Жестокая реальность

24 декабря 1944 Норвегия. Город Флом. Снег летел в лицо, словно стая мелких игл, холодные порывы ветра сбивали с ног. Мужчина с трудом преодолевал снежные заносы, держа в одной руке волшебную палочку, а другой прикрывая лицо от бушующего метели. Но он упрямо шёл, не останавливаясь, взгляд его был устремлён вперёд, к едва заметному свету в долине. Почти через час мучительного пути он добрался до цели. Перед ним возвышался замок — суровый, серый, словно сам ледяной декабрь воплотился в камне. На двери висело массивное железное кольцо в виде венка роз. Он постучал им, и звуки удара эхом разнеслись в окружающей тишине. Спустя мгновение дверь открылась. На пороге стоял домовик, чьи большие глаза блестели, как чёрный лёд. — Госпожа не желает вас видеть, сэр, — отчеканил эльф, чуть склонив голову, но его тон был твёрдым. Мужчина, дрожа от холода, поправил свои очки, наклонился ближе к домовику и сказал негромко, но настойчиво: — Передай ей, что это срочно. Это касается Гриндевальда. Домовик чуть дёрнул ушами, но не сдвинулся с места. — Госпожа предвидела ваш визит, сэр, — ответил он ледяным голосом. — Она всё равно не намерена с вами беседовать. Старик покачал головой. Он устал, его лицо осунулось, но его голос остался твёрдым: — Я искренне соболезную её утрате, но разговор неизбежен. Это важнее наших разногласий. Эльф шагнул в сторону, но не сдался: — Госпожа запретила вас пускать. — Увы, её запреты меня не остановят, — ответил Дамблдор. Он направил палочку на массивную дверь и произнёс заклинание. Каменная конструкция задрожала, а затем медленно отворилась. Тёплый воздух из замка обдал его лицо, но вместо комфорта он ощутил холод ещё большей отчуждённости. Внутри было неуютно. Голые стены, мрачные, почти стерильные. Никакого тепла или уюта, которые обычно ассоциировались с домами этой волшебницы. Он прошёл вглубь замка, слыша приглушённые голоса. — Уведите детей и присматривайте за ними, Калисто, — донёсся голос Сомры, строгий, но наполненный заботой. — Я знаю, мама. Они будут в безопасности, — ответил мужской голос, полный молодой решимости. Затем последовали звуки апортации. Дамблдор направился туда, откуда доносились голоса. Гостиная оказалась куда более уютной, чем остальной дом. В углу стояла наряженная ёлка, под которой лежали свёртки с подарками. Камин тепло потрескивал, освещая столик с чашками чая и тарелкой печенья. — Ты здесь не нужен, Альбус, — холодно произнесла женщина, стоявшая у камина. — Я предупреждала тебя, что ни я, ни моя семья больше не будем участвовать в этой войне. Сомра Демфро выглядела уставшей, но в её осанке читалась несгибаемая сила. Она смотрела на него, словно оценивая, стоит ли вообще тратить на него своё время. — Ты изменился, — сказал Дамблдор мягко. — Постарел. — С годами мы все стареем, Альбус, — ответила она. — Хотя вижу, тебя это стороной обошло. Хорошо сохранился. — Моё искреннее соболезнование, Сомра. Потеря Алэра... — Не нужно этих пустых слов, — перебила она, в её голосе звучал металл. — Мне нужна помощь. Гриндевальд становится сильнее. Его жестокость не знает границ. Если мы не остановим его сейчас, будет слишком поздно. — Я уже пыталась, — сказала она, её глаза вспыхнули гневом. — И я потеряла мужа. Теперь я не стану рисковать ради твоих амбиций. Не позволю тебе манипулировать моей семьёй. — Алэр знал, за что мы боремся, — попытался возразить он, но её взгляд обжёг его, как ледяной клинок. — Не впутывай моего мужа! — её голос стал громче, и пламя в камине взметнулось выше. — Он доверился тебе, Альбус, а ты использовал его. Ты пожертвовал им ради своих целей! — Мне жаль, что ты так думаешь, — тихо сказал он. — А как насчёт моего брата и сестёр? — продолжила она, не обращая внимания на его слова. — У каждого из них была семья. Дети, которые остались сиротами. Мои племянники потеряли родителей, и только чудо удержало меня на ногах. Если бы я тоже погибла, кто бы заботился о них? Ты? Сомра подошла ближе, её глаза были полны ярости. — Каждый раз, когда ты появляешься, Альбус, за тобой следуют смерть и разрушения. Ты обещаешь мир, но приносишь только страдания. Он молчал, её слова резали по живому. — Уходи, — прошептала она. — И оставь нас в покое. Но он не двинулся с места. Его взгляд оставался прикован к Сомре, словно он искал в её глазах что-то утерянное. — Сомра, твоя семья — самая древняя и сильная из всех, что я знал. Магия предков течёт в ваших венах, руны на ваших телах — это не просто символы, это обещание, данное миру. Вы всегда были хранителями баланса, защитниками не только волшебников, но и маглов, существ, всех, кто нуждался в вас. Что с вами случилось? Сомра усмехнулась. Усмешка была горькой, почти насмешливой. Её взгляд, когда-то яркий, пылающий жизнью и силой, встретил его. Альбус почувствовал себя неловко; он едва не отшатнулся. Глаза, которые некогда излучали магию и гордость, теперь казались потускневшими, лишёнными прежнего огня. — Мы просто поняли, что мир может справиться и без нас, — её голос был тихим, но каждое слово звучало как молот. Она взглянула прямо в него, и это заставило Альбуса замереть. — Ты можешь справиться сам, если прекратишь свои игры и наконец встанешь лицом к лицу с Гриндевальдом, — сказала она с вызовом. — Ты знаешь, что я не могу… — начал он, но его слова прозвучали как слабая попытка оправдаться. — Это пустые отговорки, — перебила она, её голос стал холоднее. — Ваша клятва на крови нерушима. Ты знаешь это, как и я. — Я… — Перестань, Альбус, — её голос обжигал, словно ледяной ветер. — Ты ведёшь свою игру, приближаясь к величию. Так сделай последний шаг, стань тем, кем ты всегда хотел быть, — величайшим волшебником века. — Ты говоришь так, будто вся вина лежит на мне, — ответил он, его голос звучал устало, но в нём всё ещё теплилась нотка гордости. — А ты говоришь, будто это не так, — её тон стал спокойным, почти издевательским. Сомра прошлась по комнате, её шаги звучали гулко в тишине. Она опустилась в кресло у камина, жестом указав на другое напротив себя. Альбус сел, но чувствовал, как воздух между ними накалился. — Мы оба знаем, что ты превосходный манипулятор и стратег, Альбус. Я знаю, что ты сделал, чтобы приблизиться к своему величию. — Ты не права, — возразил он, но его голос был почти шёпотом. — Тогда докажи это, — её глаза вспыхнули, но уже не магией, а яростью. — Сделай свой последний ход в этом тщательно продуманном плане. Но не смей трогать мою семью. — Я никогда не хотел причинить тебе боль, Сомра. — Это неважно, чего ты хотел. Важно, что ты сделал, — она склонилась вперёд, её голос звучал как приговор. — Моего мужа больше нет. Моего брата больше нет. Моих сестер тоже больше нет. Моя семья заплатила за твои амбиции. И теперь ты хочешь вновь втянуть нас в свою войну? Она откинулась на спинку кресла, сцепив пальцы на коленях. — Мы не будем мешать тебе стать великим, — продолжила она, её голос был полон ледяного спокойствия. — Но мы не будем и помогать. Этот выбор ты сделал сам, Альбус. Мы выбрали своё. — Сомра, ты не понимаешь... — Я всё понимаю, — перебила она. — Мы всегда были пешками в твоей игре. Но теперь — хватит. Она посмотрела на него, словно ставя точку в этом разговоре. Альбус открыл рот, но слова застряли где-то в горле. Он вдруг почувствовал себя старым, гораздо старее, чем казался. — Ты разочаровала меня, Сомра, — наконец произнёс он. Она только усмехнулась, глядя на него с почти сожалением. — А ты не разочаровал, Альбус. Ты был предсказуем, как всегда. — Ты пожалеешь об этом, — произнёс Альбус, его голос был наполнен ледяным спокойствием, но в глубине глаз мерцал отблеск гнева. Сомра подняла на него взгляд, полный бесстрашной уверенности, и слегка улыбнулась — не весело, но твёрдо. — Не думаю, — ответила она, её слова прозвучали тихо, но с такой непоколебимой решимостью, что они, казалось, эхом отразились от стен. Хогвартс. Кабинет директора Дамблдора. 2 февраля 1981 года. Дамблдор стоял у своего стола, неспешно перебирая старинные бумаги, когда в кабинет вошли Джеймс и Лили Поттеры. Лили держала на руках маленького Гарри, его крошечное тело было уютно завернуто в одеяло. Рядом с ними шагал Джеймс, крепко прижимая к себе Вивиан. Она была чуть старше Гарри, но ещё такая маленькая, что едва могла держать голову. Её глаза всё ещё полны невинности, хотя на них уже отразились первые тени мира, в котором ей суждено было расти. Это было не просто обычное семейное собрание. Оба младенца — брат и сестра — были несчастными свидетелями того, что привело их родителей к решению, от которого зависела их жизнь. — Мистер Дамблдор, — сказала Лили, её голос едва ли был слышен, но в нём звучала тяжесть тревоги, — мы не можем продолжать жить в постоянном страхе. Он уже близко. Как он узнал, что мы здесь? Как он узнал о Гарри? Дамблдор посмотрел на них, его глаза полны грусти и заботы. Он не спешил говорить, а лишь тихо вздохнул, снимая очки и протирая их тканью, будто на мгновение пытаясь уйти от тяжести их слов. — Лили, Джеймс, я понимаю вашу тревогу. Вы не хотите скрываться, хотите бороться. Но сейчас ваше единственное беспокойство должно быть тем, как обеспечить безопасность вашему сыну. И вашей дочери. Волдеморт обладает силами, которые я не могу полностью предсказать, но его стремление уничтожить Гарри настолько велико, что ваш дом уже не является безопасным местом. Лили сжала Гарри чуть крепче, её лицо было искажено страхом, а взгляд скользнул на Вивиан, спящей на руках Джеймса. Малышка тихо посапывала, не ведая о страшной угрозе, которая нависала над её семьёй. Вивиан, несмотря на возраст, казалась чуть более восприимчивой к мрачным чувствам окружающих. Малышка теребила край куртки Джеймса, как будто пыталась почувствовать его близость и защиту сквозь сон. — Что мы должны делать? — спросил Джеймс, его голос был суров и полон беспокойства. — Мы не можем просто сидеть и ждать. Мы должны бороться. За наш дом, за нашу семью. Вивиан, не понимая всех слов, но ощущая всю серьёзность момента, слегка приподняла голову и глянула на родителей, как если бы пыталась почувствовать, что будет дальше. Она даже не могла выговорить своих переживаний, но в её глазах был виден тот самый страх, что тянул её за собой. Дамблдор, как будто читая их мысли, произнёс: — Единственный способ обеспечить вашу безопасность — это Фиделиус. Это магия, известная немногим, но это единственный шанс для вас выжить. Лили, посмотрев на Джеймса, начала говорить, но её голос дрожал от страха. — Фиделиус? — спросила она, пытаясь собрать мысли. — Это защита, скрывающая место, где мы находимся? Так что никто, даже Волдеморт, не сможет найти нас? Но… если я правильно понимаю, то кто-то из нас должен стать хранителем секрета? — Именно, — подтвердил Дамблдор, его взгляд