Я сгораю

Картина писалась... интересная, право. Поясницу я отбила по дороге. И держалась за неё согбенным старикашкой, будто чёртов радикулит настиг меня в мои чёртовы двадцать три. Ценг — заместитель Вельда, проминал ногами пол не далеко, не близко ко мне. Видимо, боясь, что при более малой дистанции между нами я опять разорусь. Неважно. Отсюда я бы всё равно уже не убежала. А Рив Туэсти, играясь с нелепо одетым робокотом, да на диванчике справа, сперва глянул на меня, но, разумеется, какая-то девка не могла увлечь его сильнее, чем последний писк робототехники. Курильщик, бедолага слева, мрачно мне кивнул. Генезис у стены небрежно, но изящно отсалютовал. Улыбаясь. Кошачьей полуулыбкой. А в центре вечеря, во главе сего действа — Руфус Шинра. За своим чудесным столом из эбена, подчёркивающим его белые одеяния, как дьявола — тиара. Ну, вы поняли. Я опять вляпалась по самые брови. Руфус Шинра рассматривал меня, как только может рассматривать богатенький, избалованный мальчик. Президентский сын. Взглядом пресыщенным, уставшим от всего и, вероятно, от себя тоже. Но ещё больше — от меня. Смахнув золотистую чёлку со лба и лениво усевшись на кресле, так, чтобы поддаваться слегка вперёд, Руфус — без лишних прелюдий — огласил: — Ты принадлежишь мне. Твою мать... — И дабы ты поскорее смирилась с этим фактом, — невербальные сигналы или наподобие того, но Ценг спокойно, плавно, ну прямо чёрным лебедем двинулся к Руфусу, умостившись за его спиной и по правую руку. — Ты принадлежала мне с самого начала. С тех пор, как присоединилась к «Лавине». Возможно, мне стоило поклониться своему властелину. Однако, чтя мою затруднительную позу за постоянный поклон, от экстремальной акробатики я воздержалась. — И не только ты. Вы все... — глаза, как два кубика льда, прошелестели по Курильщику, — террористы. Догадка отпечаталась сном где-то на периферии. Догадка слабая, но такова, какова вообще могла быть... честно, я без понятия, сколько тогда было времени. Но за панорамой окна ложился яркий, дневной и уже не утренний свет. Меня везли так долго?.. — Хорошо, — сознав во мне тупицу, Руфус переменил стратегию и задал вопрос напрямик: — Откуда, по-твоему, у круглой сироты и никому не нужного бакалавра нашлись деньги на собственную террористическую организацию? — Да ладно... — Да, — твёрже и нетерпеливей. Этот пацан крайне быстро заводился. — Я и есть ваш покровитель. Бывший, впрочем. У Фухито не хватило ума делать то, что я говорю. Но, надеюсь, ты не такая идиотка, как он. Это я такие надежды заслужила за то, что свершила первый побег из «Лавины»? Ирония жизни. Солдаты помогали террористам, Турки помогали террористам, а теперь и... вице-президент. В этом доме был хоть кто-то, кто не помогал террористам? Отношения «Лавины» и «Шинры» становились запутанней с каждым его словом. И не то чтобы меня это волновало. И на «Лавину», и на «Шинру» уже давным-давно плевать. Просто... занимательно. Да. — Я предлагаю тебе сделку. — О, что-то мне это напоминало. Уверена, Генезису тоже. — Два варианта. В первом ты работаешь на меня столько, сколько потребуется, и работаешь всем, кем мне понадобится. Доживи до конца; работай прилежно, по моим указаниям — и когда я стану президентом, я сниму с тебя все твои проблемы с законом. Но есть и второй вариант. В нём ты отказываешься, опционально харкаешь Ценгу в лицо, и я отправляю тебя в место не столь отдалённое. Особого режима, лет на триста за шпионаж, убийство, предательство родины, пособничество в террористическом акте, дискредитацию действующей власти, нападение на профессора Холландера и нападение на Солдат Третьего Класса. В котором наши лучшие надзиратели научат тебя любить своё правительство... самыми изощрёнными способами. Горло сдавил ком. Исполинский, здоровый ком, обёрнутый пупыркой из гвоздей. И восклицание