Я сгораю

Теперь Зак прихрамывал. Наверно, это весьма жестоко, но на мой выразительный взгляд Генезис пролепетал что-то про то, что мальчишку надо воспитывать. И хотя эта фраза накинула ему годков не меньше, чем мне — мой парик, от сцеживания яда с клыков я великодушно отказалась. К тому же, прилетело не мне — и уже за это спасибо. Рандеву с дверью было более чем достаточно, чтобы научить меня не бегать по коридорам. Однако самое главное в моём тамошнем положении — сбить Рено со следа и заиметь недюжинный эскорт. Надеть овечью шкуру? Запросто. Убедить всех, что я только что высвободилась из-под гнёта Турка с замашками сексуального преступника? Ещё проще. В сущности, в это довольно легко верится и обывателю, не говоря уже о Солдатах, которые глодают сплетни и клевету о Турках, как собаки куриные кости. Потому и быть на одной волне с растяпами-«третьеклашками» совсем нетрудно. А напроситься пойти с ними, коль скоро они покончили с местной чупакаброй — вообще дело плёвое. Нисколечко не сожалевший ни о чём Зак, напоминавший собой лабрадора (потому что большой и добрый), загадочно посматривал то на меня, то на Генезиса, приправляя переглядки беседами о своей любимой девочке-цветочнице и посылом, мол, любовь всей жизни можно найти абсолютно где угодно и как угодно. Даже шлёпнувшись с церковной крыши. И всё это так по-детски мило, и заткнуть Зака, — как оказалось, — невозможно, и заставить меня уйти, соответственно, тоже. Аура этого жизнерадостного мальчика согревала мягким огнём, мягким и комфортным, как эфирный плед. Всё в точности, как описывал «Чёрный Костюм» с форума. Снять с него эту форму — и не скажешь даже, что на самом деле он цепная псина «Шинры», не знающая жалости и морали, и такая, какая погубит и глазом не моргнув. Ведь так?.. Мне не нравилось, что моё злоключение несло этот аляповато-поучительный лейтмотив. Словно я должна была открыть на что-то глаза, но видеть в «шинровских» отпетых злыдней, прекрасно осознающих свои деяния, много легче для восприятия, чем бедолаг с губками вместо мозгов. Это уже полутона, а полутона — это страшно. По итогу сошлась на том, что Зак — обыкновенный лицедей. Меж тем, плавно отколовшись от шагавших впереди солдат, их генерал всем своим существом грозился довести меня до белого каления. Будто бы одного Рено мне было мало. Но я тоже не промах, ввиду чего пошла на опережение: — Цветы выбросила. — О, это так бесчеловечно с твоей стороны... — Нарочито печальный тон недолго плыл своей душещипательной песней, и вскоре вполне ожидаемо перелился в его привычную оду. — Но я не беднею, шпионка, не беспокойся. Аэрис делает прекрасные скидки. О, бедная девочка... Не улыбнулась ей фортуна ни с клиентской базой, ни с «любовью всей жизни». — Но так что будем делать с Турком? — Впрочем, отринув земное, деловито поинтересовалась я. — А это, моя дорогая, зависит от того, что за лапшу ты навешала ему утром. — Всего на миг экстравагантная натура, ряженая в строгость, проступила в уже хорошо знакомом мне ехидстве. — Кто же вас похитил, Госпожа Инспектор? — Бельмо этакое, — невнятно пробурчала я в бестолковой надежде, будто Генезис не расслышит меня и не засмеёт, но, ах, конечно, этот знаменитый обострённый слух... Прыскание со смеху справедливо резануло по ушам. Багровый цвет зашёлся пятнами на лице — ничего лучше я и вправду не придумала; и совесть грызла, сжирала за эту глупую сказку на ночь для чёртового Турка. — И как? — Уже просто бессовестно веселясь и, тем самым, зарабатывая любопытные взгляды впереди идущих, Генезис упорно делал вид, будто исход расследования ни в коем случае не затронет его. — Поверил? Желание достать из-под земли ту самую ярко-оранжевую копну цветов и докончить начатое... как ни странно, перебила мыслишка поинтереснее. — А давай я тебе анекдот расскажу? ××× Ещё с