был серьёзен. — Это единственный способ скрыть ваше местоположение. Но хранитель секрета должен будет хранить его в полной тайне, даже от самых близких людей. Только один человек будет знать, где вы. Джеймс нахмурился. — Но как Волдеморт узнает, что мы скрываемся? Как он может найти Гарри? Это не может быть просто защита. Это что-то большее. — Мы не знаем всех деталей, — ответил Дамблдор, его голос звучал глубоко и вдумчиво. — Но есть предсказание, которое наводит на мысль, что Волдеморт будет искать вас и вашего сына до самого конца. Его стремление уничтожить Гарри столь велико, что он будет искать вас, несмотря на любые магические барьеры. Но Фиделиус — это ваш единственный шанс скрыться. Лили сжала Гарри в руках, её сердце сжималось от боли и тревоги. Она взглянула на свою дочь, которую Джеймс бережно держал, и ощутила, как всё её тело охватывает холодный страх. Вивиан сжала пальчики на руке отца, как если бы пытаясь понять, что происходит. Она всё ещё была слишком маленькой, чтобы осознавать весь ужас происходящего, но не могла не почувствовать, что что-то не так. — Альбус… кто же станет хранителем? — спросила Лили, её голос стал чуть тише, с отчаянием. Дамблдор задумался на мгновение, а затем ответил: — Я рекомендую, чтобы хранителем стал кто-то из самых близких вам людей. Тот, кому вы доверяете, кто сможет держать этот секрет до конца своих дней. Он будет единственным, кто будет знать, где вы находитесь. Джеймс и Лили обменялись взглядами, понимая, что это решение изменит их жизнь. Вивиан, вцепившись в руку Джеймса, тихо задышала, её глаза были полны тени понимания, даже если она не могла до конца осознать, что происходило. Все они знали, что их жизнь зависела от этого решения. — Мы не можем рисковать Гарри, — сказал Джеймс, и хотя его голос звучал решительно, в нём всё равно была тревога. — Мы согласны, Альбус. Мы сделаем всё, чтобы защитить их. — Я знаю, — ответил Дамблдор, его голос был мягким, но полным решимости. — Это трудное решение, но оно верное. Я буду с вами, как всегда, и помогу в любой момент. Но помните: Фиделиус — это не просто магия. Это требует полной веры в того, кто станет хранителем вашего секрета. Лили кивнула, приняв Вивиан из рук Джеймса. Малышка, всё ещё не засыпая, устало терлась головой о плечо матери, но взгляд её был острым, полным непонятной для взрослого злости, направленной прямо на Дамблдора. Лили покачала детей в руках, пытаясь утешить их, и крепче прижала к себе Гарри, который мирно спал. Вивиан не могла найти покоя, её маленькие ручки сжались в кулачки, а глаза, хоть и были полны детской усталости, всё-таки не отрывались от лица старика. В её взгляде было что-то взрослое, что-то, что не вязалось с её возрастом. Дамблдор заметил это и на мгновение задержал взгляд на девочке, словно пытаясь понять, что скрывает её детская душа, но в конце концов отвёл взгляд. — Сириус станет хранителем тайны, — произнёс Джеймс с твердостью в голосе, глядя на Дамблдора. Тишина повисла в воздухе. Лили замерла, её пальцы на мгновение сжались, как будто она пыталась осознать всю тяжесть этого решения. Сириус… Джеймс прав, он был самым надёжным другом, но принимать такую ответственность — это было нечто большее, чем просто доверие. Это был выбор, который мог стать судьбоносным. — Это решение не из лёгких, — сказал Дамблдор, его голос был спокоен, но в нём слышалась тень переживаний. — Сириус — лучший выбор, но вы должны понимать, что это означает. Он будет не только хранить тайну, но и нести её всю жизнь. Он будет единственным, кто будет знать, где вы находитесь. И никто, даже вы, не сможете ему помочь, если его жизнь окажется под угрозой. Джеймс не отрывал взгляда от старого мага, его решимость была неизменной. — Мы знаем, Альбус. И мы доверяем ему. Он готов. Он сделает всё, чтобы защитить нас. Лили покачала головой, глядя на свои руки, в которых она держала своих детей. — Но… — её голос вдруг стал хрупким, как если бы она пыталась сказать то, что слишком тяжело звучало вслух, — что если он не справится? Что если что-то случится с ним? Мы рискуем им, Джеймс. Мы рискуем не только своей жизнью. Дамблдор подошёл к ним ближе, его глаза были полны сочувствия. — Ваша решимость достойна уважения. Сириус — человек чести, и его привязанность к вашей семье глубока. Но имейте в виду, что магия Фиделиуса — это не просто защита. Это требует абсолютной уверенности и веры. Как только он станет хранителем, он не сможет делиться этим секретом с кем-либо, даже с вами. И если что-то случится с ним… Джеймс выпрямился, его плечи стали напряжёнными от тяжести этих слов. — Мы не можем больше бояться, Альбус, — сказал он, его голос был твёрдым, но в нём звучала не только тревога, но и решимость. — Мы делаем этот шаг ради наших детей. Ради их будущего. Мы готовы к любому риску, если это даст им шанс на жизнь. Вивиан, казалось, почувствовала, что происходящее имеет какое-то значение. Она оторвала взгляд от Дамблдора и посмотрела на родителей. На мгновение её лицо стало серьёзным, и, хотя она всё ещё была крошечным ребёнком, её глаза отражали всю боль и тревогу мира, который был ей неведом, но который она могла почувствовать. Лили прижала её ещё крепче, чувствуя, как маленькое тельце дрожит в её руках. — Мы сделаем всё, что в наших силах, чтобы выжить, — добавил Джеймс, — и я уверен, что Сириус сделает всё, чтобы нас защитить. Мы не можем больше ждать. Мы будем бороться за своих детей. Дамблдор молчал. Его взгляд скользнул по семье, по тем маленьким детям, которые спали, не понимая, что происходит, и по взрослым, чьи лица были полны решимости, несмотря на невидимую угрозу, которую они пытались скрыть. — В таком случае, — сказал он, его голос был мягким, но неизменно серьёзным, — пусть будет так. Мы будем надеяться, что ваша вера в Сириуса оправдается. Но помните: для того, чтобы эта защита была сильной, все должны быть готовы к тому, что их жизнь может кардинально измениться в один момент. И только после этого вы будете в безопасности. Лили и Джеймс переглянулись. Вивиан крепко спала на её руках, а Гарри так и не просыпался, не ведая того, что ему предстоит пройти. Их жизнь теперь будет зависеть от веры и решимости тех, кто был готов сделать всё, чтобы защитить их от угрозы, которая приближалась. 31 октября 1981 В тускло освещённом кабинете Дамблдора воздух был пропитан чувством тяжести. Пламя свечей медленно покачивалось, отражая отблески на полированных поверхностях. За окнами замка бушевал ветер, будто сама природа предчувствовала что-то ужасное. Альбус Дамблдор сидел в кресле, его длинные пальцы барабанили по деревянной поверхности стола. Взгляд, устремлённый в никуда, отражал не только размышления, но и внутреннюю борьбу. — Думаю, это случится сегодня, — наконец произнёс он, нарушая тяжёлую тишину. Его голос звучал ровно, но в нём сквозила какая-то зловещая неизбежность. — Что именно, Альбус? — ожил голос с портрета. Амброуз Свотт, бывший директор Хогвартса, со своего места в раме с интересом наблюдал за преемником. Его глаза были пристально устремлены на Дамблдора, а голос звучал сдержанно, хотя и не лишён скрытой иронии. — Первый шаг к плану по созданию героя, Амброуз, — ответил Дамблдор, приглаживая длинную серебристую бороду. — Ты хочешь сказать, что их время пришло? Ты намерен допустить их гибель? — Амброуз слегка нахмурился, в его голосе появилась напряжённость. — Да, — коротко кивнул Дамблдор. Его голос оставался спокойным, но взгляд стал холоднее, будто сам Альбус пытался убедить себя в правильности своего выбора. — Их смерть — единственный способ убедить всех, что мир нуждается в Гарри. Что его судьба — это единственный путь к победе над злом. — А что будет с девочкой? — уточнил портрет. Дамблдор помедлил. В его глазах на мгновение промелькнули воспоминания, такие ясные, что, казалось, он снова вернулся в тот день. — В первый раз, когда я её увидел, ей было всего месяц, — начал он медленно, задумчиво. — Я вошёл в комнату, и она сразу же разрыдалась. В ту же секунду за окнами раздался гром — сильный, мощный. Это было не совпадение, Амброуз. Я чувствовал её магию, её непростой характер. Он на мгновение замолчал, взгляд его стал более напряжённым. — Во второй раз, — продолжил он, — это было несколько месяцев назад. Джеймс и Лили принесли обоих детей сюда, чтобы поговорить со мной. Гарри, конечно, ничего не замечал, а она… Она смотрела на меня так, как будто видела врага. Ей не было и года, но её взгляд — это взгляд человека, который судит, который понимает больше, чем должен. — Ты боишься ребёнка? — насмешливо спросил Амброуз. — Я боюсь, что она способна разрушить всё, что я строю, — спокойно ответил Дамблдор. — Она... другая. Её судьба не должна пересекаться с судьбой её брата. Он должен стать тем, кем я запланировал: символом надежды. А она? Она — неизвестная переменная, которую нельзя игнорировать. — И что ты решил? — спросил Амброуз, его тон стал серьёзным. Дамблдор на мгновение отвернулся, как будто пытался собрать мысли, а затем холодно улыбнулся. — Я отправлю её к Коре Смит, — сказал он, голос его был низким и уверенным. — Кора Смит? Ты имеешь в виду Шефик? — Амброуз удивлённо прищурился. — Родственница Лили... Тёмное семейство, пусть и не совсем в рамках войны. — Именно, — кивнул Альбус. — Кора живёт в изоляции. Она достаточно сильна, чтобы защитить девочку, и достаточно далека от Волдеморта, чтобы не привлечь внимание. — Это риск, Альбус, — предостерёг портрет. — Если девочка узнает правду... — Она не узнает, — перебил его Дамблдор, голос стал твёрже. — Она будет расти в тени, вне досягаемости Волдеморта, вне досягаемости магического мира и, что важнее всего, вне досягаемости Гарри. Они не должны расти вместе. Она может изменить его. Она может... отвратить его от пути, который я для него предопределил. Амброуз молча смотрел на него, в его глазах читалось сомнение. — Ты играешь с огнём, Альбус, — наконец произнёс он. — Разделяя близнецов, ты разрушаешь их связь. Ты сознательно оставляешь её без дома, без семьи. Ты уверен, что это правильно? Дамблдор отвёл взгляд к окну, за которым бушевал ветер. — Всё, что я делаю, — сказал он тихо, почти шёпотом, — я делаю ради высшего блага. Гарри станет спасителем. Он должен быть сосредоточен на своей судьбе, не отвлекаясь на сестру. Её роль, если таковая будет, проявится позже. Пока она должна быть в тени. С этими словами Дамблдор поднялся. Его фигура в тусклом свете свечей выглядела величественной, но в глазах светилась стальная решимость. — Время пришло, Амброуз, — сказал он, не глядя на портрет. — Пусть всё свершится так, как должно. И с этими словами он вышел из кабинета, оставив за собой атмосферу, тяжёлую, как грядущая буря. 1 ноября 1981 Раннее утро — Странно видеть вас