Жестокая реальность

От лица Драко Осень 1994 года В холодных подземельях Хогвартса, пропитанных запахом влажного камня и сырости, светят только свечи, их слабое мерцание озаряет кабинет зельеварения, отбрасывая причудливые тени. Эти огоньки скользят по её лицу, словно пытаясь разгадать её тайну. Чёрные волосы, гладкие и блестящие, собраны в тугой пучок, открывая линию шеи и подчёркивая бледную, почти призрачную кожу. В полутьме её пухлые щёки и мягкие, чуть припухлые губы выглядят ещё более нежными, как будто их не коснулось ни одно прикосновение. Скулы — резкие, острые, придающие ей особенную утонченность. Но больше всего — глаза. Глаза, в которых, кажется, спрятался весь Запретный лес с его шёпотом и туманами. Глубокие, зелёные, полные загадок и чего-то неуловимого, они приковывают меня с такой силой, что я забываю, где нахожусь. Она сосредоточенно записывает слова профессора Снейпа, не замечая моего взгляда, но каждое её движение — плавное, почти завораживающее. Как такая красота могла достаться сестре Поттера? Её близнецу — Поттеру, с его неуклюжестью и вечным выражением беспокойства. Я не понимаю, как они могут быть связаны, и тем более, как между нами вообще может быть что-то общее. И всё же, эта непостижимая тяга, это упрямое желание понять её… не отпускает. — Драко, с тобой всё нормально? — её тихий голос, как шелест страниц старинной книги, возвращает меня в реальность. Я моргаю, словно пробуждаясь из странного сна, и перевожу на неё взгляд. В её глазах мелькает лёгкая усмешка — едва заметная, но цепляющая. — Да, всё нормально, — отвечаю, стараясь придать голосу равнодушие. — А почему спрашиваешь? — Ты не записываешь слова профессора, — замечает она, с лёгкой усмешкой взглянув на мою пустую пергаментную страницу. — И уставился в одну точку. Я чувствую, как кровь приливает к лицу, но, конечно, позволяю себе лишь короткий надменный кивок. — Просто задумался, — бросаю я, стараясь выглядеть как можно более безразличным. Я не знаю, сколько времени прошло, пока я наблюдал за ней. Мы сидели на ужине в Большом зале, и впервые за долгое время нам удалось вытащить Вивиан из её добровольного заточения в библиотеке. Её странный принцип — не есть вечером — для меня оставался загадкой. Она обычно игнорировала любые наши попытки уговорить её составить нам компанию, но сегодня, по непонятной причине, не сопротивлялась. Блейз и Пенси буквально выволокли её из библиотеки. И что удивительно — она не возмущалась, не пыталась вырваться, не угрожала никому из них. Они сидели рядом, живые, целые и довольные, что выглядело почти неправдоподобно. Но даже сейчас, сидя за длинным столом Слизерина, Вивиан не притронулась ни к еде, ни к напиткам. Отодвинув тарелку, она достала небольшой блокнот и пару потрепанных книг. Она о чём-то сосредоточенно писала, почти не замечая, что происходит вокруг. Я сидел рядом и мельком заглянул в её записи, но увидел лишь чистые страницы. Видимо, она заколдовала их, чтобы никто не мог прочитать, чем она занята. — Неужели я лицезрею это диво? — с нарочитым восторгом воскликнул Иван, громогласно подходя к нашему столу. — Ви, чудо моё, неужели ты всё же решила посетить ужин? Он наклонился, чтобы поцеловать её в макушку, но она не обратила на него ни малейшего внимания, даже не подняла взгляда от своих книг. Я едва сдержал ухмылку, продолжая ужинать как ни в чём не бывало, хотя невольно наслаждался этой сценой. Пенси хихикнула, к ней присоединились Дафна, Тео и Блейз — в их взглядах читалась лёгкая насмешка над настойчивостью болгарина. — И долго она так? — раздался голос одной из рыжеволосых сестёр Димитровых, и я не был уверен, кто это — Зарина или Божена. — С тех пор, как мы её сюда притащили, — с недовольством ответила Пенси, закатив глаза. — Она бы и в библиотеке осталась, если бы не мы. — С таким же успехом вы могли оставить её там, — усмехнулся подошедший Виктор Крам. Он лениво присоединился к столу, бросив короткий взгляд на Вивиан и её сосредоточенное лицо. Он прекрасно знал её привычки и её стремление к уединению, но, похоже, не мог удержаться от лёгкого сарказма. Вивиан, казалось, не замечала происходящего вокруг. Она не удостоила даже малейшего кивка или взгляда в сторону Ивана, хотя для всех было очевидно, что он искренне хотел привлечь её внимание. Невозмутимая, она продолжала делать вид, будто перед ней никого нет, полностью сосредоточенная на своих записях. — Вивиан, милая, ты вообще планируешь что-нибудь съесть? — вмешалась Пенси, бросив на неё выразительный взгляд. — В конце концов, именно поэтому мы и затащили тебя сюда. На её слова Вивиан лишь слегка покачала головой, не удостоив никого ответом. Её губы едва заметно тронула усмешка, как будто всё это не имело для неё никакого значения. — Похоже, ваш план провалился, — с видимым удовольствием констатировал Тео, подмигнув Пенси. — Вы затащили её сюда, а она по-прежнему упрямо держится за свои принципы. Все вокруг рассмеялись, но я не мог отвести взгляда от Вивиан. В её молчании, в её сосредоточенности была странная сила, не позволяющая усомниться, что её мир — совсем другой, куда нам не войти. Она словно существовала в другом измерении, вне шумного и беспечного веселья, окружавшего нас. И всё же, на мгновение мне захотелось заглянуть в её тайный мир, понять, что приковывает её внимание так, что она не слышит ни смеха друзей, ни шума Большого зала. Я сидел на старом кожаном диване у камина, перебрасываясь ленивыми замечаниями с Тео и Блейзом. Спокойный вечер в гостиной Слизерина — тёплый свет, потрескивающий огонь, полутьма вокруг. Но это спокойствие было нарушено, когда в комнату буквально ворвалась Пенси, а за ней — Дафна. Пенси, как всегда, фонтанировала эмоциями, жестикулируя и что-то торопливо рассказывая Гринграсс. Дафна, напротив, была совершенно спокойна: она кивала, иногда что-то тихо отвечала, стараясь как-то успокоить подругу. Подойдя к нам, Пенси рухнула на подлокотник кресла Блейза, продолжая что-то бурчать себе под нос, время от времени сверкая глазами. Дафна, едва заметно вздохнув, села между мной и Тео, тихо поздоровалась и одарила нас спокойной, чуть виноватой улыбкой, словно извиняясь за спутницу. — Мисс Паркинсон, — протянул Блейз с лёгкой насмешкой, глядя на Пенси, — что же в очередной раз привело вас в такую ярость? — Это ещё не ярость, Забини! — отрезала она, не снизив эмоционального накала. — Если бы я была в ярости, ты бы уже догадался. Она продолжала возмущённо бормотать себе под нос, не обращая внимания на наши усмешки. — Дафна, может, ты всё-таки расскажешь, что произошло? — спросил я, повернувшись к ней, пока Пенси продолжала кипеть. Дафна, уже открыв рот, чтобы начать объяснять, не успела произнести и слова, как Пенси взмахнула руками и, почти взвизгнув, перебила её: — Вивиан! Мерлин её подери! — воскликнула она, сверкая глазами. Осознав, что перебила Дафну, вздохнула и немного успокоилась. — Прости, Даф. — Ничего, — добродушно улыбнулась Дафна, — рассказывай. Пенси тут же заговорила с ещё большим пылом: — Мы с Дафной пошли в библиотеку, чтобы забрать нашу несчастную Вивиан из её вечного книжного заточения! Она, как всегда, упиралась, но хотя бы отвечала нам. Почти уговорили её вернуться в гостиную… но тут, откуда ни возьмись, появляется Поттер! — Пенси со злостью сверкнула глазами, будто само его имя было для неё оскорблением. — Этот самодовольный Поттер! Подходит к ней и говорит, цитирую, «Ну что, пойдём, Луни?» И они ушли! Он буквально украл её у нас из-под носа и увел в свой прайд! — она возмущённо всплеснула руками. — Ну, не совсем, — мягко поправила Дафна. — Он извинился и сказал, что у них были какие-то планы. — Мне плевать! Он у нас её увёл! — не унималась Пенси, закусив губу. — Вот уж не думала, что Поттер может быть настолько наглым. — Но он же её брат, — заметил Тео, едва сдерживая усмешку. — И имеет на её время такое же право, как и ты. — Да, но, в отличие от некоторых, я хотя бы понимаю, как важно для неё общество друзей, — отрезала Пенси, высокомерно вскинув подбородок. — Мы — её поддержка, а он… он просто Поттер. — Не знал, что «просто Поттер» теперь синоним похитителя, — тихо усмехнулся Блейз, ухмыляясь. — Ужас какой. Пенси фыркнула, ещё больше возмущённая тем, что её проблему никто не воспринимает всерьёз. — Да поймите же, — вспылила она, — каждый раз, когда мы пытаемся вытащить её на нормальные посиделки, он тут как тут! Стоит нам только уговорить её немного отдохнуть, он подбирается, как хищник, и всё портит. — Так она сама пошла с ним, — вмешался я с лёгкой усмешкой. — И даже, судя по всему, не пыталась отказаться. Видимо, у них действительно были планы. — Планы… — Пенси скривилась, словно её попросили выпить зелье, которое на вкус как болото. — Да какие у неё могут быть планы с ним? Она проводит с ним и так слишком много времени. — Она же его сестра, Пенси, — проговорила Дафна с лёгкой улыбкой, видимо, чувствуя себя обязанной вставить что-то более разумное. — У них свои отношения, и ты не можешь в этом упрекнуть её. — Ладно, — признала Пенси, на миг сдавшись, но тут же добавила, подняв указательный палец. — Но если он уведёт её от нас снова, я ему этого не прощу. — Осторожнее, — усмехнулся Тео, подмигнув. — А то мы подумаем, что ты ревнуешь. — Я? — Пенси вздёрнула бровь, искренне возмущённая, и фыркнула с видом оскорблённого достоинства. — Это скорее Малфой ревнует, а я просто… недовольна. — Недовольна, — повторил я с лёгкой усмешкой, скрестив руки на груди. — Не знал бы тебя, Пенси, — подумал бы, что у тебя есть интерес к Поттеру. Она метнула в меня сердитый взгляд. — Будь любезен, Малфой, не оскорбляй меня так, — сказала она, прищурив глаза. — У меня нет никакого интереса к этому… гриффиндорскому выскочке. Просто мне не нравится, как он ведёт себя с Вивиан. Он, между прочим, не её единственный друг. — Ты ведь понимаешь, что он её брат, Пенси? — заметил Блейз с добродушной усмешкой. — Сомневаюсь, что он видит в нас угрозу. — Это-то и раздражает! — Пенси хлопнула ладонью по подлокотнику, нахмурив брови. — Вечно он появляется как из ниоткуда, будто специально хочет испортить нам все планы. — Может, ему просто нравится проводить с ней время? — осторожно предположила Дафна, слегка пожав плечами. — И знаешь, мне кажется, Вивиан сама решает, с кем и когда ей общаться. Пенси закусила губу, недовольно оглядываясь на нас, словно рассчитывала на поддержку, но натолкнулась только на сдержанные улыбки. — Всё же, я бы не отказался от конкуренции с Поттером, — усмехнулся Блейз, лениво откинувшись в кресле. — Хотя только ради зрелища, конечно. Интересно было бы посмотреть, кто кого. — К счастью, у нас в Слизерине есть такт, которого гриффиндорцы лишены, — сказала Пенси, не обращая внимания на его шутливый тон. — Мы-то знаем, когда стоит оставить Вивиан в покое, а Поттер, видимо, нет. — Возможно, ты права, — вмешался я с лёгкой улыбкой, но не смог удержаться от сарказма. — Конечно, он ужасный брат — хочет, чтобы она проводила с ним время. — Видишь! — Пенси бросила на меня взгляд, полный благодарности, как будто я её поддержал. — Кто-то хоть немного понимает меня. Я только усмехнулся, но краем глаза снова поймал взгляд Дафны, и она улыбнулась мне в ответ — тёпло, понимая, что мы оба разделяли лёгкое наслаждение от этого представления. Вечер плавно возвращался к обычному ходу, и разговор перетекал от одной темы к другой, но периодически Пенси снова и снова возвращалась к жалобам на Поттера, пока наконец Дафна, улыбнувшись, не хлопнула её по плечу. — Может, достаточно уже об этом? — с мягкой усмешкой спросила она. — Вивиан скоро сама придёт, и мы можем спросить её, чем же она так увлеклась с братом. — Вот это и сделаем, — кивнула Пенси, но, кажется, её негодование уже начало рассеиваться. Она посмотрела на нас с добродушной улыбкой, понимая, что мы её дразнили не ради насмешек, а потому что знали, что за её возмущением скрывается её искренняя забота о Вивиан. 