Мёртвые не верят слезам

Страшно —

Во мраке всё совсем опасно,

Кровь на запястьях видно ясно.

Я в заточенье без огласки.

Тебя увижу — пропаду.

I

По ощущениям, я находилась в камере не меньше трёх дней. В ней терялся счёт времени, но при этом каждое мгновение тянулось словно вечность. Тяжело было сохранять здравое сознание, ведь всё, что у меня было — собственные мысли. Все эти три дня, которые могли быть одним, а могли — и неделей, никто ко мне не приходил. О моём существовании будто бы вовсе забыли, оставляя умирать в запертой комнате, дверь которой никак не поддавалась, сколько бы сил я ни прикладывала. Я даже гадала, почему меня решили оставить. Что изменилось? Почему девушка по имени Харли больше никому не нужна? Почему бы её не убить или не отправить на свободу, пускай даже без ресурсов и оружия? Всё, что находилось за голыми стенами этой маленькой комнатушки без мебели и кровати, казалось раем, несбыточной мечтой. Я не ела и не пила, но не потому, что не могла, а потому, что ничего не приносили. Первое время без воды было легко, но вскоре проснулся голод. Живот сводило, периодически начинало тошнить. Хотелось положить в рот что угодно, пускай даже крошки бетона, лежащие по углам. После проснулась страшная жажда. В горле было сухо, губы потрескались, сил на сопротивление и попытки сбежать не оставалось. Ко всему прочему добавлялась открытая рана после того, как с меня срезали небольшой лоскут кожи. Стоило нечаянно коснуться собственной руки или задеть ею спальный мешок, как всё внутри начинало щипать и пульсировать жуткой болью. Из-за темноты я не могла рассмотреть, но, возможно, незащищённый кожей участок уже начинал гноиться. Если бы я могла, то ходила бы по комнате, мерила её шагами и отвлекала себя счётом, но трудно было находиться на ногах дольше пяти минут. При этом у меня практически не получалось спать: то ли от боли, то ли от холода, то ли от недоверия к стенам и людям, то ли от мыслей. Порой я отключалась, но совсем ненадолго, и сон этот больше напоминал полудрём. Глубоко уснуть никак не получалось, да и не хотелось. В любой момент мог кто-то зайти. Этот кто-то мог быть хуже Хорвата, даже хуже Дуайта. Новым визитёром мог стать тот самый босс, о котором я не знала ровным счётом ничего, что ещё больше пугало. Знали ли он, что я вообще здесь? Достаточно ли у него власти, чтобы контролировать то, чем занимаются его люди, пока его нет рядом? Кем он должен быть, чтобы держать в узде таких писхов? Если только ещё большим психом, чем они сами. Единственное, что утешало меня и отвлекало — это мысли об Одри. Я тысячи раз прокручивала в голове её слова, повторяла про себя голос, вспоминала её нравоучения и уроки, которые зачастую меня спасали, только вот не в этот раз. Мне всё ещё нравилось думать, что она вывела машину из строя, после чего сумела сбежать без этих террористов на хвосте. Прикрывая глаза, я представляла, как она бежит по лесу, не спотыкаясь, не скользя на влажной листве. Хвост давно растрепался, и длинные светлые волосы летят за ней шлейфом. Она бежит, оглядываясь и понимая, что сумела оторваться. Ш. Т. 14. Н.К. К-ЛПД. 6. 455. Она, как и мы все, помнила этот код наизусть, что сильно повышало её навыки выжить. Даже без оружия, скрываясь в лесу и передвигаясь перебежками, она могла добраться до Нью-Кента. По дороге ей могли попасться люди, которые были слабее или уже мертвы, так что она вполне могла обзавестись запасами и оружием, будь то даже простой нож. Даже без карты Одри могла понять, куда идти, потому что тысячу раз смотрела мне через плечо, вглядываясь в салфетку, на которой я отмечала нужный маршрут. Вероятнее всего, она уже была в безопасности, возможно, с близкими. У них всё хорошо, если они оставались за стенами Нью-Кента. Не веря в Бога, я начинала молиться, чтобы они не покинули безопасное место, решив искать меня. Мать всегда говорила, что в опасности каждый сам за себя. Потому я и принимала единственный исход — тот, в котором сама себя спасала. Мне просто нужно было время. Чтобы хоть что-то изменилось. Кто-то зашёл, наконец поговорил, дал немного воды. Любое событие, разбавляющее тишину и темноту, могло стать для меня решающим. Визитёр потеряет бдительность, оставит оружие, отвернётся, забудет закрыть дверь. Какое-то время назад идея бежать куда глаза глядят казалась мне неверной, небезопасной и совершенно недейственной, но теперь я понимала, что это единственный вариант выбраться отсюда. Здесь во мне никто не нуждался, я не представляла ценности и не обладала какой-либо информацией, иначе её давно бы уже вытрясли, меня даже ломать бы не пришлось. Здесь мне не было места, поэтому выбраться хотелось всё сильнее. Когда после долгих часов, суток полного анабиоза я услышала звон цепей, мне показалось, что это сон наяву. Я не исключала варианта, что это могли быть фантомные звуки, последние яркие