Мёртвые не верят слезам

Осень —

Бегу по лесу я с опаской,

По листьям и по почве вязкой,

Шаг влево — стану жертвой сразу.

Не верю, что потом спасусь.

I

12 апреля 2010, Колумбус, Джорджия, США Я никогда не забуду тот день. Сколько бы лет не прошло и сколько бы событий не приходилось переживать, я буду вспоминать именно его, нарочито считая точкой отсчёта. Если бы мы вели себя иначе — если бы все вокруг вели себя иначе и проявляли должную бдительность — всё могло бы сложиться совсем по-другому. Нам, человечеству, а именно тому, что от него осталось, не приходилось бы терпеть то, что приходится из минуты в минуты. То, что происходит, даже жизнью назвать тяжело. Я привыкла называть это выживанием. Одри расположилась на диване, вытянув ноги. Уже битые два часа она пялилась в газету: к подобным этой питала непередаваемую страсть. На последних трёх страницах её всегда дожидались причудливые кроссворды, которые она по традиции вытаскивала именно каждое утро субботы. Удобно расположив свои голени на ногах Колсона, она грызла кончик карандаша, задумчиво вчитываясь в бледно напечатанные задания. — Необъяснимое отклонение от нормы в науке. — Задала очередной вопрос она, хотя наверняка сама знала ответ не хуже остальных. — Аномалия. — Тут же ответил Колсон, лениво поглядывая на тихо работающий телевизор. — Металл для нити лампочки. — Продолжила Одри, хмуря брови. — Милый? — Понятия не имею. — Признался её бойфренд, поглаживая мою сестру по ноге, отчего у меня почему-то свело желудок. — Кто придумывает эти вопросы? — возмутилась Одри, закатывая глаза. — Пап? Металл для лампочки? Я обернулась, разглядывая в проёме, ведущем на кухню, папу. Он крутился к нам спиной, закинув на плечо полотенце. Тео, чувствуя запах прекрасного жареного бекона, мельтешил у него под ногами, то и дело получая замечания, но не сдаваясь. Непревзойдённой красоты далматинец хищно облизывался, мечтая получить лакомство, но с отцом ему ничего не светило. Я подозвала его к себе, и пёс быстро оказался возле меня, начиная толкаться мощным пятнистым телом. Получив ласку вместо лакомства, он вполне был доволен собой. Тео прилёг возле меня на ковре, а я расположила на его боку руку, поглаживая короткую шерсть. — Я не электрик, но полагаю, что вольфрам, — отозвался папа. — Точно! — воскликнула Одри, бодро вписывая новое слово в практически завершённый кроссворд. — Ладно, а копытное из фэнтези? Слишком просто — единорог. Ага! Атомный отпрыск? — Заканчивай с этим, обед почти готов. Ута, помоги мне. А вы, двое, садитесь за стол. Скоро вернётся Эвора, — раздал несколько команд папа, а я поднялась с мягкого ковра, оставляя Тео. — Ион. — Ответила я на вопрос старшей сестры, медленно двигаясь в сторону кухни. Стоило мне отвернуться, как Одри забыла про свои кроссворды, довольно целуя Колсона в щёку. Она отложила газету выходного дня, прибавляя звук в телевизоре. — Эпидемиологическая обстановка на территории всей страны ухудшается. Красными отмечают мегаполисы и, в основном, восточные штаты. По последним данным, наиболее опасными регионами являются Атланта, штат Джорджия, Лос-Анджелес, штат Калифорния, Сидней… — вещал телевизор. Я зашла на кухню, подходя к плите и нависая над блюдом, у которого вряд ли было какое-то однозначное название. На сковороде, которой воинственно вооружился папа, шипела смесь из бекона, сосисок и картофеля фри, какое-то время пролежавшего в морозильнике. Втянув аромат жареного и жирного, я осознала, что желудок сжимается скорее от голода, нежели от проявлений любви Одри к Колсону, которого она знала от силы два месяца. — Мы напоминаем, что при первых признаках гриппа, кишечной инфекции или простуды здравоохранительные органы рекомендуют оставаться дома. В случае необходимости обращайтесь в медицинские центры и больницы… Достав с верхней полки пять тарелок, я стала перекладывать сытную смесь в них. Отец принялся мыть руки, от шума воды звук телевизора и голос Одри перестали быть слышимыми. Достав соусы, я поставила их на стол, а папа в это время донёс тарелки, расставляя напротив каждого деревянного стула. Один из них оставался пустым, тоскливо дожидаясь маму. Стоило папе опуститься на свой, как Тео подбежал к столу, усаживаясь рядом и наблюдая за нами так, словно понимал каждое действие и слово. — Ты ни черта не получишь со стола, друг. Если бы Эвора была тут, ты бы уже сидел на своём месте, уяснил? — запричитал папа. — Она наверняка опаздывает, не стоило так спешить, — вставила Одри, щедро наливая сырный соус сначала в свою тарелку, а после и Колсону. — Ты же слышишь новости, их точно задерживают. Несмотря на то, чем обернулся тот ранний обед, которым папа желал порадовать маму, возвращающуюся со смены, я бы всё отдала за то, чтобы вернуться в тот момент. Теперь, когда по ночам мне было слишком холодно и жёстко, я вспоминала тот мягкий ковёр в гостиной, на котором сидела вместе с Тео, наблюдая за тем, что происходит вокруг. Когда становилось слишком голодно, в носу, как назло, всплывал аромат той горячей, приготовленной на плите еды, настоящего мяса, соусов и полуфабрикатов. А в те моменты, когда становилось слишком скучно, мне бы хотелось наткнуться на какой-нибудь кроссворд или просто газету. Вот только всё уже было перечитано и разгадано. Слова сестры были опровергнуты чуть ли не в ту же секунду. По ту сторону квартиры послышался знакомый звон ключей. Спустя три секунды мама нащупала нужный и вставила его в замочную скважину, громко и спешно проворачивая. Тео взорвался лаем, покидая своё место и спеша встречать Эвору. Виляя хвостом, он побежал в прихожую, но прежде, чем настиг её, мама, словно сильный