здесь, профессор МакГонагалл. Он улыбнулся и повернулся к полосатой кошке, но та уже исчезла. Вместо неё на заборе сидела довольно сурового вида женщина в очках, форма которых была до странности похожа на отметины вокруг кошачьих глаз. Женщина тоже была в мантии, только в изумрудной. Её чёрные волосы были собраны в тугой узел на затылке. И сразу было заметно, что вид у неё раздражённый. — Как вы меня узнали? — спросила она. — Мой дорогой профессор, я в жизни не видел кошки, которая сидела бы столь неподвижно. — Станешь тут неподвижной — целый день просидишь на кирпичной стене, — парировала профессор МакГонагалл. — Целый день? В то время как вы могли праздновать вместе с другими? По пути сюда я стал свидетелем как минимум дюжины вечеринок и гулянок. Профессор МакГонагалл рассерженно фыркнула. — О, да, действительно, все празднуют, — недовольно произнесла она. — Казалось бы, им следовало бы быть немного поосторожнее. Но нет — даже маглы заметили, что что-то происходит. Они говорили об этом в новостях. — Она резко кивнула головой в сторону тёмного окна, за которым находилась гостиная Дурслей. — Я слышала. Стаи сов… падающие звезды… Что ж, они ведь не полные идиоты. Они просто обязаны были что-то заметить. Подумать только — звездопад в Кенте! Не сомневаюсь, что это дело рук Дедалуса Дингла. Он никогда не отличался особым умом. — Не стоит их обвинять, — мягко ответил Дамблдор. — За последние одиннадцать лет у нас было слишком мало поводов для веселья. — Знаю. — В голосе профессора МакГонагалл появилось раздражение. — Но это не оправдывает тех, кто потерял голову. Наши люди ведут себя абсолютно безрассудно. Они появляются на улицах среди бела дня, собираются в толпы, обмениваются слухами. И при этом им даже не приходит в голову одеться, как маглы. Она искоса взглянула на Дамблдора своими колючими глазами, словно надеясь, что он скажет что-то в ответ, но Дамблдор молчал, и она продолжила: — Будет просто превосходно, если в тот самый день, когда Вы-Знаете-Кто наконец исчез, маглы узнают о нашем существовании. Кстати, я надеюсь, что он на самом деле исчез, это ведь так, Дамблдор? — Вполне очевидно, что это так, — ответил тот. — Так что это действительно праздничный день. Не хотите ли лимонную дольку? — Что? — Засахаренную лимонную дольку. Это такие сладости, которые едят маглы, — лично мне они очень нравятся. — Нет, благодарю вас. — Голос профессора МакГонагалл был очень холоден, словно ей совсем не казалось, что сейчас подходящее время для поедания лимонных долек. — Итак, я остановилась на том, что даже если Вы-Знаете-Кто действительно исчез… — Мой дорогой профессор, мне кажется, что вы достаточно разумны, чтобы называть его по имени. Это полная ерунда — Вы-Знаете-Кто, Вы-Не-Знаете-Кто… Одиннадцать лет я пытаюсь убедить людей, что они не должны бояться произносить его настоящее имя — Волан-де-Морт. Профессор МакГонагалл вздрогнула, но Дамблдор, поглощённый необходимостью разделить две слипшиеся лимонные дольки, похоже, этого не заметил. — На мой взгляд, возникает ужасная путаница, когда мы говорим: Вы-Знаете-Кто, — продолжил он. — Никогда не понимал, почему следует бояться произносить имя Волан-де-Морта. — Да-да, конечно. — В голосе профессора раздражение чудесным образом сочеталось с обожанием. — Но вы не такой, как все. Все знают, что вы единственный, кого Вы-Знаете-Кто — хорошо-хорошо, кого Волан-де-Морт — боялся. — Вы мне льстите, — спокойно ответил Дамблдор. — Волан-де-Морт обладал такими силами, которые мне неподвластны. — Только потому, что вы слишком… слишком благородны для того, чтобы использовать эти силы. — Мне повезло, что сейчас ночь. Я не краснел так сильно с тех пор, как мадам Помфри сказала мне, что ей нравятся мои новые ушные затычки. Взгляд профессора МакГонагалл уткнулся в Альбуса Дамблдора. — А по сравнению с теми слухами, которые курсируют взад и вперёд, стаи сов — это просто ничто. Вы знаете, о чём все говорят? Они гадают, почему он исчез? Гадают, что же наконец смогло его остановить? Впечатление было такое, что профессор МакГонагалл наконец заговорила о том, что беспокоило её больше всего, о том, что ей так хотелось обсудить, о том, ради чего она просидела целый день как изваяние на холодной каменной стене. И буравящий взгляд, которым она смотрела на Дамблдора, только подтверждал это. Было очевидно: несмотря на то, что она знает, о чём говорят все вокруг, она не поверит в это, пока Дамблдор не скажет ей, что это правда. Однако Дамблдор, увлекшийся лимонными дольками, с ответом не торопился. — Говорят, — настойчиво продолжила профессор МакГонагалл, — говорят, что прошлой ночью Волан-де-Морт появился в Годриковой Впадине. Что он появился там из-за Поттеров. Если верить слухам, то Лили и Джеймс Поттеры… То они… Они мертвы… Дамблдор склонил голову, и профессор МакГонагалл судорожно втянула воздух. — Лили и Джеймс… Не может быть… Я так не хотела в это верить… О, Альбус… Дамблдор протянул руку и коснулся её плеча. — Я понимаю… — с горечью произнёс он. — Я очень хорошо вас понимаю. Когда профессор МакГонагалл снова заговорила, голос её дрожал: — И это ещё не всё. Говорят, что он пытался убить сына Поттеров, Гарри. Но не смог. Он не смог убить этого маленького мальчика. Никто не знает почему, никто не знает, как такое могло произойти. Но говорят, что, когда Волан-де-Морт попытался убить Гарри Поттера, его силы вдруг иссякли — и именно поэтому он исчез. Дамблдор мрачно кивнул. — Это… это правда? — запинаясь, спросила профессор МакГонагалл. — После всего, что он сделал… После того, как он убил стольких из нас… он не смог убить маленького мальчика? Это просто поразительно… Если вспомнить, сколько раз его пытались остановить… Какие меры для этого предпринимались… Но каким чудом Гарри удалось выжить? — Мы можем лишь предполагать, — ответил Дамблдор. — Возможно, мы так никогда и не узнаем правды. — А что с девочкой? Что с Вивиан Поттер? — голос профессора МакГонагалл дрогнул, словно она боялась услышать ответ, но не могла не задать вопрос. Дамблдор опустил взгляд, его лицо стало серьёзным, а в глазах мелькнула боль, которую он почти сразу спрятал за привычной маской мудрости и спокойствия. — Она мертва, как и её родители, — тихо, но чётко произнёс он. Слова прозвучали окончательно, как закрытие двери, за которой больше нет дороги назад. Профессор МакГонагалл достала из кармана кружевной носовой платок и принялась вытирать слёзы под очками. Дамблдор шумно втянул носом воздух, достал из кармана золотые часы и начал пристально их разглядывать. Это были очень странные часы. У них было двенадцать стрелок, но не было цифр — вместо цифр там были маленькие планеты, при этом они не стояли на месте, а безостановочно вращались по кругу. Однако Дамблдор прекрасно понимал, что именно показывают часы, потому что он засунул их обратно в карман и произнёс: — Хагрид задерживается. Кстати, я полагаю, именно он сказал вам, что я буду здесь? — Да, — подтвердила профессор МакГонагалл. — Но, я полагаю, вы не скажете мне, почему вы оказались именно здесь? — Я здесь, чтобы отдать Гарри его тёте и дяде. Они — единственные родственники, которые у него остались. — Неужели вы… Неужели вы имеете в виду тех, кто живёт здесь?! — вскрикнула профессор МакГонагалл, вскакивая на ноги и тыча пальцем в сторону дома номер четыре. — Дамблдор, вы этого не сделаете. Я наблюдала за ними целый день. Вы не найдёте другой парочки, которая была бы так непохожа на нас. И у них есть сын — я видела, как мать везла его в коляске, а он пинал её ногами и орал, требуя, чтобы ему купили конфету. И вы хотите, чтобы Гарри Поттер оказался здесь?! — Для него это лучшее место, — твердо ответил Дамблдор. — Когда он повзрослеет, его тёте и дяде смогут всё ему рассказать. Я написал им письмо. — Письмо? — очень тихо переспросила профессор МакГонагалл, садясь обратно на забор. — Помилуйте, Дамблдор, неужели вы на самом деле думаете, что сможете объяснить в письме всё, что случилось? Эти люди никогда не поймут Гарри! Он станет знаменитостью, даже легендой — я не удивлюсь, если сегодняшний день войдёт в историю как день Гарри Поттера! О нём напишут книги, каждый ребёнок в мире будет знать его имя! — Совершенно верно, — согласился Дамблдор, очень серьёзно глядя на профессора поверх своих затемнённых очков. — И этого будет достаточно для того, чтобы вскружить голову любому мальчику: стать знаменитым прежде, чем он научится ходить и говорить! Он даже не будет помнить, что именно его прославило! Неужели вы не видите, насколько лучше для него самого, если он будет жить здесь, далеко от нашего мира, до тех пор, пока не вырастет и будет в состоянии справиться со своей славой? Профессор МакГонагалл поспешно открыла рот, чтобы сказать что-то резкое, но, передумав, сделала глубокий вдох и перевела дыхание. — Да… Да, конечно же, вы правы. Но скажите, Дамблдор, как мальчик попадёт сюда? Она внимательно оглядела его мантию, словно ей вдруг пришло в голову, что под ней он прячет Гарри. — Его принесет Хагрид. — Вы думаете, это… Вы думаете, это разумно — доверить Хагриду столь ответственное задание? — Я бы доверил ему свою жизнь, — просто ответил Дамблдор. — Я не ставлю под сомнение его преданность вам, — неохотно выдавила из себя профессор МакГонагалл. — Но вы ведь не станете отрицать, что он небрежен и легкомыслен. Он… Что это там? Ночную тишину нарушили приглушённые раскаты грома. Их звук становился всё громче. Дамблдор и МакГонагалл стали вглядываться в тёмную улицу в поисках приближающегося света фар. А когда они наконец догадались поднять головы, сверху послышался рев, и с неба свалился огромный мопед. Он приземлился на Тисовой улице прямо перед ними. Мопед был исполинских размеров, но сидевший на нём человек был ещё больше. Он был почти вдвое выше обычного мужчины и по меньшей мере в пять раз шире. Попросту говоря, он был непозволительно велик, и к тому же имел дикий вид — спутанная борода и заросли чёрных волос почти полностью скрывали его лицо. Его ладони были размером с крышки от мусорных баков, а обутые в кожаные сапоги ступни — величиной с маленьких дельфинов. Его гигантские мускулистые руки прижимали к груди свёрток из одеял. — Ну наконец-то, Хагрид. — В голосе Дамблдора явственно слышалось облегчение. — А где ты взял этот мопед? — Да я его одолжил, профессор Дамблдор, — ответил гигант, осторожно слезая с мопеда. — У молодого Сириуса Блэка. А насчёт ребёнка — я привёз его, сэр. — Всё прошло спокойно? — Да не очень, сэр, от дома, считайте, камня на камне не осталось. Маглы это заметили, конечно, но я успел забрать ребёнка, прежде чем они туда нагрянули. Он заснул, когда мы летели над Бристолем. Дамблдор и профессор МакГонагалл склонились над свёрнутыми одеялами. Внутри, еле заметный в этой куче тряпья, лежал