воспоминания, которые крутились в голове и отчего-то казались слишком реальными. И всё же дверь распахнулась. Со скрипом она отворилась, впуская немного света и силуэт, который был знаком. Свет включился, ослепляя и кромсая глаза на части. Поморщившись, я привстала на спальном мешке, рассматривая Хорвата. На его лице не было улыбки, в почти что безобидных глазах сохранялся интерес и нотки какого-то безумия. Вероятно, оно было заразительным, ведь я действительно обрадовалась, что вновь увидела его и всё, что меня окружает. — Прости, Харли, были некоторые дела. Надеюсь, ты не сильно скучала, — произнёс он, но без былого энтузиазма. С одной стороны, это пугало и могло быть дурным знамением. С другой, могло быть моим шансом. — Господи, ты стоять-то ещё можешь? Я что, забыл передать парням, что ты всё ещё здесь? Поднимайся. Из его слов сочилась желчь, они отдавали вкусом жжёного пластика. Мужчина даже не думал кому-то говорить о том, что я здесь. Вероятно, все и так это знали, но дела никакого не было. Им было в радость держать кого-то в заточении, делать слабым и лишать сил. Так было проще превозносить себя, становиться сильнее в собственных глазах. Перечить не было смысла. Медленно, я поднялась на ноги, чувствуя небольшое головокружение. Опершись рукой на холодную стенку, я заморгала, чтобы картинка стала более чёткой. Смена обстановки, точнее, появление Хорвата даже несколько взбодрило меня и вернуло к жизни. — Пойдём, нам пора в лабораторию. — Позвал он, крутя на пальце ключи от замка. — Может, дашь хотя бы пальто? — сипло попросила я, оглядывая его. — Точно! Про одежду я тоже совершенно забыл. Вылетело из головы, не поверишь, — покачал головой Хорват. — Не волнуйся, вряд ли кому-то будет дело до того, как ты выглядишь. Если мы вообще кого-нибудь встретим. У Спасителей сейчас есть очень важные дела за пределами Святилища, тут не так уж много народу. Это даже порадовало. Если здесь не так много людей, как обычно, значит, у меня повышаются шансы скрыться незамеченной. А если придётся с кем-то бороться, что я сейчас плохо представляла, то количество противников гораздо меньше. Хорват вышел за пределы комнаты, выжидающе на меня глядя. Покачав головой, я пошла следом, впервые переступая порог и оглядываясь. Бесконечные мрачные коридоры, пустующие и ведущие в разные комнаты — ничего более. И тем не менее, находиться в другом, отличном от тёмной камеры месте, было прекрасно. Несмело, но я следовала за мужчиной, шествующим впереди. Нужно было запомнить дорогу, хотя бы постараться узнать, что скрывается за соседними от меня дверьми. Мы шли не больше трёх минут, не опускались и не поднимались на другие этажи, что не позволяло мне определить, на каком мы конкретно. Только когда мы наткнулись на двух вооружённых мужчин, идущих нам навстречу, я вспомнила, отчего так холодно, зябко и неприятно. На мне совершенно ничего не было. Нечем было укрыться с того момента, как Дуайту отдали одежду. Мне практически удалось смириться, что с Хорватом приходится общаться нагой, но это не означало, что было просто принимать, что я могу стать ещё чьим-то объектом обозрения. Проходя мимо, они посмеивались и даже присвистнули, на что Хорват, погружённый в собственные мысли, не обратил никакого внимания. Но я обратила. Стало грязно, стыдно, неловко. Мне нечем было прикрыться, некуда скрыться. Я совершенно ничего не могла поделать, даже врезать им из-за собственной злобы. Тело ослабло, оружия не было, об этом месте не хватало информации. Единственным доступным способом по проявлению силы было терпение. Этим я и занималась. Мы вошли в большое помещение. Огромные заводские лампы шипели над нашими головами, освещая место, которое действительно походило на лабораторию. Мебели здесь было не так уж много: стол у стены, коробки с какими-то бумагами и вещами, кушетка, подобные которым стояли в моргах, и вертикальная капсула, природу которой трудно было понять. Хорват встал по центру, разводя руки в стороны и крутясь на месте, как бы давая мне понять, чтобы я осмотрелась и оценила это место. Даже после камеры без света оно не то чтобы меня впечатляло. — Здесь я работаю! — сообщил он. — Сядь на кушетку. Послушно, я прошла вглубь помещения, присаживаясь на холодный металл. Хорват, отвернувшись, стал что-то искать, сгребая нужные предметы в кучу. Буравя взглядом его затылок, я желала вскочить и ударить его чем-нибудь. И всё же, попытка осталась бы безуспешной, потому что мужчина быстро разобрался с необходимыми вещами, оборачиваясь и подходя ко мне. — Как твоя рука? — поинтересовался Хорват, располагая возле меня бинты, хирургическую иглу и нить. Молча, я показала ему, с опаской поглядывая на рану. Она выглядела не так уж плохо, как могла, но боль всё ещё была невыносимой, что вряд ли служило хорошим знаком. — Ничего, сейчас подправим. Погрузившись в молчание, он вдел нить в