День твоей казни

— Ну что, красавчик, — пальцы впились в челюсть, резко дёргая голову вверх. Мобэй сжал зубы, чтобы ни звука не вырвалось из его измученного тела. — Готов сдохнуть? — хриплый каркающий смех резанул по ушам, но Мобэй даже не моргнул, не собираясь доставлять радость тюремщикам. Дверь камеры снова хлопнула, и вошло ещё несколько человек, вооружённых до зубов. Мобэй мысленно усмехнулся. Пусть он измучен пытками и длительной голодовкой, так что нет сил даже пошевелить рукой, но они всё также боятся его. Это было приятно. Жаль, он не может порадовать их ничем. Даже подохнуть в драке уже не выйдет. Подхватив его под руки, охранники буквально выволокли Мобэя из камеры и под конвоем потащили по коридору наружу. Три поворота налево, лестница вверх, два поворота направо, прямо и снова налево. Он знал этот путь наизусть. Именно сюда Мобэя таскали на допросы, неизменно заканчивающие кровавыми реками. Однако в этот раз они не свернули в неприметную дверь, а пошли дальше. После третьего поворота Мобэй перестал следить за дорогой. Гораздо важнее было удержаться и не опорожнить и так пустой желудок. Кажется, последний допрос всё-таки привёл его к сотрясению. Когда битва с тошнотой вот-вот грозила проигрышем, хлопнула очередная дверь, и Мобэй ослеп от яркого — сжигающего привыкшую к темноте подземелья радужку — солнца. Слёзы брызнули из глаз, смягчив режущую сухость. Мобэй опустил голову, пряча лицо за занавесом грязных, свалявшихся волос, и криво усмехнулся, тут же ловя языком побежавшую из лопнувшей губы струйку крови. Какая ирония. Раньше он был тем, кто одним взглядом посылал на смерть, а теперь он даже не помнит, когда в последний раз мылся. Нарастающий шум голосов дал Мобэю понять, что они двигаются по галерее в сторону центральной площади, что раскинулась прямо перед зданием тюрьмы. Насколько он помнил, дорога должна была привести его как раз к построенной специально для него виселице, минуя запрудивших площадь людей. Жаль, лучше бы его кто-то по дороге камнем приложил. Закончить свою жизнь в петле — наихудший конец. За размышлениями о возможных — и более предпочтительных — способах казни, Мобэй не заметил, как дошёл до конечной точки своего пути. Солнце, почти доползшее до зенита, заливало лучами широкую площадь, переполненную людьми, отражалось в окнах и на оружии целого взвода, окружившего место казни, играло с флюгерами на крышах и как-то совсем игриво раскрасило вертикальную перекладину виселицы радугой. Даже жаль умирать в такой прекрасный день. — Мобэй, известный также как повелитель Северных земель, приговаривается к смерти через повешение как организатор и участник незаконной гильдии убийц. Он был пойман на месте преступления, обвинен, уличен и осужден во множестве тяжких преступлений. Приговор должен быть приведён в исполнение сегодня до полудня в соответствии с законной традицией и практикой нашего суда. Рев, пронёсшийся по толпе, сложно было идентифицировать как согласный или протестующий. Впрочем, какая разница, согласна толпа или нет, когда король сказал своё слово... — Я требую соблюдения древней традиции! — громкий и уверенный голос, раздавшийся совсем рядом с эшафотом, отчего-то показался Мобэю знакомым. Помощник судьи, озвучивший королевский приказ и уже практически покинувший место казни, был вынужден вернуться и обратить своё внимание на новое действующее лицо. — О какой традиции вы говорите? — Свадьба под виселицей, — последовал спокойный ответ. Толпа на площади, до этого притихшая от любопытства, взорвалась оглушительным рёвом. Она подхватила слова неизвестного, передавая их по цепочке до самых окраин и вернула сокрушительным девятым валом. — Хорошо, — недовольно согласился помощник, кинув быстрый взгляд через плечо на Мобэя, что уже стоял с петлёй на шее. — Есть ли среди достопочтенной толпы желающие связать себя узами брака с этим преступником и спасти его таким образом от смерти? — Я беру его, — прозвучал тот же голос. Всё, что происходило дальше, смешалось для Мобэя в один безумный водоворот. Протесты судейского помощника, крики беснующейся толпы, требующей соблюсти традицию, громкий, но спокойный голос его спасителя, доказывающий, что он ничего не перепутал и действительно готов взять Мобэя в мужья, недоумённые перешёптывания охранников, звон щитов конвоя, пытающегося удержать толпу, детский плач, крик ворона, примостившегося на перекладине виселицы, петля, снимаемая с его шеи, лестницы, коридоры, снова лестницы... Когда Мобэй всё-таки отключился, сказать было сложно. Но пришёл в себя он уже ближе к закату, о чём говорило пылающее оранжевым и красным небо. — Ну как ты? — прохладная рука легла на разгорячённый лоб, и Мобэй в секундном блаженстве прикрыл глаза, но тут же дёрнулся и, повернув голову в сторону голоса, уставился на своего неожиданного спутника. — Попей немного, — Шан Цинхуа, словно не замечая ошарашенного взгляда, спокойно взял стакан с рядом стоящего стола и поднёс к губам Мобэя, помогая ему приподняться на скамье. Тот решил повременить с возмущением и расспросами — стоило воде коснуться пересохших губ, как он понял, насколько измучился от жажды. — Тише-тише, сразу много нельзя, — не успев насладиться, Мобэй с тоской проводил отставленный в сторону стакан. — Постарайся ещё немного поспать. Нам разрешили остаться тут до утра. Окрепни хоть немного, чтобы мы смогли уйти. Проговорив это, Шан Цинхуа как ни в чём не бывало откинулся спиной на стену у широкой скамьи и прикрыл глаза, оставив Мобэя всё также лежать головой на своих коленях. Какое-то время тот действительно молчал, вспоминая всё случившееся перед потерей сознания. Вырисовывающая картинка была похожа на фантасмагорию, которую мог выдать разве что умирающий мозг. Мобэй даже поднёс руку к шее в полной уверенности, что сейчас наткнётся на сжимающую её петлю, но там ничего не было. Лишь прохладная ладонь Цинхуа снова опустилась на его лоб, видимо почувствовав беспокойное движение. — Ты правда сделал это? — едва слышно прошептал Мобэй, всё ещё боясь поверить. И даже не в то, что избежал смерти, а в то, другое, что боялся даже описать словами. — Спас тебя? Стал твоим супругом? — ответом ему был лишь маловразумительный хрип. Шан Цинхуа улыбнулся. — Если не веришь, заверенное свидетельство лежит на столе. Завтра посмотришь. На какое-то время в комнате воцарилась тишина. Шан Цинхуа кажется спал, по крайней мере его дыхание как обычно было ровным и глубоким, а Мобэй просто пытался осознать, как человек, которого он безуспешно добивался почти десять лет, вдруг стал его мужем. — Неужели ты действительно думал, что я тебя так просто отпущу? — едва слышно произнёс вдруг Цинхуа. Голос его был непривычно сдавленным. — Ты обещал всегда оставаться рядом. Будь любезен сдержать своё слово, мой повелитель, — последние слова он произнёс практически беззвучно, но Мобэй услышал. Услышал и понял, что оказывается можно стать безгранично счастливым даже в день своей казни.