крепко спящий маленький мальчик. На лбу, чуть пониже хохолка иссиня-чёрных волос, был виден странный порез, похожий на молнию. Несколько часов спустя Дамблдор стоял на пороге величественного особняка, держа на руках крошечную девочку, завернутую в тёплое одеяло. Несмотря на её возраст, Вивиан, всего годовалая малышка, смотрела на него с таким выражением, будто понимала больше, чем должна. В её зелёных глазах читалось недовольство, а бровки хмурились всякий раз, когда старик говорил что-то или перемещался. Она явно не чувствовала себя комфортно в его присутствии, но Дамблдор, казалось, не придавал этому значения. Он постучал в дверь, стараясь выглядеть спокойным, хотя на его душе лежал груз тяжёлых событий прошедшей ночи. Из-за двери послышались шаги, затем дверь открылась, и перед ним появилась высокая блондика с утончёнными чертами лица. Она замерла в удивлении, то и дело переводя взгляд с Дамблдора на ребёнка. — Профессор? — её голос был полон недоумения. — Что вы здесь делаете? — Нам нужно поговорить, моя дорогая, — ответил Дамблдор, его голос был мягким, но звучал так, будто за словами скрывается что-то серьёзное. Блондика открыла дверь шире, приглашая его войти. — Твой муж дома? — спросил Дамблдор, оглядываясь по сторонам. — Нет, но в доме есть прислуга, — ответила она, ведя его в гостиную. — Что случилось, профессор? Вы выглядите встревоженным. Когда они уселись, Дамблдор глубоко вздохнул, словно собирался произнести что-то очень тяжёлое. — Лили и Джеймс Поттеры погибли прошлой ночью, — сказал он наконец, его голос стал низким и печальным. Блондика побледнела, её губы беззвучно шевелились, пока она пыталась осознать услышанное. — О Мерлин… — прошептала она, опускаясь на диван, её руки дрожали. — Как… как это произошло? — Их предал близкий друг, — сказал Дамблдор, не отрывая взгляда от неё. — Этой ночью к ним явился Волан-де-Морт. Он убил Лили и Джеймса, но... Гарри и Вивиан выжили. Он не смог причинить им вред. Кора закрыла рот рукой, её глаза наполнились слезами. Но, заметив Вивиан в руках Дамблдора, она протянула руки. — Это Вивиан, верно? Могу я взять её на руки? Дамблдор с некоторым колебанием передал ребёнка Коре. Девочка тут же перестала хмуриться, оказавшись в тёплых и заботливых руках. Кора принялась осторожно укачивать её, глядя на маленькое лицо с нежностью. — Кора, ты должна позаботиться о ней, — сказал Дамблдор твёрдо, словно ставил перед ней задачу. — Конечно, — её голос был тихим, но решительным. — Но… что с Гарри? Где он? Почему он не с ней? — Он сейчас у своей тёти и дяди, — сказал Дамблдор. — Они смогут обеспечить ему защиту. Кора нахмурилась, её взгляд стал острым. — Вы не должны разделять близнецов, — резко сказала она. — Это неправильно. Я могу позаботиться о них обоих. — Это вряд ли необходимо, — возразил Дамблдор, его голос оставался спокойным, но в нём чувствовалась твёрдость. — Гарри будет в безопасности со своими родственниками. Кора покачала головой, её лицо исказилось от протеста. — Петунья не родственница Лили. Она ей чужая, — произнесла Кора твёрдо. — Много лет назад вся семья Лили была убита, и моя семья считала, что и она тоже погибла. Но позже, в Хогвартсе, я поняла, что Лили моя двоюродная сестра по отцовской линии. Это делает Гарри и Вивиан моими двоюродными племянниками, и я имею право забрать их обоих под свою опеку. Дамблдор приподнял брови, задумавшись. Его лицо оставалось безмятежным, но внутри он оценивал последствия услышанного. Эта новость могла разрушить его тщательно продуманный план. — Как интересно… — произнёс он, медленно. — А как Лили оказалась в семье маглов? — Мы с ней так и не смогли узнать, — ответила Кора, её голос дрожал от воспоминаний. — Но мы предполагали, что домовик спас её в ту роковую ночь, аппарировав из дома и передав маглам, чтобы защитить её. Так её и воспитали среди маглов. — Кто ещё знает об этом? — спросил Дамблдор, его взгляд стал пронзительным. — Только я, мой муж, Лили и Джеймс, — ответила Кора. — Больше никто. Дамблдор задумчиво наклонил голову, его длинная борода чуть скользнула по груди. Он что-то тихо бормотал себе под нос, явно оценивая ситуацию. В этот момент Кора, осторожно убирая одеяло с Вивиан, вдруг ахнула. — Что-то случилось? — спросил Дамблдор, встрепенувшись. — Профессор… — голос Коры был наполнен удивлением и тревогой. — У Вивиан… она унаследовала руны. После смерти Лили они перенеслись к ней. Дамблдор быстро подошёл ближе. Его взгляд остановился на маленьких светящихся символах, проступающих на коже девочки. Ровные линии рун переливались магическим светом, который, казалось, исходил из самой сути ребёнка. — Это невозможно… — прошептал он, но в его глазах сверкнуло что-то вроде восхищения. — Ритуальные руны… наследие древней магии. Лили должна была провести заклинание защиты, связанное с кровью… Невероятно. Кора крепко прижала Вивиан к себе, её глаза горели решимостью. — Это ещё одна причина, почему она должна остаться со мной, — произнесла она, её голос звенел от негодования. — Я смогу защитить их. У Гарри эти руны тоже могут проявиться. Дамблдор внимательно посмотрел на неё, его взгляд стал острым, в нём мелькнуло напряжение. Но вместо возражений он мягко произнёс: — Нам предстоит многое обсудить, моя дорогая. Очень многое. И тут в коридоре раздался громкий, уверенный голос: — Милая, я дома! — шаги послышались всё ближе. Кора обернулась на звук, её лицо просветлело. — Твой муж знает о магии, верно? — спросил Дамблдор, его тон стал деловитым. — Да, конечно, но… почему вы спрашиваете? — Кора нахмурилась, не понимая, к чему клонил старик. Она не успела закончить фразу, как в неё вдруг ударил яркий красный луч. Заклинание окутало её тело, парализуя каждую мышцу. Кора упала на диван, крепко держа Вивиан на руках. Девочка замерла, испуганно смотря на происходящее, но не плакала, а лишь прищурила глаза, будто снова недовольно наблюдала за Дамблдором. В гостиную вошёл высокий мужчина с волнистыми тёмными волосами и уверенной осанкой. — Кто вы… — начал он, но договорить не успел. Его голос оборвался, когда второй красный луч ударил его в грудь, заставив замереть так же, как и его жену. Он рухнул на пол, его взгляд потух, хотя сознание всё ещё оставалось под заклинанием. Дамблдор подошёл к мужчине, держа в руке свою палочку. Его лицо выражало не сожаление, а хладнокровную сосредоточенность. Он наклонился к мужчине, нацелив палочку ему в лоб, и начал что-то тихо шептать, его голос едва различим в тишине комнаты. Произнося слова, он касался глубин сознания мужчины, формируя ложные воспоминания, выстраивая в его сознании нужную картину. Мужчина затих окончательно и рухнул на пол, словно обмякнув. Дамблдор перевёл взгляд на Кору. Её глаза расширились от ужаса. Она ясно осознавала, что её тело не слушается, но внутренний крик её мыслей был громким; она не сдавалась, стараясь бороться с заклинанием. Однако её попытки были тщетны. Старик наклонился к ней, его голос зазвучал в её голове, отталкивая её мысли, вплетаясь в самое сознание: — Ты забудешь о своём родстве с Лили Поттер. Ты запомнишь её как подругу, которая доверила тебе заботу о своей дочери в случае беды. Ты перестанешь задавать вопросы о судьбе Гарри и сосредоточишься только на Вивиан. Вместе со своим мужем вы сделаете всё, чтобы мир маглов поверил, что она ваша дочь. Вы защитите её и сохраните её тайну. Дамблдор медленно отстранился, его взгляд задержался на лице Коры, ожидая, пока заклинание начнёт действовать. Через несколько мгновений её тело расслабилось, и она очнулась. Женщина моргнула, пытаясь осознать, что произошло. Вивиан на её руках начала ворочаться, издавая тихие звуки недовольства. Кора слегка встряхнула голову, словно избавляясь от странного ощущения. Тем временем её муж, как ни в чём не бывало, поднялся с пола, пригладив волосы, и вошёл в комнату, как будто всё происшедшее за последние минуты было лишь сном. — Милая, что происходит? — его голос звучал обеспокоенно, но мягко. Кора взглянула на него, затем на ребёнка в своих руках и на стоящего неподалёку Дамблдора. Она вздохнула, крепче обнимая малышку. — Помнишь Лили, мою подругу? — спросила она, её голос дрогнул. Муж кивнул, его лицо выражало сочувствие. — Лили и её муж, Джеймс, погибли прошлой ночью, — продолжила Кора, пытаясь справиться с охватившими её эмоциями. — Это их дочь, Вивиан. Профессор Дамблдор попросил нас позаботиться о ней. Муж замер, его лицо стало серьёзным, но затем он кивнул, соглашаясь. — Конечно. Мы сделаем всё, что сможем. Дамблдор, стоящий неподалёку, улыбнулся, его глаза сверкнули странным светом. — Я уверен, что вы справитесь, — сказал он, его голос звучал ободряюще, как будто происходящее было самым обычным делом. — У Вивиан будет дом, любовь и защита. Это главное. Кора кивнула, притягивая девочку ближе к себе, словно пытаясь защитить её от всего мира. Вивиан снова посмотрела на Дамблдора, её взгляд был почти осуждающим, как будто даже в таком юном возрасте она ощущала, что что-то было не так. Неделю спустя Дамблдор стоял перед свежей могилой, его взгляд был прикован к высеченным на надгробии именам: Лили Поттер, Джеймс Поттер и Вивиан Поттер. Надпись ниже гласила: "Последний же враг истребится — смерть..." Лунный свет падал на землю, освещая снег, которым была покрыта земля вокруг. Он скрестил руки за спиной и склонил голову, будто в знак уважения, но в его лице не было скорби. Лишь холодная, безмолвная решимость отражалась в его взгляде. — Это было необходимо, — произнёс он тихо, словно разговаривая с самим собой, его голос едва рассекал ночную тишину. — Лили… Джеймс… Вы сыграли свою роль. Каждый из нас — лишь кусочек в большом узоре. Вы дали этому миру больше, чем он мог бы попросить, и теперь этот долг будет выплачен через ваших детей. Он замолчал, вглядываясь в надпись. Снег мягко падал, покрывая свежие цветы, которые кто-то положил на могилу. — Гарри станет символом. Ребёнком, который победил самого Волан-де-Морта, — продолжал он, его голос становился всё твёрже. — Но чтобы он стал тем, кем ему суждено быть, он должен быть закалён болью, испытаниями. Его нельзя растить в любви. Она сделала бы его мягким, слабым. Ему нужна жёсткость. Решимость. Только тогда он сможет исполнить своё предназначение. Дамблдор помолчал, будто прислушиваясь к далёким голосам прошлого. Его лицо оставалось бесстрастным, словно он стоял не перед могилами, а перед шахматной доской, оценивая следующие ходы. — Вивиан… Она другой вопрос. У неё есть сила, которую я не могу контролировать напрямую. Сила крови. Руны Лили передались ей, и я не могу рисковать, чтобы она попала не в те руки. Она будет укрыта среди маглов, где никто не догадается искать. Кора станет её защитником, пусть и неосознанно. Она забудет правду, как