иглу. Прищурившись, повернулся к свету, проверяя, всё ли идеально, после чего вновь переключил внимание на меня, обхватывая запястье и притягивая руку к себе. — Знаешь, сегодня нам предстоит большая работа. Это отличный повод познакомиться поближе, ведь мне придётся довериться тебе, чтобы ты действительно помогла мне. Тебе тоже придётся поверить мне, чтобы всё прошло спокойно, — начал он. — Хочу сразу обозначить, что рассчитываю на то, что ты не будешь творить всякие глупости и мне мешать. Ты послушаешь, сделаешь то, что от тебя требуется, и всё закончится. Мне не нужны проблемы, тебе, наверное, тоже. — Что значит «всё закончится»? — изогнула бровь я, спрашивая. Но Хорват ничего не ответил. Он небрежно свёл края целой кожи, отчего я поморщилась. Корка, которой покрылась рана, начала трескаться, из-за чего вновь выступила кровь. Это ещё было ничего, ведь в следующую секунду он проткнул воспалённые края иглой, будто бы моя кожа была тканью на порванной рубашке. Он резко вскинул руку с иглой так, чтобы стянуть нить и свести края. Руку пронзила жгучая боль, заставившая меня поморщиться. — Не дёргайся, я же делаю это тебе на пользу. В качестве извинений за то, что позабыл, — напомнил Хорват. Закусив губу, я опустила голову. Другой рукой сжала край кушетки. — Наверное, тебе давно интересно, что это за место, кто я и чем тут занимаюсь. Так вот, меня зовут Хорват. Просто Хорват. Но если тебе не трудно, не нужно ко мне так обращаться. Мало кто делает это, поэтому не стоит. Я говорю это потому, чтобы ты поняла, что мне можно доверять. Это была до жути убогая попытка вызвать доверие. Невозможно было доверять тому, кто держит тебя в камере и вечно вредит, будто это само собой разумеется. Хорват делал вид, что помогает мне, зашивая рану, но я не верила и в это. Он продолжал вредить, потому что делал это небрежно, не дав даже таблетки, чтобы я не чувствовала, что меня словно сжигают заживо. — Это место — Святилище. Может, я уже говорил об этом. Как-то не припомню. На самом деле, здесь довольно хорошо. Если бы ты была нужна боссу, хоть как-то его заинтересовала, то у тебя были бы шансы понять это. Тебе бы понравилось. Мы даже сейчас работаем над тем, чтобы, скажем, улучшить условия жизни. — Рассказывал Хорват. — У нас своё устройство жизни, запасы, правила. Вряд ли бы они тебе понравились, но, может, я просто плохо тебя знаю. — Кто здесь главный? — вновь задала вопрос я, надеясь, что хоть в этот раз получу достойный ответ. Хорват сделал ещё один стежок, отчего у меня светло не только руку, но и челюсть. Хотелось вырваться и отказаться от подобной «помощи», но даже дурной шов казался лучшим вариантом, нежели открытая рана. Хорват поднял на меня взгляд, заглядывая в глаза. Вид у него сделался хитрый, довольный, будто бы ему даже понравилось, что я вновь спрашиваю. — Ниган. — Ответил он. — Он главный. А мы все — и есть Ниган. Я потупила взгляд, не понимая, что Желько имеет ввиду. Мне казалось, что всё это время они упоминали какого-то человека. Того, кто стоит выше над остальными, отдаёт приказы. Но что в таком случае означало «мы все — и есть Ниган». Мне не удавалось понять его, сложить два и два. Всё это казалось слишком запутанным и непосильным. Вероятнее всего, он просто не хотел говорить, как и в прошлый раз. — Он по-своему славный мужик, — несколько прояснил Хорват. — Ниган, он... он мне как buraz. Очень хороший друг, практически брат. Мы вместе чуть ли не с самого начала. Знаешь, удивительно было встретить кого-то, кто разделяет мои взгляды, особенно в тот момент, когда весь мир сошёл с ума. Босс принял меня и… вообще-то, спас мою жизнь. Думаю, что в некоторой степени я его должник. Ниган ни на минуту не пожалел, что принял меня. То, что я делаю, всегда идёт на пользу. Он позволил мне понять, что и я — Ниган. — Звучит, как полная бессмыслица. — Покачала головой я. — Я и не надеялся, что ты сможешь понять. Но ты задала вопрос, после чего получила на него ответ, — пожал плечами Хорват, заматывая руку тонким бинтом. — Ладно, с этим мы закончили. Пришло время переходить к делам. Какие у тебя отношения с мертвецами? Я окинула его взглядом, словно умалишённого, чего он не оценил. — По правде сказать, меня всегда интересовала их природа. До того, как мир рухнул, я был учёным, наверное, до сих пор им остаюсь, но это не делает меня всезнающим и всевидящим, что в некоторой степени печально. Сколько бы я не старался, мне не удаётся выяснить, что именно с ними не так, почему все мёртвые мутируют в ходячих, — начал рассказывать мужчина. Он подошёл к своему столу, и, развернув стул ко мне, сел на него. — Не то чтобы мне сильно хотелось спасать мир от того, что случилось. Вряд ли я этим бы занялся, но всё равно безумно интересно попробовать разобраться. С этим ничего не вышло, приходится довольствоваться малым. Я нашёл способ извлекать из мертвецов