Пэйринг и персонажи
Метки
Приключения
Язык цветов
Как ориджинал
Развитие отношений
Постканон
Элементы драмы
Проблемы доверия
Юмор
Антиутопия
Маленькие города
Прошлое
Элементы психологии
Детектив
Революции
Полицейские
Противоположности
Путешествия
Алкогольные игры
Вымышленная география
Антигерои
Заброшенные здания
Чувство вины
Япония
Личность против системы
Описание
Заросла цикорием страна Сарматия, и всё теряется в ней: и сто баллонов адрия, и два японских полицейских, и девушка, дикая, как лес...
Примечания
Сарматия — выдуманная страна, все совпадения с реальностью исключительно случайны.
---
В конце фанфика есть цветочный словарь, там рассказано, кого, чего и куда, так что не стесняйтесь заглядывать, если в тексте вдруг встретятся ботанические иносказания.
Посвящение
Стоголовому богу аниме. А ещё всем, кто читает и комментирует ♥️
Часть 36
13 августа 2023, 02:40
Я очень надеюсь, что с местной дорожной полицией мы не пересечёмся. Боюсь, что сие чудо автопрома мало-мальской приличной погони попросту не перенесёт.
Светленький всё не вспомнит, как дышать. И зачем на переднее сиденье забираться, спрашивается, если ты такой паникёр? Уф-ф-ф… Не буду отвлекаться от дороги.
Километров через пятьдесят нужно будет поменяться с кем-нибудь из моих японских друзей. Не уверена, что справлюсь с околомосковскими дорогами. Когда я вообще в последний раз сидела за рулём? В семнадцать? Злость творит чудеса, честное сарматское…
Нет. Не стоит. Пусть это будет мой первый раз за рулём. Первый раз в жизни. И больше ничего. Ничего больше, я сказала!
Дорога смазывается, и я впиваюсь в руль ногтями. Чёрт, только не сейчас!
Жму на тормоза. Как можно спокойнее произношу:
— Сидите. Вернусь через две минуты, — и вылетаю из копейки.
Темно. Всё, на что не попадает свет фар, превращается в одно сплошное месиво из теней. Я тоже тенька, всего лишь тенька, прямо как вон то дерево или этот кустик.
Я злюсь. Злюсь на себя за чёртову сентиментальность. Никогда такого не было, и вот опять. Снимаю очки, смахиваю чёртовы слёзы и заставляю себя видеть только лес. Только этот лес из тысячи оттенков чёрного. Только чёрный и ничего больше.
Но на моих руках кровь. Она маслянистая, липкая, слегка тягучая и не исчезает, сколько бы я ни тёрла руку об руку. Уж десять лет как почти.
Нет. Ничего нет. Всё это сны, глупые сны, глупые, как я сама!.. Я чувствую, что ещё миг — и кто-нибудь из этих чёртовых японцев вылезет из машины. Нет, нельзя!
Вдо-о-ох…
Вы-ы-ы-ыдох…
— Пожалуйста, прости меня… — шёпот слетает с моих губ, а рука инстинктивно сжимает кулон.
Больно. Липко. Похоже, я всё-таки пропорола ладонь до крови.
Усмехаюсь. «Мысли материальны», — эти слова вечно были у тебя на устах, скотина!
Скрип открываемой двери. Быстро обмакиваю палец в кровь и провожу им по лицу. Запрокидываю голову и готовлюсь играть свою роль.
— Ты ведь не собираешь вторую гранату, правда? — слышится обеспокоенное.
— Я ещё от первой не отошла, Хару-каваии, — беззаботно отзываюсь я. — Вон, вишь? Кровь из носа пошла. Но ничего, уже почти всё.
— Так зачем из машины вылетать было? Попросила бы салфетки. Я взял, кстати. Надо?
Хм, кажется, пчёлы что-то подозревают…
— Ну, давай, раз взял, — пожимаю плечами я. — Выбежала, чтобы салон не заляпать. А то мало ли — ретро-автомобиль, всё такое.
Хару молча протягивает мне салфетки. Я беру их — тоже молча. Почему-то становится смешно, но я держусь.
Мы идём назад. Хитрый Хару направляется к водительскому креслу, однако я и не возражаю.
Замерев на миг у дверей, он произносит:
— Что бы это ни было, ты можешь поговорить с любым из нас. Дайсуке не такой скотина, каким кажется.
— А ты? — выдыхаю я прежде, чем успеваю подумать.
— О том, что мы герои, нам всегда говорит кто-то другой или третий, — а в голосе улыбка.
— Зря я тебя не замочила, — шиплю в ответ. — Ты ведь явно весь мой пьяный бред запомнил!
Хару-каваии не отвечает.
Передав очки новому водителю, я лениво слежу за дорогой в отсветах фар. Паршивыми вышли эти два дня. Зря я не взорвала чёртову гранату. Зря я…
Зря.