порыв ветра, пронеслась мимо, пересекая гостиную. Её большая сумка, в которой она таскала невесть что, была закинула на плечо, волосы липли к мокрому лбу, пускай на улице и не было особенно жарко. — Привет, дорогая, — будничным тоном произнёс папа. — Здравствуйте, миссис Ларс! — бросил ей Колсон, который на удивление хорошо с ней ладил. — Собирайте вещи. — Бросила она. Я быстро дожевала то, что успела положить в рот, и вопросительно посмотрела на неё. Мама застыла в проёме, разделяющем кухню и гостиную. Оглядев её, я поняла, что она не то что не оставила сумку, но и не сняла обувь. Вид у неё был такой, словно все мы в чём-то знатно провинились. Однако мы не виделись сутки, а потому это было невозможно. — Обычно ты говоришь «Доброе утро, мир! И тебе привет, Колсон. Как жизнь? Ты купил те кроссовки, которые показывал вчера?», мам. Напоминаю, — протянула Одри, наливая сок в свой пустой стакан. — Нужно уезжать из города. Поедем в наш дом, только возьмите всё, что может понадобиться в ближайшие дни. Колсон, мы подвезём тебя домой, — продолжила в том же тоне мама, подходя к окну и, слегка отодвигая занавеску, посмотрела куда-то вниз. — Эвора, что-то случилось? — смутился папа, поднимаясь из-за стола. Его можно было понять, ведь мама редко разговаривала с нами в подобном тоне. Если она возвращалась после смен уставшей или злой на пациентов, то молча шла в спальню, но никак не включала в себе диктатора. Мама молча прошла к дивану, беря пульт и знатно прибавляя звук в телевизоре. — Вы же смотрите новости прямо сейчас! — воскликнула она. Я нахмурилась, оборачиваясь на телевизор. — …Преступность в большинстве районов Атланты и Колумбуса продолжает расти. Участились случаи нападения и пропаж людей. Ожидается, что в скором времени могут начаться митинги, а также вооружённые… — Об этом толкуют третий день, миссис Ларс. Мистер Акмун говорит, что всё не так плохо, верно? — постарался успокоить её Колсон. — Тед работает копом, когда начинаются беспорядки, его отправляют в дело без раздумий. Если бы действительно нужно было переживать, он бы давно сообщил нам, — поддержал папа, имея ввиду дядю. — К тому же, повышение преступности не повод покидать город. Вечером мне на работу. — И мне. — Вставила Одри. — Дело даже не в преступности, Бастер. Дело в заразе, которая ползёт по всей стране и уже перебирается в Европу, — отозвалась мама. — Я только что из госпиталя и, мне кажется, что я не хуже Теда. Так вот, я говорю, что нам стоит уезжать, пока не стало хуже. — Никто из нас и наших знакомых даже не кашляет. В новостях намеренно усугубляют ситуацию, чтобы мы были осторожнее, — продолжал папа. Мама, не послушав его, метнулась в родительскую спальню. Одри, ругнувшись, последовала за ней, надеясь привести в чувства и усмирить те гнев и панику, которые на неё нашли. Я машинально поднялась следом, идя за сестрой. Тео, тихо скуля, приластился к ноге папы, наблюдая за нами. — Мам, пожалуйста, просто сядь, — попросила Одри, но ураган по имени Эвора уже доставал рюкзак для путешествий, начиная забрасывать туда вещи. Я осталась в проходе и, скрестив руки на груди, прильнула к дверному косяку. — Я видела, что творится на койках в госпитале и в палатах, это не нормально. Всем говорят о гриппе и кишечной инфекции, но это в разы хуже, — причитала мама. — Солнышко, ты не видела этого. Просто доверься мне, ладно? Собери свои вещи. — Они у меня в квартире, мне нужно ехать через весь город, чтобы собраться. Но для чего? — нервно вопросила сестра. — Что ты видела? — произнесла я, настороженно наблюдая за мамой. Эвора выпрямилась, глядя то на меня, то на старшую сестру. Плотно поджав губы, она убрала от лица рыжие локоны, прикладывая ладонь ко лбу. Так она выглядела, когда металась между идеей что-то нам рассказать или утаить, чтобы якобы сделать лучше. Мама вела себя точно также, когда умерли бабушка с дедушкой, когда папа разбил машину, которую особенно любила Одри, и когда её уволили из городской больницы. — Людям становится неимоверно плохо за несколько часов или сутки. Они превращаются в… их состояние совсем плохо, ясно? Симптомов много, но мы не успеваем разобраться, что это такое, потому что все мрут, как ненормальные, — начала мама. — В основном военные прибывают с мест, где разнимают драки или предотвращают нападения. Они сильно ранены, у некоторых что-то вроде язв. За последние две смены я ни разу не видела, чтобы кто-то шёл на поправку. Это очень серьёзно. — Но, может, не настолько плохо, как кажется на первый взгляд? — предположил папа, подслушивающий разговор. — Бастер, я не могу понять, ты смеёшься надо мной? — взорвалась мама, бросая гневный взгляд куда-то за меня. Такой она становилась довольно редко. Гневной, разъярённой, уверенной. Она становилась не военным врачом, а настоящим солдатом, который вот-вот ринется в бой. Одри переняла у неё это качество, так что злить их обеих было довольно опасно. Но нельзя было отрицать, что в такие моменты они напоминали воинственных богинь, перед которыми не устоит ни одна цивилизация. Я помню, как назвала маму параноиком в голове. Тогда каждый из нас подумал, что она преувеличивает, что измотана работой и ей просто нужно отдохнуть после потока пациентов и суток без сна. Самое подлое и глупое, что каждый из нас подумал, что это с ней что-то не так, не с миром. — Когда я зашла в палату, чтобы подписать заключение о смерти пациента, я увидела, что тот напал на санитарку и пытается… не знаю, укусить её или что-то вроде того. Он был как хищник, выглядел крайне дерьмово. Он должен был быть мёртв, но почему-то нападал, прямо как живой, — начала мама. — Мне стоило выйти