пользу. Веришь или нет, но они способны вырабатывать энергию. В какой-то степени. Я ещё не до конца в этом убедился, но я… я на верном пути. Хорват задумался, на его лицо пала тяжёлая тень, что несколько пугало. Мне всё ещё не было известно, чего следует от него ожидать. Глядя на него, я потёрла руку, которая продолжала болеть. — В остальном они бесполезны, только причиняют вред. Зачем им есть, если они мертвы, Харли? Если они могут бесцельно ходить годами без пищи, то зачем она им вообще? Почему из всех чувств остался только зверский голод? Тебя это никогда не интересовало? — Я не думаю об этом. Иногда даже забываю, что некоторые из них когда-то были людьми, — нахмурилась я, нехотя отвечая. — И это помогает? — О чём ты? — Убивать их. Так легче? — Разве что немного. — В любом случае, я не этим занимаюсь, — оставил тему он. — Ходячие, как и любые мёртвые, выделяют одно очень любопытное вещество — метан. Если труп выделяет его в некотором количестве и после становится бесполезным, то ходячие продолжают вырабатывать их столько, сколько их мозг цел. Метан возможно перерабатывать в энергию, электричество, свет. И я знаю, как это делать. Хорват гордо улыбнулся, после чего поднял указательный палец вверх, давая мне знак подождать. Приподнявшись, он потянулся к одной из коробок, доставая оттуда какой-то баллон с маской. — Метан имеет и другие свойства. Сам по себе, незащищённый, он оказывает токсическое воздействие на организм человека, но и это бывает полезно. Если газ проникает в организм, то он замедляет кислород и разносится кровью, что приводит к кислородному голоданию. Человек чувствует сонливость, сознание становится мутным и спутанным. В небольших дозах это может служить чем-то вроде снотворного или наркоза. Боль не уберёт, но человек будет без сознания. Главное не переборщить, чтобы не произошёл токсический шок или человек окончательно не задохнулся. — Рассказал Желько. Он, захватив баллон, двинулся ко мне. Я настороженно посмотрела на него, после — на предмет в его руках. Вся та информации, которой он делился, вряд ли могла быть мне полезна. Хорват рассказывал об этом не для того, чтобы я стала его ассистенткой или принялась бегать по лесам, отлавливая для него мертвецов. — Что от меня требуется? — наконец вопросила я. — Большого ума не нужно, — небрежно предупредил он. — Харли, мне нужен источник энергии, а протащить сюда мертвеца невозможно. Приходится создавать их самому. Всё будет просто. Сначала я убавлю твой пыл, потом накачаю метаном, чтобы не предоставлять лишних переживаний и боли. На тебе очень ответственное дело — нужно стать источником энергии для этого места и помочь мне доказать, что моё исследование — не пустой звук. Мне словно хорошенько промыли мозги под сильным напором. Желько собирался сделать меня ходячей, чтобы вытягивать метан и преобразовывать его в энергию для этого места. Я рванула с места, пиная Хорвата в живот и наваливаясь всем весом. Завопив, он схватил меня за руки, прижимая их к телу. Кряхтя, он грубо вернул меня на металлическую кушетку, толкая в грудь. Я оперлась в кушетку ладонями, чтобы не дать ему уложить меня, но Хорват надавил на только что зашитую рану, из-за чего одна рука невольно выпрямилась. Он положил локоть на меня параллельно плечам, прижимая к кушетке и не давая вырваться. Неловко нагнувшись, он одной рукой поднял баллон, бросая его сверху. В районе рёбер стрельнула боль, заставляющая выгнуться. Воспользовавшись моментом, мужчина взял маску, кладя её на моё лицо. Я потянулась к ней, пытаясь снять, но он вжал её так, что края впечатались в кожу. — Тише, тише. В носу возник неприятный запах. Я задержала дыхание, понимая, что Хорват намерен накачать меня мертвецами, точнее, тем, что от них осталось. От одной мысли о том, что частичка ходячих может оказаться во мне, стало не по себе. В отличие от этого писхопата, я ничего не смыслила в науке и не могла знать, насколько его способы верны. В том, что было в баллоне, могло оставаться вещество, вызывающее заражение. По коже побежали мурашки от осознания того, что из-за него я могу стать одной из них. Началась паника. Пока он прижимал маску, я могла двигаться, а потому пыталась выцарапать ему глаза, оттолкнуть, заставить отойти от кушетки и дать мне бежать, но всё безрезультатно. Хорват сопротивлялся. В один момент он мог измотаться, тогда бы появился малейший шанс на спасение, но я начала изнемогать первой. Мне приходилось дышать, потому что нужно было сопротивляться. Сначала постепенно, а потом удивительно интенсивно, силы стали покидать меня. Руки становились ватными, я не могла дёргать ногами, потому что они стали тяжелее железа. Впервые за все дни, которые я провела в заточении, на меня напало желание спать. Глаза начинали слипаться. Нельзя было допускать, чтобы они сомкнулись и сознание вновь покинуло меня. — Ну вот, так гораздо