рвалось: «да вы чё, столько не живут!», но даже Туэсти отвлёкся от своего Кайт Сита, а шесть пар разномастных глаз, что буравили меня всё это время, призывали к ответу. Адекватному. Негоже вице-президента, заместителя главы Турков, генерала, Директора-Градостроителя и нового наёмника «Шинры» задерживать. — Первый вариант. В конце концов, были вещи ужасней смерти. — Прекрасно, — равнодушный тон упорхал с губ Руфуса, бабочкой для всех в этом кабинете. — Все слышали? Она — моя собственность. И никто не смеет распоряжаться ею и калечить её без моего ведома и разрешения. Она борется за то же, что и вы, и... — Прошу прощения, а за что я борюсь?.. — За смену власти, конечно же. Я не стану президентом, пока Артур Шинра жив, но это очевидные вещи, которые ты заставляешь меня проговаривать и, тем самым, тратить моё бесценное... — Мистер вице-президент. Мистер вице-президент тяжело вздохнул, ещё пуще закипая с того, что его все перебивают: — Что, генерал Рапсодос? — Мои искренние извинения, но нам всем было бы полезно узнать, что делать с вашей... собственностью, — при всём нарочито уважительном и сладком тоне, не отметить, с какой насмешкой он это произнёс, преступление — на случай, если она обманет и предаст нас? Всем телом. Всем телом я ощущала его ехидный, но полный смысла и воспоминаний взор. Само собой, он не забыл, как я кинула их с той флешкой. А ныне, когда мы оба в этом кружке мятежников... расправа. Расправа маячила. Как никогда раньше. Нажимая на всякий слог, словно на кнопку ядерного чемоданчика. При том, возвращая суровый тон, Руфус поинтересовался: — Генерал, скажите мне: это норма у вас в департаменте — перебивать тех, кто выше по должности? Но ответить Генезис не поспел. Сталь в голосе резанула по тишине, как мелом по доске: — Чему вас учили в армии, генерал? — Строевой. Руфус вздохнул так глубоко и протяжно, будто молил Бога не то о терпении, чтоб вытерпеть Генезиса, не то о силе, чтоб убить его. И ведь причине этого не было стыдно. Напротив — воздушная и ослепительная улыбка венчала его хорошенькую мордашку. И, вместе с тем, говорила о многом. Руфус для него — зарвавшийся котёнок, но зарвавшийся до той степени, когда это уже просто забавно и даже очаровательно. Генезис его не уважал. Но позволял иллюзиям его жить, играя по его правилам и играя с ним. — Если она вытворит нечто подобное, — собравшись, наконец, и посадив морщину у переносицы, цедил: — Можете сделать с ней всё, что пожелаете. Точка пульса упала. Подобно линии на кардиограмме. И думать не хотелось о том, какие краски замешает воображение Генезиса, Ценга при таком-то карт-бланше от босса. И вывод един: не косячить. Но косячить и я — вещи неотделимые друг от друга, это инь и ян, начало и конец, одно без другого невозможно и, более того, одно без другого нарушает естественную гармонию, высший порядок. Если повезло мне, значит, не повезло какому-нибудь Рено. Если не повезло мне и, — чисто к примеру, — меня похитили с порога собственной лачужки, закинули в мешок и везли так, что я поясницу отбила. Приволокли в комнатушку, показали моего ночного кошмара — высокопоставленного Турка, Ценга; я заорала, а он вздрогнул с выражением, дескать, дорогуша, я ещё не начал. По итогу сошлись: сыворотка правды в любом случае окажется во мне, и в моих же интересах, чтобы через рот. Этот вежливый Турк, что внешне сродни породистой лошади. В самом красивом смысле. Только потому, что Руфус приказал ему не калечить меня, он вёл себя так. Но доброта с неба не падает, так что чёрт с ним. Вскоре выяснилось, что с какой стороны ни зайди — я не имела ни малейшего понятия о том, куда делась Челси. Знала лишь, что сама Челси сказала. А сказала она, что укатит в некое место, в котором её никто, никогда не найдёт. И что Новый Год она справила со мной, в Баноре. Не густо, да? Ценг