Дайсуке мирно дремлет сзади. И почему сразу «скотина»? Подумаешь — мешок, набитый деньгами! Он просто не умеет по-другому. Хм, даже милый, когда спит. И что-то мне подсказывает, что и не только когда спит. Милый, когда пьянеет на ровном месте. Милый, когда почти по-детски удивляется. Милый, когда хитрый. Милый, когда самодовольно усмехается. Милый, когда переругивается с Хару-каваии. Но нет, называть Дайсуке милым я не буду. Хм, раз уж он спит…
— Ты ждёшь, — тихо утверждаю я.
— Нет, я еду. Но если ты хочешь что-то рассказать — я слушаю.
— Ты псих, — выдаю я.
— Неплохое начало.
Зря.
Шумно выдыхаю.
— Я тебя чуть к праотцам не отправила, а ты в психолога играешь. Скажи ещё, что не псих! Ладно-ладно, наверное, это называется «профессионализм». Но это уже чересчур, Хару-каваии!
— Что заставило тебя выйти из машины?
— Кровь из носа пошла, я же говорила!
— Ты чертовски плохо врёшь.
— Кто бы говорил!
— А я и не пытаюсь.
Зря, зря, зря!
— Ладно, ты хотел объяснений? Я устала, меня всё достало, меня все выбесили, поэтому я решила взорвать полстраны.
— Ты чертовски плохо врёшь.
— Ты чертовски плохо меня знаешь.
Он… он улыбается! Скоти-и-и-ина!
— Хару-каваии, ты не доживёшь до конца июля!
— Венда, а ты так и не ответила на мой вопрос! А я всё по-о-омню!
Ар-р-р-р-р!
— Не сегодня, милашка. Об этом точно не сегодня. Если ты вдруг доживёшь до конца месяца, то, может быть, как-нибудь в августе…
Я бросаю короткий взгляд на свои руки. Нет, всё в порядке. Нужно подумать о чём-то другом. Хм…
Цикорий — до жути вялый, разумеется — валялся у залаза в мой подвал. Я только проснулась и собралась, наконец, за плиткой, как тут это. Десять цветков на одной ветке и один на другой. Это под мостом через Морочку.
Планы никогда не были моей сильной стороной.
В условленном месте ожидаемо обнаруживается десятый. Что же могло измениться за один день, да? Казалось бы…
— Привет, цветочек. Извини, что потревожил. У меня новости.
— Привет, Дим, — целую я гостя в щёку. — Всё в порядке. У меня, по крайней мере.
— Это главное, цветочек.
Дима не на шутку мрачен. Значит, дело дрянь. Осталось лишь понять, насколько.
— У меня новости, десятая.
Я хмыкаю:
— Двенадцатый?
— Одиннадцатый. Узнал совершенно случайно этой самой ночью. Ты понимаешь, что это значит?
Это значит, что, раз одиннадцатый мёртв, то у нас с Димкой повышение, и нам нужно выбрать нового девятого.
Хотя секундочку…
— «Случайно»?
— Именно, цветочек. Одиннадцатый мёртв уже полторы недели как. Завтра мы должны были встретиться, но вечерний выпуск новостей нас опередил, — Дима желчно усмехается. — Насколько я знаю, двенадцатый с одиннадцатым встречаются раз в неделю.
— То есть он знал, но ничего не сделал… — понимаю я.
У двенадцатого есть специальные сигналы для каждого из верхушки. В случае, если он узнаёт о смерти одиннадцатого, он тут же связывается с десятым. В теории.
— Абсолютно верно, цветочек. Он не оставил ни знака об изменениях в рангах, ни знака об опасности. Это означает две вещи, цветочек: либо двенадцатый тоже мёртв, либо он — крыса.
— Варианты один краше другого.
— А главное — мы не узнаем наверняка, какой из них правда.
— Кто бы это ни замутил — он гений, — развожу руками я. — Какие планы, Дим?
— Я выбил себе стажировку пораньше. Еду прямо сегодня в восемь вечера. Не спрашивай, как я это организовал. Сам пока не до конца понимаю. Но это не так важно, цветочек. Ты ведь уедешь из Сарматии, правда? Упроси своих иностранных друзей увезти тебя как можно дальше и как можно надольше.
— Это приказ, одиннадцатый? — вскидываю бровь я.
Дима вздыхает.
— Ты же знаешь, цветочек, что я никогда не смогу тебе приказывать. Делай как знаешь. Но помни: жизнь одной девятой стоит гораздо больше, чем жизни всех наших врагов вместе взятых. Пожалуйста, не забывай об этом, цветочек.
Поцеловав меня на прощание, Дима помчался по своему маршруту. А я…
А я здесь, сижу вот, думаю. Дима незаметно подкинул мне в карман бумажку. Номер телефона, причём какой-то заграничный, и всего одно слово.
«Горечавка».
И вот вопрос: так ли ценна моя жизнь? Так ли ценна она лично для меня, безумной девятой — пардон, десятой? В чём ценность жизни и так уже мёртвой бомжихи? «Ты труп, цветочек», — как-то сказал мне Димка, когда я умыкнула немножко весьма ценных боеприпасов с военного склада. А я лишь рассмеялась в ответ: «Ты знаешь, сколько лет я уже труп?»
Уже десять. Почти что.