Наброски

Лопатки прижимаются к прохладному асфальту, и чувствительная кожа наполняется мелкими колючками. Еложу по каменистой поверхности и на мгновение прикрываю глаза. Тело расслаблено, руки немного раскинуты, а ладони напоминают морские звездочки. Почти такие же мелькают пред расширенными зрачками. Выдыхаю. — Дышишь? Интонация его голоса суховата и отдает репризами, схожими с музыкальным аккомпанементом. Казалось бы, невозможно впечатать в бессознательное множество мелодичных голосов для индентификации, но возможно запомнить тот единственный, что отрезвляет в любых обстоятельствах. И сквозь плохую мобильную связь, осипшие голосовые связки, самый пик простуды, вы сможете отличить этот голос. И дело, конечно, не в репризах, а в том бессознательном, что так неуловимо напоминает о нём. — Дышу, — киваю в качестве подтверждения своих слов и несколько раз приподнимаю правую ладонь. — Забронировано специально для тебя. Вновь ударяю кистью об асфальт, надеясь обозначить кусок асфальта, предназначенный для его тела. — Понял. Повинуется и вторит моей нелепости. Кажется, так было на протяжении всего времени. Он упрямо находил причины для моего оправдания, а я всегда находила возможности созависимости. Так было проще. Неправильно, но проще. — Че употребила? — его вопрос задается на выдохе, и я судорожно покачиваю головой. — У тебя глаза схожи с бездонными блюдцами. Тело выдает. — Саня-оператор угостил легкой травкой из Амстердама. Она легальна. — последнее добавляю для собственного оправдания. Знаю, что обязана отказаться от творческого фейверка ради собственного физического и ментального здоровья, но вместо этого желание воссоздать что-то невероятное главенствует. И вот я распласталась на холодной земле спортивной площадки, смотрю на звездное небо, а рядом со мной лежит человек, заслуживший каждую из них. И между нами пропасть. Примерно такая же, как и мои зрачки. — Нахуя, Аль? — шмыгает носом, и я интуитивно поворачиваю шею. — Что ты с собой делаешь? Ты талантлива и без этой дряни. — У тебя волосы вьются… — Боже… — на выдохе. По-детски протягиваю ладонь и наматываю кучерявые пряди мужских волос на палец. Кажется, я любила его с семнадцати. Сперва придумалось, затем казалось, позже убедилась, а сейчас?.. Разочаровалась. — Марк, я с тобой в тур не поеду… — пожимаю плечами и вновь уставляю взор в небосвод. — И да, порядок должен быть иной, но нам нужно… — Замолчи, — рычит, и я узнаю его прежнюю манеру руководствоваться эмоциями. — Сейчас сморозишь невероятную ересь, а после уснешь и уже через пару часов, когда доза наркотического вещества в твоей крови упадёт, ты даже не вспомнишь об этом. Но та хуйня, что ты сморозишь останется у меня на подкорке и будет гложить настолько, что захочется выть. — И снова прав. Неуверенно киваю, осознавая правоту любимого человека. Возможно, это опрометчиво затыкать себе рот под действиями расслабляющих веществ, когда не позволишь заявить себе подобное, но на более трезвую и психически здоровую голову. Но ещё глупее сморозить чушь, от которой по утру откажешься. — Кошка любимая… — поглаживает мои волосы, и в одно мгновение мысли улетучиваются. — Аль, пора перестать хуйней заниматься и начинать создавать… — …семью? — перебиваю. Усмехается. — Верно. Я знаю, насколько ему важно обладать полным пониманием защищенности того, что созидается за пределами медийного поля. Но каждый шаг запечатлеться раньше, чем мы позволяем себе делать. Наша жизнь намертво удалила частность и открыла вкладку публичности. — Скоро будет невозможно сходить на ужин в ближайшее кафе… — замолкаю, пока ладонь парня переплетает наши пальца воедино. — Я горжусь тобой сильнее, чем кто-либо. Ты — лучший мужчина в этой вселенной. — Звезд много… — забавляется, подбородком указывая на россыпь сверкающих частиц. — Но ты один. Всматриваюсь в пухлые губы молодого мужчины. Карие глаза напротив медленно щеголяют по мягким чертам моего лица прежде, чем мягкий эпителий его губ соприкасаются уголком моих губ. Веки прикрываются, и я ненароком поддаюсь вперед. Поцелуй застывает на моих губах, и тело расслабляется. Ослабляю рот, побуждая языку партнера проникнуть внутрь. Несколько мурашек взращиваются на затылке, распространяясь по чувственной коже. Подушечки пальцев мужчины надавливают на оголенный живот, и я чуть сильнее напрягаю мышцы. Языки сплетаются воедино, несколько раз задевая нёбо. Губы переминаются друг об друга, одаривая волной неприкрытого наслаждения. Всё, как и пять лет назад. Моё бесчувственное взросление нашло спасение в ощущениях спектра эмоциональной зависимости. — Мы — разочарование… — шепчу. Отрицательно покачивает головой, когда я вновь устремляю свой взор к звездам. — Ты — очарование и плевать, какие возникают бредовые мысли в твоей неустойчивой психике. Санечка, я не поведусь на конфликтующий бред ради угоды твоей реальности, искаженной