24 декабря 1994 Боже, она просто ослепительна. Я не мог оторвать глаз от её образа: это платье, сверкающее в свете факелов и волшебных огоньков, казалось, было обшито мелкими бриллиантами, и при каждом её движении оно мерцало, как звёздное небо. Полупрозрачные рукава с открытыми плечами едва касались её кожи, добавляя какой-то особой изысканности её хрупкому силуэту. В распущенные волосы Вивиан были вплетены серебристые листья, блестящие, словно их окропили росой. Нежные косички у висков подчёркивали мягкость её черт, а ярко-красные губы идеально оттеняли изумрудные глаза, глубокие, как запретный лес в ночи. В этом образе она выглядела как нечто волшебное, почти не земное. В этот вечер она была — настоящая королева. Каждую секунду я ловил себя на том, что не могу отвести взгляд. Я почти не слышал разговоров вокруг, не замечал музыки, движения людей — всё моё внимание было приковано к ней, к её лёгкому танцу и блестящим глазам, сверкающим радостью. Казалось, весь зал замер, уступая ей пространство, уступая ей этот момент. Но меня не покидало раздражение: её сопровождал Иван Димитров, один из лучших друзей Крама, её партнёр на балу и… её парень. Слишком уж самодовольный, он держал её за талию, не отводя ни на миг взгляд от её лица, будто и сам был заворожён. С каждым взглядом я убеждался, что они слишком разные: он — простой и шумный, грубоватый, иногда даже беспечный, а она — словно туманный свет, скрывающий свои тайны. Но, возможно, именно в этом её сила — в том, что она всегда оставалась для всех загадкой. Она танцевала с Иваном, едва касаясь пола, казалось, её ноги скользили, а не шагали. Она оборачивалась на его слова, слегка улыбаясь, но как будто её мысли витали где-то далеко. Этот взгляд — задумчивый и немного грустный — оставался для меня тем самым тайным знаком, который видел лишь я. Каждый её шаг в танце, каждое движение плеч, каждая улыбка будоражили меня, я пытался угадать её мысли, понять, о чём она думает. Но, к моему разочарованию, Вивиан покинула бал намного раньше, чем я ожидал. Возможно, она устала, или её мысли были заняты чем-то другим, может, чем-то важным, что вызывало в её глазах тот лёгкий отблеск усталости. Она мягко коснулась плеча Ивана, что-то тихо сказала ему, и он кивнул, едва заметно склонив голову. Она бросила последний взгляд на зал, и в этот миг наши взгляды встретились. Сердце замерло — в её глазах мелькнуло что-то недосказанное, что-то, что лишь усилило мою тоску. Я наблюдал, как она уходит, её платье мерцало, исчезая за дверью, оставляя меня в зале, словно пустом без её присутствия. Все разговоры, музыка и смех вокруг сразу стали далекими и глухими. Этот вечер, который только начинался, был для меня уже закончен — вместе с её уходом. Зима 1995 года Я наблюдал за ней, не в силах отвести взгляд. Как она танцевала на льду — это было нечто, что невозможно выразить словами. Каждый её шаг, каждый поворот, плавный, изящный, казалось, не подчинялись ни закону гравитации, ни времени. Я уже не первый раз приходил к берегу Чёрного озера, когда она занималась фигурным катанием, и каждый раз её танец захватывал меня с новой силой, как будто я видел это впервые. В её движениях чувствовалась свобода, дерзость и одновременно такая необъяснимая лёгкость, что каждый её прыжок, каждый разворот казались волшебством. Она кружилась, будто сама была частицей зимнего ветра, льдинкой, парящей в морозном воздухе. Лёд под её коньками мягко трещал, но она словно не касалась его — едва уловимое, лёгкое скольжение, перетекающее из одного движения в другое. Порой она взлетала в воздух, делая прыжки, от которых захватывало дух. Казалось, сама зима накладывала на неё своё заклинание, превращая её танец в магический ритуал, который я мог наблюдать вечно. Но ни одна из этих деталей не могла выбросить из головы воспоминание, что всё время преследовало меня с зимних каникул. Мы катались вместе — она решила научить меня кататься на коньках. Я думал, что это будет просто, но уже с первых шагов понял, что ледяная поверхность — не для меня. Но она смеялась, подбадривала меня, успокаивая каждый раз, когда я чуть не падал. И тогда это случилось — я поскользнулся, теряя равновесие, и, прежде чем осознал, как, оказался в её объятиях, упав прямо на неё. Мои руки обняли её, её волосы касались моего лица, а губы были так близко, что я едва сдерживал желание наклониться чуть ближе. Её глаза, яркие, как лесное озеро, светились удивлением и чем-то неуловимым, что застряло в моей памяти, как шип. Мы оба замерли, я чувствовал, как её дыхание согревает мой щёки. Мгновение, и всё могло бы измениться, я бы поцеловал её, если бы не звук — недалеко с обрыва скатилась лавина снега, отрывая нас от этого тонкого, как ледяной узор, момента. С тех пор эта сцена не отпускала меня. Я снова и снова возвращался к ней мыслями, словно к тайному, запретному воспоминанию. Я мог почти ощутить её тепло, её взгляд, её дыхание. И вот теперь, стоя у озера и наблюдая, как она кружится в танце, я снова вспоминал её руки, её смех и тот ускользающий, не случившийся поцелуй, который остался для меня мечтой, горькой и сладкой одновременно.

***

Через две недели после второго задания Я сидел в гостиной Слизерина, устроившись в кресле у камина, и смотрел, как в глубине угли едва тлеют, бросая на комнату мягкие, едва уловимые отблески. Мои мысли не отпускали события Турнира Трёх Волшебников — она могла погибнуть. Вивиан могла не вернуться. Но всё обошлось, хотя цена была высокой: спасая Поттера, Крама и Габриэль Делакур, она сама оказалась на грани, пострадав ради других. Образ её бесстрашного лица, влажные от воды волосы, сияющие отблески заклинаний, которые спасли её, — всё это врезалось в мою память. Но именно после того дня я узнал её секрет. Руны. Эти странные, древние символы, покрывавшие её тело, стали неожиданным и непрошеным откровением. Шея, руки, спина, живот и даже ноги — всё её тело было скрыто таинственными знаками, некоторые из которых мерцали, словно живые. Как она могла скрывать это от нас, от меня? Я знаю, что она извинилась, и я поддержал её, когда она пыталась оправдаться перед нами. Но это не изгладило лёгкую обиду — почему она выбрала молчание? Теперь многое стало понятным: её постоянные визиты в библиотеку, закрытая одежда, которой она избегала расспросов, — всё это обретало новый смысл. Я был так погружён в мысли, что не заметил, как рядом со мной, в соседнем кресле, появилась она. Первое, что я увидел, — её руки, нежные, как будто созданные для прикосновений. Аккуратные, с длинными пальцами, её руки казались воплощением хрупкости и силы. На правой руке, на среднем и указательном пальцах, мерцали кольца: одно с опалом, светящимся в отблесках огня, как крохотная звезда, и другое — тонкая серебряная полоска, скрученная в изящный узел. Её присутствие было ощутимым, тихим, как лёгкий ветер, и в это мгновение я понял, как сильно скучал по её молчаливой близости, по теплоте, которую она приносила с собой. Секунды тянулись, заполняя тишину между нами, и я, не поднимая глаз, чувствовал её взгляд, пристальный, проникающий прямо в душу. — Почему ты никому ничего не сказала? — произнёс я, и голос мой прозвучал тише, чем я ожидал. В голове крутились другие слова: Почему ты не сказала мне? Почему молчала, хотя знала, что я рядом? Но я не сказал этого вслух. Она на миг замялась, словно искала нужные слова. — Я сказала Гарри, — тихо ответила она, сдержанно, будто извиняясь. — Но не нам, — в голосе прорезалась злость, горечь, которую я не пытался скрыть. — Ты не сказала Дафне, Пенси, Тео или Блейзу. Ты не сказала мне. Её взгляд дрогнул, и она опустила голову, будто погружённая в воспоминания. Казалось, ей действительно было сложно заговорить о том, что происходило с ней все эти годы. — Эти руны… — начала она тихо, её голос едва слышен в полутьме. — Они принесли мне немало боли и страха. Кора и Сэм… они всегда закрывали на них глаза, не задавали вопросов, и я привыкла молчать, привыкла держать это в себе. Я не знала, как сказать. — Просто и прямо, — проговорил я с наигранным спокойствием. — «Привет, ребята. Знаете, у меня на теле куча непонятных магических рун, которые дают мне способности, но также приносят проклятья и опасности.» Неужели это так сложно? Она слабо улыбнулась, едва заметно кивнув. — Возможно, ты прав. Я хмыкнул, обводя её взглядом, стараясь не поддаваться чувству, которое разрывало меня на части. Смешанные эмоции — гнев, обида, и этот неугасающий страх — боролись во мне. Я опустил взгляд, но услышал, как она прошептала, тихо, нежно: — Дракош… — Не надо, — я покачал головой. Этот голос, эта интонация — в них был оттенок нежности, но сейчас это только усиливало боль. — Не смей. — Ты злишься, — произнесла она с легкой грустью. — Да. — Ты в ярости. — Верно. — И тебе страшно. Мои глаза метнулись к её лицу, пронзительный взгляд задержался на её чертах, словно она прочитала мои мысли. — Ты чуть не умерла! — вырвалось из меня громче, чем я рассчитывал. — Ты едва не погибла из-за этой… — я замолчал, сглотнув, не находя слов, чтобы выразить свою злость и одновременно беспокойство. — Я спасала жизни, Драко, — тихо ответила она, но в её голосе было твёрдое спокойствие. — Жизни? — в моём голосе зазвучала горечь. — Ты рисковала собой, не думала о своей безопасности, о том, что случится, если ты… — я запнулся, не в силах договорить. — Неужели ты думала, что тебе нет дела до того, что тебя ждут здесь? Что тебе есть, кому вернуться? Она вздохнула, и её глаза встретились с моими, в них было больше, чем просто усталость — тень сожаления, но и отчаянная решимость. — Ты правда думаешь, что мне было легко? Что я не думала о вас? — её голос прозвучал как шёпот, но он пробился сквозь тишину, как удар. — Каждый раз, когда я решалась использовать руны, когда понимала, что рискую… я знала, что могу не вернуться. Но это был мой выбор, Драко. Моя борьба. Слова словно остались повисать в воздухе. Я чувствовал, как гнев медленно растворяется, уступая место чему-то более горькому и более тяжёлому — ощущению потери. Она смотрела на меня, и в её глазах отражались огоньки камина, казавшиеся далёкими звёздами. — Но ведь не одной тебе выбирать, за что стоит бороться, — сказал я, пытаясь сдержаться. — Мы здесь тоже. Мы… я, мы все, мы бы помогли тебе, если бы ты просто позволила. Мы бы не оставили тебя одну, даже в этой борьбе. Она опустила взгляд, её тонкие пальцы нервно касались колец, словно ища в них утешение или ответ, которого не было. Пауза повисла между нами, и вдруг она решилась, встала и подошла ближе. Присела передо мной на корточки, её лицо оказалось совсем рядом, и я почувствовал, как её тёплая ладонь накрыла мою руку. Нежное прикосновение, такое простое, а у меня перехватило дыхание. — Драко, прости… — её голос прозвучал едва слышно, но так близко, что каждое слово проникло прямо в сердце. — Я не хотела подвергать вас опасности. Мне казалось, что так будет правильнее. Я молчал, глядя на её лицо, такое открытое, уязвимое в этот момент. Все слова вдруг потеряли смысл, и я понял, что ничто не сможет до конца выразить моё замешательство, обиду, страх. Тишина медленно заполняла всё пространство, но в её тепле, в этом молчаливом присутствии я ощущал спокойствие, которое возвращало меня к ней. Казалось, будто, разделив это молчание, мы оба поняли что-то большее. Я хотел сказать что-то, но в горле стоял ком. Наконец, моё лицо дрогнуло, и я едва слышно пробормотал: — Ты не должна была делать это одна. Ты всегда могла… обратиться ко