Волшебная сказка

Эмма блуждала по зимнему лесу вместе с Генри, то и дело натыкаясь на тела замерзших путников. И сколько бы ни шла – все время выходила к дому Регины, будто он был зачарован. Метель мела все сильнее, кидала Эмму из стороны в сторону, как неваляшку. Она замерзала, но ей было все равно. Она ничего не чувствовала, зачем-то подобрав с земли упавшие с дерева каштаны и убрала в карман. Бесцельно проходив так до ночи, освещенной холодным светом полной белой луны, Эмма в какой-то момент просто рухнула без сознания в колючий снег. В ее глазах расцветали морозные узоры, тонкое стекло радужной оболочки пошло мелкими трещинками. Эмма умирала. Генри обошел ее, обнюхал, тычась носом в ее заиндевевшее лицо, но все было бесполезно. Тогда он побежал к дому Регины и стал отчаянно лаять, звать хозяйку. Регина вышла к нему и, увидев окоченевшую Эмму, подхватила ее на руки, занесла в баню. Там раздела ее. Каштаны из карманов куртки со стуком упали на пол. Регина положила Эмму в купель, подогрев в ней воду колдовством. Она стала вливать в полуоткрытый рот Эммы травяной отвар, но это не помогало. Эмма никак не приходила в себя. Регина надела на ее шею деревянный амулет из ивы, надеясь, что магическая сила дерева поможет исцелить, но и это было совершенно бесполезно. – Тебе не помогут эти припарки, ты ведь знаешь, что нужно сделать, чтобы спасти ее, – услышала Регина голос матери за спиной. – Мама, я же просила тебя не выходить из комнаты! Кора проигнорировала ее слова. – Проведи обряд, и она очнется, – сказала она. – Обряд погубит ее душу, как ты не понимаешь? – чуть не плача воскликнула Регина. – Иначе она умрет, – хмыкнула Кора. – Ты ведь не хочешь этого? – Не хочу, – вздохнула Регина, подбирая с пола каштаны. – Тогда в чем дело? – Она не заслужила того, что с ней произойдет. – Никому не дано убежать от своей судьбы, – философски заметила Кора. – К тому же – ты дашь ей силу, о которой можно только мечтать. – Ей не нужна эта сила, – возразила Регина. – А что же ей, по-твоему, нужно? – Любовь, – тихо ответила Регина, перекатывая каштаны между пальцами. – Ей нужна моя любовь. – Да хватит про любовь! - недовольно взвизгнула Кора. – Ты же знаешь, что любовь – это слабость! Источник всех бед. – Да, знаю! – огрызнулась Регина. – Ты постоянно талдычишь мне это! – Потому что ты не слушаешь! – в тон ей ответила Кора и повторила с нажимом. – Ну чего же ты ждешь? Ты знаешь, что нужно делать. Поняв, что спорить совершенно бессмысленно, Регина, дрогнув, осторожно поцеловала Эмму в губы, чувствуя, как та согревается и оттаивает в ее руках. Оживает. Эмма, еще не совсем осознав, что происходит потянулась за новым поцелуем, но, очнувшись, отпрянула, пытаясь уйти от него. – Что ты делаешь? – спросила она напряженно. – Я пытаюсь тебя спасти. – Напрасно. Тебе стоило дать мне умереть. Я больше не хочу жить. – Зачем ты так говоришь? Ты еще так молода… – Молодая или старая – это неважно, – бесстрастно ответила Эмма. – Моя жизнь не имеет никакого значения. – А как же твое творчество, Эмма? Твои картины? Кто же дорисует их вместо тебя? – убежденно говорила Регина. – Мир не обеднеет без моего творчества, – горько усмехнулась Эмма. – Зато я обеднею … без тебя, – сорвалось с языка Регины неожиданное признание. – Ты? – Эмма смотрела на Регину удивленно. – Не думала, что ты способна сказать такое. – Я тоже не думала, – ответила Регина. – Но это правда. Ты стала очень дорога мне. Я не знаю, можно ли это назвать любовью… Но… – Ты все-таки любишь меня? – болезненно улыбнулась Эмма. – Похоже на то… – пробормотала Регина, прижимаясь лбом ко лбу Эммы. Но слабая улыбка быстро сползла со все еще подрагивающих от холода губ Эммы. – Не надо делать мне одолжений! – резко сказала она. – Я не делаю тебе одолжений, я говорю правду – с тобой я наконец-то почувствовала себя живой и нужной. После стольких лет, – Регина показала Эмме каштаны в руках и сказала: – Я нашла это у тебя. Это твое послание мне. На языке растений каштаны говорят: “Будь добрее, научись любить”. Я