из машины, и тут же какой-то ненормальный напал на меня, хрипя. Я подумала, что у него припадок, думала помочь, но он продолжал лезть ко мне. Почему-то не похоже, что всё не так плохо, как кажется на первый взгляд. Мы с Одри переглянулись. Сестра не на шутку злилась из-за того, что мама оставалась непреклонна и не меняла тона. Я же не знала, что думать, ведь слова Эворы не походили на те истории, которые она обычно приносит с работы. Стоит начать с того, что на неё напали, как только она доехала до дома, что действительно было не нормально. — Я знаю, что будет дальше, поэтому нужно уезжать сейчас, — убедительным тоном произнесла мама. — Сначала они запрут нас по домам, списывая всё на эпидемию, потом начнутся забастовки и беспорядки. А потом мы не сможем уехать, потому что народ запаникует, а границы города перекроют. Если в военных городках бойкот или дурные вести, так оно и происходит. Невольно по телу пробежали мурашки. Перед глазами пролетели картинки из самых худших фильмов: огонь на улицах, военные, охраняющие окраины города, толпы людей на улицах, стрельба и слезоточивый газ. В дверь раздался звонок. Все, кроме мамы, замерли, она же продолжала собирать вещи, игнорируя нас и наши уговоры. Мне стало не до шуток. Несмотря на то, что все слова Эворы казались сумбуром и страшными сказками, она ни за что не начала бы запугивать нас ни с того ни с сего. Мне бы действительно хотелось ей верить, но всё это слабо походило на истинную правду. Позавчера я заходила на работу к Одри, где всё было нормально, вчера — выбиралась в супермаркет и заходила в пару агентств, выискивая вакансии. Вечером я вернулась домой, где не было никого, кроме Тео. Сегодня же мы встретились в квартире родителей для традиционного обеда. За всё то время, сколько по новостям крутили информацию о беспорядках и новом вирусе, я не видела ничего такого, что заставило бы меня усомниться, что это очередная ложная тревога. Папа первый нарушил некое забытие, идя ко входной двери. Он посмотрел в глазок, после чего открыл дверь. — Чарли! Давно не виделись, как жизнь? — улыбнулся он, сбрасывая с себя тот гнёт, который мама удивительно умело навлекла на всех нас. Это был наш сосед, такой же отчаянный любитель боёв без правил, как и отец. Чарли, ничего не сказав папе в ответ, протянул ему руку. Папа хотел было пожать её, но тот вдруг протянул вторую, что меня позабавило. — Чего ты там бормочешь? — усмехнулся Бастер. Чарли издал непонятный звук, больше походящий на хрип. Тео побежал к отцу, начиная заливисто гавкать и скакать возле соседа. — Тео, место! — крикнул Колсон. Пёс проигнорировал его, продолжая виться вокруг папы и Чарли, стараясь чуть ли не бодать второго. Сосед, игнорируя Тео, схватил папу за рубашку, комкая в бледных пальцах, которые свело судорогой. — Эй, что на тебя нашло? — бросил папа, стараясь разжать пальцы друга. Пёс продолжил истерично гавкать. Одри стала гневно звать его, надеясь, что тот замолчит. Чарли, не желая сдаваться, разомкнул губы. Он щёлкнул зубами, издавая при этом что-то вроде рыка. Папа отстранился от него всем телом. — Он не в себе! — крикнул отец, начиная отбиваться. Мама наконец оторвалась от своих сборов, пробегая мимо Одри и отталкивая меня в сторону, чтобы выйти из спальни. Чарли повалил папу на пол. Я услышала собственный голос и то, как зову его, а также крик Одри. С Чарли действительно было что-то не так. Рассматривая его, я понимала, что дело не в том, что он напал на Бастера, стараясь чуть ли не сожрать его заживо. Он выглядел крайне нездорово: кожа приняла сероватый оттенок, лицо и руки были в царапинах и ссадинах. Папа отбивался от него, стараясь вызволиться из хватки, но безуспешно. Колсон бросился на подмогу, но Одри выбежала из спальни, хватая его за руку и оттаскивая. Клубок из отца и Чарли перевернулся так, что сосед оказался снизу, но в момент этого переворота я увидела, что на затылке у Чарли вырваны волосы вместе со скальпом. Машинально я закрыла рот ладонью, чувствуя, как подступает тошнота. — Прекрати! — рявкнул отец. — Отпусти, — бросил Колсон Одри. Чувствуя, как нарастает паника, я нашла взглядом маму. Она рванула на кухню, беря нож для мяса. Пока сестра и её бойфренд были заняты выяснением отношений друг с другом, Эвора метнулась мимо и, прежде чем она настигла папу и Чарли, я догадалась, что она задумала. Наконец совладав с собой, я ринулась с места. — Мама, нет! Она даже не обернулась. Дождавшись, когда Бастер и Чарли вновь перевернутся, она полоснула соседа ножом по спине, но тот словно и не заметил. Одри закричала, сильнее сжимая руку Колсона. Сглотнув, я двинулась к маме, но та уже вонзала нож в его спину, загоняя лезвие чуть ли не на половину. Приступы тошноты усиливались. Руки немели, в ушах звенел лай Тео, который вился возле этой компании, гавкая и надрываясь. Чарли наконец отвлёкся на маму. Та замахнулась ножом и, стоило ему обернуться, едва приподнявшись, как нож прилетел ему прямо в голову. Я замерла. Тело Чарли безжизненно повалилось на папу, а его кровь брызнула на загорелое лицо мамы. Эвора отступила на шаг, выпрямляясь и вытирая лицо рукавом куртки. Отец, впервые грязно выругавшись, сбросил с себя тело мёртвого друга, поднимаясь на ноги. — Что ты натворила?! — Крикнула Одри. — Ты в своём уме? Господи! Чёрт! Словно под гипнозом, я подошла к телу Чарли, кровь которого растекалась по коврику у двери и к родителям. В такой близости сосед выглядел ещё хуже: его лицо осунулось, глаза словно были скрыты за белой плёнкой. Моя мать только что убила его на пороге нашей квартиры, заколов ножом, ведь тот напал на папу и не отпускал его. Я, кажется, начинала