лучше! — удовлетворённо произнёс он. Я медленно моргнула, распахивая глаза и глядя на Желько. Картинка вновь была мутной, всё вокруг плыло. Хорват двигался, как в замедленной съёмке, а за ним тянулась его же тень. Мне не были понятные его движения хотя бы потому, что его невозможно было чётко разглядеть. В один момент я ощутила его тёплые касания — мужчина приподнимал меня, помогая встать на ноги. Стоять стало ещё тяжелее, чем прежде. Колени дрожали, икр я не чувствовала вовсе. Хорват, придерживая, вёл меня куда-то. Скорее всего, он делал это довольно медленно, но меня укачивало, как на американских горках. Изо всех сил я старалась собраться с мыслями, сосредоточиться хоть на чём-то, но ничего не выходило. Мне было действительно дурно. Зато больше не чувствовалась боль. Когда я вновь моргнула, то уже стояла, пристёгнутая ремнями. Картинка стала несколько яснее, но тело всё ещё казалось чужим. Хорват перемещался по помещению, мелькал то в одном месте, то в другом, то прямо перед лицом. В его руках был какой-то непонятный ком, который он распутывал, всё время косо поглядывая на меня. Что-то бормоча под нос, Хорват засунул мне в нос трубки, отчего я закашляла. На мгновение показалось, что сейчас вывалятся лёгкие. Глаза заслезились, я беспомощно хлюпнула носом. Хорват присел. Я опустила взгляд, наблюдая, как он надрезает мою руку чуть ниже локтя, после чего засовывают трубку и туда. Это было невыносимо. Он вталкивал в меня этот пластик, погружая глубоко в плоть, задевая мышцы и нервы. То же самое он делал со второй рукой. Эхом звучал собственный крик. Слёзы обжигали щёки, скатываясь вниз по подбородку. Невозможно объяснить, почему после всего этого я всё ещё была в сознании и наблюдала за тем, что происходит. Лучше бы я вырубилась, а не беспомощно стояла, прикованная и понимающая, что это последние минуты моей жизни, с чем я ничего не могу поделать. Зажмурившись, я услышала что-то вроде хлопка. Это заставило вновь распахнуть глаза, но уже и на это не хватало сил и желания. Дверь в лабораторию распахнулась. Словно пуля, кто-то влетел, добираясь до Хорвата и отбрасывая его в сторону от места моей смерти. — Что за дела, сукин сын? — рыкнул тонкий, светлый силуэт с голосом очень похожим на Дуайта. — Ты забыл, что сказал Ниган? Какого дьявола ты тут творишь?! Он чётко дал понять, что сначала должна достаться ему. Чтоб я ещё раз за тебя вступился! — Столько времени прошло, ему плевать! То, что делаю я, хотя бы поможет нам и улучшит условия жизни. Только я делаю здесь хоть что-то, что действительно всё изменит. — И как ты ещё умудряешься оставаться здесь? — не веря произнёс Дуайт, переводя взгляд на меня. — Я забираю её, Хорват. Мне плевать. Хоть расскажи Нигану, напомни, что нарушил его просьбу. — Он бы и внимания не обратил. Мы бы договорились! — Ты хочешь, чтобы с ней всё приключилось точно так же, как с прошлой? Чёрта с два. Если босс только узнает и о ней, и о Харли… — Попробуй что-то вякнуть, Дуайт. Рыжеволосый оказался рядом, вырывая из рук и носа трубки, в чём тоже было мало приятного. Я даже не до конца понимала, о чём они говорят и что происходит, почему меня отстёгивают, вместо того, чтобы закончить начатое. Стоило ему расстегнуть ремни, как моё тело подалось вперёд, падая на него. Ругнувшись, он обхватил меня, после чего я почувствовала, словно парю. Глаза закрылись, моргать приходилось всё реже. Происходящее мелькало кадрами. Подхваченная будто бы ветром, я вновь неслась по однотипным коридорам, не зная, зачем и куда именно. По дороге я слышала женский голос, впервые за долгое время. «Что происходит, Ди?» — спрашивал он, звуча будто из-под толщи воды. «Потом, Шерри» — отвечал мужской прямо над моим ухом. Всё вокруг покачнулось. Меня опускали, я вновь была на земле, прохладной, едва чем-то прикрытой. Судя по серости вокруг и холоду, это вновь была комната, в которой меня держали. Дуайт доставил меня обратно, кладя на спальный мешок. Щурясь, я старалась разглядеть его, запомнить, как точно он выглядит. Мне хотелось понять, какие эмоции он испытывает, что здесь делает, что вообще творится в этом месте. Ничего не получалось. — Как меня это всё достало. — Недовольно пробормотал парень, поднимаясь на ноги и отряхивая джинсы. — Что ты здесь делаешь, Дуайт? — хрипло, едва различимо спросила я, сгибая ноги в коленях и подтягивая их к себе. Свет из коридора слепил, делал больно глазам. — Что? Что ты несёшь? — Почему ты в этом месте? — Поинтересовалась я, сама не понимая, какое мне дело. В ответ мне была тишина. Парень озирался по сторонам, дёргался, словно не зная, что делать. — Тебе здесь не место, Дуайт. Ты лучше этого. Дуайт скривился — это удалось рассмотреть точно. Так ничего и не сказав, он покинул комнату, захлопывая комнату и вновь вешая замок. Так, мне вновь пришлось остаться в темноте и тишине. Наконец, получилось по-настоящему уснуть.