и её муж. Всё под контролем. Он вздохнул, и лёгкая улыбка мелькнула на его губах, но в ней не было тепла. — Каждый из них — инструмент. Время покажет, кто из них выполнит свою роль лучше. Гарри — герой. Вивиан… возможно, она станет чем-то большим. Или ничем. Дамблдор замолчал, наклонился и коснулся края надгробия пальцами, будто прощаясь. — Ваши жертвы не были напрасными, — сказал он, словно обращаясь к покойным Поттерам. — Я сделал всё необходимое. Судьба уже началась. Вы этого не увидите, но мир изменится. Благодаря вам. Благодаря мне. Он выпрямился и медленно развернулся, уходя с кладбища. Снег продолжал падать, покрывая его следы. Хогвартс, кабинет директора 4 июля 1994 года Дамблдор сидел в своём кресле, неспешно поглощая лимонные дольки, когда дверь его кабинета распахнулась с таким шумом, что старик даже вздрогнул. В комнату ворвался Римус Люпин, его лицо было искажено гневом, а глаза сверкали яростью. — Вы знали! Вы знали и не сказали мне, что она жива! — закричал он, его голос дрожал от негодования. — Как вы посмели скрывать это от меня?! Я её крестный! Дамблдор поднял взгляд, и его лицо стало серьёзным, как никогда. — Римус, успокойся, — произнёс он, медленно откладывая лимонную дольку. — Давай сядем и поговорим. Люпин не двигался, его дыхание было учащённым, а руки напряжены, будто он готов был на что-то рвануться. Но вместо этого он продолжал настаивать: — Вы знали, что Вивиан жива, и вы не сказали мне, как вы могли?! Дамблдор вздохнул, его взгляд потемнел от грусти и усталости. — Да, я знал, — признался он, его голос стал тише, но твёрдым. — Я знал, что Вивиан жива. Но я не мог рассказать тебе об этом, Римус. Я скрывал это ради её безопасности. Люпин сжал кулаки, а затем резко отступил назад, будто поражённый словами. — Безопасности?! — его голос срывался от злости. — Она моя крестница! Я бы позаботился о ней! Я не позволил бы ей жить в неизвестности, в мире, полном опасности! Дамблдор встал из кресла, его движения были медленными, но уверенными. Он не ответил сразу, а лишь подошёл к окну, глядя в тёмный вечерний сад. — Вивиан была в опасности с самого начала. Мы все знаем, что Волан-де-Морт не остановится, пока не достигнет своей цели, а она, как и Гарри, была его мишенью. Ты же знаешь, как всё это работает, Римус, ты сам был частью этой борьбы. Римус стоял, словно поражённый молнией, его взгляд стал пустым, но вскоре в нём снова вспыхнул гнев. — Это не оправдание, Альбус! Ты разделил её с нами, отнял возможность быть рядом с ней, защищать её. Ты знал, что она нужна нам, что она — наша семья! Почему ты не позволил нам быть с ней?! Дамблдор глубоко вздохнул и повернулся к Римусу, его глаза стали холодными и печальными. — Я сделал это не потому, что не хотел, а потому, что знал, что в данный момент это единственный способ защитить её жизнь. Я забрал её от всех, даже от вас, потому что именно так можно было гарантировать её безопасность. И это решение я не мог принять легкомысленно. Поверь мне, Римус, я сделал это ради неё. И я надеюсь, что ты сможешь понять это, хотя бы спустя время. Люпин стоял, как ошеломлённый, не в силах ответить, и тишина в комнате становилась всё более гнетущей. — Где она сейчас? — наконец спросил он, сдавленно. Дамблдор, его лицо всё ещё скрыто в тени, произнёс: — Вивиан росла в мире маглов, под другим именем. Она живёт среди них, не зная о своём истинном происхождении, не понимая, что её жизнь всё это время находилась под угрозой. Но она в безопасности, и сейчас, после всех этих лет, когда время пришло, она снова вернулась в наш мир. Гарри видел её. Римус стоял неподвижно, его мысли, казалось, были разорваны между недоверием и стремлением понять всю ситуацию. Он знал, что Дамблдор всегда действовал с величайшей осторожностью, но сегодня его действия выглядели особенно тяжёлыми. — Я знаю, он рассказал нам только что, — повторил Римус, его голос теперь был мягче, но в нём всё равно чувствовалась острая боль от того, что его долгое время держали в неведении. Он пытался осмыслить всё, что сказал Альбус, и это не давало ему покоя. Дамблдор молча кивнул, но в его глазах мелькнуло что-то новое — странное напряжение. Он сделал шаг вперёд, но его взгляд не покидал Римуса. Было что-то в его присутствии, что заставляло Римуса чувствовать внутреннее беспокойство. — Римус, ты был частью этой борьбы, — начал он, его голос стал более спокойным, но в нём ощущалась скрытая решимость. — И ты должен понять, что мои действия не были личными. Я всегда старался принимать решения, которые защищают людей, особенно тех, кто ещё не может полностью понять всё, что происходит. Вивиан, как и Гарри, слишком долго была под угрозой. И её жизнь… её жизнь могла бы быть потеряна, если бы я не предпринял эти меры. Римус, хотя и слышал каждое слово, не мог принять их так, как хотел бы. Он сжал кулаки, и его голос вновь стал напряжённым. — Я понимаю, что ты всегда действовал с учётом безопасности, — произнёс он, — но неужели ты думал, что я не могу помочь? Я мог бы быть рядом, защищать её! Вместо того чтобы скрывать её от нас, ты должен был довериться мне, Альбус! Дамблдор подошёл ближе, его взгляд стал туманным и почти невидимым. Он посмотрел на Римуса, но в его глазах не было ни раздражения, ни гнева, только спокойная решимость. Он вздохнул и, прежде чем Римус успел что-либо сказать, произнёс тихо: — Ты был и остаёшься одним из самых преданных мне людей, Римус. Но сейчас ты должен понять… Иногда, чтобы защитить тех, кого мы любим, мы должны сделать самые сложные выборы. Ты не можешь понять этого сейчас, но ты обязательно поймёшь, когда наступит время. Римус задумался на секунду, но в этот момент, как только он сделал шаг назад, ощущение странной тяжести в воздухе усилилось. Его дыхание стало затруднённым, и Римус вдруг почувствовал, как его мысли начали расплываться. Он попытался схватиться за стол, но его тело стало тяжёлым, и взгляд перед глазами потускнел. — Альбус… что… что ты сделал? — прошептал он, чувствуя, как теряет контроль над собой. Дамблдор лишь слегка наклонил голову, его взгляд всё так же был спокоен. — Я прошу прощения, Римус, — тихо сказал он, его голос почти не прозвучал. — Но для твоего же блага… ты забудешь свою злость и примешь всё, что я сказал. Ты не будешь спорить и продолжишь мне доверять. В этот момент Римус почувствовал, как его сознание угасает. Он пытался сопротивляться, но было слишком поздно. Мгновение спустя его мысли полностью исчезли, и он сам стоял, как будто в каком-то тумане, не понимая, что происходит. Дамблдор медленно обернулся, его взгляд оставался тёмным, и он снова взглянул на Римуса, теперь уже без следов сожаления в глазах. Когда заклинание закончилось, Римус стоял, как пустой, и его взгляд был совершенно пуст. Он был освобождён от той тяжёлой ноши, которая мучила его. Но в этот момент в его голове не осталось ничего, только лёгкость и пустота. Дамблдор тихо вздохнул и, поглядев на Люпина, прошептал: — Я надеюсь, что когда время придёт, ты сможешь понять, почему я сделал это. Но сейчас твой долг — забыть. Он повернулся к окну, его взгляд устремился вдаль, в тёмный вечерний сад. Там, в глубине его сердца, всё ещё звучал тяжёлый внутренний голос — этот поступок, несмотря на всю его необходимость, не давал ему покоя. Но Дамблдор знал, что иногда, чтобы спасти, нужно жертвовать. И только время покажет, был ли он прав. Девять месяцев спустя Кабинет Дамблдора снова поглотила тишина, но теперь она была иной — более тяжёлой, полной беспокойства и неопределённости. Пламя свечей вяло мерцало, отражая смутные тени на стенах, как будто оно само чувствовало, что что-то важное, неизбежное, вот-вот произойдёт. Альбус Дамблдор сидел за своим столом, скрестив руки, его лицо было напряжённым, глаза устремлены вдаль, в пространство, где буря мыслей не давала ему покоя. С каждым днём, с каждым моментом, становилось всё яснее: его план, его расчёты, все шаги, которые он делал, чтобы контролировать ситуацию, могли привести к неожиданным последствиям. Он знал, что не всё так, как он рассчитывал. И вот теперь, спустя девять месяцев, он сталкивался с тем, что не мог бы предсказать. — Она не должна быть такой сильной, — произнёс Дамблдор, его голос был полон сомнений, как никогда. Портрет Амброуза Свотта, стоящий рядом, лишь усмехнулся, его глаза полны иронии и скрытой насмешки. — Что ты хотел, Альбус? — с лёгкой язвительностью ответил он. — Она из самой древней и могущественной семьи в мире. Разумеется, она унаследовала силу своих предков. В её крови течёт не только магия, но и воля, которой позавидуют многие. — Я надеялся, что ритуал поможет, что руны исчезнут с её тела, что они хотя бы переедут к Гарри... — Дамблдор тяжело вздохнул, потерев виски. — Я думал, что это поможет сделать его путь легче. Если бы только не эта сила, не её природное сопротивление всему, что я строю... Амброуз Свотт изобразил на своём портрете мягкую улыбку, будто его слова обрели реальное телесное воплощение. — Ты же знал, что с этим будет не так просто, — ответил он, голос его наполнился старым, пронзительным сарказмом. — Этот род был всегда непокорен, и она унаследовала их непреложную силу. Да и её брат тоже, не забывай об этом. Пытаешься контролировать их? Трудно будет, Альбус. Сильнее тебя. Об этом говорили все старые маги. Дамблдор молча посмотрел на портрет, но его глаза были исполнены усталости. — Ты прав, — наконец ответил он. — Вивиан слишком сильна, слишком самостоятельна. Её магия, её личность… Она не поддаётся тому, что я планировал для неё. И хотя я отправил её далеко, скрыто, в мир маглов, я надеялся, что время и изоляция помогут ей забыть, кто она есть. Я хотел дать Гарри шанс стать тем, кем он должен стать. Но, возможно, я ошибался. — Ошибался? — Свотт хихикнул. — О, я бы не был так уверен. Ты ведь знал, что в магии и в людях всегда есть скрытые силы. Ты собирался создать героя из Гарри, но как ты хотел замаскировать Вивиан? Сила её рода не исчезнет, даже если ты отдал её в мир маглов. Она всё равно чувствует, понимает, даже без осознания своего происхождения. И рано или поздно она бы узнала. Так что пора смириться. Дамблдор опустил взгляд, словно пытаясь унять кипящие мысли, которые не давали ему покоя. — Я думал, что если буду достаточно осторожен, если смогу контролировать их пути, я смогу направить всё к нужному результату. Но теперь, когда я смотрю на неё... на Вивиан... я понимаю, что не могу контролировать её так, как планировал. Она… непредсказуема. Она движется по собственному пути. Даже Гарри будет трудно удержать её. Я думал, что у меня есть время, что ритуалы, что руны, что изоляция — всё это сможет дать мне больше контроля. Но это не так. Вивиан не поддаётся тому, чтобы быть просто пешкой в чьей-то игре. И