хочу быть добрее и хочу научиться любить, хотя это для меня непросто. Убрав каштаны в поясной мешочек, Регина перстнем с лиловым камнем погладила Эмму по бледному лицу. – Знала бы ты, как мне хочется тебе поверить, – прошептала Эмма, целуя кольцо Регины. – Поверь, я тебе не лгу, – Регина приблизилась к ней и снова поцеловала в губы. Эмма, поколебавшись, все же ответила, приоткрывая рот, расслабляясь, вытягиваясь. Вода перелилась через край купели, Эмма схватилась за бортики, пытаясь подняться, Регина помогла ей вылезти и, продолжая целовать и обнимать, усадила ее на широкое махровое полотенце, расстеленное на лавке. – И что теперь? – спросила Эмма, выдыхая горячие слова. – Что мы теперь будем делать? – Не знаю. А чего ты хочешь? Эмма тоже не знала, но догадывалась, чего хотела, все тело горело и дрожало от накатывающего нескромного желания, жарким огнем оно разливалось по венам. Эмма прижалась к Регине, обхватывая ее ногами, пряча лицо в круглом вырезе ее голубой ситцевой сорочки, слушая прерывистое дыхание. Внутри все звенело и пело. Кружилась голова, будто отрываясь от шеи и легким, воздушным облачком паря где-то под потолком. Сердце билось все сильнее и уже готово было покинуть тесный плен грудной клетки. Между бедрами стало так горячо и влажно, что это было просто невозможно вынести, так нестерпимо хотелось, чтобы руки Регины оказались там. – Возьми меня, – сбивчиво прошептала Эмма, потерлась носом о шею Регины, вдыхая тонкий запах горько-сладкой морошки и хвои. – Возьми меня сейчас. Иначе – умру. – А как же твой план остаться девственницей? – иронично спросила Регина. – Не издевайся надо мной! – простонала Эмма. – План отменяется. Я хочу тебя так сильно, что сейчас закричу. Сгорая в таком же пламени, Регина не стала мучить Эмму, а стала ласкать и нежить ее, целовать и гладить, осторожно проникая в нее пальцами все глубже, двигаясь внутри все чаще, все резче, то набирая темп, срывая с губ Эммы сладострастные вскрики и стоны, то замедляясь, давая ей передышку и осознанное наслаждение. Эмма наполнялась теплом и светом, упоительным волшебством, мелкими колкими иголочками пульсирующим в животе. Каждое движение Регины отдавалось сладостной дрожью и мурашками по коже. Эмма распласталась на лавке, хватаясь за ее край над головой, жмурилась от томного удовольствия, изгибалась, плотнее насаживаясь на пальцы Регины, стискивая ее руки бедрами. Она чувствовала приближение чего-то взрывного, электрического, яркого, и ей было немного страшно, но в руках Регины она ощущала такую силу, такую уверенность, что легкое беспокойство отступало на второй план, выдвигая вперед пробудившуюся чувственность, обострившееся восприятие. Эмма чуть приоткрыла глаза и увидела розовую фигурку в той самой глиняной чаше. В голову пришла шальная мысль. – Регина! – взволнованно позвала она, задыхаясь. – Да? – целуя грудь Эммы, спросила Регина. – А ты можешь взять … эту розовую штуку… с крылышками, – Эмма смущалась и запутывалась в словах. – Ты хочешь, чтобы я взяла лингам? – Регина внимательно посмотрела на Эмму. – Да, хочу. Очень хочу почувствовать его в себе. – Это может быть больно, – предупредила Регина. – Я готова, – прошептала Эмма, облизывая пересохшие губы. – Пожалуйста, вставь его в меня. Регина взяла с полки лингам легонько, едва касаясь, если вообще касаясь, стукнула им по краю глиняной чаши, вызывая тягучий звук и вибрацию, которая как-то странно подействовала на Эмму, словно дергая ее и без того натянутые до предела нервы. Регина что-то прошептала над лингамом, касаясь губами головки, и осторожно ввела его в распростертое тело Эммы. Это было и больно, и приятно одновременно. Эмма болезненно прошипела. Она чувствовала, как ее женское естество туго наполняется мужской энергией, и все тело отзывалось натянутым звоном. Регина наклонилась к ней и накрыла жарким поцелуем ее приоткрытый рот. Эмма часто дышала, наслаждаясь глубоким поцелуем, тянула руку к затылку Регины, запутываясь пальцами в ее волосах, прижимая к себе ее голову и целуя, целуя, целуя. Эмма