II

Того метана, который Хорват использовал, оказалось недостаточно, чтобы окончательно вывести меня из строя. Это и не было его целью — нужно было лишь ослабить, сделать беспомощной, таким человеком, который не сможет сопротивляться и бороться с собственной смертью. Со временем мне становилось легче. В носу немного пощипывало, новые надрезы на руках болели, но терпимо. Большим прорывом было то, что мысли и сознание вновь принадлежали мне. Вместе с наступающей ясностью приходило ужасающее осознание того, что моя жизнь могла прерваться в один момент. Всё складывалось настолько неудачно, что у меня даже не было шанса начать борьбу. Это вселяло в душу некое отчаяние, понимание беспомощности. Одной, без Одри, мамы и Колсона, у меня практически не было шансов выжить. Мне нужно было возвращаться к ним, пока не стало слишком поздно, но не было идей, как. В этот раз за мной вернулись куда быстрее, чем в прошлый, но теперь я не радовалась этому, ведь не знала, чего ожидать. Проснувшись, я застала то, как дверь открывается и включается свет. В дверях появился третий и, пожалуй, последний человек, лицо которого было знакомым. Кажется, его звали Саймон. В его руках был поднос, под мышкой он зажимал стопку вещей. Нахмурившись, я села, прижимаясь спиной к стене и притягивая к себе ноги, обхватывая их. Мужчина посмотрел на меня как на особо жалкое создание. Он небрежно дёрнул бровью, скривил рот и, будто бы борясь с собственным нежеланием, вошёл внутрь, оставляя на полу поднос и стопку. — Одевайся и подкрепись. Ниган готов встретиться с тобой, — бросил он, скрещивая руки на груди и выжидающе глядя. Я глядела на принесённые вещи, не веря собственным глазам. На подносе стояла тарелка с хлебом, бобами и сухим куском курицы. В мутный стакан набрали воды. Она была столь холодной, что прозрачные стенки запотели. Первым делом я торопливо потянулась к одежде, раскладывая её перед собой — ничто из этих вещей не принадлежало мне. Застиранное нижнее бельё, чёрные узкие джинсы и синяя шерстяная кофта, которая даже казалась запредельно тёплой. Сверху всех вещей была моя обувь, что не могло не радовать. Поднявшись на ноги и быстро переодевшись, я вновь села на пол, скрестив ноги. Под пристальным взглядом пришлось заталкивать в себя еду, лишаясь возможности наслаждаться каждым кусочком. Занося вилку в рот, я ощущала лишь больший голод, который тяжело было утолить, но всё-таки постепенно удавалось. Наконец, горло было смочено водой, пускай и немного болело от её температуры. Сухую, пресную курицу я дожёвывала с особым удовольствием, и не только потому, что давно была голодна. В последнее время мы ели кабанов, голубей и лягушек. Небольшой кусок курицы стал для меня наградой за всё то, что пришлось пройти и вытерпеть. Перспектива встретиться с главным не казалась мне особо удачной. За своё короткое путешествие по Святилищу мне удалось убедиться в том, что здесь нет ни одного здорового, нормального человека. Личность того, кто держит их всех в узде, заведомо должна была оказаться ещё безумнее, страшнее и извращённее. Без какого-либо энтузиазма я поднялась, не желая больше испытывать терпение Саймона. Вытерев рот ладонью, я вышла вслед за ним из камеры. Несмотря на то, что этот мужчина казался ещё менее дружелюбным, идти с ним было спокойнее. Мне было куда легче оттого, что я владею своим телом, что на мне наконец довольно тёплая одежда, что в животе не пусто, и жажда оказалась частично утолена. В некоторой степени это походило на воскрешение. Если игнорировать повреждённые части тела, то можно было счесть себя здоровой и бодрой. Еда, сон и относительное тепло явно шли мне на пользу. Впервые за время пребывания в Святилище я покинула этаж и оказалась в большом общем помещении, похожем на главный цех. Судя по тому, что всё это — заброшенная фабрика, так оно и было. Мы шли по второму этажу. Замедлившись и опершись на перила, я посмотрела вниз, замечая много длинных столов, стульев и что-то вроде сцены. От былого оборудования оставались лишь недействующие трубы и сваленные по углам машины. На первом этаже даже были люди, некоторые отдыхали за столами. Другие же ходили по периметру огромного помещения с оружием, охраняя, что мало радовало. Пришлось ускориться, чтобы поспеть за Саймоном. Вскоре мы вновь завернули в коридоры и, наконец, дошли до нужной двери, которая нисколько не отличалась от остальных. Глупо было полагать, что она будет чёрной, с изображениями мертвецов или даже прямо с ними на страже. Мужчина, сопровождающий меня сюда, обернулся. Одна из его рук покоилась на набедренной кобуре, сигнализируя мне, что он всегда наготове. — Он там? — спросила я, кивая на дверь. — Скоро придёт, нужно будет подождать, — ответил Саймон, по-хозяйски отворяя дверь и указывая рукой, чтобы я входила. — Не чуди тут, уяснила? Кивнув, я зашла внутрь. Хотела было обернуться, чтобы спросить, что именно их главный от меня хочет, но мужчина резко захлопнул дверь, запирая её на замок. Чудесно. Снова взаперти. Я потёрла лицо ладонями, пытаясь собраться с мыслями и настроиться на нужный лад. Как минимум, нужно было выбрать верную модель поведения, чтобы эта встреча не обернулась для ещё большим несчастьем. Невероятно тяжело что-либо планировать и на что-то да рассчитывать, когда