мне. Просто быть честной. Она продолжала смотреть мне в глаза, её зелёные зрачки отражали отблески камина, как будто в них прятались тени её собственных переживаний и забот. Вивиан тихо кивнула, чуть сжала мою руку, и я почувствовал, как её пальцы немного дрожат, но она не отступала. — Я боялась, Драко. Боялась не только за себя, но и за вас. Эти руны — они как замок, который не могу открыть даже я сама. Я до конца не понимаю, какой силой обладаю и где её предел. А если бы… — она запнулась, её взгляд снова устремился на кольца, но в этом было больше растерянности, чем до этого. — Если бы я допустила ошибку, если бы кто-то пострадал из-за меня, из-за этой силы, я бы этого не вынесла. Но когда Гарри попал в Турнир, у меня просто не было выбора. Я заняла его место. Я не мог не чувствовать её замешательство и страх. Они словно плескались в её словах, в движениях, в том, как её пальцы сжимали мою руку. Эта сила, которую она пыталась контролировать, была её тайной, её тяжёлым грузом, который она несла в одиночку, несмотря на то, что мы были рядом. — Но ведь мы тоже здесь не просто так, — тихо произнёс я, пытаясь, чтобы голос звучал мягче. — Мы готовы бороться за тебя, быть рядом и принять всё, что тебе приходится нести. Нам не нужно, чтобы ты была сильной всегда, понимаешь? Иногда позволить другим помочь — это тоже часть силы. Она вскинула на меня взгляд, в её глазах было удивление, смешанное с чем-то вроде надежды. Она чуть прикусила губу, как будто обдумывая мои слова, и наконец, едва заметно кивнула. Это движение казалось таким незначительным, но для нас обоих это был шаг — маленький, но важный. Мы долго молчали. Я больше не злился, а она больше не скрывалась. В тишине её пальцы тёплыми кольцами обвили мои, её присутствие окутывало меня нежностью и спокойствием, и я чувствовал, что в этот момент между нами возникло что-то новое — хрупкое и невидимое, как тонкая нить доверия. Весна 1995 13 марта Звуки её каблуков, ровные и отточенные, раздавались на весь коридор, нарушая почти идеальную тишину подземелий. Вивиан показалась в арке, её походка была уверенной, как у той, кто знает, что все взгляды прикованы к ней. Она выглядела по-новому: серые брюки подчёркивали стройные ноги, а глубокий, насыщенный цвет фиолетовой рубашки делал её глаза ещё ярче. В гостиной, почти пустой в этот час, её появление сразу привлекло внимание всех, кто ещё оставался внутри. — Ты просто очаровательна, дорогая, — заметила Дафна с тёплой улыбкой, не скрывая восхищения. Вивиан ответила ей лёгкой, ненавязчивой улыбкой, но в ней было что-то особенное, что она всегда берегла для близких друзей. — Куда ты собралась в таком великолепии? — поинтересовался Забини, вежливо, но с едва заметным любопытством. — Фу, Блейз, как грубо, — фыркнула Пенси, скрестив руки на груди, но Блейз лишь пожал плечами, не скрывая заинтересованности. — Но всё же? — он склонил голову в ожидании. Вивиан чуть приподняла бровь, но потом, видимо решив, что поделиться информацией безопасно, спокойно ответила: — У Божены и Зарины сегодня день рождения, они решили немного отпраздновать, — сказала она. — Я предложила один из заброшенных кабинетов, будет камерная вечеринка. — Ах, а я и не знала, — разочарованно произнесла Пенси, едва заметно надув губы. — Но передай им поздравления от всех нас. — Конечно, — кивнула Вивиан. Тео, который сидел рядом с Дафной, аккуратно и незаметно взял её за руку, в жесте, который мог бы остаться незначительным, но явно подчеркивал его участие и тихую поддержку. — Может, тебя проводить? — предложил я, немного откинувшись на спинку дивана, но взгляд мой оставался сосредоточенным. — Драко прав, — заметил Тео, глядя на Вивиан серьёзнее, чем обычно. — Грюм стал слишком часто наблюдать за тобой, и Дамблдор тоже… Вивиан легко отмахнулась, но я заметил в её глазах лёгкую тень беспокойства. Она явно знала, что наши опасения не безосновательны. — Не волнуйтесь, — мягко ответила она, — Иван уже ждёт меня у выхода, мы идём вместе. Ах, ну конечно. Иван Димитров, её постоянный и неизменный спутник. Честно говоря, это раздражало. Мой взгляд, наверное, предательски выдавал мысли, но я всё же удержался от того, чтобы закатить глаза. Этот болгарин, кажется, специально старался быть рядом с ней, как будто был её личным телохранителем. — Только будь осторожна, ладно? — добавил я, хоть и попытался придать голосу лёгкий, невозмутимый оттенок, но обеспокоенность всё равно прорвалась. Вивиан чуть улыбнулась, её лицо смягчилось, как будто она видела мои мысли насквозь, и эта лёгкая насмешка скользнула в её глазах. — Драко, всё будет в порядке, — ответила она, отступив к двери, но задержалась на мгновение, чтобы ещё раз обвести взглядом тех, кто оставался в гостиной. — Я обещаю. С этими словами она развернулась и скрылась за картиной, и снова её каблуки прозвучали по коридору, затихая когда проход в гостиную закрылся.

***

Комната Малфоя, Нотта и Забини Комната была наполнена едва уловимым светом свечей и запахом пыльных страниц старых книг — атрибуты, ставшие частью нашего тихого убежища. Тео и Дафна расположились на его кровати, в расслабленных позах, но с внимательными взглядами, обращёнными к Вивиан, как будто её присутствие в нашей компании было само по себе чем-то уникальным и ценным. Блейз лениво растянулся на своей кровати, закинув руки за голову, наблюдая за нами из-под полуприкрытых ресниц, но с лукавым интересом. Пенси и Вивиан устроились на полу, скрестив ноги на мягком ковре у моей кровати, опираясь на неё спинами, а я сидел на диване напротив, наблюдая за каждым из них, но, как всегда, не выпуская из виду Вивиан. — Как думаешь, какое будет третье задание? — спросила Пенси, склонив голову набок, и её голос прозвучал с любопытством, перемешанным с беспокойством. — Понятия не имею, — ответила Вивиан с лёгким пожатием плеч. — Если честно, мне всё равно, главное, чтобы никто не пострадал. — Включая тебя, — твёрдо добавила Дафна, её голубые глаза блестели в полумраке, словно она пыталась донести до Вивиан что-то важное. — Это не главное условие, но… — начала Вивиан, но её прервал Тео, голос которого прозвучал так, будто он просто не мог больше молчать. — Нет, Ви, это как раз-таки главное. Ты не должна пострадать, — его слова прозвучали резко и в то же время тревожно, как будто он повторял их не в первый раз. Я чувствовал, что он сказал то, о чём думали мы все, и не удержался от того, чтобы поддакнуть, стараясь придать своим словам лёгкость, но не скрывая заботы: — Он прав. Мне не хочется снова откачивать тебя после магического истощения, вытаскивать из твоей этой невообразимой агонии. Вивиан закатила глаза, но я заметил, что уголки её губ приподнялись — лёгкая ухмылка пробивалась сквозь её защитные реакции. — Ты же знаешь, что на мне всё заживает как на собаке, — ответила она со смешком, будто не воспринимала свои слова всерьёз. — Как на ком? — переспросил Блейз, с трудом сдерживая смех, приподняв голову с подушки. — Как на собаке, — фыркнула Вивиан, на секунду улыбнувшись шире. — Это такое магловское выражение. У собак все раны быстро заживают. Блейз усмехнулся, с удовольствием подхватывая её слова. — У тебя тяга к приключениям, как у брата, — сказал он, немного насмешливо. Вивиан пожала плечами, но её ответ был острым, как всегда: — Он всё ещё жив, и не так уж плохо ему удаётся справляться. Я усмехнулся, вспомнив недавние инциденты с Поттером и его склонностью к опасностям, и сухо добавил: — Только благодаря заучке Грейнджер. С ней ему, считай, повезло — если бы не её хладнокровие, он бы уже давно был очередной легендой Хогвартса, а не его «спасителем». Вивиан посмотрела на меня чуть искоса, но, казалось, была довольна нашими заботами, даже если не до конца их принимала. Я чувствовал, как напряжение постепенно улетучивается, и лёгкая атмосфера снова наполняет комнату. — И всё же, Вивиан, — сказала Дафна мягче, чем раньше, её голос был почти шёпотом. — Пожалуйста, будь осторожна, ради нас. Вивиан кивнула, но её взгляд оставался решительным и упрямым, как будто она уже знала, что готова пойти на любой риск ради того, что считала важным. Её рука нашла плечо Пенси, и она сжала его, словно благодаря её за поддержку. — Ну что ж, учитывая, как у нас у всех болят головы от твоих приключений, — вставил Блейз, нарочито лениво зевнув, — может, стоит подумать о чем-то безопасном на это задание? — Вы все такие драматичные, — Вивиан улыбнулась, сдерживая лёгкий смешок, словно ей было весело видеть нас всех такими встревоженными. Но её взгляд всё же выдавал лёгкое напряжение. — Думаю, они подготовят полосу препятствий с кучей смертельно опасных задач и магических существ, — сказал Блейз, с ленцой скрестив руки на груди. — Что-нибудь, чтобы мы снова сидели как на иголках, пока ты там лезешь на рожон. — Ты не далёк от истины, — кивнула Вивиан, и в её голосе зазвучала тревожная серьёзность. Мы переглянулись. Тео, нахмурившись, подался вперёд, вглядываясь в неё. — Что ты имеешь в виду? — спросил он. И в комнате будто сгустился воздух: все напряглись, ожидая её ответа. — Я видела сон, — тихо начала Вивиан, опустив глаза, словно этот сон был чем-то сокровенным. — Или скорее… видение. Оно было таким реальным, что мне казалось, будто я нахожусь там. Как обычно бывает. Зеленые стены, высокие, как деревья, сплошь из плотных лиственных веток. Они уходили куда-то ввысь, ограждая узкие извилистые коридоры… Я думаю, это был лабиринт. В комнате повисла тишина. Даже Блейз, всегда насмешливый, вдруг выглядел серьёзным. — И что в этом лабиринте? — спросила Пенси, её голос был почти шёпотом. — А если учесть, что организаторы турнира — безмозглые, умственно неполноценные глупцы с комплексом бога, — в её глазах блеснуло презрение, — то можно ожидать самых разных ловушек. Они не упустят возможности напичкать лабиринт волшебными существами… начиная от авгурея и заканчивая смеркуртом. — И тебя это не пугает? — спросил я, стараясь удержать в голосе спокойствие, но даже мне было трудно скрыть волнение. Вивиан пожала плечами, но её лицо было спокойным, как будто она говорила о чем-то обыденном, а не о смертельных испытаниях. — Смеркурт, авгурей… Не такие уж они страшные. Хотя, возможно, будет что-то и похуже. — Она отвела взгляд, словно мыслями снова оказалась в лабиринте своего сна. — Но там было ещё кое-что, — добавила она после паузы, и её голос на мгновение сорвался. Тео нахмурился ещё сильнее. — Что именно? — Я не могу объяснить… Какой-то тёмный, давящий страх. Как будто само пространство хотело поглотить меня, — прошептала Вивиан, нервно сцепив пальцы. — Это чувство не исходило ни от существ, ни от ловушек. Что-то другое, но я не могу понять что… Блейз прищурился, с интересом глядя на неё. — Ну, если это был всего лишь сон… — А если это не был просто сон? — резко перебил я, ощущая, как в груди всё сжимается от напряжения. — Может, это предупреждение, Вивиан. — Драко прав, — поддержала меня Дафна, её глаза блеснули волнением. — Всё, что она видит, всегда имеет смысл. Вивиан улыбнулась, но её взгляд был полон решимости. — Да, но даже если это предупреждение, разве это что-то меняет? Если это лабиринт, то рано или поздно я всё равно должна буду войти в него, несмотря на все опасности. Пенси покачала головой и коснулась плеча подруги. — Ви, на самом деле, всё, чего мы хотим, — чтобы ты не пострадала. Она мягко улыбнулась в ответ и положила свою руку поверх руки Пенси, успокаивая её. — Я постараюсь быть осторожной, — сказала она, и, возможно, впервые в её голосе прозвучала лёгкая неуверенность. После её слов повисла короткая, напряжённая тишина, которую Вивиан нарушила внезапным смехом. Её смех был таким неожиданным и лёгким, что на мгновение растопил всё напряжение в