не могла видеть, но осязала, как на всей поверхности деревянного фаллоса загораются красным магические буквы, чуть обжигая внутренние стенки влагалища. Эмма глухо стонала, выгибаясь навстречу бережным движениям Регины, которая вращала твердый лингам, надавливала им на самые чувствительные точки, и вот наконец с самого глубокого дна души Эммы поднялась горячая пена блаженства и затопила ее. Она вскрикнула и, подрагивая, опала, опрокинутая навзничь стремительным расслаблением во всех конечностях. Некоторое время она просто лежала, застигнутая врасплох экстазом, тяжело дышала, а потом все же нашла в себе силы подняться с лавки, но ничего не могла внятно сказать и только лишь жадно целовала руки Регины, которая почему-то смотрела на нее с грустью. Она еще раз стукнула лингамом по краю чаши, обтерла его полотенцем и положила на полку. – Как чаша может звенеть, она же из глины, – прорывался из дымки какого-то чувственного опьянения странный вопрос Эммы. – Так она и не звенит, – ответила Регина. – То, что ты слышишь - в твоей голове. Чаша пробуждает твое собственное звучание и ловит вибрацию твоей души. Эмма как будто замерла, этот звук, разносящийся по бане будто пригвоздил ее к месту и что-то перевернул в ней, она чувствовала трансформацию внутри себя, только пока не могла объяснить и понять, что же произошло. Но то, что произошло, навсегда изменило ее жизнь, это она осознавала вполне. *** С этого дня, а точнее – ночи, жизнь Эммы перевернулась, наполнилась эйфорией и ежедневным счастьем. Она ласкалась к Регине каждую свободную минуту, не уставая повторять, как она прекрасна, как божественно красива и как сильно Эмма любит и даже обожает ее. Они предавались стихийной любви везде, где только могли: в бане, в комнате Эммы, на кухне, в столовой, в саду, хотя было, конечно, немного неловко перед животными, которые смотрели на хозяек с явным недоумением, как бы спрашивая – что за любовная лихорадка их вдруг одолела? Иногда, слишком бурно отдаваясь страсти, Регина по-звериному рычала, и Эмме казалось, что глаза ее становятся еще темнее, а зубы слегка заостряются, но она списывала все это на богатую фантазию, особенно кипучую в такой ситуации. Но потом все стремительно закончилось. Однажды вечером, когда за окном было уже темно, когда Регина еще не вернулась, отлучившись куда-то еще днем, кот Румпельштильцхен бегал по дому, донимая Генри, нахально дразня его и отбегая. Они носились друг за другом, сцепляясь в вопящий шар, роняя все на своем пути, и это могло привести к беде, так что Эмме пришлось отвлечься от своих записей. Она засунула гримуар под подушку и побежала разнимать дерущихся животных. Но это было не так-то просто: кот и пес были решительно настроены на опасную игру и не обращали на замечания Эммы никакого внимания. Эмма смогла их поймать только тогда, когда Румпельштильцхен, визжа, зацепился когтями за гобелен, расшитый красными махровыми розами, и уронил его на себя. Эмма никогда раньше не была в этой части дома и была удивлена, увидев за гобеленом дверь. Конечно, это было не очень вежливо, но Эмма подумала, что вряд ли у Регины будут какие-то страшные тайны от нее, ведь они стали так близки. Как же она ошибалась! Она зашла в темную комнату, освещенную небольшими светящимися грибами, вросшими прямо в стены. В комнате повис тяжелый запах гниющих растений и разложения, как будто Эмма попала в склеп. Тут стояло черное трюмо из трех закоптившихся зеркал, перед которыми лежали гадальные карты, черный гримуар, пролистнув который Эмма смогла прочитать в полутьме далеко не все, но из того, что смогла – поняла, что Регина постоянно гадает на нее, и предсказания эти не всегда радужные. Также там были ритуальные свечи и гребень из темного дерева в форме медвежьей лапы. В общем, складывалось впечатление, будто Эмма попала в будуар темной ведьмы. Но не это оказалось самым страшным. Подойдя к кровати, Эмма истошно завопила от панического ужаса, увидев полуразложившуюся мумию женщины в красных ошметках истлевшего платья. Вокруг