тоже так посчитал. Дал антидот и отвёл за ручку к мистеру Руфусу Шинре. А последующие события для вас уже не загадка. Собрание завершилось этим: «все свободны, а вы, генерал, пожалуйста, останьтесь». (Ради здорового, крепкого сна я предпочла не ведать, какие «санкции» вице-президент накладывал на строптивого генерала за закрытыми дверьми своего кабинета). Даже Ценга выдворил. А он, как известно, импортная нянька-поводырь для Руфуса, его тень и рубашка. Тем не менее, оно и к лучшему. Держать ответ перед Генезисом за содеянное я не то, что не была готова — не готова со знаком минус. Мрачность Курильщика тождествена рутине. Сколь долго бы он ни бродил в ошейнике Шинры (или соль — полугодичные прятки, полные страха и паранойи?), это нанесло отпечаток. Сталось, будто постарел. Будто волокли меня к жениху, а он уже иссох до отца. Перво-наперво, узрев меня безо всяких Руфусов, в коридоре, он диву дался: — Охренеть, они даже тех солдафонов с Рынка у Стены припомнили. — И не говори, — вторила, оперевшись о стену и безучастно глядя на свои голые ноги. Тем утром меня буквально выдернули из носков. — Дали мальчикам поспать лишние пару минут, пока генерал отвернулся, а мне за это лишние пару лет впаяли. — А мне пришили угон, — столь же безучастно, но отчего-то просверливал в плитке дыры, глазами сверлил. — За байк Рено. — Только угон? — Ну мне ж не разбить его надо было. Я аккуратно. Бросил у въезда в город, на обочине, и хватит. Люк рядом был, свинтил быстро. Было ли мне стыдно за то, что это я подначила Курильщика на угон? Скорее всего, скорее... да, чем нет. Я не заставляла. Но он направился на дело, дабы спасти себя, нас от Рено. Это не корыстно — печься о своей жизни. Это, в общем-то, правильно. Временная пауза кроила. За дверью в кабинет, как из ТВ, помехами шли голоса. Спокойные и не выходящие за нормы приличий. — Думаешь... Шинра не солгал? После всего нас правда отпустят? — Может, это излишне откровенно, но отныне я действительно не различала зазоры от царапин во всей этой престранной игре. «Шинры» и «Лавины». Бессмыслица. Я была сбита с толку. Слишком много того, к чему я уже не желала иметь никакого отношения. — Не сомневайтесь. Босс знает цену словам, в отличие от президента Шинры. Мы шелохнулись рогозом. Ценг. Этот жуткий Турк, казалось, образовавшийся из бездны. — Ты подслушивал? — Нет. Я жду, когда мистер вице-президент закончит беседовать с генералом Рапсодосом. На наш немой вопрос Ценг добавил легко: — Вы не удосужились отойти от двери. А, точно... мы по-прежнему сторожили вход в его офисную обитель. И до меня дошло, что, по идеи, куда-то я должна была пойти, но куда? Общаться с Курильщиком на какие угодно темы, обходя Нытика, как бедствие, душевней, что ли. Я решила озвучить свои мысли Турку. — Во-первых, — его бесцветный, механический голос всегда меня смущал; от меня, на самом деле, всегда ускользало, какого мнения он был о нас. Презирал? Мирился, ибо мы — воля его начальства? Странный человек. Но, верно, образцовый Турк каким-то таким и обязан быть. — Вам следует переодеться в одежду... более неприметную. Он демонстративно смотрел на Курильщика. — Так, знаешь что? — Курильщик, и сам погожий, как мартовские четыре утра, в невнятной полосатой пижаме, угрожающе затрепещал. Будто мог пробубнеть что-то против безупречного чёрного костюма. — Когда этот твой шеф ни свет ни заря обрывает тебе телефон и грит, мол, или ты сейчас фигачишь в мой кабинет, или я на тебе в стрельбе практиковаться буду, ты ФИГАЧИШЬ и тебя НЕ КОЛЫШЕТ, в какие тряпки ты завернулся на ходу. Это понятно? — Понятно, — Ценг флегматично фыркнул. И обратил свой взгляд на меня. — А вам, девушка, я бы порекомендовал обуться. Босые ступни, как по указу, закололо холодом поверхности. — И сменить одежду тоже. Из-за двери послышался хлопок. И следом