в этом она похожа на свою пра-пра-бабку. Портрет Свотта усмехнулся, но его выражение было менее насмешливым, чем раньше. — Я тебе говорил, Альбус. Сильно ошибаешься. Они всегда сами определяют свой путь. Ты, конечно, можешь манипулировать их окружением, их восприятием, но всё равно — с этим ты не справишься. Ты будешь продолжать строить свою игру, но не забывай: все, кто в ней участвуют, всё равно имеют свой выбор. И их выбор может быть совсем не таким, как ты хочешь. Дамблдор закрыл глаза, его мысли, наконец, слились в нечто более чёткое, чем было несколько мгновений назад. Он знал, что невозможно предсказать все последствия своих действий. Он делал всё, что мог, но мир был слишком сложен, чтобы полностью управлять им. И теперь, когда он смотрел на Вивиан, он понимал, что она — не просто часть игры. Она могла стать катализатором изменений, которых он боялся больше всего. — Пожалуй, ты прав. Я многое недооценил, — сказал Дамблдор, его голос звучал тихо, но решительно. — Но я всё равно буду бороться за то, чтобы Гарри мог сделать своё дело. И несмотря на Вивиан, несмотря на её силу и независимость, я верю, что они, в конечном счёте, будут двигаться в одном направлении. Пусть пока они не знают всего. Пусть пока она остаётся в тени. Но в будущем… Свотт молчал, но его взгляд был проницателен, и в его глазах читалась доля беспокойства. — Ты действительно веришь, что так будет, Альбус? — спросил он в конце, и хотя его голос оставался таким же насмешливым, за его словами скрывалась глубокая тревога. Дамблдор встал из-за стола, его фигура, усталая, но величественная, словно вся её тяжесть была поглощена огромной ответственностью. — Я верю в то, что должен верить, — произнёс он. — Чтобы хоть что-то контролировать, я должен идти по пути, который я выбрал. Но буду ли я прав? Время покажет. И с этими словами он подошёл к окну, оставив в кабинете тяжёлую атмосферу, в которой каждый его шаг звучал как шаг навстречу неизбежному.

***

4 июня 1995 года – Как они могли пропасть?! Дамблдор с яростью метался по своему кабинету, его шаги звучали гулко в тишине. Он ходил из угла в угол, то и дело бросая взгляд на портреты предшественников, которые сурово наблюдали за ним. Альбус был вне себя – впервые за многие годы он не мог справиться с эмоциями. Его голос, полный гнева, разносился по кабинету, как гром, и, казалось, потрясал сами стены Хогвартса. Никогда раньше ни ученики, ни преподаватели, ни даже самые сложные ситуации не могли вывести Дамблдора из себя. Но сейчас он кипел от ярости, не в силах успокоиться. Портреты предыдущих директоров Хогвартса качали головами, поджимали губы и молча осуждали своего преемника. Они давно считали, что Альбус тратит свои силы не на то, что действительно важно. Вместо того чтобы сосредоточиться на процветании школы, он погрузился в свои амбициозные и часто сомнительные планы. Многие из них горько сожалели, что передали свою должность именно ему. С тех пор как Альбус занял пост директора, в учебной программе исчезли ключевые предметы, которые учили студентов мыслить самостоятельно. Выпускники Хогвартса стали менее способными к критическому мышлению и более управляемыми. Это было на руку Дамблдору, но вызывало горечь у тех, кто когда-то посвятил свою жизнь образованию. Однако, среди всех портретов только один смотрел на Альбуса без осуждения – это был портрет Свотта, старого директора, чьи взгляды совпадали с амбициями нынешнего руководителя. Свотт поддерживал Дамблдора, нередко предлагая ему свои идеи и советы. Сейчас он спокойно наблюдал за вспышкой гнева Альбуса, ожидая, пока тот исчерпает свою злость и вернется к привычному хладнокровию. – На их домах наложено столько защитных, следящих, антиаппарционных и отвлекающих чар, – громко продолжал кричать Дамблдор, – что я бы почувствовал даже мышь, если бы она проникла внутрь! А тут – две пропажи! Две! – Тебе нужно успокоиться, Альбус, – мягко, но настойчиво заметил Свотт, – криками ты ничего не добьешься. Нужно понять, как они это сделали и куда могли уйти. А потом – вернуть их на место. Слова Свотта, прозвучавшие спокойно и рассудительно, наконец пробились сквозь пелену гнева. Дамблдор остановился посреди кабинета, тяжело вздохнул и рухнул в свое кресло. Его плечи опустились, а пальцы сцепились в замок, поддерживая подбородок. Теперь он размышлял вслух, словно проверяя свои мысли. – Все дело в рунах, – произнес он, и голос его был пропитан горечью. – Эта глупая девчонка рушит все мои планы. – Она научилась их контролировать? Как? – спросил Свотт, немного подавшись вперед в своей раме. – Вот этого я никак не могу понять! – с отчаянием ответил Дамблдор. – На Лили я наложил мощнейшие скрывающие чары, которые должны были полностью закрыть от нее природу ее способностей. Эти чары стоили мне почти всех сил, едва не убили меня. На Вивиан я решил не рисковать и просто внушил Коре, что это всего лишь родимые пятна. – Почему ты не сделал то же самое с девчонкой Поттеров? – Она сильнее матери, – холодно ответил Дамблдор, его глаза сверкнули гневом и разочарованием. – Она не поддавалась ни легилименции, ни обливиэйту. Я недооценил ее, и это была моя самая большая ошибка. Надо было избавиться от нее еще тогда, когда была такая возможность. Я недооценил природу силы рода Демфро. – Что ж, почему же ты этого не сделал? – язвительно уточнил Свотт, но в его тоне звучал искренний интерес. – Пожалел... – тихо произнес Дамблдор, и в этом слове прозвучало больше правды, чем он готов был признать. – Или побоялся небесной кары, – раздался язвительный голос с одного из портретов. Это была Филлида Спора, пожилая женщина с колючим взглядом. Она смерила Дамблдора презрительным взглядом. – С этой семьей тебе не справиться, мальчишка. Их сила тебе неподвластна. Гнев снова вспыхнул в глазах Дамблдора. Он раздраженно взмахнул палочкой, и портрет Споры тут же замолк, хотя ее губы продолжали шевелиться в немом укоре. Ее глаза зло сверкнули, и через мгновение она покинула свою раму, исчезнув в соседней картине. Наступила напряженная тишина. Альбус снова откинулся в кресле, его разум лихорадочно искал решение. Он понимал, что допустил серьезную ошибку. Пропажа двух людей могла разрушить его планы, которые он вынашивал десятилетиями. Он не мог позволить этому случиться. Дамблдор замер на месте, прислушиваясь к словам Свотта. Его лицо оставалось спокойным, но взгляд стал холодным и отрешённым – признак того, что его разум уже вовсю анализирует новые факты. Он медленно кивнул, соглашаясь с очевидным. – Гарри Поттер... да, его нельзя не заметить, – проговорил он. – Весь волшебный мир следит за каждым его шагом. Его сестра, после того как стала героиней Турнира, тоже оказалась под пристальным вниманием. Их лица известны даже магглам. Прятаться для них – дело почти невозможное. – И всё же они исчезли, – заметил Свотт. – Значит, место, куда они направились, или магия, которую они использовали, настолько уникальны, что скрыли их даже от тебя. Это должно тебя беспокоить, Альбус. Ты теряешь контроль. Последние слова словно хлыстом ударили по Дамблдору. Его губы сжались в тонкую линию, а глаза вновь вспыхнули гневом, но он быстро подавил раздражение. – Я не теряю контроль, – отрезал он. – Это временное... осложнение. Их невозможно спрятать навсегда. Все магические перемещения оставляют следы. Их след не может быть полностью стёрт. Дамблдор обошёл кабинет, остановился у высокого шкафа и достал из него небольшой серебряный прибор. Он поставил его на стол, щёлкнул пальцами, и механизм ожил. Внутри закружились шестерёнки, на стеклянной поверхности начали проявляться слабые мерцающие линии. Альбус сосредоточенно следил за движением нитей, которые переплетались, исчезали и вновь появлялись. – Карта магической активности, – произнёс он, глядя на прибор. – Любое использование мощных чар, особенно рунных, оставляет энергетический отпечаток. Они не могли уйти далеко без портала или артефакта. Где-то это должно было отразиться. Но линии на карте продолжали путаться, будто отказываясь складываться в логичный узор. Дамблдор нахмурился, его руки сжались в кулаки. – Ничего, – раздражённо сказал он, глядя на карту. – Кто-то хорошо постарался, чтобы замести следы. Это только подтверждает, что у них был опытный союзник. Возможно, даже кто-то из бывших союзников Гриндевальда. Или... Он резко остановился, словно вспомнив что-то важное. – Или тот, кто знает магию Демфро лучше, чем я мог представить. – Интересно, – протянул Свотт, прищурившись. – Но всё же, если они настолько скрылись, это не значит, что они в безопасности. Каждый шаг – риск быть замеченным. Люди болтают, слухи распространяются. Кто-то наверняка что-то видел или слышал. Вопрос только в том, где искать. Дамблдор задумался, его взгляд потяжелел. – Есть несколько мест, которые я бы проверил в первую очередь, – сказал он после паузы. – Лондон – слишком очевидно. Даже с чарами Гриммо для них это было бы опасно. Значит, нужно искать дальше. Возможно, они укрылись в одном из домов рода Демфро. Некоторые из них считались утерянными, но я знаю, что как минимум два всё ещё существуют. Одно – в Альпах, второе – на побережье Ирландии. Если они нашли артефакты рода, то, вероятнее всего, направились туда. – И что ты собираешься делать? – поинтересовался Свотт, подаваясь вперёд. – Я отправлю туда людей, – холодно сказал Дамблдор. – И если они там – я их найду. А если нет, то я использую другие методы. Рано или поздно они проявят себя. Гарри Поттер слишком благороден, чтобы остаться в тени надолго. А его сестра... Он остановился, и его взгляд потемнел ещё больше. – Её придётся уничтожить, если она встанет на моём пути. Её сила растёт слишком быстро. Я недооценил её потенциал, и теперь расплачиваюсь за это. Свотт кивнул, словно признавая резонность этих слов, но в его взгляде мелькнуло что-то похожее на насмешку. – Ты всегда любил рассчитывать на силу, Альбус. Но не забывай – она не всегда даёт тебе преимущество. Иногда хитрость и терпение побеждают. Дамблдор ничего не ответил, его мысли уже унеслись куда-то далеко. Он знал, что времени у него оставалось немного. Эти двое – Гарри и его сестра – были не просто угрозой его планам, но и напоминанием о том, что даже самый сложный план может дать трещину, если подчинённые выйдут из-под контроля. Он был готов сделать всё, чтобы вернуть их. Любой ценой. Дамблдор молчал, погрузившись в свои мысли. Его пальцы неосознанно стучали по деревянному подлокотнику кресла, отмеряя секундное ритмичное тиканье, словно часы. Портреты в кабинете замерли, избегая лишнего шума, словно боялись потревожить его. Только Свотт продолжал наблюдать за директором с холодной заинтересованностью, словно размышлял о следующем шаге своего собеседника. Наконец, Дамблдор