комнате, как солнце растапливает лёд. Она рассмеялась с какой-то естественной, беззаботной грацией, и её смех, переливающийся, как серебряные колокольчики, эхом разнёсся по стенам нашей комнаты. Все невольно улыбнулись, и даже у Тео на лице мелькнула мягкая усмешка, хотя он тут же отвернулся, скрывая её. — О, ну правда, — сказала она сквозь смех, с трудом переводя дыхание. — Вы все смотрите на меня так, словно я иду на верную погибель. Знаете, это вовсе не придаёт мне уверенности! Я не мог не улыбнуться, слушая её лёгкий, весёлый смех. Он был чем-то таким редким и особенным, что на мгновение вся тревога, что буквально давила на грудь, растворилась. Я молча смотрел на неё, не отводя взгляда. Кажется, в тот момент я даже перестал замечать окружающих. Словно вся комната, всё вокруг вдруг исчезло, оставив только её — сидящую здесь, рядом, с этим озорным огоньком в глазах и беззаботной улыбкой на губах. Она была так полна света и живости, будто сама являлась олицетворением весны, этой тающей зимы, просыпающейся природы. Она посмотрела на меня, заметив моё молчаливое восхищение, и её улыбка стала чуть мягче. От этого взгляда что-то во мне словно ожило, и я почувствовал, как сердце отчаянно забилось. Она всегда была такой — готовой смеяться даже в лицо опасности, находя в себе силы успокаивать нас, когда это нужно больше всего. Я был так поглощён этим моментом, что едва услышал, как Пенси что-то сказала. — Только постарайся не вести себя как Гриффиндорец, ладно? — с ухмылкой пробормотал Блейз, чуть подмигнув ей. — Обещаю, что буду осторожной, — ответила она, по-прежнему улыбаясь. — Но вы ведь понимаете, что в этих ситуациях осторожность, к сожалению, не всегда помогает, — добавила она, с чуть виноватым выражением лица. Она снова рассмеялась чуть склонила голову, покачав ею с лёгкой насмешкой и непринуждённостью, и прядки, выбившиеся из её небрежного пучка, закачались в такт её смеху, нежно касаясь её лица. Эти несколько прядей блестели в свете, обрамляя её лицо мягкими, беспорядочными завитками, придавая ей вид особенной естественной красоты, словно неуловимой и лёгкой. Когда я всмотрелся, заметил что-то ещё: тонкую серебряную цепочку, которая чуть виднелась у основания её шеи, почти скрываясь в полумраке. Она мерцала в отражении огня, подобно отблеску звезды в тихую ночь, подчёркивая изящество её шеи, её хрупкость и силу одновременно. Этот едва заметный аксессуар — простой и почти невидимый — казался мне чем-то знакомым. Я пришёл в библиотеку за Вивиан. Воскресный вечер окутал замок спокойной тишиной, и, казалось, почти все наслаждались последними часами выходных. Но Вивиан, как всегда, была предана своему неугомонному стремлению к знаниям, на этих выходных она осталась в Хогвартсе. И, конечно, нашла своё убежище в самой глубине библиотеки. Под кивок Мадам Пинс я прошёл между стеллажами, пропитанных запахом старых страниц и чернил, и вскоре нашёл её. Вивиан устроилась за столом, окружённая горами книг, свитков пергамента, чернильниц, перьев и даже магловских ручек. Кажется, она перечитала половину хранилища за один вечер. Но сейчас она спала, расслабив лицо и упав щекой на прохладную поверхность стола. Пальцы её левой руки сжимали простой карандаш, а её тёмные волосы, слегка растрёпанные и мягкие, небрежно падали на лицо, придавая ей вид лёгкой, почти трогательной беззащитности. Я не мог удержаться от лёгкой улыбки, глядя на неё — погружённую в книги даже во сне. Стол был уставлен томами по защите от тёмных искусств, обширными фолиантами по трансфигурации, и мне вдруг стало интересно, что именно она так усердно изучала. Но моё внимание привлёк один листок, чуть выглядывающий из-под её руки. Осторожно, чтобы не разбудить её, я приподнял её руку и извлёк листок. На нём был карандашный рисунок. Изящные линии, точные, но вместе с тем живые, изображали двух людей, сидящих у пианино. Парень и девушка, их лица были обращены к пианино, и между ними чувствовалась особая связь. Их позы, лёгкая улыбка, едва уловимый взгляд — всё говорило о близости, которую невозможно было бы изобразить иначе, чем через чувство. Они будто делились чем-то сокровенным, тонкими нотами музыки, и я вдруг понял, что, вероятно, это было то, чего Вивиан тоже хотела — разделить мгновение, без слов, но с полной душевной близостью. Я вздохнул, не зная, что думать — почему именно этот момент она решила сохранить на бумаге, о ком или о чём она думала, когда рисовала эту сцену. Я вдруг почувствовал себя нарушителем её маленького мира, но этот рисунок открывал то, что словами она никогда не выразила бы. — Ви, вставай, — я потряс её за плечо, пытаясь вернуть её к реальности. Она пробормотала что-то неразборчивое, потом, будто услышав моё имя, слегка нахмурилась, но всё равно не открыла глаза. — Ещё немного… Дракош, отстань. Услышав это, я тихо усмехнулся. Упрямство Вивиан всегда забавляло меня, хотя именно оно порой доводило её до полного изнеможения — вот как сейчас, когда она уснула среди груды книг в тишине библиотеки. — Нас ждут ребята. Пенси наложит на тебя мерзкое проклятие, если ты опоздаешь, а потом переключится на меня, — продолжил я, чуть крепче сжимая её плечо, как бы напоминая, что мне тоже предстоит держать ответ перед друзьями за её опоздание. — Пусть попробует, — пробормотала она, сдвинув голову, и тут я заметил тонкую цепочку, блеснувшую на её шее. Мой взгляд приковался к ней: цепочка, которую Вивиан носила, не снимая, была лишь едва видна из-под воротника, словно она берегла её от чужих глаз. Меня пробрало любопытство, нетерпеливое и сильное; я чувствовал, как в груди всё сжимается от желания узнать, что же за тайну она в себе хранит. Её волосы чуть сдвинулись, открывая кулон, но он оставался наполовину скрытым. Я на мгновение задержал дыхание, замечая лёгкий отблеск камня или металла — пока не разобрать. Она всегда так тщательно прятала его под одеждой, и я понял, что это не просто украшение. Это было что-то личное, важное. Что-то, что она не готова показывать миру. Стараясь не выдать своего любопытства, я мягко коснулся её плеча ещё раз. — Ви, серьёзно, поднимайся. Если Пенси узнает, что ты снова зачиталась до сна, она наложит на нас обоих такое проклятие, что даже волшебная медицина не справится. Она, наконец, приподняла голову, зевая и щурясь в тусклом свете библиотеки. Сначала она выглядела смущённой, потом, осознав, что заснула прямо на учебниках, тихо засмеялась. Её улыбка была мягкой, немного сонной, и я вдруг поймал себя на том, что любуюсь ей дольше, чем собирался. — Прости, — пробормотала она, неловко убирая волосы за ухо и, заметив мою сосредоточенность на её цепочке, немного смутилась. — Ты… что-то заметил? Я чуть пожал плечами, решив не спрашивать напрямую, чтобы не спугнуть её. — Просто удивляюсь, — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. — Ты носишь эту цепочку всегда, но я её никогда не видел. Она на секунду замялась, взгляд её стал серьёзным, и она чуть прижала кулон к груди, как будто он был частью неё. — Это… просто память, — тихо ответила она, едва заметно улыбнувшись. — Напоминание о том, что мне важно. Она отстранилась, собирая свои книги, но взгляд её стал мягче, и я понял, что дальше спрашивать не стоит. Это был её маленький секрет, который она решила оставить при себе. 25 мая 1995 Как только закончился завтрак, Вивиан стремительно выскользнула из Большого зала вместе с Иваном, едва задержавшись, чтобы оглянуться. Я не знал, куда именно она направилась, но какое-то неясное беспокойство заставило меня следовать за ней. Спустя несколько часов поисков, я, наконец, нашёл её на третьем этаже, в одном из давно заброшенных, пыльных коридоров, скрытом за стеллажами старых доспехов и паутиной, заполнившей каждый уголок. Вивиан сидела на широком каменном подоконнике, свесив ноги вниз, словно обрываясь в пустоту. Она крепко держалась за края подоконника, так что её костяшки побелели, выдавая внутреннее напряжение. Глаза её были устремлены куда-то вдаль, за пределы Хогвартса и этой древней каменной стены, в неведомую точку, которую видел только она одна. Лучи дневного света, пробивающиеся сквозь старое, мутное стекло, мягко очерчивали её профиль, делая его почти неземным, и её волосы, спутанные и тёмные, мягко спадали на плечи, оттеняя бледность лица. — Вивиан? — окликнул я. Она не отреагировала, словно была в другом мире, погружённая в собственные мысли. Я подошёл ближе, не отрывая взгляда, пытаясь понять, что её так тревожит. Остановившись напротив, я положил ладонь на холодный камень, почти рядом с её рукой, и, наконец, она подняла голову, увидев мои ботинки. Вивиан медленно перевела взгляд на меня, и её глаза, обычно жизнерадостные, сейчас выглядели как зелёные омуты — глубокие, полные напряжения и скрытых переживаний. — Ты давно здесь? — спросила она, словно это я был тем, кто исчезал на несколько часов. — Только что пришёл, — ответил я мягко. — Ты как? Она отвернулась, её плечи едва заметно опустились. — В порядке, — ответила она, но в голосе её не было твёрдости. — Не лги мне, — тихо сказал я. — Я ведь вижу, что с тобой что-то не так. Она вздохнула, словно признание причиняло ей боль, и через мгновение ответила: — Ладно… На самом деле мне не по себе. — Из-за победы в турнире? — предположил я. Она покачала головой, и в её глазах мелькнуло нечто тревожное, словно она собиралась сказать мне о том, что не принадлежит нашему миру. — Нет… из-за возвращения Волдеморта. Я вздрогнул. Она произнесла это имя так просто, так спокойно, что холод прошёл по коже. Она заметила это и слегка нахмурилась. — Почему ты вздрагиваешь, Драко? Я замялся, не зная, что ответить. Её пристальный взгляд вынуждал меня говорить правду, но слова застревали в горле. Я опустил глаза, ощущая, как в груди медленно разгорается тревога. — Если не хочешь, можешь не рассказывать, — сказала она, и в её голосе была такая мягкость, что я почувствовал себя немного легче. Я глубоко вдохнул, собирая мысли, и, наконец, заговорил, стараясь найти нужные слова. — Я… я вырос на рассказах о Тёмном Лорде, — начал я медленно, чувствуя, как каждое слово тянет меня в прошлое. — Отец всегда говорил о нём как о герое, великом чистокровном маге, который освободит наш мир от «нежелательных». Он описывал его как силу, способную уничтожить всё маггловское, восстановить старый порядок. Он рассказывал, как Тёмный Лорд убивал магглов и маглорожденных без колебаний, собирая армию из тех, кто верил в его дело. Я замолчал на мгновение, чувствуя её взгляд на себе, и продолжил: — Маленький я, глядя на отца, обрадовался бы его возвращению. Я бы воспринял это как начало великой эпохи. Но теперь, когда ты говоришь, что он вернулся, это приводит меня в ужас. Потому что… потому что я больше не верю, что это было правильно. Вивиан тихо взяла меня за руку, и её прикосновение было тёплым, поддерживающим. Она кивнула на место рядом с собой, пригласив сесть. Я опустился на подоконник, и её рука осталась в моей, как якорь среди потока моих мыслей. — Ты видишь в нём не героя, а угрозу, — мягко сказала она. — Потому что теперь ты понимаешь, что он несёт не силу, а разрушение. Я кивнул, чувствуя, как её слова проникают в меня, заставляя посмотреть на то, что я старался не замечать. — Он разрушит всё, что только сможет. И на этот раз — не только маггловский мир, но и наш, — тихо добавила Вивиан. — Он разрушит семьи, сломает жизни и повернёт против друг друга даже самых близких людей. Я чувствовал, как дрожь пробегает по телу. Её слова, такие ясные и непоколебимые, заставляли меня увидеть правду, от которой я всегда убегал. Мы сидели рядом, глядя на пустой коридор, но, казалось, что в этом молчании между нами существовала полная близость, доверие, которое не