стук, как о твёрдое. Доселе спокойный Ценг тотчас вспыхнул в беспокойстве. Обернулся и решительно затрубил, словно готовясь выбить дверь: — Господин вице-президент, всё в порядке? И тут мы с Курильщиком вникли, что пора уматывать. От греха подальше. Чёртов Рив Туэсти, которого я ещё пару минут назад лицезрела, как Ценга и Курильщика, снова исчез, не проронив ни шага. Вместе с робокотом. Аномальная зона. ××× Второе пришествие в кабинет Руфуса бралось с: — Я заместитель главы Ту... — Да хоть волшебник Изумрудного города, — небрежно отрезал Руфус, перебирая документы на столе. — У вас есть Вельд? Есть. Вот он пусть за вашим зверинцем и присматривает. Иначе за что президент ему платит? За то, что он суёт свой нос не в своё дело? Полагаю, у Ценга ещё никогда не было настолько узких глаз. — А ты сходи, развейся, — развивал он, тотально игнорируя двух экс-террористов (нас) на пороге. — Хочешь я Зака для тебя освобожу? Всего один звонок и он твой. На сегодня. — Я не думаю... — Это заметно. И всё же: хочешь я вас двоих отпущу на неделю? На месяц? Пойми, Ценг, моя б воля и я... — понизив голос, измождённо: — уволил вас всех к чёртовой матери. Бросив краткий взгляд, наконец, на меня и Курильщика, он тотчас его отвёл и сфокусировался на своём телефоне. Сквозь завесу длинных, ритмичных гудков донёсся искажённый, но знакомый тон. Анджил. Руфус нескромно заявил: — Доброе утро, генерал, отпустите Зака Фэйра на сегодня. Пожалуйста. — Немного нехотя, но что уж тут — приличные люди должны желать доброго утро и говорить волшебное слово. Пауза и снова знакомый тон. — Не вашего ума. Да. Выполняйте. До свидания. И положил трубку, уставившись на Ценга по меньшей мере выжидающе. Ладно, Руфус — очень дрянной мальчишка. И Ценгу, верно, хотелось бы узнать, что за цирк он устроил, зачем и какой мотив у всего этого, но... Ценг был заместителем главы Турков. Ценг был образцовым Турком. А образцовый Турк слушает приказы, как музыку, но дыры в танцполе зрит. И с выражением лица, казалось бы, с виду обычным, но шпион шпиона и, о, оно не сулило ничего хорошего и вы ещё успеете в этом убедиться... ... Ценг ретировался. И минута славы всё-таки дошла и до обычных смертных нас. — Вероятно, мне стоит спросить, как вы прошли пропускной пункт. — Критичный погляд зашёлся по нашим новым одёжкам. — Но, судя по всему, пройти его может любой бездомный, поэтому давайте по существу. Чтобы подобраться к президенту нам необходимо снести три бастиона его защиты: пехоту, Солдат и Турков. Под «снести» разумейте, что вам нравится: переманить на нашу сторону? Замечательно. Шантажировать? Чудесно. Убить? Ещё лучше. Если это эффективно и займёт департамент надолго, используйте любые методы. Ресурсы у вас будут. Очевидно, тараторил это он не в первый раз и для Курильщика так точно. Но у меня встал вопрос: — Разве Турки и Солдаты уже не на нашей стороне? — Генезис и Ценг — капля в море. Для целого департамента Солдат переманить надо Анджила, Сефирота и Директора Лазарда. Необязательно, но можно и Зака. Для Турков — Вельда, но он слишком верен президенту, склонить его не получиться. Я кивнула, понимая вроде. И концентрируясь мельком на Руфусе самом: ни царапинки, ни синячка. Что за хлопок и стук случились в ходе его беседы с Генезисом? — На данный момент Директор Хайдеггер — самый перспективный кадр. Я сам им займусь. Беритесь за Солдат. Испортить их репутацию, заставить президента усомниться в их надёжности гораздо легче, чем вам кажется. Но этим непременно следует заняться вам. Неизвестным персонам. — А почему этим не может заняться Генезис? — Резко повисшая тишина вынудила меня в спешке пояснить: — Ценг, как зам, отвадит Турков подальше от президента, ну, или президент отвадится от них. И это логично. Так почему Генезис не может заняться тем же? — В этом... представлении, — кровь