той роковой встречи у здания «Шинры», с той самой встречи, окаймлённой прескверными ароматами трущобных папирос и пали, я не исключала вещи старой как мир. Всё это время Рено брал меня на понт. Психологические уловки? Наставления опытных коллег? Невообразимый талант? А не вероятней ли... блеф? Самый затрапезный на свете блеф, увенчанный актёрским мастерством и элементом неожиданности, на который я, будучи трижды идиоткой, так слепо повелась. ... И показания Генезиса это лишь подтверждали. Видите ли, анекдот — фантазия чистой воды. Не было никакого бара, не было никаких «первоклашек» и шпионок, а вот постпубертатная глиста без личной жизни, чувства юмора и — в недалёком будущем — ещё и без работы — это да, это как наяву. Проще говоря, один из них абсолютно точно водил меня за нос. Но вот кто — вопрос обтекаемый. Я бы даже сказала, с подвохом. Ведь строить козни против меня могли и оба... Зак, сославшись на стихийность Рено (в простонародье «перебесится и успокоится»), предложил переждать бурю в штаб-квартире Солдат. Мол, ни один Турк в здравом уме туда не зайдёт — разве что самоубийца. Или Вельд. Но если уволенный Вельд переступит порог их пространства, то холодок прошибёт всех, а они... воевали. — Но, Зак, откуда ты столько знаешь о... —... Турках? — Смущение подстрекало забавную улыбку, а забавная улыбка подстрекала смущение, словно он собирался поведать и о чём-то смешном, и постыдном одновременно. — Среди них у меня есть... подруги. Ах, дружеская «Ромео и Джульетта»! Можно было догадаться, что у человека под никнеймом «Чёрный Костюм» и профессия соответствующая. Стайка младших по рангу, что близилась к Заку, пошушукалась ещё мгновение, похихикала над его откровением, но, как оно обычно бывало, после затараторила крамольными словечками нечто, а-ля: «а вот если бы меня зажала в лифте... Циссни, например, я б ей всё выдал, всё; и без всякой сыворотки правды!». Переоценить иронию этих болванов, пожалуй, возможным просто не представлялось. Но я ведь решила побыть паинькой, разве не так? А это значило что? Правильно: недовольно пробубнеть: «чтоб вас тоже Рено в лифте зажал». А после — «все в тебя», и услышать уже вполне звучное: «плохой пример заразителен, но славь меня за это, ибо преемники зануды Сефа и зануды Анджила во стократ невыносимей моих!». Не произнесённое, но буквально витавшее в воздухе имя «Зак» щебетало о многом. Наконец, Генезис выставил за дверь своих омерзительных щенков. Выполнять условие нашего соглашения приходилось крохами, но и я в «Лавине» отнюдь не на таких правах, чтобы знать о Элфи подобное. Возможные болезни или физические дефекты, семья, её меч... До меня только начало доходить — а уж не об уязвлённом ли самолюбии шла речь? Паинька, паинька... а не уколоть не получилось: — А что, юная девушка уложила тебя на лопатки, и теперь ты хочешь ответить ей тем же? — Тебя взяли на работу за навык озвучивать самые очевидные и скучные предположения на свете? Посыл уловила, тему закрыла. — Глаголь, шпионка, в чём уверена. — Немного погодя изрёк он, смахнув разнузданную игривость, как монетку подбросив. — И глаголь одну правду. Если уличу во лжи, до тебя даже Турки не успеют добраться. Доброжелательная улыбочка вспыхнула на его лице на секунду, но тотчас померкла, покуда я раскрыла рот. — У Элфи под кожей есть какая-то... штуковина. — Постепенно, будто не веря тому, что извергало моё горло, я соединяла слова и надеялась, что они не превратятся в точку в конце моих мемуаров. — Не знаю. Фухито давно её наблюдает, он лучше знает, но особо не распространяется на этот счёт. Эта штуковина... она как материя. — Материя? —... Или не «как», а настоящая; говорю же, не знаю. В «Лавине» считается, что это благодаря ней Элфи так сверхъестественно сильна и быстра. Ты ведь и сам видел её в деле, да? Даже мужчине