травкой. Санечка… Столь милое обращение схоже с острым лезвием бритвы и припоминает о младшем возрасте, когда маменька одаривала вниманием, взращивала во мне любовь к себе. Прежде, чем разбила свою жизнь об острые инъекции героина. — Я поступаю также? — Нет. — сурово вмешивается Марк, и я ему верю. — То, на что пошла твоя матушка гласит о её безрассудстве. Тупо было вестись на твоего отца… — Кажется, это называют любовью… — перебиваю, стараясь припомнить в какой именно момент я решила теряться в зазеркалье веселья и безрассудства. Переживается легче, когда взаимоотношения выстроены не на серьезности, а на глупом ощущении сотворить что-то именно в секунду вечности, невзирая на рассудок. Я в херовых отношениях с собой, а что насчет наших взаимоотношений с Марком? — Я созависима и мне стоит остаться вне тура. Отрицательно качает головой и громко вздыхает. — Возможно, это и есть любовь, Аль. Всё херня, если ты не рядом. И тур теряет необходимость, если ты будешь существовать вне моего поле зрения. Ты — моё вдохновение. Сколько мы вместе? Возможно, около пяти лет? Да, кажется так. Наши отношения не входили в рамки жизни друг друга. Пришлось учтиво из их раздвинуть и втиснуться в жизни партнера. Казалось бы, если вы не подходите, то стоит просто собрать вещи и удалиться в новую реальность, где человек, сопящий рядом будет не популярный исполнитель (и девушка, чьи картины украшают дома именитых людей и воздвигаются на заграничных выставках). Можно же попроще. Ему — инсту-диву, а мне столичного предпринимателя, поигрывающего на бирже валют. — Семь лет, Аль. Семь. Ты выносишь мой бесконечный треп из текстов, часами дискутируешь по поводу мелизмов и участвуешь в сводке. И никто не знает, что каждый трек наполнен твоими высказываниями и цитатами. И я обожаю смотреть с тобой исторические фильмы и наблюдать, как ты искренне противоречишь сказанным фактам. Я не воспринимаю никакую информацию, если ты находишься дальше, чем десяток километров. И если это зависимость, то я блять сам надену кандалы на свое тело и поплыву в твой омут. — Ого, семь… — искренне изумляюсь совместно пережитому отрезку времени и замолкаю. — Я вижу, как огни тонут… Всматриваюсь вперед и наблюдаю, как фонарные столбы наполняются мнимыми лужицами, полученными небольшой дозой вещества. Густые ресницы шумно разрезают воздушное пространство, а мышцы шеи затекают. — Бля, Аль, нахуя ты её съела? — Марк искренне смеется, подкладывая руку заполненную татуировками мне под затылок. — Огни тонут, огни тонут все… Охеренная строчка для будущего трека, кошка. — Рекламная компания Сани-оператора отрицательно воздействовало на мою психику… — усмехаюсь. — Сука Саня одарил Санечку… Оставляет едкий поцелуй на моей шеи, и я вновь расслабляюсь. Действительно, какого черта я съела эту печеньку? — Сколько схомячила? — его голос наполнен издевкой, а губы искажены в милой ухмылке. Демонстративно выставляю средний палец, и Марк задорно кусает его за подушечку. Ярко вскрикиваю, весело смеясь. — Для твоих пятидесяти килограмм этого достаточно для легкого искажения реальности. Не переживай, скоро все будет в норме. Доза небольшая. — ласково шепчет партнер, и я киваю. — Пятьдесят семь… — бурчу. Молодой мужчина приподнимает мою ладонь и нежно сжимает пальчики. Безымянный палец немного сгибается под натиском неизведанного предмета. Широкая улыбка любимого человека побуждает уставить взор голубых глаз на руку. Судорожный вдох срывается с моих губ, пока камень в кольце сверкает ярче, чем звезды. Кажется, ощущение внутри ослепляет настолько, что блеск драгоценности меркнет. И страх неизвестности встает предо мной, побуждая замкнуться и задуматься о происходящем. — Кошка любимая, пора? — улыбается. Возможно, пора. Как скоро он сделал предложение первый раз? Кажется, прошло около двух лет, когда Марк предусмотрительно создал некую почву для созидания и предложил обрести статус помолвленной пары. Отказ первый. Рано, неуверенна, мне было двадцать и хотелось продолжить жить в кайф. Наслаждаться его взлетом и получать удовольствие от учёбы. Отказ второй. Первая совместная поездка на Карибы, юбилей Марка и тотальная неизведанная красота природы. Идеальное место для предложения, не так ли? Подводка любимого оборвалась моей противоречивостью. Заявила, что брак не вписывается в мою жизнь. Мне двадцать два. И вот сейчас у меня взлет к творческим звездам, не пересекающийся с семейной жизни. — Санечка, твое молчание пугает… — нервозно произносит Марк, и я неуверенно дергаю головой. — Пора… Наваливается на моё тело с медвежьими объятиями, с наслаждением впитывая аромат, издающийся от моей кожи. Утыкаюсь носом в его шею, наслаждаясь происходящими обстоятельствами. Кажется, я люблю его сильнее, чем тогда. И если созависимость и есть любовь, то пожалуй, я поглощусь самой чудесной путеводной звездой моей жизни.

***