нуждалось в словах. — Мне страшно, Ви, — наконец прошептал я, признавая то, что скрывал даже от самого себя. — Мне страшно оказаться на той стороне, где я должен подчиняться ему, как отец. Страшно, что всё, во что я когда-то верил, превратилось в ложь. Вивиан повернулась ко мне, её зелёные глаза были полны понимания и тихой, почти нежной решимости. — Ты не обязан следовать его пути, Драко, — сказала она. — У тебя есть выбор. Ты можешь выбрать свой путь, тот, что не связан с его идеями и страхом. Я смотрел на неё, ощущая, как её слова разгоняют тьму в моей душе. — Я рассталась с Иваном, — сказала она, её голос был тихим, но твёрдым, как будто она приняла решение, которое давно мучило её. Вивиан заметила моё молчание, и, казалось, прочитала мои мысли, хотя я сам ещё не был готов осознать их до конца. Я молчал, стараясь скрыть тот вихрь эмоций, который бушевал внутри меня. Мне было сложно выразить всё, что я чувствовал. Даже сейчас, когда я мог бы открыться перед ней, было что-то, что держало меня на расстоянии. — Наши отношения больше походили на дружеские чем на романтические. Мы остались друзьями. Так будет лучше. — Главное, чтобы ты была счастлива, — произнёс я, чувствуя, как эти слова, казалось, не смогли выразить всей глубины того, что я на самом деле чувствовал. Я говорил их искренне, но в какой-то момент понял, что мне всё же не хватает смелости сказать больше. Сказать, что на самом деле я переживал за неё. За неё и за себя. Вивиан взглянула на меня с лёгкой улыбкой, но в её глазах я видел какой-то скрытый страх, который она пыталась скрыть. Может, она сама не до конца понимала, что происходит. Как и я. Мы оба были запутаны, как и в своих чувствах, так и в том, что нам было нужно в этот момент. — На удивление мне было легко на это решиться, — добавила она, её голос звучал задумчиво, как будто она сама пыталась разобраться в своём выборе. — Возможно, я просто осознала, что это не то, чего я хочу. И, возможно, я даже не была готова к настоящим отношениям с Иваном. Мы были… как друзья, и я наконец поняла, что этого мне было достаточно. Я заметил, как её плечи немного расслабились, и на её лице появилась лёгкая тень облегчения. Но что-то в её словах зацепило меня. Возможно, я никогда не был в такой ситуации, но мне казалось, что она не совсем уверена в своём решении. Может быть, ей просто нужно было больше времени, чтобы разобраться в себе. — Я понимаю, — тихо сказал я, хотя на самом деле понимал её чувства не до конца. Она всегда была такой сильной и независимой, но внутри меня что-то сжалось от мысли, что она, возможно, что-то скрывает. Она не всегда была откровенна даже со мной. Она посмотрела на меня, и в её глазах я снова заметил ту самую искренность, которую всегда ценил. Но в этот раз она была, как мне казалось, немного уязвимой. — Спасибо тебе, Драко, — её голос стал мягким, и она положила руку на мою. — Ты всегда рядом, когда мне нужно. Это многое для меня значит. Я посмотрел на её руку, лежащую на моей, и ощутил, как что-то внутри меня начинает таять. Этот простой жест, эта искренняя близость, не требующая слов, заставила меня понять, что я мог бы быть рядом с ней — не просто как друг, но как нечто большее. Но я не знал, готов ли я сделать этот шаг. 5 июля 1995 После долгого, выматывающего вечера, полной фальшивых улыбок, дежурных поздравлений и натянутых тостов, я, наконец, вырвался на свободу и поднялся в свою комнату. Домовые эльфы уже успели заполнить её подарками, аккуратно разложив их повсюду. Многочисленные коробки, сверкающие обёртки и перевязанные ленты заполонили всё пространство, но я направился прямо к своему столу — там, где я специально попросил оставить подарки от близких друзей. Однако, подойдя ближе, я заметил кое-что, что заставило моё сердце замереть. На самом краю стола лежал конверт — аккуратный, сдержанный, без опознавательных знаков. Тонкий пергамент выглядел так, словно был здесь всегда, словно ждал своего часа. Я почувствовал странное беспокойство, едва сдержавшись, чтобы не схватить его сразу. — Уилли! — тихо позвал я. Домовой эльф мгновенно возник передо мной, поклонившись. — Чего изволите, хозяин? — прозвучал его приглушённый голос. — Откуда это письмо? — спросил я, указывая на конверт. Уилли заморгал и склонил голову. — Не знаю, сэр. Оно уже было здесь, когда я переносил в ваши покои подарки, сэр. — Можешь идти, — пробормотал я, даже не глядя на него. Эльф исчез, оставив меня наедине с письмом. Я аккуратно взял конверт, чувствуя его прохладную поверхность, и, не доходя до кресла, опустился прямо на пол у стены, всё ещё не сводя глаз с надписи. Внутри что-то кольнуло — это была её рука, её почерк, столь знакомый и в то же время чужой. Осторожно развернув листок, я начал читать: «Привет, Дракоша. Знаю, это неожиданно. Пишу это письмо 30 мая, сидя в гостиной Слизерина и наблюдая за тобой. Ты сейчас рядом с Тео и Блейзом. Возможно, ты задаешься вопросом, как это письмо оказалось у тебя. За это стоит поблагодарить мои руны — небольшое магия, позволяющая письму найти тебя именно в нужный момент. Если ты читаешь этот вариант, значит, всё сложилось именно так, как я боялась. Скорее всего, сейчас вся Англия ищет меня и Гарри. Мы в безопасности, но нам пришлось сбежать, потому что моя теория подтвердилась. Я не могла остаться и подвергать себя риску, не могла дать возможность никому воспользоваться этим знанием. Пожалуйста, не злись на меня за то, что не предупредила и не связываюсь с вами. Наверняка всю вашу почту проверяют, а совы перехватываются. Дафна, Пенси, Тео и Блейз, вероятно, под постоянным наблюдением, и это письмо — риск само по себе. Кто-то может прочесть твои мысли, а потом применить заклинание забвения. Но я не могла оставить тебя без объяснений. И… без поздравления.С днём рождения, Драко. Твой подарок лежит среди других в коробке фиолетового цвета. Надеюсь, он тебе понравится. Прости меня, друг. Я не могу сейчас ничего объяснить, но знай, что я в порядке. С любовью твоя подруга Вивиан.» Я медленно опустил листок, и только теперь осознал, что едва дышу. Строки словно горели в памяти, оживали наяву. В голове вертелись её слова — «вся Англия ищет нас», «мне пришлось сбежать», «не могу объяснить». Я мог представить её: сидящую в темноте, выводящую каждую строчку аккуратно, так, чтобы не дрогнула ни одна буква. Как будто эти слова были её единственным шансом донести до меня хоть крупицу правды. Сердце сжалось, ощущая острую пустоту. Она скрылась — от всех нас, от друзей, от самой школы, но оставила след, тонкий мостик между её миром и моим, чтобы я знал: она в безопасности, но далеко, за пределами досягаемости. Почувствовав странное напряжение, я поднялся и осмотрел ворох подарков, выискивая нужную коробку. Фиолетовая. Чёрт, мне даже не было интересно, что там внутри — само её присутствие, как и письмо, вдруг стало драгоценным. Я едва держал себя в руках, испытывая такое же беспокойство, как тогда, в последний вечер, когда видел её в школе. Встав на ноги, я немного поразмыслил, но решив, что дарённый мне подарок, вне зависимости от обстоятельств, ждал своей минуты, направился к столу. Но искать его не пришлось. Подарок уже лежал на поверхности — фиолетовая коробка, аккуратно закрытая, с золотыми завитками на углах. Я взял её в руки, с некоторым волнением развернув крышку. Внутри оказался мой рисунок — тот самый журавлик, которого я сдувал на третьем курсе. Я снова перевёл взгляд на коробку, и, немного не веря своим глазам, заметил следующий подарок: шарф, точно в цветах Слизерина. Тёмно-зелёный, с ярко-белыми полосками, идеально выполненный и в то же время таким… личным. На бирке, привязанной к нему, едва заметными, но уверенными буквами было написано: «Сделала своими руками.» Я тронул ткань, чувствуя под пальцами мягкость и тепло, которое исходило от неё. Это было не просто изделие — это было нечто гораздо большее. Я мог представить, как она сидит, вяжет этот шарф, думая обо мне. Не в одном из тех беззаботных моментах, когда мы с ней общались, а в какой-то особенной тишине, когда её мысли были уединены и направлены на меня. Весь её образ возник передо мной: в комнате, заполненной мерцанием свечей, с сосредоточенным взглядом, аккуратно подбирающим петли на пряжке. Я не мог не почувствовать, как, несмотря на её скрытность и независимость, она всё же оставила частицу себя в этом подарке. Моя рука невольно сжалась вокруг шарфа, и я вдруг ощутил это странное переполнение эмоций — благодарность, удивление и в то же время вину, как будто я оказался не готов к тому, чтобы так близко почувствовать её присутствие, несмотря на расстояние. Всё это вместе вызывало у меня непреодолимое желание понять, почему она сделала это, что стояло за каждым её поступком, каждым словом. Я аккуратно свернул шарф и положил его обратно в коробку, осторожно закрыв её. Этот момент был слишком важным, чтобы спешить, слишком значимым, чтобы просто положить всё в сторону. Вновь ощущая под пальцами мягкость ткани, я понял, что хотя бы в этом мире, в этом мгновении, мы с Вивиан по-прежнему связаны. И даже если расстояние между нами стало бесконечно большим, эти маленькие знаки, эти подарки, продолжали оставаться между нами. Моё внимание снова привлекло письмо, которое я уже почти забыл, держал в руке. Я опустил взгляд на его слегка помятый край и вглядевшись в знакомый почерк, почувствовал, как меня словно охватил сильнейший удар. Мгновенно мне стало тяжело дышать, как если бы все мысли одновременно врезались в меня, разрывая разум. Сердце застучало быстрее. Я начал рыться в столе, открывая ящики и разбрасывая книги, пергаменты, фолианты, всё, что попадалось под руку. Меня не волновал беспорядок. Мне нужно было найти то, что я искал. И вот, в самом глубоком углу стола, под горой писем, я схватил первое попавшееся. Развернув его, я понял — это было то самое письмо. То письмо, которое я получил много месяцев назад от незнакомки. Я помнил, как мучился в тот момент, задавая себе вопросы, кто же могла быть эта таинственная личность. Я перечитывал его снова и снова, впитывая каждое слово, пока они не стали почти потертыми от моего постоянного прочтения. «Привет, Незнакомец. Не волнуйся, я не смеюсь над тобой, более того — я тебя понимаю. Однажды я была в похожей ситуации, и поверь, мне бы тогда тоже не помешала поддержка. Недавно я потеряла близкого друга, и всё еще не могу привыкнуть к этому. Но я продолжаю жить, как бы сложно ни было. Может, сможем помочь друг другу? Расскажи, что тебя мучает. Иногда легче открыть душу совершенно чужому человеку.» Я снова прочитал это письмо, затем снова взял в руки письмо от Вивиан. Начал сравнивать, будто мне хотелось найти какую-то подсказку, разгадать странные совпадения, не дающие мне покоя. Мои глаза перебегали от строчки к строчке, и чем дальше я читал, тем сильнее я ощущал, как в голове всё переворачивается. Я больше не мог игнорировать то, что было так очевидно. Моё сердце колотилось, в ушах звенело, и в груди росло ощущение тревоги, которое невозможно было бы игнорировать. Спустя несколько минут осознания я ужаснулся. Неужели это правда? Неужели вся моя переписка с незнакомкой была не случайностью? Всё, что казалось случайным и непредсказуемым, теперь становилось частью единой картины. Я сжал письма в кулаке и со всей силой бросил их в угол комнаты, откинувшись в кресло, пытаясь собрать мысли. Я вскочил с места, не в силах удержать себя от волнения, и начал рассеивать всё, что мог — подушки, книги, фолианты. Моё тело сотрясал почти неконтролируемый гнев, когда я снова схватился за свои волосы, потянув их, пытаясь избавить себя от этого беспокойства, от этой мысли, которая не давала мне покоя. И, не выдержав, я упал на кровать, обхватив