(не)сказанным уколоться

      — Надо как-то ответить, — говорит Глеб на следующий день, тайком советуясь с Лизой. Он реально не знает, кому ещё довериться, а Лиза вроде и не выдаёт, и дельные идеи подкидывает.       — Надо, — соглашается Лиза. И смотрит с любопытством: — А что ты хочешь ответить?       — Если я не придумаю, как ответить, то в вопросе что не будет совершенно никакого смысла, — ворчит Глеб. И на Лизу он смотрит почти требовательно: — Ты же поможешь придумать что-нибудь? Пожалуйста!       У самого Глеба идей аж целых ноль. Ему совершенно не за что зацепиться. У него ни одной подсказки, ни одной, если можно так сказать, улики, он просто барахтается со своими догадками в пустоте. Ладно, цветы явно принёс кто-то, у кого есть доступ к шкафчику Глеба. Но на этом всё кончается, и ничего толком эта информация не даёт. Может, просто кого-то попросили передать. Может, по очень долгой цепочке попросили передать. И в любом случае, непонятно, где у этой цепочки конец, кого хватать, из кого вытряхивать сведения. Поэтому Глеб ощущает себя а) в тупике и б) абсолютно беспомощным. Оба состояния его раздражают, по обоим пунктам что-то сделать хочется, чтобы не сидеть бестолковой тыквой.       Но Глеб, видимо, и правда бестолковая тыква. Или, по меньшей мере, на плечах он такую таскает. Потому что у него ничего придумать не выходит, он кругом упирается в разные «не знаю, не имею понятия».       — Ты так ко мне обращаешься, как будто я эксперт в этих викторианских переписках, — возражает Лиза. И шутливо хмурится: — Надеюсь, ты этим не намекаешь на то, что я старая? Иначе я обижусь, так и знай!       — Я намекаю только на то, что у меня свой котелок не варит, — защищается Глеб. — Ну правда, я вчера весь вечер голову ломал и ничего не придумал. — А придумать хотелось. Правда в том, что Глебу интересно. Цветок как будто намекает на чей-то зарождающийся романтический интерес, а флёр тайны будоражит, возбуждает любопытство. Кто бы ни придумал эту заковыристую переписку с цветами — уже сейчас, на ранней стадии очевидно, что это был чертовски удачный ход. Кто-то сделал ставку на обаяние загадки — ну, и выигрывает теперь.       Лиза ещё немного хмурится, тянет одновременно и интригу, и нервы Глеба. И наконец заявляет: — Ладно. Я помогу тебе что-нибудь придумать — а ты в обмен расскажешь мне, что собираешься передать в ответ. Будешь держать меня в курсе. Договорились?       — Договорились, — нехотя соглашается Глеб. Хотя вообще-то он такого не планировал. Ему кажется, что его переписка, тем более, с таким отчётливо романтическим уклоном — это его личное дело. Что допускать в неё посторонних будет неправильно и некрасиво. Даже если это Лиза, которая обещает никому ничего не растрепать. Всё равно, как будто это общение не для её глаз. В конце концов, на то оно и шифрованное, чтобы никому, кроме отправителя и адресата не было понятно, о чём речь. Третьего участника эта переписка не предполагает.       Видимо, этот страх, что придётся рассекретиться, раскрыть Лизе своё встречное послание, причём, возможно, не только это, и заставляет Глеба думать активнее. Он соображает усерднее, ещё раз сгребает в кучу всё, что знает, и пытается найти новые зацепки, новые ниточки, которые выведут его на какое-никакое решение.       Ладно. Очень вряд ли тот, кто оставил сообщение, отправлял его в никуда, да так, чтобы даже не узнать, каков результат, какова реакция на такое признание, и совсем не рассчитывал на ответ. Это было бы глупо. Значит, стоит рассчитывать на то, что возможность обратной связи есть, даже если сам Глеб не в курсе, как и за счёт чего это работает. наверняка отправитель тем или иным способом следит, сам ли, с чужой помощью ли — неважно, важен сам факт. Разве звучит так уж нелогично? Да вроде бы в порядке с логикой всё. Значит, Глеб как будто может просто оставить своё ответное сообщение в раздевалке. И даже рассчитывать на то, что оно так или иначе дойдёт до того, кому предназначено, кто бы это ни был.       Окей, что-то похожее на план есть. Осталось подготовить сообщение. И Глебу кажется самым верный выбрать такой же способ, ответить цветком на цветок.       Неожиданно оказывается, что подготовить ответное сообщение — это и есть самое сложное. Язык цветов, на вкус Глеба, откровенно небогат, разнообразием не балует. Надо из этого ограниченного перечня знаков выбрать что-то, что отразит его, Глеба, заинтересованность и готовность продолжить диалог, но вместе с тем — что-то, что реально быстро найти, купить и дотащить в рюкзаке на тренировку. Запрос как будто непростой. Глебу даже поначалу кажется, что будет сложно, что ничего вообще не получится, и спустя полчаса просмотра разнообразных ссылок он начинает понимать, почему его таинственный собеседник — или, наверное, всё-таки собеседница? ладно, сейчас не время выражения подбирать, это не так важно — остановился на искусственном цветке. Местами это реально кажется проще, чем искать живые цветы. Но Глебу всё-таки удаётся сделать всё красиво и отыскать в одном из магазинов настоящие цветы наперстянки, продающиеся в цветочном под стильным названием «дигиталис». Глеб заказывает доставку и очень надеется, во-первых, что всё получится, без печально известных блинов комом, а во-вторых, что его сообщение будет понято правильно.       