нее были разбросаны лепестки цветов разной степени свежести. Эмма прикрыла глаза, борясь с тошнотой. Выдохнув, она убедилась, что все увиденное, к сожалению, не было галлюцинацией, а было чудовищной правдой, с которой ей теперь предстояло как-то жить. Она уже почти вышла, когда в комнату вернулась Регина, держа в руках черную шубу. Эмма отступила назад, столкнувшись спиной с зеркалом. Она обернулась, и ее охватила новая волна страха, когда она увидела в отражении обуглившееся, изуродованное ожогами и вздувшимися шрамами лицо Регины. – Что ты здесь делаешь? – гневно спросила Регина, раздувая ноздри. Взглянув на нее, Эмма с некоторым облегчением вновь увидела ее привычную красоту, искаженную, правда, неистовой злобой. Глаза Регины наливались черным, и челюсть немного дрожала, обнажая звериный оскал. – Румпельштильцхен забежал сюда… – начала объяснять Эмма, будто забыв о том, что только что видела, но, вспомнив, тут же оборвала себя. – Какого черта здесь происходит, Регина?! – Тебя это не касается! – Регина раздраженно бросила шубу на кровать. – У тебя в постели труп, конечно, меня это касается! – протестовала Эмма. – – Это моя мать! – О боже! - воскликнула Эмма! – Скажи мне – где ты была? Что ты делала? Я хочу знать, с кем я живу! – Я ходила на охоту! – на повышенных тонах ответила Регина. – Но я не обязана тебе ничего говорить! Это мое личное дело! – Нет! Не личное! – визжала Эмма. – Да ты настоящая маньячка, психопатка, не удивлюсь, если и те трупы в лесу – твоих рук дело! Теперь я начинаю понимать… Ты заманила меня к себе! Ты… гадала на меня на картах, будто этим цветным картонкам доверяешь больше, чем мне! Что тебе вообще от меня нужно? Зачем ты заманила меня? – Ты сама пришла в мой дом, – напомнила Регина. – Да. И это было моей самой страшной ошибкой в жизни, лучше бы я замерзла насмерть, чем вот так… Ты приворожила меня. Я думала, что между нами вспыхнула истинная любовь, но теперь я вижу, что это твое темное колдовство! Ты чудовище, Регина! У меня даже слов нет! Еще и с трупом спишь! Я этого не выдержу, пожалуйста, сделай быстрее то, что задумала, и покончим с этим! – Эмма истерически верещала, заламывала руки и подставляла шею Регине, будто та была жутким монстром-вампиром и собиралась ее сожрать. Но Регина отступила. По ее лицу пробежала тень. – Я не сделаю тебе ничего плохого, Эмма. Ты можешь уйти, если хочешь, – как-то вдруг присмирев, тихо сказала она. – Так я уже пыталась! – кричала Эмма. – И ты запутала меня, не дала уйти. Ты не отпустила меня… – Теперь – отпущу. Но перед этим – выпей вот это, – Регина достала из ящика трюмо небольшой пузырек с черной жидкостью. – Что это? Яд? Я умру? – нервно спросила Эмма. – Нет. Это не яд. Это зелье забвения, ты просто забудешь все, что здесь было, и сможешь начать свою жизнь в Сторибруке с чистого листа. Как ты и хотела, – пояснила Регина. – Почему я должна тебе верить? – Ты можешь не верить, – опустила голову Регина, – Но я говорю тебе правду. – А впрочем, какая разница? – криво усмехнулась Эмма и решительным залпом выпила зелье. – Даже если умру, может, оно будет лучше, чем вот это все. Живот скрутило от резкой боли, Эмма выронила пузырек на пол и согнулась пополам, но вскоре ее отпустило. Она торопливо переоделась в свою одежду, взяла под мышку Генри и собралась к выходу. – Сними с Генри ошейник, – сказала Регина, протягивая Эмме кожаный ремешок. – Ну, конечно, – заменив серебряный ошейник, Эмма взяла Генри на руки и вышла с ним за дверь. Поднявшийся снаружи вихрь подхватил ее и отнес далеко от дома. Регина снова осталась одна, она подняла с пола пузырек. В расстроенных чувствах зашла в свою спальню. – А я тебе говорила, что твоя пресловутая любовь приведет тебя к новым страданиям, – застучал зубами череп Коры. – Замолчи! – закричала Регина, закрывая голову руками. Она резко бросила пузырек в стену, и он со звоном разбился. – Не хочу тебя слушать! Ты ведь давно мертва! – Ну главное, что ты выполнила свое предназначение, – голос Коры рассыпался где-то под потолком.