роилась от нехорошего предчувствия. — У Генезиса будет особая роль. И я надеюсь, что никто и ничто не помешает ему исполнить её. Вопреки акцентам я не ощущала, что это как-то относилось ко мне или Курильщику. Словно он мяукал о ком-то, кого здесь не было и не могло быть, но, тем не менее, он был где-то... там. За границами моих знаний. Или... что-то за границами. — Ввиду чего, пока не настал черёд Генезиса, отдел Солдат ваш. — Доключил он красиво, точку-невидимку ставя. — И я жду первичных результатов от вас... до конца дня. Смысл этого предложения достиг нас не сразу, нет. В частичном плане он достиг нас тогда, когда Руфус поднялся с места и гаркнул «Тик». И в полном плане — когда «Так». Тик. Так. Тик. Так. Мы ломанулись к выходу. — Прошу, скажи, что у тебя есть план, — не сбавляя темп, но на правах того, кто пробыл тут хотя бы на день дольше моего, у него обязаны были созреть идеи. — У меня есть охренительный план, — уверял он, притормозив на повороте. Интригански склонившись, негромко: — Усложним жизнь Сефироту, а? Ответ един: от «д» до «а»! За Нытика, за то, что не стряслось тогда, на Рынке у Стены, но воплотилось бы, промедли чуть. Мышки-заговорщики восстали из ляписа. Восстали и сразу на первую линию, на краснокнижного Сефирота, с патронажем вице-президента, как с крылом за спиной. К чёрту утопию. Мы или сдыхаем, или гниём в гос. темнице. Плохой финал, куда ни посмотри; так отчего б не оторваться, сыграв ноктюрн на резцах Сефирота? И может быть — м о ж е т быть, — если удастся шоу, аплодисменты ссыпятся с куста, то на Сефироте мы и закончим. Как в сказке, в пасти. Первейший платиновый слой с департамента, полного героев, фей и химер, снял Курильщик. Карауля утренние, дневные солдатские патрули, как бы между делом, жвачкой и плевком, бросал фаерболы под колёса машин. Переворачивая их брюхом в небо, заставляя врезаться в фонарные столбы, магазинные витрины. Огромное спасибо Шинре-младшему, кстати, за материи. И Курильщику спасибо, что с той поры, когда мы тряслись в авто и грелись от огненной материи, он что-то усвоил. И приручил. Стихию. Мог ли огонь быть не так уж и страшен? Обобщая: Курильщик продемонстрировал общественности, что солдатики ничего не могут поставить против элементарной магии. Не могут найти виновника, не могут защитить даже самих себя. А уж президента... Сорванные патрули должны были стать мигренью Сефирота. И вишенка на торте — персональная мигрень с доставкой. По правде, я не знаю, почему «Лавина» паравозом пыхтела над фальшивыми ксивами, пропусками и карточками для нас. Ибо на практике доказалось, что мало того, что пропускной пункт на входе любой болван пройдёт, так ещё и врата в отдел Солдат охраняли часовые с набитым ртом и ароматом колбасы поверх мускуса. Распустили молодых, распустили. Я очень усердно цокала языком и лодочками, идя в улей Сефирота. Жаловаться шла. И с того же скрипичного ключа, толкая дверь, распелась: — Генерал! И с неотразимой наглостью в энергополе, попеременно горчаще-кислящей ламинарией на языке (ещё тогда я подумывала, что это всё-таки не ништячок, а гадость редкостная), я заценила. Сефирот. Сам и здесь, на глазах, перед носом. Сколько уже... третий раз, получается, видела? А всякий раз, как в первый. Интересный мужчина, интересный. И вырез этот от груди до торса тоже интересный. А коли арестовать не старался, даже лёгкий женский мандраж ловила. Но это ладно. Ножку назад и в колене согнуть — реверанс такой, хулиганский в почтении. — Мистер Руфус Шинра извещает, что если случившееся сегодня с патрулями повторится, то-о он оповестит об этом мистера президента. И вы, и ещё два генерала, и Директор Лазард — с каждым слогом улыбка на моём лице становилась всё шире и шире, и тёмная помада, кажись, за контуры и в дёсна, но физиономия, будто сейчас-сейчас и я