Это тайна? Это какая-то загадка? Мне нужно её разгадать?       План предполагает, что цветок должен быть замечен. А потому Глеб, хоть и чувствует себя очень неловко, всё-таки с утра идёт по коридорам к раздевалке, держа дигиталис в руке, и очень старается игнорировать удивлённые взгляды, некоторое количество которых он всё-таки цепляет по дороге. Переживу, упрямо думает он, не страшно. Главное, чтобы сообщение до того, кому предназначено. Остальное неважно.       В раздевалке он, естественно, тоже вызывает некоторое недоумение своим появлением и особого понимания не находит. Хотя ребята пытаются героически сделать вид, что ничего такого в этом нет, что бродить с цветами вокруг катка — вполне себе естественно.       — Это как бы реквизит? Будешь новый показательный готовить? — участливо спрашивает Женька. Глеб, наверное, понимает его стремление объяснить непривычную картину какими-то привычными, понятными причинами. Но подтвердить эту догадку, к сожалению своему, не может. Ещё и по льду таскаться с этим цветком он не собирается.       — Нет, — честно говорит он и кладёт цветок на шкафчик. — Это не для показательного. Это я так… по личному делу с собой ношу.       Женькин лоб перерезают задумчивые морщины.       — Для девушки? — выдвигает он ещё одну догадку.       — Типа того, — соглашается Глеб. Эта версия уже гораздо больше похожа на правду, с ней можно не спорить.       — Так, может, давай какую-нибудь вазу найдём? Или хоть сами из бутылки сделаем? — встревает Матвей. До этого он просто стоял рядом, подслушивал любопытным ухом, а теперь вдруг оживляется. — Цветок же загнётся за день без воды. Жалко будет, и получится, что ты зря его носил туда-сюда, если он завянет.       — Да не сделается ему ничего, — отмахивается Глеб. Он, откровенно говоря, надеется на то, что свою функцию цветок уже выполнил, кому надо было, тот заметил, и всё такое. Матвей в ответ смотрит с глубоким сомнением.       — Ты бы не испытывал бедный цветок на прочность. Вот честное слово, он у тебя так до вечера не дотянет, — настаивает он. — Тут всего-то и надо, что вытрясти бутылку воды из вендингового автомата. Восемьдесят рублей цена вопроса. Ну хочешь, я их тебе пожертвую?       — Ага. Всегда мечтал о том, чтобы ты пожертвовал мне бутылку воды по завышенной цене, — мягко усмехается Глеб. Потом думает, что, наверное, не мешает всё-таки перестраховаться, что лучше подержать цветок на виду подольше, чтобы точно всё получилось, чем выкинуть его слишком быстро и не достигнуть цели. Решив, что это не такая уж плохая идея, Глеб кивает: — А впрочем, ты прав. Действительно, так цветок быстро сдохнет. Лучше и правда найти для него немного воды.       Лицо Матвея немедленно озаряется улыбкой.       — Сейчас организую, — обещает он. И выскакивает за дверь прежде, чем Глеб успевает его притормозить и приговорить, что необходимости жертвовать восемьдесят рублей нет никакой, что он всё вернёт и переведёт обратно.       Матвей возвращается обратно за считанные минуты. Отрезать горлышко им нечем — ни у кого нет с собой ножа, да они и всё равно не протащили бы нож на каток, никак не объяснили бы это охране на входе, — поэтому они решают, что и без этого обойдутся, и просто заправляют длинный стебель цветка в горлышко бутылки. Так, в бутылке, Глеб его и ставит на шкафчик, и это правда выглядит как-то аккуратнее. От предложений вернуть деньги Матвей только отмахивается, всё уверяет, что не так уж он и разорился на этой воде.       Остаток дня проходит легко. Глеб усердно отрабатывает на тренировке, наслаждаясь тем, что нерешённый вопрос больше его не грызёт и не забивает собой мысли, немного спорит с Лизой — она чуть обиженно напоминает, что Глеб обещал ей всё рассказать, а он, защищаясь, парирует, что решение придумал сам, и пытается объяснить, что всё дело как будто имеет очень личный оттенок, а значит, делиться им, как сплетней, неправильно. И самую малость фантазирует с замиранием сердца. Ему интересно: что будет дальше? Как разовьётся эта странная переписка, во что выльется, чем кончится? Думать об этом лишь самую малость тревожно, но в основном — в основном это весьма приятно.       Ещё пару дней дигиталис так и остаётся у Глеба на шкафчике нетронутым. Хотя кто-то явно следит за ним и доливает в бутылку воды. Глеб к этому не имеет отношения вообще, но каждый раз, когда он об этом думает и обращает на цветок внимание, в бутылке более чем достаточно воды, а дигиталис не спешит окончательно вянуть, ещё более-менее держится. Потом всё меняется. Придя с утра на тренировку, Глеб привычно бросает взгляд на свой шкафчик — бутылка на прежнем месте, а вот дигиталиса там больше нет. Вместо него теперь стоят два совсем других цветка.       Первые несколько мгновений Глеб просто восхищённо таращится, в восторге от того, что его план сработал и переписка продолжается; потом, стряхнув оцепенение, он хватается за телефон, спеша разобраться, что это за цветы и как их читать.       Не сразу, но выясняется, что теперь в бутылке орхидея. И магнолия. И у их сочетания, оказывается, есть отдельное значение.       Подарок для того, кем восхищаюсь       Ого. Глеб непроизвольно краснеет и чувствует, как это нехитрое сообщение пришпоривает бег его сердца.       Это нужно будет парировать чем-то очень-очень соразмерным.