придётся здорово попотеть, чтобы отбить хотя бы одну её атаку и остаться невредимым. Но... за этот дар она должна расплачиваться. — Каким образом? — Право, лицезреть вечно беспокойного Генезиса таким сосредоточенным и внемлящим — достойная плата за мои усилия. Но вместе с тем это и вселяло в сердце... смуту. Как страх неизведанного, как страх перед тем, на что ты не в состоянии повлиять или остановить. Генезис всегда делал то, что хотел. И у него всегда были ресурсы на то, чтобы претворять свои капризы в жизнь. Пора бы уже с этим смириться. — Как я поняла, она... медленно умирает. Вот. Материя высасывает из неё жизненную энергию в обмен на силу и скорость. Но Фухито всё время выдумывает новые способы того, как поддерживать в ней жизнь. И трезвый ум, что самое главное, а то Элфи, ставшая Во... Язык отнялся — холодное лезвие прислонилось к шее. Веки смежились, сердце забилось набатом. Пульсации адреналина и ужаса осели под давлением металла в ком, чувствительный ком, готовый тотчас вскрыться бубоном. Глубокий вдох не вернул ясность мысли, но встал поперёк. Отголоски топота раздались по ту сторону стены. —... Буду кричать. — просипела. Остриё проткнуло кожу, как кухонный нож протыкает желе. Капилляры полопались один за другим в стройном ряде, без боли и пламени в венах; рваный выдох сорвался с его стороны. Ключицы окропила горячая капля. Первая, вторая. Меч больше не проверял мою плоть на устойчивость, зафиксировавшись, но тошнота со слюнями стремительно подкатили ко рту, стоило мне представить, что это за горячая капля. Сознание мутилось. Едкий запах крови мало-помалу окутывал ноздри. Шаги сместились. Входная дверь распахнулась. Играючи, будто вспарывая старую куклу со свалки «открывашкой» для консерв, Генезис пропел: — Ах, старина Анджил, неужели ты не разучил своих щенков команде «стучать»? ××× Слабое амбре нашатырного спирта расползалось по органам чувств. Пустота понемногу разомлевала в плёнке из сгоревшего сине-голубого. Шею обвивала тонкая текстура. Она же и пресекала любые мои попытки воссоздать вздох, полный разочарования, ведь... само собой. Разумеется. Артерия не задета, я жива, и к превеликому сожалению, но эта история должна была продолжиться. — Госпожа, пожалуйста, не дышите так тяжело — если рана снова откроется, тут только зелье поможет, а оно... казённое, сами понимаете. Заботливый голос угадывался в силуэте с колючей и чёрной, как у ежа, макушкой. И здоровенными сапфирами в глазницах. Зак. Из всех людей. — Нам очень жаль, — вдруг вклинился кто-то ещё, — если бы мы знали... — Кунсель! — Зак одёрнул говорившего серьёзно. — Никто не мог этого знать. Не вини себя, но и человека не тормоши. — А что делать-то? В лазарет её нельзя — как доктора увидят характерную рану, так все на ушах будут. Господину Лазарду доложить тоже нельзя — неизвестно, что с нами со всеми сделают. Заперлись тут, ждём непонятно чего. — Анджил обещал всё уладить. — А может это, ну её? — Предложил таинственный третий. — Отнесём к профессору Ходжо, у него эта схема отрабо... — Нет, мы не пустим её на корм образцам профессора Ходжо! И прекратите решать все проблемы походами в Научный Департамент. Да это даже не решение проблемы, это бегство от неё! Когда нам говорили, что генерал Сефирот не чужой человек главе Научного Департамента, они говорили это не за тем. В ответ он раздосадованно вздохнул. Но я не осуждала недопонятого гения. Если бы тогда меня втихую скормили иноземной расе, корпорация избежала бы множества неприятностей. — Ну, а что тогда? Долго мы тут тоже не просычуем. Зрение прояснялось. И покуда происходило чудо одно, я наблюдала зазубрины чуда другого — вечно весёлого Зака, что помалкивал с лицом, будто гвоздей в рот набрал. Натяжение кожи адски пылало. Но я не могла не превозмочь агонию, когда светлячок надежды ещё таял