верить маме. — Он мёртв. Нам нужно вызвать полицию… — начал папа. — Бастер, у тебя остался тот подаренный папой пистолет? — холодно спросила мама. — Он давно хранится в доме. Что ты задумала? — Колсон, пакуй всё, что есть в холодильнике и в кладовой. Желательно что-то, что не долго не портится. Ута, на тебе все лекарства, особенно антибиотики, — скомандовала Эвора. Даже не думая требовать каких-либо оправданий и объяснений, я отправилась в ванную, открывая все ящики и начиная собирать всё, что попадалось на глаза. Краем уха я слышала, как Одри кричит на маму, не веря своим глазам, как отец препирается с ними, ещё не понимая, на чью сторону встать. Я лишь на мгновение выглянула, глядя на убитого Чарли, на то, как мама закрывает дверь, а Колсон послушно шумит на кухне, не желая ей перечить после того, что она только что совершила. Одри всегда была сообразительнее, вспыльчивее, умнее. Она унаследовала это от мамы. Они обе были из тех, кто может ринуться в бой даже друг с другом и даже если это не необходимо. Их трудные характеры не всегда играли на руку, но в такие моменты, пожалуй, это было то, что держало нас всех в тонусе. Если бы не их упёртость, желание выйти из спора правыми, всё могло бы быть ещё хуже. С детства и до осознанного возраста я мечтала быть такой, как моя сестра, в чём не было необходимости. Оказывается, нужны были особые условия. Через час мы уже покидали квартиру, унося в сумках всё то, что могли уместить: еду, лекарства, предметы первой необходимости. Мы оставили тело Чарли на полу, еду — в тарелках на столе, телевизор — громко вещающим новости. Родители жили на третьем этаже, поэтому мы шли по лестнице. Нужно было добраться до машины, а после заехать ко мне домой и к Одри, чтобы добрать наши вещи. После того, что сделала мама, никто об этом не говорил, но и не перечил ей, когда она указывала, что мы будем делать дальше. — Нужно заехать в магазин, купить воды, пока не разобрали, и ещё чего-нибудь по мелочи. Ещё на бензоколонку и в аптеку, — диктовала она. — Я могу забрать свою машину и поехать с Одри к ней, а после — за лекарствами, — предложил Колсон. — Было бы здорово, — одобрительно кивнула мама. Мы прошли несколько лестничных пролётов, прежде чем Эвора затормозила, поднимая руки и веля нам остановиться. На первом этаже, практически у самого выхода, лежало чьё-то тело, а возле него — сгорбился силуэт. Я натянула поводок, на котором держала Тео, чтобы тот держался поближе. В горле пересохло. Пёс снова гавкнул, отчего сидящий на коленях обернулся на нас. С моих губ сорвался крик: его рот был измазан кровью, глаза налились красным. Он издал тот же звук, что и Чарли, когда напал на отца, после чего медленно поднялся, двигаясь к нам. — Пробежим мимо! — приказным тоном сказала мама. Она побежала первой, мы — за ней. Тео беспощадно тянул меня к психопату, в то время как я старалась смотреть куда угодно — только не на него. Папа держал дверь, пропуская нас всех, и, покидая подъезд, я почувствовала, как холодная рука коснулась моей спины, не успев схватить. Порой я до сих пор ощущаю холодок по коже в том месте, где мертвец впервые коснулся меня. Мы выбежали. Мама на ходу открыла машину, спеша к багажнику. Колсон открыл заднюю дверь, чуть ли не запихивая туда Одри, а после, хватая меня за руку, отправила следом. — Что, чёрт возьми, творится?! — воскликнула Одри, стараясь пристегнуться, но не справляясь из-за дрожащих пальцев. — Это какие-то психи. Детка, я думаю, что твоя мама права. То, что только что произошло — точно не нормально, — пробормотал Колсон в ответ. Я отодвинула его в сторону, глядя на папу. Он шёл от двери к машине, как вдруг один из прохожих накинулся на него, чуть ли не сбивая с ног. — Пап! — крикнула я, стараясь выбраться из машины. Тео, ещё минуту назад сидящий у меня в ногах, сорвался и побежал к отцу. Колсон обернулся, грязно ругаясь и наблюдая, как с другой стороны ещё один ублюдок хватает папу за лямку рюкзака. Люди, находящиеся поблизости, закричали, начиная разбегаться. За мелькающими силуэтами я рассмотрела папу, который вновь упал. Отстегнув ремень, я ринулась с места, но Колсон перегородил мне путь. Мама уже спешила к Бастеру, чтобы помочь ему, но остановилась на полпути, когда один из нападающих укусил папу за шею, вырывая кусок плоти. Одри открыла свою дверь, начиная кашлять. Обед, который она едва успела попробовать, выходил из её желудка. В мгновение всё стало как в страшном сне — мелькали лишь картинки, образы, а между ними по-хозяйски распласталась тьма. Я схватилась за кресло, всё тело ныло от того, что мне хотелось выбраться из грёбаной машины, но Колсон перегородил путь, не давая мне действовать. До меня донеслось, как скулит Тео, отчего всё похолодело. Двое продолжали терзать отца. Его крики звучали страшным эхом. Сверху навалился кто-то третий, хватая скрюченной рукой Тео. Тот пытался кусаться, но его, кажется, укусили первым. Я закричала. Щекам стало горячо и мокро. Голова кружилась, а в висках пульсировало, как от худшей мигрени. — Миссис Ларс! — позвал Колсон маму. Я закрыла глаза, откидываясь на спинку кресла. Кто-то захлопнул багажник, а после — мою дверь и Одри. Мама завела машину, стартуя и сигналя редким машинам, которые ездили по нашей улице. Как только мы сдвинулись с места, меня качнуло, отчего я открыла глаза. Колсон сидел впереди, Тео не было ни в багажнике, ни у кого-либо в ногах. Я обернулась, смотря в заднее стекло. Последнее, что я видела на опустевшей в мгновение улице — как трое психопатов разрывают Тео и отца, угощаясь их внутренностями и брызгая кровью. Так, грёбаная собачья преданность убила двоих из нас.