поднял голову, его лицо потемнело от тяжёлого раздумья. – Это не могло произойти само по себе, – произнес он почти шёпотом, но в этих словах была стальная уверенность. – Кто-то помог им. И это не случайный человек. Свотт кивнул, с интересом наблюдая за логической цепочкой, выстраивающейся в голове Дамблдора. – Если это руны, – продолжил Альбус, – значит, у них был наставник. Кто-то, кто способен понимать и использовать магию рода Демфро. Либо они нашли старые записи, которые я пропустил, либо кто-то извне вмешался. Он сжал руки в кулаки, его голос стал резче: – Они не могли сделать это в одиночку. Эта магия слишком сложна, чтобы кто-то мог обучиться ей без посторонней помощи. Это кто-то с глубоким знанием древних искусств... возможно, даже то, что было утрачено века назад. – Ты полагаешь, что за этим кто-то стоит? – спросил Свотт, поднимая одну бровь. – Безусловно, – отрезал Дамблдор. – Вопрос только в том, кто. У меня есть подозрения, но доказательства... нужны доказательства. Он поднялся из кресла, его мантия мягко зашуршала о пол. Движения Дамблдора стали спокойнее, но в них чувствовалась внутренняя напряжённость, словно он готовился к грядущему шторму. – Предположим им кто то помог. Опустим это на время. - сказал Свотт. - Куда они направились? Гаррри Поттер буквально самый ивестный ребенок в Англии. Его везде узнают, вобщем как и его сестру после победе в Турнире Трех Волшебников. Дамблдор замер на месте, прислушиваясь к словам Свотта. Его лицо оставалось спокойным, но взгляд стал холодным и отрешённым – признак того, что его разум уже вовсю анализирует. Он медленно кивнул, соглашаясь с очевидным. – И всё же они исчезли, – заметил Свотт. – Значит, место, куда они направились, или магия, которую они использовали, настолько уникальны, что скрыли их даже от тебя. Это должно тебя беспокоить, Альбус. Ты теряешь контроль. Последние слова словно хлыстом ударили по Дамблдору. Его губы сжались в тонкую линию, а глаза вновь вспыхнули гневом, но он быстро подавил раздражение. – Я не теряю контроль, – отрезал он. – Это временное... осложнение. Их невозможно спрятать навсегда. Все магические перемещения оставляют следы. Их след не может быть полностью стёрт. Дамблдор обошёл кабинет, остановился у высокого шкафа и достал из него небольшой серебряный прибор. Он поставил его на стол, щёлкнул пальцами, и механизм ожил. Внутри закружились шестерёнки, на стеклянной поверхности начали проявляться слабые мерцающие линии. Альбус сосредоточенно следил за движением нитей, которые переплетались, исчезали и вновь появлялись. – Карта магической активности, – произнёс он, глядя на прибор. – Любое использование мощных чар, особенно рунных, оставляет энергетический отпечаток. Они не могли уйти далеко без портала или артефакта. Где-то это должно было отразиться. Но линии на карте продолжали путаться, будто отказываясь складываться в логичный узор. Дамблдор нахмурился, его руки сжались в кулаки. – Ничего, – раздражённо сказал он, глядя на карту. – Кто-то хорошо постарался, чтобы замести следы. Это только подтверждает, что у них был опытный союзник. Возможно, даже кто-то из бывших союзников Гриндевальда. Или... Он резко остановился, словно вспомнив что-то важное. – Или тот, кто знает магию Демфро лучше, чем я мог представить. – Интересно, – протянул Свотт, прищурившись. – Но всё же, если они настолько скрылись, это не значит, что они в безопасности. Каждый шаг – риск быть замеченным. Люди болтают, слухи распространяются. Кто-то наверняка что-то видел или слышал. Вопрос только в том, где искать. Дамблдор задумался, его взгляд потяжелел. – Есть несколько мест, которые я бы проверил в первую очередь, – сказал он после паузы. – Лондон – слишком очевидно. Даже с чарами Гриммо для них это было бы опасно. Значит, нужно искать дальше. Возможно, они укрылись в одном из домов рода Демфро. Некоторые из них считались утерянными, но я знаю, что как минимум два всё ещё существуют. Одно – в Альпах, второе – на побережье Ирландии. Если они нашли артефакты рода, то, вероятнее всего, направились туда. – И что ты собираешься делать? – поинтересовался Свотт, подаваясь вперёд. – Я отправлю туда людей, – холодно сказал Дамблдор. – И если они там – я их найду. А если нет, то я использую другие методы. Рано или поздно они проявят себя. Гарри Поттер слишком благороден, чтобы остаться в тени надолго. А его сестра... Он остановился, и его взгляд потемнел ещё больше. – Её придётся уничтожить, если она встанет на моём пути. Её сила растёт слишком быстро. Я недооценил её потенциал, и теперь расплачиваюсь за это. Свотт кивнул, словно признавая резонность этих слов, но в его взгляде мелькнуло что-то похожее на насмешку. – Ты всегда любил рассчитывать на силу, Альбус. Но не забывай – она не всегда даёт тебе преимущество. Иногда хитрость и терпение побеждают. Дамблдор ничего не ответил, его мысли уже унеслись куда-то далеко. Он знал, что времени у него оставалось немного. Эти двое – Гарри и его сестра – были не просто угрозой его планам, но и напоминанием о том, что даже самый сложный план может дать трещину, если подчинённые выйдут из-под контроля. Он был готов сделать всё, чтобы вернуть их. Любой ценой. 12 июля 1995 – Прошёл уже месяц, – раздался спокойный, но слегка насмешливый голос Амброуза. Его портрет, висящий в самом углу кабинета, был написан с поразительной детальностью. Высокий мужчина в строгой мантии с тяжёлой цепью на шее смотрел на Дамблдора с видом строгого наставника. Его глаза светились ехидным интересом, словно он наслаждался ситуацией. – Я знаю, Амброуз, – ответил Дамблдор, даже не оборачиваясь к портрету. Его голос был напряжённым, но всё же он сохранял контроль над собой. – Ты их так и не нашёл, – продолжил портрет, не снижая своей назидательной интонации. – Знаю, – повторил Альбус, уже чуть жёстче. – И твой блестящий план... летит к мантикоре в зад, – произнёс Амброуз с лёгкой усмешкой, опустив подбородок на руку. – Я в курсе, Амброуз! – Дамблдор резко развернулся, его голубые глаза сверкнули гневом, который он едва сдерживал. Его пальцы сжались так сильно, что костяшки побелели. – И ты, если позволишь заметить, весьма нервный, – добавил Амброуз со спокойной усмешкой, как будто его нисколько не смущала вспышка раздражения директора. На мгновение в кабинете воцарилась напряжённая тишина. Дамблдор глубоко вздохнул, пытаясь унять собственный гнев. Он понимал, что портреты, особенно такие, как Амброуз, не упустят возможности поддеть его, но сейчас ему было не до их язвительных замечаний. – Разумеется, я нервный, – наконец сказал он, его голос был хриплым от подавленных эмоций. – Мой план, который я выстраивал десятилетиями, сейчас висит на волоске. Двое подростков – подростков, Амброуз! – сумели обойти все мои чары, сбежать из-под моего контроля и скрыться так, что даже мне не под силу их найти. Как ты думаешь, должно ли это меня беспокоить? – Безусловно, – спокойно ответил Амброуз, не меняя тона. – Но я бы предложил тебе немного трезвости, Альбус. Ты сам выстроил эту сложную игру, полагаясь на то, что каждый игрок будет двигаться так, как ты захочешь. И вот, неожиданный ход – и всё рушится. Тебя это действительно удивляет? Дамблдор ничего не ответил, его взгляд был сосредоточен на массивном столе, где до сих пор лежала открытая книга по древним магическим узам. – Амброуз, – наконец тихо сказал он, оборачиваясь к портрету. Его голос стал более ровным, но в нём всё ещё слышалась скрытая ярость. – Я не нуждаюсь в твоих лекциях о стратегии. Если ты не можешь предложить ничего конструктивного, то лучше просто молчи. Амброуз усмехнулся, не сводя с него пристального взгляда. – Ах, конструктивного... Альбус, я могу предложить многое, но ты не захочешь этого слушать. Ты слишком горд. Всё, что я скажу, будет для тебя как соль на рану, ведь ты прекрасно понимаешь, что допустил ошибку. Тебя одолела самоуверенность. Ты недооценил своих противников, а теперь они переигрывают тебя в твоей собственной игре. Дамблдор скрипнул зубами, но промолчал. – И всё же, – продолжил Амброуз, словно его нисколько не заботило состояние собеседника, – если ты не хочешь потерпеть полный крах, тебе нужно что-то менять. Продолжай искать, конечно. Но помни: каждый час, который ты тратишь на бесплодные попытки, играет против тебя. Альбус отвернулся и снова начал ходить по кабинету, заложив руки за спину. Его мантия развевалась за ним, как тёмное облако. – Прошёл месяц, – повторил Амброуз, и в его голосе прозвучала странная смесь издёвки и сочувствия. – Сколько времени ты ещё потратишь на их поиски? Или, может, ты наконец признаешь, что теряешь контроль? – Хватит, – твёрдо сказал Дамблдор, останавливаясь. Его голос прозвучал так, словно он поставил точку в разговоре. – Как скажешь, – спокойно ответил Амброуз, откидываясь назад в своей раме. – Но помни: гордыня всегда ведёт к падению. Не допустил бы ты её, Альбус, не был бы сейчас в этом положении. С этими словами портрет замолчал, но его взгляд продолжал прожигать Дамблдора, который вновь сел за стол и, склонив голову над страницами книги, погрузился в поиски ответа. – Мои люди разбросаны по всей Англии и континенту, – раздражённо произнёс Дамблдор, сцепив пальцы перед собой. Его голос был холодным, как зимний ветер. – И всего лишь пару раз удалось засечь их. Причём даже не факт, что это были они. – Мы оба знаем, что это были они, Альбус, – спокойно ответил Свотт, его голос звучал так, будто он с трудом сдерживает насмешку. – Кого ещё твои люди могли бы заметить в столь... необычных обстоятельствах? – Ты слышал, что произошло с Адамом? – продолжил Дамблдор, обрывая саркастический тон своего собеседника. Его голос был пропитан смесью раздражения и унижения. – Его превратили в желе. Без палочки! Свотт поднял бровь, его выражение напоминало хищника, уловившего запах крови. – Адам... твой лучший агент, если я не ошибаюсь? Выпускник с выдающимися результатами. На нём же было полно защитных чар. И всё равно? – Он был лучшим выпускником своего потока! – с явным раздражением выпалил Альбус, его глаза полыхнули гневом. – Как этот самодовольный когтевранец смог попасть в ловушку от каких-то сопляков? Тем более одной слизеринки и одного гриффиндоркца? Он ведь натренированный оперативник! Это просто позор. Свотт спокойно наблюдал за очередной вспышкой ярости Дамблдора, его взгляд был сосредоточенным, но в уголках губ пряталась лёгкая усмешка. – Может, не стоит винить только Адама, Альбус? – заметил он с показным сочувствием. – Похоже, твои «сопляки» оказались умнее, чем ты предполагал. А может, у них есть союзники, которые помогают им избегать твоих ловушек? Это вполне объяснило бы... ну, всё. Дамблдор фыркнул, раздражённо отмахнувшись, словно от назойливой мухи. – Перестань