меж пальцев: — Может... прикончите?.. — Госпожа Инспектор! ××× Посетовав, дескать, не для того он в шестнадцать лет на передовой мясился, чтобы гражданские жить не хотели, Зак подговорил своих молодчиков, отыскал мусорный мешок и... ... А, знаете, наверно, день моего похищения был не так уж и плох. Череда бесконечных «извините-простите-дайте-пройти», качка, словно молодцы буквально прыгали по ступенькам лестницы вверх (и я уже успела проклянуть их за это). Ноги — туда, руки — сюда. И создавалось впечатление, что не вырвали их только потому, что благородная судьба уже избрала для меня меч, но не средневековую казнь. Кажется, в какой-то момент у меня в самом деле открылась рана. Покуда из пепелища восстал лишь такой натюрморт: я, в своей квартирке, светло, но кто-то крепко придерживал мою вялую тушку, наскоро отрывая слишком влажную марлю, обтирая шею спиртом и, в довершении всего, даже поднеся к моим губам какой-то невнятный пузырёк. Впрочем, перспектива отравиться тогда скорее радовала, чем огорчала. Но... нет. Как выяснилось позже, обычное зельеце из личных запасов Зака. Кровь остановило — и хорошо. А мега зелье, которое он обязался прикупить в перерыв, уже и на ноги меня поднимет, и даже от шрама избавит. — Походите пока с шарфиком, ладно? — Молвил он виновато, суетясь, не зная, куда руки деть: на затылок ли, проверить, не туго ли затянута свежая повязка или ещё поглазеть на мою импровизированную оранжерею. Признал таки цветы, влюблённый дурак, старался не лыбиться. — И... Пересилив сантименты, замялся, будто подбирал слова для бедного родича. — Госпожа... я понимаю, вы сейчас злитесь. Очень-очень злитесь. И, скорее всего, даже никогда не простите, — осёкся; убрал имя на ходу, но с таким выражением, будто несказанное причинило ему самую настоящую сердечную боль. — но. П о ж а л у й с т а, прошу вас, не говорите никому о случившемся. То, что произошло с вами, касается только нас. Не прокуратуры, не Турков. Это наше дело, и мы должны разобраться с ним сами. Облизав пересохшие от волнения губы, что совсем не вязалось с тем, как последователен и озабочен он был, продолжил: —... И-и вы боитесь, я понимаю. Но я ручаюсь, — и генерал Анджил тоже ручается! — что вы будете в полнейшей безопасности. Он... не тронет вас больше. И не приблизится к вам. Я обещаю, слышите? И генерал Анджил вам это лично пообещает, хотите? Вижу, что хотите. — Мягкий смешок надломился подобно гитарной струне, что вот-вот порвётся. — И... не беспокойтесь о работе. И Рено. Будет вам отгул. А Ценг — толковый мужик, понимающий; договорюсь с ним. Разузнаю заодно, за что вас Турки кошмарят. Чистое мышление уплывало из-под ног под «шевеление» волос, но чем больше я слушала, чем больше вникала вопреки ослабленному организму, тем больше укоренялась в своей истине. Нельзя быть настолько добрым. ××× Спёртый воздух прилипал к коже. Тьма застилала и веки, и окна. Как долго я пролежала здесь? Как долго была в беспамятстве? Каждый вдох бередил незажившую рану на шее. Тело вылито как из свинца. Лишь посеребренный свет ниспадал на мини-дендрарий в углу, но с первого взгляда на него моё сердце царапнуло странное... подозрение. Словно что-то было не так. Словно что-то нещадно изменилось, но воспалённый разум наотрез отказывался искать остов этого чувства. Красные гиацинты, стрелиции. Вроде бы, всё так. Но ладненький цветочный горшок с друзой тысячелистника вынудил меня нащупать телефон. На секунду ослепнуть от яркости экрана, распознать два пропущенных от Фухито, но впервые в жизни предпочесть его компанию той, что действительно необходима в моей ситуации. Сообщения. С минуту буравила строку для ввода, силясь скомпоновать и уместить весь смысл в паре фраз. Но потом послала к чёрту всё, все обиды и остатки гордости, написав: «Дружок, у меня большие проблемы».