II

2012 год, Вирджиния, США Человеческие зубы звонко щёлкнули прямо над моим ухом, заставляя вздрогнуть всем телом. Я сильнее стиснула ружьё в руках, резко оборачиваясь и сталкиваясь с довольным лицом Одри, которая весело скалилась. Ей пришлось встать на носочки, чтобы дотянуться до меня и выполнить задуманное. — Не спи на ходу. — Подмигнула она, вырываясь вперёд и догоняя Колсона. — Долго нам ещё идти? — К вечеру должны быть на месте, — отозвалась мама, идущая рядом со мной. Я вобрала в нос свежий воздух, который не ценила до «падения». Леса теперь стали вторым домом и открылись с совершенно другой стороны. Они служили нам укрытием, дорогой, источником еды и воды. В них было меньше ходячих, больше животных и потаённых построек, в которых были шансы найти любые полезные ресурсы, будь то одежда, тары для воды или оставленное оружие. Почва — единственное, что не пострадало после начала эпидемии — была покрыта зелёной, влажной от недавнего дождя травой с мелкими белыми соцветиями. Тонкие, ломаные и извивающие ветви кустарников лысели в преддверии осени. Большую часть деревьев тронул плотный, мягкий, как подушка, мох. Солнце еле просачивалось через плотную листву. Белый свет лился на землю и всё окружающие тонкими струями, различимыми глазом. Раньше, живя в Колумбусе и оказавшись в лесу, я, наверное, ощутила бы головокружение от переизбытка кислорода. Теперь же я наслаждалась кристально чистым воздухом с примесью влажной древесины и почвы. Повесив ружьё на плечо, я достала из кармана куртки карту, шурша бумагой. Если верить блёклому изображению, залитому зелёным и изнизанному венами маршрутов, мы были совсем близко к дороге, к которой стремились не один день. Шёл третий год с тех пор, как уцелевшим и успевшим укрыться людям приходилось не жить, а выживать. За этот маленький период кардинально поменялось все: незнакомцы были не прохожими, а спутниками или врагами, еда превратилась не в вид удовольствия, а в редкий ресурс, за которым нужно охотиться, приличная одежда сменилась на тряпки, в которых было удобнее убивать и бегать по лесам. Раньше за два года я могла лишь получить новый навык, возможно, повышение на работе, встретить пару-тройку новых знакомых и отпраздновать всевозможные праздники. Теперь же два года казались вечностью. Благодарность маме за то, что она вовремя среагировала, увозя нас из города, казалась неиссякаемой. Её чуткость позволила нам прожить ещё три спокойных месяца, пока обстановка в мире не стала совсем фатальной. Воцарился хаос: сначала пропало телевидение, потом какая-либо связь, после — электричество и отопление. Производства и фабрики остановились — никто не производил еду, предметы первой необходимости. Это привело к войне за ресурсы, в которой и нам приходилось принимать участие. Люди, даже не заражённые, озверели. Никому нельзя было доверять, никого нельзя было впускать. Вероятно, если бы не впустили семейную пару в наш дом, мы бы прожили относительно спокойно куда дольше. Тогда мы не могли знать наверняка, что всё дело в укусах и что люди настолько трясутся за свои жизни, что готовы их скрывать и подвергать опасности окружающих. Одной ночью я проснулась от жуткого сквозняка и выяснила, что кто-то оставил входную дверь нараспашку. Первый этаж кишел мертвецами, часть из которых мы убили, прежде чем сбежать. Долгое время мы были в пути, идя неизвестно зачем. Одно мы знали точно — нужно убираться как можно дальше от города, от поселений и даже скоплений домов, ведь где были люди, там были и мертвецы наперевес с угрозой нашим жизням. В один из дней пути мы наткнулись на группу из четырнадцати человек, многие из которых были действительно славными. Они поделились с нами едой и водой, взяли с собой в дорогу, потому что нас объединяла одна цель — убраться подальше. Тогда мы узнали, что большие группы не менее опасны, чем поселения. Мы привлекали много внимания, из-за чего часто сталкивались с ходячими. В последний раз мы привлекли внимание мародёров, которых становилось всё больше и больше как в лесах, так и в поселениях. После того, как половины группы не стало, мы вновь отделилась. Правда, с нами ушёл Кеннет — славный мужчина лет тридцати. Мы даже подружились, но ненадолго. Последний раз я видела его разорванным на части после ночного дежурства. Мама, Одри, Колсон и я поселились в заброшенной аптеке на окраине маленького города, в котором думали остановиться совсем ненадолго. Избегая мест со скоплениями людей и домов, именно там мы смогли задержаться на самый большой срок. Мы здорово обосновались, думали оставаться там до последнего. Однако Колсон до последнего не хотел быть вечным путником, ловя сигналы по рации и искренне веря, что хоть где-то остались выжившие, чьи условия жизни намного безопаснее наших. Так, мы узнали о первых поселениях и объединениях. Мы сумели выйти на связь с одним из них. Закрытый район из пяти домов и двадцати семи человек, расположенный в Нью-Кенте, был готов принять нас и выделить место. Взращивать население было лучше для них самих. Жители Нью-Кента строили новые дома, начинали делать собственные посевы. Тогда мы решили присоединиться к ним, хотя бы попробовать. И теперь мы брели по лесу, ориентируясь на те