не знаешь, чего и кого ожидать. Подготовиться к этому было сродни чему-то запредельному, невозможному. Медленно обернувшись, я позволила себе обернуться. Непонятно, насколько может затянуться ожидание, поэтому нужно было себя чем-то занять. Эта комната здорово отличалась от всех тех, что я видела за последнее время. Если бы не коридоры и понимание того, что это фабрика, я бы подумала, что попала в отель. Здесь лежал мягкий ковёр с пёстрым рисунком, стояли приличные полосатые кресла с жёлтыми меховыми подушками, низенький чёрный диван перед кофейным столиком. На ровной, недавно выкрашенной стене, висела голова элегантного, мощного оленя. У дальней стены располагалась заправленная серым пледом кровать, по обе стороны от которой имелись прикроватные тумбочки. Здесь был высокий чёрный шкаф, который наверняка был набит чистой одеждой. Обречённо вздохнув, я нашла глазами часы, которые показывали полночь или полдень. Во временах суток и днях мне уже удалось напрочь потеряться. Я прошла к дивану, приземляясь на него и, опустив голову, прикрыла глаза. Нужно было что-то делать. Я приняла решение вести себя спокойно, сдержанно, быть нейтральной. Не было смысла бросаться на того, за кем стояли сотни вооружённых психов. В первую очередь, нужно было вывести этого человека на любой разговор, понять, как он говорит, что для него свойственно, а что нет. Я хотела проследить за его поведением. Какой он? Самодовольный? Уверенный? Скупой на эмоции? Жестокий? Последний псих? Он мог быть отпетым бандитом, который тут же наставит на меня оружие, а мог оказаться подобием интеллигента, который станет прикидываться абсолютно нормальным. Пока я его не увижу, пока Ниган не предстанет передо мной, я не смогу точно определить, что мне делать. В любом случае, нужно будет предпринять попытку договориться. Оставаясь с головой на плечах и холодным разумом, я могла подстроиться под него, сказать что угодно, что смогло бы улучшить моё положение. Не нужно было делать вид, что я представляю опасность. Вперёд мог выйти ум, ложь о том, что у меня есть информация, или что я действительно могу быть полезна. Чтобы оказаться на шаг ближе к свободе, стоило всего лишь выбраться из камеры и выйти на контакт, заняться хоть чем-то, что могло бы показать меня. Главное, чтобы такой шанс вообще мне выпал. Задумавшись, я повернулась к окнам, любуясь тем, как дневной свет просачивается меж раздвинутых тяжёлых штор. По ощущениям мне не приходилось видеть солнце вечность. Окно. Осознание дало мне отрезвляющую пощёчину. Я наконец оказалась в месте, где есть окна, причём такие, которые ведут прямиком на улицу. Силы появились из ниоткуда, в кровь ударил адреналин. Я сорвалась с места, подбегая к окну и распахивая шторы. Положив ладони на клеткообразную раму, я посмотрела вниз, пытаясь рассмотреть хоть что-то. Передо мной был лес, подо мной — небольшая поляна с дикими кустарниками, но лишённая людей. Судя по всему, двор располагался чуть дальше или на совсем другой стороне завода. Глупо было полагать, что это место заброшено, ведь Святилище наверняка охранялось со всех сторон. И всё же, прямо сейчас там никого не было. Никто и не ожидал, что здесь кто-то может появиться. От собственной удачи мне захотелось запрыгать на месте, но я сдержалась, принимаясь рыскать по всей комнате, желая найти хоть что-то, что помогло бы мне разбить окно и сломать деревянную раму. Я касалась руками всего, что попадалось мне на пути и чувствовала лёгкую дрожь то ли от нетерпения, то ли от страха быть пойманной. Наконец, я заприметила напольную подставку, на которой стояла весьма тяжёлая золочёная ваза. Она могла прийтись более чем кстати. Ощупав её и убедившись, что она из железа, я взяла её, чувствуя немалый вес. Такая без труда разнесла бы окно, приложи я достаточно усилий, но было бы слишком много шума. С некоторым сожалением, я вернула её на место, продолжая думать. Мне не следовало шуметь — Саймон или кто-либо другой мог быть по ту сторону двери, охраняя меня. Закусив губу, я принялась мерить комнату шагами, пока не решилась разбить окно самостоятельно. Подойдя к шкафу, я взяла первую попавшуюся футболку, наматывая её на руку. Она пахла мужским одеколоном, потом и ещё чем-то резким, дурно определяющимся. Подойдя к окну, я замахнулась и, отвернувшись, нанесла удар локтем, слыша пронзительный звон стекла. На мгновение я замерла, прислушиваясь. Прикрыв глаза, я сконцентрировала всё внимание на звуках, но ничего не услышала. Это действительно был мой шанс. Я разбила ещё несколько стёкол, после чего отломала осколки, оставшиеся по бокам. Бросив футболку в сторону, обхватила тонкую деревянную раму пальцами, начиная дёргать на себя и ломая. Та трещала, легко поддаваясь. Подгоняя саму себя, я отбрасывала её за спину, освобождая себе путь. Когда своеобразный выход был готов, я вновь прошлась по комнате, старательно выискивая оружие. Вряд ли в Святилище его хранили в комнатах, на огнестрельное я даже не рассчитывала. Пройдясь по всем ящикам и шкафчикам, я даже залезла под подушки, наконец натыкаясь на небольшой предмет и вытаскивая его. Повертев в руках, убедилась, что это складной нож. Неужели он не доверял собственным людям и держал оружие под подушкой? Убрав добытую ценность в задний карман джинсов, я вернулась