лицо руками. Глубокий, истошный крик вырвался из моего горла. Я не знал, что со мной происходит, что с этим делать. И, наконец, прошептал, почти бессильно: — Как они могут быть одним и тем же человеком? Вивиан. Поттер. Это была она. Та самая девушка, с которой я переписывался, незнакомка, давшая мне утешение в те тёмные дни, когда я чувствовал себя одиноким и потерянным. Вивиан… В её глазах я видел решимость и страсть, а её слова, полные сочувствия, всегда заставляли меня чувствовать себя менее одиноким. Но теперь я понял: она и была той, с кем я делился этими письмами. Не просто загадочная незнакомка, не просто кто-то, кто случайно оказался рядом — это была Вивиан. Это было то, что я не мог понять до сих пор. Она скрывала это от меня, не раскрывая своих истинных намерений. Но теперь всё стало ясно. Я был потрясён. Поттер, Вивиан… не могло быть более ужасного совпадения. Зачем она скрывала это от меня? Почему всё, что она говорила и делала, казалось, было частью какой-то более глубокой игры? 12 июля 1995 Прошло некоторое время, прежде чем я смог вернуть себе спокойствие. На моем лице застыла бесстрастная маска — холодная, отстранённая, как у любого уважающего себя аристократа. Отец сидел во главе стола, его взгляд горд, но строг, как всегда. Мать, напротив, беспокойно следила за мной, но молчала. Она всегда так, её забота скрыта за ледяной внешностью, и только когда терпение её иссякало, она начинала говорить. Вскоре отец завершил трапезу и, кивнув, ушёл. Мы остались с матерью наедине. Молчанье затянулось, но, конечно, долго оно не продлилось. Мама встала, её движения были грациозны и изысканы, как у настоящей аристократки, и она медленно подошла ко мне. Присев рядом, она взглянула мне в глаза, и я не мог избежать её пристального взгляда. Этот взгляд был одновременно и холодным, и теплым, строгим и полным заботы. — Драко, — сказала она, её голос был мягким, но твердым, — ты же знаешь, что можешь мне довериться. Я отвел глаза, и на мгновение почувствовал, как тяжесть всего, что терзало меня, начала сдавливать грудную клетку. Но я знал, что раз уж пришёл этот момент, то больше не смогу скрыть. — Я в порядке, мама, — сказал я, но сам понял, как фальшиво звучат эти слова. Она не поверила. — Не ври мне, Драко! — её голос был низким, чуть тоном выше, чем обычно. — Ты не в порядке. Ты знаешь, я всегда чувствую, когда что-то не так. — Я скучаю по друзьям, — ответил я, но это был лишь отголосок настоящих переживаний. На самом деле, я скучал по чём-то большему. — Вы виделись на твоём дне рождения, чуть больше недели назад. И ты мне всё время говоришь, что скучаешь. Неужели вы не могли поговорить нормально тогда? — спросила она, её голос мягко звучал, но в нём было то, что я всегда ощущал — её острожная забота. — Мы не смогли нормально поговорить, — ответил я, чувствуя, как внутренний холод уходит от этих слов. Мама, как всегда, умела разгадывать меня, несмотря на мою скрытность. — Возможно, — проговорила она, спокойно, но не совсем успокаивающе. — Но это не та причина твоего состояния. Ты знаешь, что можешь мне доверить любое своё переживание. Я посмотрел ей в глаза, и они встретились с моими — серые, как у меня. Это глаза Блэков. Это был тот момент, когда я понял, что нет смысла скрывать. — Есть одна девушка. — Я сказал это почти тихо, словно боясь, что само признание даст мне силы раскрыть всё. Мама удивлённо подняла бровь, но не сказала ни слова. Она всегда умела выслушивать, не перебивая. Просто ждала, чтобы я сказал дальше. — Так это дела сердечные? — её голос был нежным, даже с ноткой иронии. Я знал, что она прекрасно понимает, о чём я говорю, но предпочитала не торопиться с выводами. — Да, — ответил я, с трудом сдерживая голос, — да, это она. — И кто же она? — Мама продолжала, её тон становился всё более нежным и заинтересованным, а её выражение лица было мягким, с оттенком понимания и терпимости. Она знала, как важны такие моменты для меня. — Я не хочу называть её имя, — сказал я, сдерживая эмоции. Она покачала головой, слегка улыбнувшись уголками губ, но в её глазах была искренняя забота. — Хорошо, — сказала она, — ты не хочешь раскрывать её имя, но расскажи мне, что беспокоит тебя. Почему ты так переживаешь? Я замолк, пытаясь найти слова. Но даже сама мысль о ней, о том, что я чувствовал, казалась мне сложной и противоречивой. — Она мне солгала, — сказал я тихо. Это слово звучало тяжело, как приговор, но я не мог не произнести его. — О чём? — спросила она спокойно. — Не могу сказать, не раскрывая её личность. Я… я думаю, она ведёт со мной какую-то игру. — Она тебе прямо сказала, что играет с тобой? — Мама наклонила голову, её взгляд стал мягким и заинтересованным. Я покачал головой. — Нет, — признался я. — Я просто сравнил кое-что и понял. — Вести игры… Это действительно похоже на неё? — Она задала вопрос, не торопясь с ответом, словно подталкивая меня взглянуть на ситуацию трезво. Я немного подумал, но всё-таки признался: — Немного. — Вы с ней близки? — Мама мягко взяла меня за руку, и я почувствовал, как она вкладывает в свои слова всю свою силу. В её голосе не было ничего сурового, только забота и понимание. — Мы друзья, — ответил я. На мгновение мне показалось, что этот ответ не имеет значения, потому что всё это было гораздо сложнее, чем просто дружба. Мама задумалась, её лицо стало ещё более сосредоточенным. Я чувствовал, что она даёт мне время подумать. — Она бы поступила так с тобой? — спросила она с лёгким укором. — Драко, только ответь честно, без злости и предвзятости. Я задумался, но в конце концов покачал головой. — Возможно, ты неправильно истолковал всё, что случилось. Я встретился с её взглядом и кивнул. На мгновение мне показалось, что мама понимает всё гораздо глубже, чем я сам. — Но тебя беспокоит ещё что-то, — сказала она, внимательно следя за мной. Я молчал. Словно наваждение, передо мной появилась одна мысль. Я понял, что вся эта ситуация сложнее, чем я мог бы себе представить.И это не было просто игрой. — Я влюблен в неё… — тихо произнёс я, почувствовав, как тяжесть, наконец, спадает с моей души. Мама слегка приподняла бровь, но она не выглядела ошеломлённой. Она просто ждала, когда я скажу больше. — Это здорово, — сказала она с мягкой улыбкой. — Но есть какое-то «но», верно? Я сжался. И вот она, эта роковая причина, о которой я не мог молчать. — Да. Она полукровка. — Сказав это, я почувствовал, как слова словно остались висеть в воздухе. Мама некоторое время молчала. В её взгляде было что-то большее, чем просто удивление. Это был взгляд мудрой женщины, которая понимала все сложности и тяжесть моего положения. — Я понимаю, — сказала она, наконец, с лёгкой грустью в голосе. — Но ты должен понять, что этот мир, который нас окружает, иногда оказывается жесток. И ты, как человек, которому предстоит продолжать род Малфоев, должен быть готов ко всему. Однако, не забывай, что твоя душа важнее всего. Ты должен научиться понимать свои чувства, и не позволять им быть сломленными обстоятельствами, что бы ни случилось. Её слова будто прошли через меня, оставив чувство легкости и печали одновременно. В её взгляде я видел любовь, заботу, и силу. И, возможно, мне нужно было именно это — простое принятие и понимание. 13 июня 1995 Люциус, отложив нож и вилку, поднял газету и начал читать вслух, а голос его, обычно спокойный и сдержанный, звучал с нотками скрытого презрения: — «Поттеры исчезли?! Никто не знает, где находится Избранный и его загадочная сестра!» — Он фыркнул, нахмурив брови, и откинул газету. — О, как же это драматично. Теперь, видимо, каждый пустяк из жизни этих Поттеров считается новостью. — Он бросил на мать и меня оценивающий взгляд. — Какой спектакль. И даже этот «Избранный» так и не может решиться вести себя, как подобает волшебнику. Мама, изящно поднеся чашку к губам, молча кивнула. Её спокойствие, как всегда, непоколебимо. Она взглянула на Люциуса, но говорила с каким-то ленивым, почти отстранённым интересом: — Я уверена, дорогой, это просто неудачное стечение обстоятельств. Гарри Поттер всегда привлекал к себе внимание, сейчас рядом с ним сестра, возможно, им лишь захотелось покоя. — Покой? — Люциус усмехнулся, его тон стал острее. — Этим полукровкам и предателем крови, только дай волю — и они приведут наш мир в хаос. Неужели никто из них не видит, что Поттеры делают наш мир посмешищем? Герои! Грязная шумиха, обернутая в сладкие речи! Мама чуть пожала плечами, её спокойный взгляд едва коснулся газеты, как будто всё это было лишь лёгкой неприятностью, не стоящей особого внимания: — Возможно, они исчезли и вовсе по независящим от них причинам, Люциус. Я бы не спешила делать выводы. Я наблюдал за этим обменом — ледяная сдержанность матери и яркое раздражение отца — и чувствовал, как внутри меня закипает что-то неясное. С каждой новой колкой репликой отца желание схватить газету и уйти становилось всё сильнее. Наконец, я с трудом досидел до конца завтрака. Люциус, резко отодвинув стул, покинул комнату с видом человека, считающего свои слова абсолютной истиной. Мама ещё пару минут сидела, проверяя, как всегда, порядок на столе, прежде чем, заметив мой взгляд, коснулась моих пальцев лёгким жестом прощания и тоже ушла. Оставшись один, я снова взглянул на письмо от Тео, и чувство тяжести словно нависло надо мной, как густой туман. В душе кипела тревога, скрытая за привычной сдержанностью. Я знал, что должен был отправить ответ, но как объяснить это чувство — почти животное беспокойство, которое нарастало с каждой строчкой статьи? Казалось, каждый заголовок кричал о пропаже Вивиан и Гарри Поттера, спекулируя на их судьбе. В голове звучали язвительные слова отца, его невыносимое презрение к Поттерам, его холодная уверенность в их тщетности и бесполезности. Я пытался удержать себя, но с каждым новым заголовком и фразой, описывающей её исчезновение, закипала боль. Я послал ответ Тео, как и обещал, — уклончивый, но честный настолько, насколько это было возможно. Я не мог рассказать ему обо всём: об открытии, что Вивиан — и есть та самая «незнакомка», о её исчезновении, и, главное, о том, что я чувствую сейчас. Опустившись на кровать, я провёл пальцами по волосам, закрыв глаза, словно пытаясь спрятаться от боли, которая застилала разум. Вивиан… Она была рядом, в каждом воспоминании, в каждом слове и улыбке, но вместе с тем казалась далёкой, словно мерцание звезды, до которой не дотянуться. С ней я становился собой — не наследником имени, не наследником древней магии, а просто собой. В её присутствии таяли ледяные стены, за которыми я привык скрываться. И теперь, когда её рядом не было, я понял: Вивиан значила для меня куда больше, чем просто друг. Кулон, изумруд, который я подарил Незнакомки, стал символом тайного обещания, пусть и без слов. «Это… просто память, напоминание о том, что мне важно,» — её голос эхом отзывался в моей памяти, обволакивая меня. Эти слова стали тяжёлыми, как железо. Слова матери всплыли в памяти, предостерегающие, спокойные. Она говорила: ждать, не строить догадок, сохранить терпение. Но как не строить догадок, когда на каждом углу шепчутся, когда каждый обвиняет её, бросает тени на её имя? Сама магическая Британия готова с лёгкостью поверить в любую историю, пока она полна сплетен и тёмных намёков. Каждое слово этих людей ранило меня, каждый новый слух — словно заноза в сердце, ведь они касались её, моей Вивиан. И тогда я осознал истину, которую так долго не решался признать. Слова сорвались с моих губ, гулко, словно обет, отдавшийся в тишине комнаты. — Я люблю её. От этого признания сердце отозвалось болью, острой, как лезвие. Это чувство было во мне слишком долго, запертое и спрятанное, но теперь я не мог его больше скрывать.

