимое на первых курсах Кшахревата, сейчас выглядело совершенно лишним, нежели в мастерской, когда вырисовывался очередной эскиз. В душе засела стая кошек, старательно пытающихся выбраться, применяя свои острые когти, от чего учёный, прошедший мимо уже знакомой компании котов, которые запомнили этого ласкового парня, не обратил на них никакого внимания, даже когда один из котят стал бегать прямо перед светловолосым, перешагнувшим мальца. Сейчас ему не хотелось дарить тепло всем и каждому, отдаваться воле случая и делать всё для остальных, ничего не ожидая взамен. Сейчас ему хотелось самому почувствовать нежность от одного-единственного человека, и осознание того, насколько это желание глупое и несбыточное, топилось вместе со всем букетом чувств в багряной, пьянящей, вероятно, как та забота, о которой грезит парень, жидкости. В доме Хайтама не оказалось, что лишь навело на губы полуулыбку, пока Кавех поднимался по небольшой лестнице в свою комнату. Только там заветное вино открылось, быстро покидая сосуд, выливаясь в хрупкий стеклянный бокал, одинокий, но бережно хранящийся в небольшой коробочке, дабы не разбился. Букет эмоций стал постепенно превращаться в хаотично собранную охапку цветов, заставляя забыть о первоначальный переживаниях. Сейчас же, лёжа около часа на постели, почти полностью осушив бутылку, архитектор, часто прибегающий к цветочным орнаментам в своих работах, нередко вдохновляемый природой, от того и приобрётший ботанический сборник, располагающийся на одной из полок в мастерской, часто открываемый в поисках каких-то деталей и мелочей, сравнивал свои эмоции с флорой разных земель. В ворохе трав виднелся цветок цинсинь, жертвующей влагой полей и мягким климатом для того, чтобы насладиться видом с одинокой горы; сесилия, со своими очаровательными бутонами, растущая под опекой холодного и резкого ветра; лотос кальпалата, произрастающий на скалах и валунах, не имеющего ничего общего с эти родом, кроме внешнего вида, словно пытается подражать ему; трава наку, что даже в безветренный день едва подрагивает, явно чего-то страшась… Он бы рассуждал об этом и дальше, не прерви его размышления тихо закрывающаяся входная дверь, едва различимый скрип которой легко было услышать в безмолвии дома. Вскоре в комнате архитектора показался его сосед, медленно прикрывающий выход из помещения, дабы не разбудить друга. Пролежав ещё немного времени, парень поднялся, усевшись на кровати так, что его спина касалась прилегающей к мебели стене. Слёзы, вытертые пару минут назад, вновь спустились по немного влажным, по ощущениям горячим, щекам, оставляя след для новых. Хотелось закричать со всей силы; разбить всю посуду, включая стоящий неподалёку бокал, один из немногих в их доме; обрезать лезущие в глаза волосы, которые выбрались из красных заколок и так норовили потрепать и так изношенные, казалось, почти не оставшиеся, нервы. Вместо всего этого, слегка длинные и заострённые, «ведь так проще делать макеты», ногти проходились где-то в районе запястья, царапая чересчур бледную кожу, что стала таковой благодаря долгой работе над проектом, в итоге оказавшийся никому не нужным и бесполезным, пока учёный витал где-то в своих мысля, опомнившись только почувствовав жидкость на подушечках пальцев. Алые глаза посмотрели на такого же цвета капли на предплечье, большая часть из которых были размазаны, а светловолосый с усмешкой сравнил ситуацию с кровоцветами, растущими там, где пролилась кровь. Помотав головой, в попытке отвести ненужные мысли в сторону, Кавех аккуратно приподнялся, стараясь не запачкать ничего вокруг и не шуметь лишний раз, чтобы не привлекать внимание, и направился к небольшому столу и, порывшись в его ящиках, нашёл остатки бинта, которого как раз хватило для перевязки. У архитектора хранились множество пластырей, баночек с дезинфицирующими средствами и прочей мелочёвки, часть из которой была любезно предоставлена Тигнари, в то время как аль-Хайтам подмечал, что большое количество медикаментов чуть ли не в каждой комнате является ничем другим как издержкой профессии его соседа. Голова стала становиться тяжёлой, тело ватным и непослушным, глаза начали слипаться, погружая их владельца в глубокий сон. Секретарь, приготовив простой завтрак, окликнув друга несколько раз и не получив никакого ответа, решил подняться к нему и узнать, что произошло с так сильно почитающего, пожалуй, наравне с малой властительницей Кусанали, завтраки, раз Кавех решил пропустить эту утреннюю молитву сегодня. Увидев мило сопящего парня, Хайтам прикрыл дверь, направляясь на кухню, предполагая такое развитие событий. Вскоре он направился в Академию, думая о том, какое количество бумаг его будет ждать. Архитектор проснулся ближе к полудню, долго валяясь в постели, не желая начинать день. Солнце казалось раздражающе ярким, назойливо проскальзывая в комнату сквозь небрежно сомкнутые шторы. На пересиливание своей же воли ушло около часа, спустя который сухие руки коснулись ручки двери, а сам парень прошёл в коридор. Кухня встретила его пустым столом с небольшой запиской.

«Твой завтрак на сковороде»

Почерк всё такой же аккуратный, словно аристократический, такой же, каким помнит его светловолосый ещё с учёбы в Академии. Он заставил задержать на нём взгляд, уверенный в том, что это не просто буквы, а отражение аль-Хайтама в чистом виде. Строгий и чёткий, но в тоже время витиеватый и живой. Архитектор подумал о том, что его сосед чем-то похож на падисару, благовония из которой, всегда находятся в их доме. Секретарь, кроме того, что безусловно пристрастен к этому приятному аромату, схож с ним в благородстве, и важности в жизни жителей Сумеру, от чего архитектор улыбнулся, так желая добавить: «и в моей». Разогрев оставленный завтрак, и выбрав чай, что всегда было делом непростым, он опустился на стул, вдыхая нотки ягод, исходящие из горячей кружки в светлых руках.