к окну, одной ногой перелезая на улицу. Ветер ударил мне в лицо, заполнил лёгкие свежим, настоящим воздухом, по которому я тоже успела соскучиться. Держась руками за стену, я осмотрела внешний фасад здания; второй этаж фабрики был слишком высоким, я не смогла бы просто спрыгнуть вниз. Тогда я нашла взглядом трубу, до которой оставалось доползти. Я ещё раз обернулась на комнату, прислушиваясь, не собирается ли кто-нибудь войти. Ничего не услышав, я аккуратно перелезла на фасад здания, ставя ноги на выступы узкие бетонные выступы, на которые полностью не помещалась стопа. Задержав дыхание и вытянувшись, как прут, я стала искать опору для рук, находя то выступы, то другие трубы и даже провода, который явно не стоило касаться. Медленно, по минимуму двигаясь и практически не дыша, я стала двигаться к стене. Пальцы болели от перенапряжения, ноги тряслись из-за недостаточной точки опоры. Всё тело было напряжено, но задувающий ветер заставлял пошатываться. Как только труба оказалась достаточно близко, я прыгнула на неё, обвивая всеми конечностями и замирая. Я дала себе ровно минуту на отдых, отсчитывая каждую секунду. Вновь напрягая мышцы, я стала спускаться вниз, стараясь не шуметь. Тонкое железо проминалось, издавая звуки, но вряд ли они были достаточно громкими, чтобы кто-то прибежал. Как только земля оказалась достаточно близко, я спрыгнула, едва удерживаясь на ногах. Одного приёма пищи было маловато, чтобы полностью восстановить силы. Переведя дыхание, я присела на корточки, касаясь земли и жухлой травы. То, что она была прямо передо мной, казалось чем-то несбыточным, нереальным. Времени предаваться собственному счастью могло и не быть, поэтому я начала думать, как быть дальше. Мне нужно было добыть хоть что-то. Побег мог пройти и без оружия, транспорта и припасов. Однако мне нужно было заполучить хотя бы рацию, чтобы выйти на связь с мамой и Одри. Прижавшись спиной к стене здания и сдув с лица рыжую прядь, я стала бесшумно двигаться к ближайшему углу. Добравшись, я выглянула, замечая двор и машины, стоящие на удачу близко ко мне. Мне не нужно было перебегать через пустошь, полную людей, чтобы оказаться рядом с ними. Пригнувшись, я перебежала в кусты, а из них — к первой попавшейся машине. В полусогнутом положении, так, чтобы меня не увидели сквозь стёкла, я осторожно положила пальцы на ручку. Медленно, почти бесшумно я постаралась открыть дверь, но та не поддалась. Ругнувшись, я присела, следуя к другой машине. Мне очень нужна была рация. Прежде всего пришло время убедиться в том, что моя группа добралась до Нью-Кента. Одри кричала мне код, она хотела, чтобы я вышла на связь. Ш. Т. 14. Н.К. К-ЛПД. 6. 455. Шоссе Т-14, Нью-Кент, канал ЛПД-6, частота 455 — вот единственная и нужная мне информация, которая способна помочь вернуться к семье. По той грунтовой дороге мне нужно было выбраться на шоссе Т-14, после чего проследовать в город Нью-Кент — в единственное место, где могут быть мама, Одри и Колсон. Чтобы связаться, мне нужен был шестой канал рации, четыреста пятьдесят пятая частота. Большего и не требовалось. С другой машиной я проделала всё то же самое, что и с первой, но эта мне поддалась. Раздался лёгкий щелчок. Я аккуратно открыла дверь так, чтобы не задеть вторую, близко стоящую машину. Приподнявшись, я залезла внутрь, ища рацию под водительским и пассажирским сидениями, в подстаканниках, в бардачке. Её нигде не было, а остальные машины были в опасной близости к людям. — Дерьмо! — прошипела я, ударяя ладонями по кожаному сидению. Прикрыв дыхание, я постаралась успокоиться. Уйти можно было и без рации. Нужно было скрыться в лесу, пока оставалась возможность. Оставалось верить, что по пути мне встретятся идиоты, которых можно будет ограбить. В такой ситуации можно было пойти против собственных принципов, стать плохой. Хотя бы на минуту! Я сидела в заложниках, терпела голод, жажду, холод и насилие. Если мимолётная несправедливость к незнакомцу будет ценой за мою жизнь, то я готова допустить это. За спиной раздался свист, явно привлекающий внимание. Мелодичный, звонкий, весёлый, жуткий и совсем близкий. Я замерла, сердце пропустило удар. На мгновение мне почудилось, что я умерла, но, к сожалению, это было не так. Отчаянье накатило волной, сменяясь растерянностью и зарождающимся гневом. Медленно, я разогнулась в полный рост, сгибая руки в локтях и поднимая ладони. Неспешно, совершенно нехотя, я стала оборачиваться, осознавая, насколько была близка и насколько не хочу сталкиваться с действительностью. Сердце бешено забилось, ударяясь о рёбра, дыхание сбилось, становясь отрывистым. В конце концов, мне пришлось обернуться и посмотреть правде в глаза. Слева, между машин, стоял высокий мужчина. Он выглядел беспечно, весело, восхищённо. Намного выше, крупнее, здоровее и сильнее всех тех, с кем мне приходилось иметь дело. На нём была чёрная кожаная куртка, на шее — красный платок, на плече — бейсбольная бита, обмотанная колючей проволокой и запачканная в крови и кишках. Его тёмные глаза горели азартом, удовлетворением и осознанием. Мне захотелось разрыдаться. Мужчина качнулся, переступая с пяток на носки — и обратно. Убрав одну руку в карман, он наклонил голову вбок. На губах заиграла самодовольная, хитрая улыбка. — А вот и Харли.