***

— Сэр, — неожиданно произнёс только что появившийся Уизли, домашний эльф, склоняясь в глубоком поклоне, как того требовали правила этикета. — Вас ожидает Хозяин в своём кабинете. Он приказал вам немедленно пройти к нему. Я нахмурился, с трудом скрывая удивление и растущее беспокойство. Впервые с начала лета отец решил поговорить со мной. Это должно было быть знаком доброй воли… но почему-то странное предчувствие насторожило меня. Разговор с Люциусом Малфоем никогда не бывает случайным, тем более если он зовёт меня в свой кабинет — место, куда редко попадает кто-либо. — Я уже иду, — коротко ответил я, и эльф, поклонившись, исчез, оставив меня наедине с мыслями. Я медленно направился по длинным коридорам мэнора. В воздухе стояла тишина, и казалось, что стены впитывают каждый звук. Эти коридоры я знал с детства, но сейчас они казались чужими, как будто в ожидании чего-то нового и неизбежного. Когда я подошёл к двери кабинета, сердце сжалось от едва уловимого беспокойства, но я, стараясь не выдать своих чувств, толкнул тяжёлую дубовую дверь. Отец сидел за массивным столом, за которым любил разбирать свои бумаги, что-то писать или изучать, держа в руках перо так строго и уверенно, словно каждый взмах диктовал судьбы. Сейчас, когда я вошёл, его взгляд сразу впился в меня — холодный, оценивающий, пронзительный. Огонь в камине отбрасывал тени на его лицо, добавляя глубину и остроту чертам. — Драко, — произнёс он, поднимаясь с кресла и жестом указывая мне сесть напротив. — Мы должны обсудить… будущее нашей семьи. Я сел, пытаясь сохранять спокойствие, несмотря на странный, едва уловимый холодок, пробежавший по спине. Слова отца звучали зловеще, но я знал, что должен был слушать его до конца, не подавая вида, что смущён. — Война возвращается, Драко, — сказал он после паузы, внимательно изучая моё лицо. — Настоящая война. Тёмный Лорд восстанавливает свои силы, и многие из нас… обязаны занять своё место рядом с ним. — В его голосе звучала смесь гордости и напряжённости. — Наша семья, наш род были связаны с ним и его идеями. Сейчас он требует верности, и наша преданность будет оценена… или осуждена. Я молчал, но внутри меня разгоралось нечто — это не было страхом, скорее смесью тревоги и неясной внутренней борьбы.Отец продолжил: — Малфои всегда знали, как сохранить власть и достоинство, несмотря на времена. Верность Тёмному Лорду — это не только выбор, но и долг. Мы стояли за чистоту крови и поддерживаем её ценность в нашем мире. Но сейчас, — его голос стал строже, — от тебя, Драко, потребуется нечто большее, чем просто послушание. Ты должен понять, что защищать нашу кровь — значит принять участие в грядущей борьбе. Это не только привилегия, но и бремя. Я осознавал его слова, но чувствовал, как внутри меня закипает смятение. Я должен был верить, должен был принять это как истину… но перед глазами всплыло лицо Вивиан. Её смех, её ясные, зеленые, искренние глаза. Её слова о добре, о магии, о её брате. Она была полукровкой — и я любил её. Отец, возможно, заметил отблеск сомнения во мне, и его голос стал резче: — Ты понимаешь, о чём я говорю, Драко? Или мне нужно объяснить ещё раз? Нам не терпимы слабость и колебания. Я встретил его взгляд, собираясь с духом. — Да, отец, — произнёс я твёрдо, скрывая свои истинные чувства. — Я всё понимаю. Отец кивнул, удовлетворённый моим ответом, но его глаза оставались внимательными, словно он искал в моём лице признаки слабости или сомнений, которые я тщательно прятал. В его взгляде был тот холод, с которым он всегда оценивал мир и людей вокруг — непреклонный и острый, как лезвие кинжала. — Хорошо, — произнёс он, не отводя взгляда. — От тебя потребуется абсолютная преданность и понимание. Это не просто поддержка… это доверие. Мы должны быть готовы к жертвам ради Тёмного Лорда. Он великодушен к тем, кто служит ему верно, и беспощаден к тем, кто сомневается. Ты понимаешь, насколько высока цена предательства? Я почувствовал, как внутри меня зашевелилось беспокойство, но кивнул, снова изобразив спокойствие, на которое, казалось, полагалась вся моя жизнь. Но образ Вивиан вновь вспыхнул перед моими глазами, словно не давая мне уйти в этот мрак. Да, теперь я знал — знал, что даже её память могла стать мне укором, если я попытаюсь пойти против своих чувств ради того, что считал своим долгом. — Я знаю, отец, — проговорил я тихо, но сдержанно. — Я готов. Люциус наклонился вперёд, его лицо стало ближе, и на мгновение мне показалось, что за его холодным взглядом промелькнуло что-то вроде предостережения, едва уловимая тень сомнения. — Хорошо, Драко, — сказал он. — Но запомни: слабость недопустима. Тёмный Лорд полагается на нашу семью, и он не потерпит колебаний. Вся Британия скоро узнает, кто из магов истинно предан нашему делу, и ты, как и я, не можешь стоять в стороне. Я снова кивнул, но что-то во мне кричало, что я не могу полностью посвятить себя этому тьмному пути. Отец, заметив это мелькнувшее на моём лице сомнение, добавил, уже с ледяной холодностью в голосе: — Если в тебе есть сомнения, избавься от них. Никто не даст тебе права на ошибку, Драко. Тёмный Лорд ждёт от нас абсолютной верности. Он откинулся на спинку кресла, и я понял, что разговор окончен. Мы смотрели друг на друга в полной тишине, и я чувствовал, что его ожидания сдавливают меня, как железные тиски. Поднявшись в свою комнату, я прошёл в ванную и набрал горячую воду, позволяя пару наполнять воздух. Запах сирени, который я просил эльфов поддерживать, окружил меня мягкой волной, как тихое напоминание о том, что покой когда-то существовал. Я медленно погрузился в ванну, чувствуя, как горячая вода обволакивает меня, словно укрывая от того ледяного ужаса, что поселился в душе после разговора с отцом. Мои мысли, тяжёлые, как свинец, тонули вместе со мной в воде. Я хотел избавиться от них, но не мог. «Отец хочет, чтобы мы служили Тёмному Лорду.» Это больше, чем просто слово или прихоть отца — это призыв склониться перед воплощением смерти. Я всегда уважал отца и выполнял его волю, но теперь всё внутри протестует, разрывая меня изнутри. Этот призыв к верности звучит как приговор. «Он хочет, чтобы Малфои склонились перед убийцей.» Кровь, семьи, которые падут, друзья, что исчезнут в этой тени… Как будто наша собственная кровь, что течёт в жилах, ничего не значит, как будто эти обязательства выше нас самих. Честь, о которой всегда говорил отец, теперь кажется мне холодным камнем на шее, утягивающим всё глубже. «Отец поддерживает геноцид.» Его слова звучат в голове, от них не сбежать. Геноцид. Это не просто великая чистота крови — это ярость, безжалостное истребление всех, кто не укладывается в его жестокие представления о порядке. Кого я должен буду предать? Сколько жизней потребует его жажда власти и «чистоты»? Протянув руку к волшебной палочке, я направил её к двери. Она мягко приоткрылась, и оттуда медленно левитировала колдографию, будто сама понимая, насколько она мне сейчас нужна. Колдография опустилась мне на ладони, и я посмотрел на неё, как на последний островок спокойствия в этом хаосе. На изображении — мы с матерью. Мне, должно быть, всего три-четыре лет. Я держу в руках белый цветок и трясу его, пытаясь рассмотреть лепестки, которые разлетаются, как крохотные искры. Мама держит меня у себя на руках, её взгляд сосредоточен только на мне. В этот момент всё её существо, её любовь словно оберегают меня, защищают от всех невидимых угроз. Я вижу, как её руки инстинктивно сжимаются крепче каждый раз, когда я наклоняюсь — будто даже это простое движение может быть опасным. Взгляд её тёплый, спокойный, но есть в нём скрытая решимость, которую я не замечал раньше. Её руки — такие хрупкие, изящные — всё равно кажутся щитом, готовым защитить меня от любого зла, каким бы сильным и страшным оно ни было. Я убрал снимок в сторону, тяжело вздохнул и схватился за голову. Напряжение нарастало, волной накатывая на меня. Погрузив лицо в воду, я закричал, глуша звук, что рвался из груди, что скрывал моё собственное бессилие перед ожиданиями отца и перед той чёрной тенью, что теперь нависла над нами. Когда я вынырнул, вода капала с волос, и в воздухе всё ещё витал запах сирени. В этой войне пострадают все. Я осознал это с такой остротой, что в груди защемило. И я не могу позволить, чтобы одной из жертв стала моя мать. Её руки, мягкие, изящные и тёплые, всегда оберегали меня, всегда служили для меня прибежищем, где я был просто Драко, а не наследник Малфоев, не марионетка для чьих-то амбиций. Я не хочу, чтобы она страдала. Не хочу, чтобы её свет, её хрупкость и благородство превратились в часть этой тьмы. Сколько бы отец ни твердил, что это — долг, что это нужно для нашего будущего, для нашей семьи, я не могу согласиться с тем, что он считает неизбежным. Я не позволю, чтобы её, мою мать, втянули в круг убийц, ненавистников, бессердечных людей, для которых всякая доброта и нежность — это слабость, а те, кто не соответствует их идеалам, заслуживают лишь презрения. С каждым ударом сердца внутри меня клокотала решимость, словно в груди зарождалась клятва: Вивиан не станет жертвой. Она не будет подчиняться бездушному сценарию, который кто-то, чуждый её судьбе, написал за неё. Я не позволю этому случиться. В её глазах я видел свет, который не должен исчезнуть, и, несмотря на туман, окутывающий нас, я буду бороться, чтобы вернуть её. Я покинул ванную, укутался в тёплое полотенце и, быстро одевшись, позвал Уислли. Лишь миг — и эльф появился у двери. — Чем могу помочь, сэр? — произнёс он, поклоняясь, как всегда. — Сходи на место, где ты забираешь записки, и посмотри, нет ли там чего-нибудь. Возможно, Вивиан все-таки оставила сообщение. Может быть, она попрощалась с Незнакомцем, и я смогу понять хоть что-то о её исчезновении. Она всегда была откровенней с ним, чем со мной. Хоть мы и один и тот же человек, она этого не знала. Эльф кивнул и исчез, как только я закончил говорить. Время тянулось. Каждая секунда в ожидании была пропитана тревогой. В голове витали сотни вопросов, но я не мог найти ответа ни на один из них. Что если Вивиан действительно попрощалась с ним? Почему её не было рядом? Как я мог так долго не замечать, что происходит с ней? Прошло лишь несколько минут, прежде чем Уислли вернулся. В руках он держал аккуратно сложенный листок, который сразу передал мне. Он снова поклонился и исчез, оставив меня одного с этим письмом. Скользнув пальцами по бумаге, я осторожно развернул его и начал читать. Слова Вивиан резали воздух, оставляя в груди тяжелую тень. Я читал и ощущал, как холодная волна обрушивается на меня, несмотря на жару в комнате. «01.06.1995 Привет, Незнакомец, Пришло то время, когда я не уверена в будущем. Мне нужно уехать из страны на какое-то время. Не хочу тебе врать, у меня не все хорошо, но я не могу рассказать, в чем дело. Я буду в порядке, потому что не одна. В ближайшее время я вряд ли буду выходить на связь. Не могу рисковать. Если ты напишешь ответ, то я вряд ли его заберу. Твоя незнакомка.» Я стоял, поражённый, пытаясь осознать прочитанное. Это письмо не было обычным прощанием. Это было гораздо больше, чем я мог себе представить. Вивиан предупреждала его, как будто знала, что её не будет рядом. С каждым словом в моей груди росло беспокойство. Она не просто исчезла — она ушла, но не могла сообщить мне причины, не могла рассказать, что происходит. Это не было простым бегством, это было бегство от чего-то, что грозило опасностью для неё, и, возможно, для всех нас. Мой взгляд упал на дату — 1 июня. Почему я не отправил эльфа раньше? Чёрт, Вивиан, что с тобой происходит? Я положил письмо на стол и вышел на улицу, стремглав направляясь в глубины сада. В ночном воздухе витал свежий запах цветов, но он не мог скрыть тяжесть, что давила на меня. Я устремил взгляд в безбрежное небо, пытаясь найти ответ, надеясь хотя бы на знак, что она в порядке. — Я не знаю, где ты, но я надеюсь, что ты в порядке… — прошептал я вслух, и на долю секунды мне показалось, что одна из звёзд на небе стала ярче. — Сынок, ты в порядке? — раздался знакомый голос. Я обернулся и увидел её: мама стояла у края беседки, закутанная в лёгкий, перламутровый халат, переливающийся в свете луны, босиком, будто сам воздух был для неё лёгкой вуалью. На её лице читалась мягкая тревога, но её взгляд, как всегда, оставался тёплым и проницательным. — Мама, ты можешь простудиться… — начал я, вдруг осознавая, как ранима и хрупка она казалась в этот момент. Она улыбнулась, едва заметно, мягко. — Лето на дворе, Драко. Не волнуйся обо мне. — Она подошла ближе, положив руку мне на плечо, и добавила с заботой: — Но ты не ответил на мой вопрос. Ты в порядке? Я задержал взгляд на её лице, в котором всегда находил понимание и спокойствие. — Да, мама, всё хорошо, — сказал я, хотя это звучало недостаточно уверенно. — Ты говорил с ней? — спросила