закричу от счастья, — будете «уволены». Секреты вселенной. Мириады комет, проносившихся за фасадом вечно нейтральных черт Сефирота. И то, как я убедила принца Шинру в том, что мне позарез нужна помада. И подводка. Для стрелочек. И для успешного выполнения миссии. Ждала и ждала, когда же Сефирот разродится хоть на слово, хоть на дрогнувший мускул или засевшую в межбровье морщинку. Ждала. Потом надоело — решила давить. — О, и если вы в скорейшем порядке не предоставите письменное изъяснение о сегодняшнем инциденте и не возьмётесь за расследование, дело передадут Туркам. А вы, думаю, понимаете, что Турки-то закроют дело любой ценой. С моим энтузиазмом не зазорно положить, что я просто мечу на его должность. Но его латунные венки в золотых каплях мне незачем. И раскосые глаза, с каких-то пор не устремлённые в иные искажения, напротив — взирающие на меня так, словно их владелец наконец-то понял, что за канарейка накряхтела ему эти вести. И в них был самый что ни на есть главный вопрос: — Насколько я помню, — глазная травища сузилась в подозрении, любопытстве ли. И сердце немного так в пятки ушло, но это нюансы опасной игры. — Раньше мистер вице-президент уведомлял электронно. Или вызывал к себе. — А-а-а — думай, думай, думай, Асфодель! — это всё из-за генерала, который Рапсодос! Он это... все письма от мистера Руфуса в спам кидал. Дописаться до вас невозможно. И после разговора с командиром Хьюли сегодня мистер Руфус больше не будет звонить по телефону, потому что он не намерен, цитата, «выслушивать деградантские вопросы от тех, чья работа — молча выполнять приказы». Скрестила пальцы за спиной. Наблюдая за реакцией. И... смягчились глазки. Да ладно. Так убедительно? Правдоподобно? Генезис что, реа... — Впредь буду знать, — хладно выдохнул он, возвращая фокус на карамельную папку на столе; теряя ко мне интерес. — Это всё? Но ответить я не успела. За дверью раздался бег, как роса с бутона и вся, разом хлынула. Бутон один. Антуриум, наш. До неприличия громко дыхнувший: «жёванные мусора». А за ним второй, третий — и оба заглушено откликались на жёванных мусоров и бежали определённо быстрее, чем могли бежать заурядные человеки. От моего внимания это не скрылось. От внимания Сефирота — подавно. Палочкой-выручалочкой встряла внезапно распахнутая дверь: — Генерал Сефирот, сэр!.. И застрял солдатик на пороге. С раскрытым ртом и очами, засёкшими меня. Назойливой соринкой. Тут же я порешила, так сказать, с места и в карьер: — И ты даже не перезвонил!!! Дико смела горку из документов на пол. Мультифоры бахнули, и бумажный ураган обнёс комнатушку в снегу бюрократа. Сефирот сложил ладони в кулак. Оперевшись ими о подбородок. Беспорядок его не трогал. — Я думала, что у тебя ко мне чувства, а ты просто трахнул и бросил меня! — И стакан со столешницы разбился о стену. — И даже не помнишь меня! Но ничего, увидимся в суде, папаша, потому что я, — барабанная дробь — беременна! Бедный солдатик, позабывший о причине своего вторжения, стыл, потел и не знал, как жить в этом мире. Сефирот же смотрел на ситуацию, как на сериал. — Вы, — тычок пальцем на Сефирота, на солдатика, — все вы мужики одинаковые! Мигом подошла к солдатику и задвинула ему пощёчину. Хлёсткую и звучную. И напрягая горло так сильно, что слёзы скопились поверх белка, вылетела вон. А в мыслях вертелась пара. Добротная вышла мигрень? И кто, кто же станет следующей жертвой? 1) А продолжим-ка долбить Сефирота! И подспорье есть, и легенду с нашей совместной ночкой можно развить. А можно... а можно даже устроить знакомство с родителями. Жениха. 2) Бить надо равномерно, так, чтоб все в проблемах искупались, как в чане с блёстками. И вытаскивали их потом из волос ещё года три. И через щенка зайдём, и придумаем ему историю с фанаткой, которая стала террористкой ради него. Жди, Анджил.