дороги и пути, которые они нам указали. — Осталось не больше километра. — Сообщила я, сворачивая карту и вновь убирая её. Поблизости, меж деревьев, послышался знакомый хрип. Мама тут же среагировала и, практически в автономном режиме, раздвинула кустарники, вонзая в череп крадущегося ходячего нож. Мертвец упал на колени, а мама, пнув его в грудь, окончательно уложила. Я подошла к ней, присаживаясь на корточки возле убитого. Это была девушка, причём весьма молодая. Когда-то чистая, вполне себе приличная одежда, была измазана в грязи, засохшей крови и чьих-то кишках. Тёмная, густая шевелюра превратилась в паклю, местами образовались залысины. Её лицо уже стало разлагаться, но ещё было узнаваемым, почти человеческим. Глаза были опухшими, впалыми. По сине-серой коже шли трупные пятна. Белые губы потрескались и были измазаны кровью. Поморщившись, я поднялась обратно на ноги, ища взглядом Одри и Колсона. Когда-то вид подобных девушек и парней приводил в ужас, вызывал страх и позывы тошноты. Сейчас же я ощущала лишь отголоски сожаления и неприязни, что подтверждало мысль о том, что со временем привыкаешь ко всему угодно, даже к восставшим мертвецам, главная цель которых — сожрать тебя заживо. — Недавно обращённая. — Констатировала факт я, прикидывая, что ей было не больше пяти дней, может, недели. — Будьте внимательны. Поблизости может быть кто-то ещё, — бросила мама, вытирая нож от крови и гнили о грязные брюки. — Пошли. Эвора продолжила путь, обгоняя нас всех, а я, с некой тоской и даже огорчением, шла следом, буравя удаляющуюся спину взглядом. Мама изменилась, причём сильнее, чем кто-либо из нас. Внешне она была всё той же: молодое лицо, сияющее загаром, крупные карие глаза, огненно-рыжие волосы, сосредоточенное выражение лица, а в глазах — доброта и беспечность. И всё-таки все те убийства, которые пришлись на неё — а их на её счету было больше, чем у кого-либо из нас — и смерть папы сделала её совсем другой. Даже работа в госпитале Алжира, где она каждый день штопала военных и ампутировала конечности, не изменила её. Она стала строже, вместо того, чтобы спасать жизни, отнимала их, нежность оставалась только во взгляде, но она никогда не касалась языка. Конечно, то, что нам всем пришлось пережить, изменило не только её, но по большей мере затронуло маму самым сильным образом. В отличие от неё, мне практически не приходилось убивать, только если мы попадали в эпицентр большой проблемы. В остальное время меня прикрывала Одри, которая, казалось, считала, что я не умею пользоваться оружием, лишь таскать его на себе. — Эй, что это там? — привлёк наше внимание Колсон, показывая на что-то между деревьев. Я всмотрелась, слегка щуря глаза и постепенно начиная различать большое тёмное пятно между стволов сосен. — Похоже на хижину или сарай. Нужно проверить, нет ли там чего, — отозвалась я. Немой консилиум привёл к выводу, что нам действительно нужно остановиться и посмотреть, не оставил ли там кто-нибудь нечто такое, что могло бы нам пригодиться. Колсон вырвался вперёд, стремительно двигаясь к хижине. Он обошёл её со всех сторон, стуча дулом пистолета по стёклам и окнам, проверяя строение на наличие живых и мёртвых. Когда никто не откликнулся, парень вошёл внутрь, а Эвора — следом. Я подошла к одному из окон, привставая на носочки и стараясь рассмотреть хоть что-то через грязное стекло с жирным слоем пыли. Внутри всё было таким же, как и везде: измазанные кровью стены, битая посуда, разбросанные вещи, скомканное одеяло на кровати. Судя по всему, в этом месте частенько кто-то останавливался, что не служило очень уж хорошим знаком. Оставаться там было выгодно только в том случае, если бы мы непременно мечтали с кем-то столкнуться. Например, с одиноким выжившим, который ушёл на охоту, но планировал вернуться. Мама и Колсон быстро вернулись, сухо пожимая плечами. Мы продолжили наш путь к дороге, которая становилась всё ближе и ближе. Вскоре деревья стали редеть, кустарники становились короче. В просветах можно было разглядеть проплешину, а именно — грунтовую дорогу, которая вела в Нью-Кент. Признаться, выбираться из леса было весьма неуютно. Вокруг было пусто, видимость повышалась, ничто не окружало тебя — только сильнее прогретый воздух и наклонённые дорожные знаки. Теперь именно на дорогах было значительно тише, только шелест листьев доносился до слуха вместе с сильными порывами ветра. По обеим сторонам дороги — очевидно, кем-то расчищенной — стояли машины. На обочинах были лишь те, что мало теперь мало походили на средства передвижения: битые стёкла, выломанные двери, дырявые шины и даже вскрытые, пустые капоты. Одри двинулась к одной из машин, проверяя, нет ли там чего-нибудь полезного. Она открыла смятую дверь, встала коленом на водительское сидение и потянулась к бардачку. Осмотрев авто, она вынырнула, показывая небольшой складной нож, который блестел, как новенький. — Нужно осмотреться. Уверена, здесь может быть что-то ещё. — Довольно произнесла она, взмахивая русыми волосами. Сестра, стоит признать, тоже сильно изменилось, но в её случае дело скорее касалось внешнего, нежели внутреннего. Эффектная блондинка, работающая в ресторане и обожающая каблуки, превратилась в