она тихо, но без осуждения, лишь с вниманием и той поддержкой, которой мне сейчас так не хватало. Я молча кивнул. За это я всегда любил маму — её умение слушать, не перебивая, её готовность поддержать, даже когда весь мир отвернулся бы. Моя рука невольно потянулась к карману, где лежала записка, оставленная Вивиан, её слова словно оживали в голове. Я глубоко вдохнул и, собравшись с мыслями, выпалил, чувствуя, как с каждым словом сердце начинало биться быстрее: — Ты… ты ведь не против того, что я… — я запнулся, не находя подходящих слов. — Что я влюблён в полукровку? Мама вздохнула, и в этом вздохе было что-то далёкое, что-то, о чём она, вероятно, размышляла уже давно. Она прошла к беседке, села на лавочку, жестом приглашая меня присесть рядом. — Драко, самое важное для меня — это твоё счастье. Как и для любой матери, — её голос звучал мягко, но глубоко. — Если эта девушка делает тебя счастливым, если она — тот человек, с кем ты можешь быть собой… Тогда, поверь, мне не важно, какая у неё кровь. Все эти условности, что прививаются нам с детства… они часто не стоят того, чтобы на них жертвовать своё счастье. Я смотрел на неё с благодарностью, ощущая, как каждое её слово согревает меня. — Правда, мама? — прошептал я, чуть не веря в это. Она внимательно посмотрела на меня, её взгляд был сосредоточен и немного печален. — Я видела, как ты смотришь в окно по вечерам. И у меня есть догадки… Я замер, чувствуя, как сердце сжалось от лёгкого страха. Неужели она всё поняла? Неужели ей известно, что это Вивиан, сестра Гарри Поттера, человек, о котором отец говорит с презрением? — Мама… — начал я, но она остановила меня, подняв руку. Её взгляд был тёплым и полным понимания. — Драко, — продолжила она спокойно, — я не слепа и не глуха. Я вижу, как ты мучаешься, и мне больно это видеть. Кто бы она ни была, ты должен знать одно: я всегда буду на твоей стороне. Я почувствовал, как что-то внутри меня дрогнуло. Все страхи, сомнения, навязанные отцом правила, его жестокие взгляды и принципы, что он вбивал в меня годами, — всё это теряло значение, когда рядом была мама. В её тишине я находил силу, в её глазах — понимание, которое мне больше никто не мог дать. — Спасибо, мама, — прошептал я, чувствуя, как эмоции захлёстывают меня. Она не ответила, просто прижала меня к себе, её ладони мягко скользнули по моим волосам. Я закрыл глаза и позволил себе забыть обо всём хотя бы на этот миг, ощутив ту самую защиту, которой не могло быть в мире, полном интриг и ненависти. И в этот момент я осознал, что ради неё, ради того, чтобы сохранить эту защиту, ради неё, ради Вивиан, я готов бороться до конца. В тот миг, когда её образ, её слова, её мягкий, почти неслышный голос наполнили меня решимостью, я понял: я не могу позволить её исчезнуть в этом мире, полном тени и страха. Она была не просто частью моего мира, она была его светом, его смыслом. И если придётся противостоять всем, кому я обязан, я сделаю это. Потому что, в конце концов, я осознал: истинная сила — это не в служении тиранам, а в защите того, кто дорог тебе. И она была мне дорога больше всего. Я стоял под звёздным небом, чувствуя, как в груди нарастает сила, как горящий огонь внутри согревает, наполняет решимостью. В какой-то момент, не выдержав этой тягостной тишины, я мысленно повторил себе: Я не буду подчиняться. Я не буду служить. Я буду бороться за неё. Но, как и всегда, был вопрос, который преследовал меня. Вопрос, который не давал покоя, не позволял расслабиться, не давал мне права на лёгкость. Он был у меня на языке, и я, наконец, не смог удержаться. — Когда придётся выбрать между мной и отцом, кого ты выберешь? — спросил я. Мама стояла рядом, её взгляд был глубоким и понимающим, но я заметил в его тени тень беспокойства, как если бы она ждала этот вопрос. Я сразу понял, что она знает, о чём я говорю, и что, возможно, этот вопрос витает в воздухе уже давно. — О чём ты, Драко? — её голос был тихим, но в нём звучала тревога, но и некая усталость. Усталость от этих бесконечных выборов, этих постоянных размышлений о том, что правильно и что неправильно в этом мире, наполненном войной и предательством. Я сделал шаг вперёд, чувствуя, как внутри меня, как разрыв между тем, что я должен сделать, и тем, чего я на самом деле хочу, растёт. Ответ на этот вопрос был мучительным и болезненным. Но я уже не мог больше закрывать глаза на правду. — Я не знаю, как, но придумаю что-нибудь, чтобы не служить этому чокнутому маньяку, — сказал я, ощущая, как каждое слово вырывается с усилием, как обжигает мои губы. Протянуть руку к тому, кто разрушает всё, что я когда-то знал, кто стоит за всем этим злом, мне больше не удастся. Даже если мой отец будет стоять на другой стороне. Мама молчала, её взгляд был поглощён теми мыслями, которые я не мог полностью понять. Она всегда была такой — сильной, но в то же время хрупкой в своей любви и верности. И я знал, что, несмотря на её боль, она никогда не подведёт меня. Она знает, что я не могу идти этим путём. Я не смогу смотреть на неё, на то, что она представляет, и продолжать исполнять приказы тех, кто принёс в этот мир разрушение. Я посмотрел ей в глаза, не скрывая своей решимости. — Я не могу быть тем, кем вы хотите меня видеть, — произнёс я. — Я не могу просто молчать и следовать за вами, даже если это значит, что мне придётся идти против вас, если настанет такой момент. Я должен быть верен себе. Мама медленно вздохнула и подошла ко мне. Она не ответила сразу, но её взгляд был полон понимания и боли. Она знала, как тяжело это было для меня, как тяжело будет выбирать. Но в её глазах я также увидел что-то другое — что-то, что я давно искал, но не осознавал.Она не осуждала меня. Она гордилась мной. — Я понимаю, Драко, — сказала она тихо, и я почувствовал, как её слова, как её поддержка обвивают меня, как невидимая нить. — Но знай одно: я всегда буду на твоей стороне, независимо от того, какой путь ты выберешь. Я кивнул, и в тот момент что-то внутри меня, что давно было затмённым страхом и сомнением, вдруг развернулось и стало ясным, как никогда раньше. Мама не будет меня осуждать. Она поддержит меня. И в этот момент я понял, что, несмотря на то, что мне предстоит пройти через многое, я не один. Я должен был сделать свой выбор. И этот выбор я сделаю ради неё, ради себя. Редкая и чистая любовь, которую она мне дала, не была предательством. Напротив, она давала мне силу. И я буду бороться, чтобы она была в безопасности, чтобы она не стала частью этого кошмара. Я пошёл вперёд, готовый встретиться с тем, что ждало меня. И в этом новом шаге, в этой решимости, я знал: я буду бороться за правду, за любовь, за свет, который Вивиан несла в мою жизнь. Утро, начавшееся с обычного спуска на завтрак, неожиданно изменилось, когда в комнату ворвалась сова с письмом. Хогвартс. Дамблдор. Староста. Эти слова звучали в моей голове, как отголоски заклинания. Школа Чародейства и Волшебства Хогвартс Директор: Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор 1995-08-01 Уважаемый Драко Люциус Малфой, С большим удовольствием сообщаю Вам, что в наступающем учебном году Вы назначены старостой факультета Слизерин. Это не только большая честь, но и значимая ответственность, которая, я уверен, по праву Вам принадлежит. Ваша новая роль предполагает важные обязанности, включая поддержание порядка, укрепление факультетской сплочённости и оказание помощи преподавателям в вопросах дисциплины. Уверен, что Ваши лидерские качества, ответственность и рассудительность позволят Вам с успехом выполнять эти задачи. В качестве старосты Вам предстоит: 1. Обеспечивать порядок в гостиной факультета и на учебных занятиях. 2. Представлять интересы факультета на собраниях старост. 3. Помогать младшим студентам адаптироваться к жизни в школе. 4. Содействовать в организации мероприятий и решении возникающих вопросов, связанных с факультетом. Эта должность также предоставляет ряд привилегий, включая доступ к комнате старост и возможность активного участия в управлении школьной жизнью. Если у Вас возникнут вопросы или потребуется помощь, не стесняйтесь обращаться к профессору Снейпу, который, как руководитель факультета Слизерин, всегда готов поддержать Вас. Поздравляю Вас с этим важным событием и уверен, что Вы достойно представите свой факультет. Пусть предстоящий учебный год станет для Вас временем успехов и новых достижений! С уважением, Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор Директор Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс Когда отец увидел письмо, его лицо осталось таким же холодным, как всегда. Едва заметная искра одобрения проскользнула в его взгляде, но она быстро утонула в привычной строгости. — Молодец, Драко, идёшь по моим стопам, — произнёс он, глядя на меня так, будто я очередной артефакт, который необходимо оценить. Серебряный набалдашник его трости блеснул в свете, когда он задумчиво прокручивал его в пальцах. — Помню, как я получил такое же письмо много лет назад. Не опозорь меня и тем более имя Малфоев, сын. Я стоял перед ним, сдерживая всё, что крутилось в голове. Неопозорить. Вечно это слово, словно заклинание, которое отец наложил на меня с самого рождения. Его взгляд, полный суровости, всегда требовал невозможного — быть сильнее всех, быть безупречным. — Люциус, не нужно так, — мягко сказала мама. Её голос был словно тепло, которого мне всегда не хватало. Она подошла ближе, положив руки мне на плечи. — Драко никогда нас не позорил. Напротив, он всегда был нашей гордостью. Поздравляю тебя, дорогой, — добавила она, подарив мне ту самую улыбку, что могла согреть даже самую холодную комнату. Отец поднял бровь, его скептическая улыбка была словно острое лезвие. — Гордостью? — протянул он. — Быть гордостью семьи — это не просто носить имя Малфоев. Это доказательство силы, превосходства, безупречности в каждом движении, слове и поступке. Титул старосты — лишь первая ступень, сын. Я надеюсь, ты понимаешь, что она должна быть шагом вверх, а не конечной точкой. Я стоял ровно, скрестив руки на груди, стараясь не показать, как слова отца режут глубже, чем любое заклинание. — Конечно, отец, — ответил я спокойно, сдерживая всё, что хотелось выплеснуть. — Я не собираюсь останавливаться. — Посмотрим, — бросил он через плечо, уходя к камину. — Не подведи, Драко. Ни семью, ни своё будущее. Малфои не терпят слабости. Когда он ушёл, комната будто наполнилась воздухом. Мама подошла ближе, её прикосновение было мягким, её взгляд — тёплым. — Не обращай внимания, — прошептала она, коснувшись моей щеки. — Он всегда был таким. Жёсткость — это его способ показать заботу. Но я знаю, что ты справишься. Ты намного сильнее, чем он думает, и, поверь, намного добрее. Я слабо улыбнулся ей, но внутри было тяжело. Слова отца цеплялись за душу, словно ледяные оковы, которые нельзя сбросить. — Спасибо, мама, — тихо ответил я. Когда я остался один в своей комнате, письмо всё ещё лежало на столе, словно немой свидетель моего нового назначения. Я провёл пальцами по пергаменту, чувствуя шероховатость бумаги и холод магической печати. Мои мысли, вопреки всему, крутились вокруг другого. "Я не подведу тебя, мама," — подумал я, вспоминая её тихую поддержку. Но в глубине души всплывали совсем другие слова: "И я точно не сделаю это ради отца." Моё сознание, устав от отцовского давления, вновь обратилось к тому, что всегда помогало отвлечься: к друзьям. Особенно — к ней. Дафна. Добрая, иногда даже слишком. Её лёгкий нрав всегда заставлял меня улыбаться, хотя я часто задумывался, как она выживает среди нашей компании, не обладая ни капли злобы или коварства. Её мягкость была как тихая гавань, но вряд ли она сможет быть старостой. Дафна не любит конфликтов, а это — неизбежная часть такой роли. Пенси. Я знал, что многие считают её идеальной кандидатурой. Она умна, целеустремлённа, прекрасно учится. Однако иногда её честолюбие было почти агрессивным, а её попытки доказать свою значимость иной раз утомляли даже меня. И, наконец, Вивиан. Она была совсем другой. Вивиан Поттер. Её сдержанность и умение сохранять хладнокровие могли бы соперничать с самой профессором Макгонагалл. Её дипломатичность была на высшем уровне, но при этом она не боялась быть прямолинейной, говорить то, что думает, если этого требовала ситуация. Я поймал себя на том, что думаю о ней больше, чем хотел бы признаться. Она была для меня чем-то непостижимым. Вивиан — сестра близнец Гарри Поттера, но на неё не влияли ни ожидания, ни предвзятость окружающих. Она не позволяла Дамблдору манипулировать ею, и, что было ещё более удивительно, её братом. Её сила не была напускной, как у многих. Она исходила изнутри, из её уверенности в себе. Я не знал, что меня так притягивало к ней: её прямолинейность или то, как она умела смотреть мне в глаза, не отводя взгляда, будто видела меня насквозь.