меня провоцировать, Свотт. Я и так достаточно зол. Он встал из кресла и подошёл к окну, за которым виднелись поля Хогвартса, окутанные вечерним туманом. Дамблдор провёл рукой по длинной бороде, его взгляд стал задумчивым. – Ты прав в одном, – наконец сказал он, повернувшись к портрету. – Я больше не могу скрывать их исчезновение. Пора выпускать заявление. Если весь мир узнает, что они пропали, это может сыграть мне на руку. Их лица известны каждому волшебнику. Чем больше глаз будет следить за ними, тем меньше шансов, что они смогут скрываться вечно. – А, – протянул Свотт с явным пониманием, – значит, ты собираешься задействовать своих марионеток в «Ежедневном Пророке». – Именно, – коротко ответил Дамблдор, вернувшись за свой стол. Его лицо вновь стало собранным, как у опытного стратега. – Если я скажу, что Гарри Поттер и его сестра пропали при загадочных обстоятельствах, это вызовет бурю. Мир начнёт задавать вопросы. Магические газеты, слухи, министерство – всё это создаст давление. Они не смогут спрятаться от такого пристального внимания. – И ты думаешь, что это сработает? – уточнил Свотт, слегка склонив голову. – Это должно сработать, – отрезал Дамблдор. – В таких делах важно не только ловить, но и давить на тех, кто убегает. Они должны почувствовать, что им некуда деться. Страх – вот что заставит их проявить себя. Рано или поздно они сделают ошибку. Свотт молча наблюдал за ним, его взгляд был оценивающим. – Не переиграй себя, Альбус, – тихо заметил он. – Твоя игра опасна. Чем больше ты будешь давить, тем сильнее они могут сопротивляться. Демфро – не те, кто легко ломается. Помни об этом. Но Дамблдор только хмыкнул в ответ. Его взгляд был устремлён в будущее, где он уже видел, как их поймают, и как вся эта игра заканчивается по его правилам. – Я всегда выигрываю, Свотт. Август 1995 – Это не помогло! – в голосе Альбуса Дамблдора звучал настоящий крик отчаяния. Он стоял у своего письменного стола, сжимая в руках перо, будто готов был вот-вот сломать его, как и свою собственную неудачу. Его лицо было искажено гневом и разочарованием, а глаза, полные боли, сверкали как два огненных факела. – Как они могут так исчезнуть?! Они скрываются уже больше двух месяцев! Портрет, висевший в углу кабинета, не спешил с ответом. Лишь усмехнулся, его взгляд был проницательным, а губы кривились в едва заметной усмешке. Он давно привык к вспышкам гнева Дамблдора, но этот случай был особенно тяжёлым. – Знаю, Альбус, – произнёс портрет с холодной иронией в голосе. Его глаза блеснули, а морщины на лице стали ещё более заметными, придавая выражению его лица вид старого мудреца, который уже видел все человеческие страдания. – Ты мне это уже говорил. – И что ты хочешь этим сказать?! – рявкнул Дамблдор, его голос вздрогнул от напряжения. Он сделал шаг вперёд, будто желая разорвать пространство между собой и портретом. – От них не было ни единого слова! Ни одной подсказки! Я не чувствую их, не нахожу никаких следов, как будто они растворились в воздухе. Два месяца, Свотт! Два месяца, а они, чертовы дети, по-прежнему исчезли! – Знаю, Альбус. Портрет лишь усмехнулся, его тон стал ещё более расслабленным, как будто все его слова были заранее продуманы. – И я тебе уже говорил: ты не можешь продолжать так бесконечно. Ты сам знаешь, что этот поиск стоит тебе всё больше сил. И это ты ещё не понял, как ловко они тебя переигрывают. – Не смей иронизировать! – стиснув зубы, произнёс Дамблдор, его взгляд стал ещё более сверкающим от гнева. Он сжал руки в кулаки, а по его лицу пробежала тень растерянности. – Я был уверен, что их действия – это простая ошибка. Я думал, что их скрытность – это всего лишь временная мера. Но теперь... теперь они играют по моим правилам, и мне это не нравится! Свотт молча наблюдал за ним. Его глаза не выражали ни малейшей симпатии, лишь равнодушие к страданиям Альбуса, который стоял перед ним, изнеможённый и в отчаянии. Портрет смотрел на директора, как на персонажа из истории, не способного избежать своей судьбы. – Ты всегда верил в своё превосходство, – тихо сказал Свотт, его голос был настойчивым, но при этом спокойно-хладнокровным. – Но такие, как они, давно поняли твою игру. Ты не можешь просто силой сдерживать всё, что тебе не подчиняется. Сейчас ты только на шаг ближе к поражению, и они это знают. Ты потерял момент, Альбус. Дамблдор, ощущая его слова, как физическую боль, снова отвернулся от портрета. Его плечи были опущены, а взгляд, казалось, больше не мог фокусироваться на чём-то конкретном. Он пытался найти решение, но его разум был уставшим и перегруженным. Он знал, что не может сдаваться. Но как это сделать, когда противник был настолько ловким и скрытным? – Я не потерял ещё ничего, – наконец произнёс он, выпрямившись и возвращая себе твёрдость в голосе. – Я не могу сдаться. Я не позволю им победить. – Ты не можешь победить, пока не поймёшь, как они играют, – раздался голос Свотта. Он казался спокойным, но в нём всё же чувствовалась доля сожаления. – Ты говоришь, что они пропали. Но, Альбус, возможно, они просто изменили свою игру. И, возможно, ты не сможешь их найти, если будешь продолжать искать в старых ловушках. Пауза. Дамблдор снова вздохнул, его сердце билось так, словно готово было вырваться из груди. Он стоял в центре кабинета, его разум блуждал среди тысяч несоединившихся идей и мыслей. Он знал, что Свотт прав. Но это не означало, что он мог просто сдаться. – Два месяца, – прошептал он, как будто сам себе. – И ни слова, ни следа. Как это возможно? Свотт молча наблюдал за Дамблдором, его взгляд был спокойным, но в нём всё же читалась лёгкая ирония, приправленная едва заметной жалостью. Он знал, что Альбус был на грани, но у этого старого волшебника было одно неизменное качество — стойкость, которая, казалось, всегда вытаскивала его из самых тёмных ситуаций. Однако сейчас даже его терпение начало трещать по швам, и Свотт это ощущал. Но стоило ли вмешиваться? – Пора приступать к плану "Суд", — наконец произнёс Альбус, его голос был хриплым и усталым, но в нем была та же решимость, которая всегда была его отличительной чертой. Он выпрямил спину, и, казалось, его лицо вновь приобрело твёрдость, как у опытного мастера, который наконец находит решение в сложнейшей шахматной партии. В глазах вспыхнул огонь, который давно уже начал тускнеть, и теперь был готов вспыхнуть вновь. Свотт изогнул бровь, не скрывая насмешки. – О, неужели они тебя настолько разозлили? — его тон был язвительным, но в его голосе всё же проскальзывал интерес. Он не ожидал, что Дамблдор, обычно осторожный и сдержанный, перейдёт к таким крайним мерам. Но с каждым словом Альбуса становилось ясно, что этот ход был уже неизбежен для него. Альбус скинул с себя усталость, как старую мантию. Его глаза заблестели, а на губах появилась едва заметная ухмылка, полная мрачного удовлетворения. Он выглядел как человек, готовящийся к битве, хотя до этого момента его действия были больше похожи на осторожные манёвры. – Пора использовать труп Петтегрю по назначению, — произнёс Дамблдор, ухмыляясь, и в его голосе звучала уверенность, с которой он всегда говорил, когда был полностью уверен в своей победе. Эта фраза, казалось, освещала его лицо зловещим светом, как если бы он наконец нашёл ответ на все свои вопросы. Свотт молча посмотрел на него, но его взгляд больше не был насмешливым. Он понял, что Альбус принял решение, и теперь ему не было пути назад. Но свершившееся не могло не вызывать определённого уважения. Тот самый Альбус Дамблдор, который всегда был для него воплощением мудрости и справедливости, теперь готов был прибегнуть к темным методам, чтобы достичь своей цели. – Ты действительно готов на это, Альбус? — мягко спросил Свотт, хотя в его голосе уже не было ни насмешки, ни иронии. Теперь в его словах звучала лишь серьёзность, едва уловимая тревога. Дамблдор не ответил, его взгляд был прикован к пустоте, как будто он видел картину будущего, где его действия приводят к желаемому результату. Всё это время он взвешивал все варианты, надеясь, что удастся избежать крайностей. Но теперь, когда время поджимало, он был готов воспользоваться любыми средствами. – Он всё равно мертв. И не имеет значения, как его использую я, — сказал Дамблдор, опуская взгляд на свои ладони, которые теперь казались такими же холодными и безжизненными, как его слова. — Петтегрю — это инструмент, который должен был служить мне. И если я использую его останки для того, чтобы схватить тех, кто угрожает всему, что я строил, то пусть будет так. Свотт ничего не сказал. Он только кивнул, понимая, что его собеседник уже выбрал свою дорогу. Порой даже самые светлые души вынуждены опускаться в тень, чтобы достичь своего. И, похоже, Альбус был готов это сделать. На следующее утро в "Ежедневном пророке" было выпущено громкое заявление Министерства магии Великобритании, которое потрясло весь магический мир. Газета на всю страницу напечатала официальное сообщение, шокировавшее и взбудоражившее даже самых закалённых и опытных волшебников. "Министерство магии Великобритании сообщает о начале официального расследования в связи со смертью Питера Петтегрю, а также предъявляет подозрения в его убийстве. Подозреваемая — Вивиан Поттер, известная своим участием и победе в Турнире Трёх Волшебников." Заявление было кратким, но его содержание вызвало настоящий шок. В тот же день по улицам Лондона и по всей стране начали ходить слухи, а маги и волшебницы обсуждали это на каждом шагу. Ведь Вивиан Поттер, не так давно вернувшаяся в волшебный мир и после ошеломляющей победы в Турнире, теперь была названа главным подозреваемым в убийстве Питера Петтегрю, чья смерть была объявлена еще четырнадцать лет назад. Газета подробно описывала, как Министерство магии Великобритании заявило о проведении тщательного расследования, в ходе которого предполагается допрос свидетелей, а также магические исследования, чтобы разобраться в обстоятельствах этого преступления. Несмотря на то, что до сих пор не было представлено ни одного факта, указывающего на виновность Вивиан Поттер, её имя оказалось в центре магического скандала, который мог повлиять на репутацию её семьи и без того находящейся в центре общественного внимания. Вся магическая Британия находилась в состоянии тревожного ожидания. Подозрения, возникшие вокруг Вивиан, звучали как гром среди ясного неба. В то время как часть волшебного общества пыталась найти оправдание для девушки, другая половина с подозрением и даже откровенной враждебностью смотрела на её возможную причастность к исчезновению Петтегрю. Сообщение, не ставшее ни опровержением, ни подтверждением каких-либо слухов, ещё сильнее разжигало общественное мнение, добавляя ещё больше огня в пламя теорий и спекуляций.