воинственную куклу, что, несомненно, ей подходило. Два года назад она ни за что бы не надела поношенные кроссовки, клетчатую рубашку и мужскую ветровку. Её светлые, всегда уложенные и закрученные волосы никогда бы не покрывала грязная бейсболка с эмблемой какого-то супермаркета. Но даже такой она оставалась впечатляющей и словно нереальной: бледная кожа, длинные светлые ресницы, распахнутые карие глаза, пухлые, налитые малиновым губы и россыпь веснушек. В отличие от меня, внешне она больше походила на отца, и порой смотреть на неё было губительно. Изогнутые светлые брови, скулы, подбородок — в них читались черты папы. Порой казалось, что Одри — всё, что от него осталось. — Вы слышите? — вдруг замерла мама, осматриваясь по сторонам и быстро сжимая дробовик в руках. Я остановилась, прислушиваясь и глядя по сторонам. — О чём ты? — потупила взгляд Одри, озираясь. — Будто бы машина. — Отозвалась Эвора. — Ничего не слышу. Дорогая извилистая, деревья поглощают звук, — произнесла я, не в силах услышать то же, что и она. Опыт подсказывал, что, даже если мой слух не улавливает то, что может мамин, ей нужно доверять. — Когда вы в последний раз видели машину на ходу? Попробуй найти бензин для начала. — Засомневался Колсон, качая головой. И всё же сомневался он довольно-таки зря. Из-за поворота, словно шальные, выпрыгнули два внедорожника, подскакивающие на каждой неровности. Они неслись с такой скоростью, что вряд ли собирались останавливаться, но, увидев четырёх путников на дороге, стали постепенно замедляться. — Они могут быть из Нью-Кента? — предположила Одри. — Сомневаюсь. Быстрее, обратно в лес! — скомандовала мама. Мы сорвались с мест, пересекая дорогу и перепрыгивая через канаву. Бегать по корням и камням с тяжёлым рюкзаком и бьющим прямо по костям оружием — вот к чему ещё ты начинал привыкать, когда выживание становилось обыденностью. За спиной послышались хлопки дверей и крики. Я ускорилась, виляя между деревьев и придерживая ружьё на плече. Вся зелень вокруг мелькала, превращаясь в мутное пятно, а вместе с ним — ещё три силуэта, которые я не должна была терять из виду. В один момент я уловила резкое движение. Обернувшись, увидела, что Колсон помогает маме подняться. — Дерьмо! Я подвернула ногу, — рыкнула мама, вставая на ноги и продолжая бежать, пускай и прихрамывая. За спиной послышался визг Одри. Остановившись, я посмотрела на неё через плечо, замечая, что её сбили с ног и повалили на землю. Колсон и мама тоже остановились, растерянно глядя, но не решаясь подойти. Возможно, то было необоснованно, но таково правило, которое мы единогласно приняли: если кто-то в опасности, бросаться на помощь только в случае, если это не подвергает нас самих опасности. Меня же, откровенно говоря, давно утомило это правило, которое противоречило искреннему желанию оставить в живых наибольшее количество дорогих людей. — Уводи её! — крикнула Одри Колсону. На мгновение мужчина замялся, но после обхватил маму руками, помогая бежать дальше. Та не сопротивлялась, ведь она же и придумала столь жестокое правило, которое не раз нас спасало. Дойти до Нью-Кента — главная цель мамы. Что бы ни случилось, ей, как и каждому из нас, нужно было идти дальше и рассчитывать только на себя. Так она всегда говорила. А ещё она говорила никогда не называть друг друга по именам при незнакомцах ради собственной информации, так что я еле держалась, чтобы не окликнуть сестру. Следовало двигаться за ними, но я рванула в сторону Одри. Подняв оружие, я нацелила его на, очевидно, мужчину, который пытался поднять брыкающуюся сестру на ноги. К нему подбежал ещё один незнакомец, помогающий справиться с её пылкой натурой. Ко мне приближался ещё один. Приходилось держать на прицеле всех, направляя дуло то на одного человека, то на другого. Я перезарядила ружьё, готовая выпустить пулю в того, кто первый сделает то, что абсолютно мне не понравится. Внезапно из-за спины выскочил ещё один и, резко схватив дуло ружья, дёрнул его, опуская. Второй в это время схватил меня за руки, заламывая их назад и больно сжимая. Посмотрев в том направлении, куда убежали мама и Колсон, я не увидела ни их, ни кого-либо, кто мог устроить за ними погоню. Одри наконец подняли на ноги так, что она стояла прямо напротив меня. — Мы просто проходим мимо, ясно? — недовольно произнесла она. — Если это ваша земля, то мы на неё не претендуем. Просто пройдём здесь. — Спокойно добавила я, сильно дёрнувшись. Мужчина, который держал меня и лица которого я не могла видеть, мощно дёрнул меня, прижимая спиной ещё ближе к себе и не давая двинуться. Другой, высокий, седовласый и усатый, наклонился к ружью, лежащему у меня под ногами. Я вскинула ногу, желая врезать ему по лицу, но тот, который меня держал, сделал шаг назад, отводя от своего товарища, из-за чего я с трудом удержалась на ногах. — Мы не то чтобы хотели угрожать вам оружием, — продолжила Одри. — Вероятно, мы сможем договориться? Позади послышался смешок. Я постаралась обернуться, чтобы посмотреть на лицо удерживающего меня, но увидела лишь отросшие рыжие волосы, которыми он взмахнул, переступая с ноги на ногу. — Вы разговаривать-то умеете? — задала вопрос я, хмуря брови. — Эта пойдёт с тобой, Дуайт. Блондиночку заберём сами, — вдруг произнёс тот, кто держал моё ружьё, оценивающе разглядывая. — Хочешь отвезти их в Святилище? — раздалось сзади. — Да. Порадуем парней и босса. — Довольно ответил другой. Одри принялись тащить в сторону дороги, меня — куда-то назад. Я вновь приняла попытку вырваться, но безуспешно. — Что за чёрт?! — бросила я. — Куда вы её тащите? Я подпрыгнула на месте, подаваясь вперёд, но это не позволило мне повалить нас. — Туда же, куда и тебя, детка, — ответил мне мой похититель. Распахнув глаза, я постаралась найти взгляд Одри, которую вели прочь, будто бы и не к дороге вовсе. Она, почувствовав, с трудом обернулась на меня. — Ш, т, четырнадцать! Н, к, К-ЛПД шесть! Четыреста пятьдесят пять! — прокричала она мне код, прежде чем её насильно отвернули от меня. Я прекрасно знала этот код. Проговаривая его вслух, она лишний раз давала мне надежду, что даже если нас сейчас разведут по разные стороны, то мы обязательно найдём друг друга, Колсона и маму. Но, судя по словам этих психопатов, нас норовили доставить в одно место. Я перестала сопротивляться, глядя себе под ноги и следуя вперёд, куда меня всё время подталкивал один из мужчин. Другой — непримечательный парень лет двадцати семи, шёл рядом, не сводя с меня глаз. — Ладно. Что за святилище? На кой чёрт мы вам? — спросила я, вертя головой и ища на случай чего пути отступления. Ответа не последовало. Впрочем, как и агрессии, что повышало мои шансы сбежать живой. — Если вы будете молчать, то и я начну. Какая тогда от меня польза? Парень сзади вытолкал меня на дорогу. Вновь оказавшись на открытой местности, я стала искать взглядом Одри, но, судя по всему, она всё ещё была в лесу. Мне оставалось надеяться, что она сумела вырваться и теперь догоняет маму и Колсона. Посреди дороги стояли брошенные машины, которые ещё пару минут назад неслись по грунтовой дороге, поднимая пыль. Один из мужчин открыл заднюю дверь, второй приподнял меня, забрасывая внутрь. Я в момент выпрямилась, резко разворачиваясь, чтобы выпрыгнуть, но не успела, так как он залез внутрь, захлопывая дверь и отталкивая меня к противоположной двери. За рулём сидел ещё один незнакомец — дерьмово, учитывая, что эти парни здорово превосходили меня в числе. Последний наконец сел в машину, и та тут же тронулась. Тот, что сидел возле меня, достал рацию. Рация — вот что чертовски хорошо. — Мы выдвигаемся. Встретимся на месте. — Произнёс он. Наконец я сумела его рассмотреть. Это был вытянутый, довольно щуплый, но удивительно сильный парень. Сальные рыжие волосы были зачёсаны назад, лицо поросло светлой бородой. Впалые голубые глаза, крючковатый нос, плотно сжатые, искривлённые губы. Он с недоверием покосился на меня. — Запри-ка двери. — Бросил, кажется, Дуайт водителю. Прильнув лбом к стеклу, я принялась раздумывать над путями отхода. Вариантов было крайне мало: двери заперты, оружие забрали, помимо меня из своих — никого. К превеликому сожалению, я впервые за два года осталась одна, а Одри не могла прикрыть мою спину, пока я разбираюсь с частью проблем. Меня везли непонятно куда, и, судя по направлению, явно не в Нью-Кент, насчёт которого следовало держать рот на замке. Я могла бы разбить окно, но мне не позволили бы выбраться через него, к тому же, внедорожник был на ходу. Я могла бы вырубить сидящего возле меня парня, но, прежде чем я переключусь на следующего, меня могут садануть ножом или прострелить конечность. Вдруг послышалось шипение рации. — Эй, Дуайт. Машина перевернулась. Из-за этой больной… — раздалось из неё, прежде чем речь стала неразличима. Сжав челюсти, я удовлетворённо хмыкнула. Как минимум, сестру посадили в соседнее авто и лишь задержали в лесу, чтобы мы лишний раз не сталкивались друг с другом. Прозвучавшая новость означала, что Одри размышляла так же, как и я, пробуя те же варианты спасения. На мгновение меня пронзило тревогой за сестру — она могла пострадать, если машина перевернулась. Моя мотивация выбраться резко подскочила. — Нам вернуться? Приём. — Произнёс Дуайт. — Нет, мы разберёмся, продолжайте путь. Приём. — Прозвучал ответ. — Какого хрена? — возмутился сидящий впереди. Они были в замешательстве, а, значит, на мгновение усыпили свою бдительность. Я постаралась начать думать, как Одри, ища благоприятный способ вывести из строя ту машину, в которой была сама. Взбалмошная, не самая безопасная идея посетила мою голову и я, прежде чем на меня вновь обратили внимание, приподнялась, делая рывок вперёд. Моя рука легла на руль. Это было до жути неудобно, мне пришлось изогнуться, чтобы достать до него. Я дёрнула, машина слегка вильнула, попадая в яму, на которой подпрыгнула. Головой я приложилась о потолок. — Неугомонная сука! — рыкнул рыжеволосый, хватая меня за куртку и возвращая назад. Я обернулась на него, готовая схватить за лицо и выдавить глаза, но стоило мне коснуться его холодной кожей, как он замахнулся рацией, давая мне по голове. В ушах запищало. Висок пронзило пульсирующей болью. По лицу побежала струя — вероятно, кровь из рассечённой плоти. Я потянулась рукой к брови, но прежде чем успела сделать это, получила ещё один резкий, чёткий удар, после чего перестала видеть, слышать и чувствовать хоть что-либо.