Два револьвера в зарослях цикория

Самолёт взмыл в небо в тот же миг, когда высокие гости расселись по своим местам. Копейку оставили на попечение Гончарову. Тот лишь пожал плечами, даже не заметив девушку, объявившуюся вместе с детективами. Бутылка самогона в руках учёного говорила о многом. Дайсуке бросил взгляд на Венду. Она казалась грустной. Не злой, не ехидной, не холодной — грустной. Такой Венду Дайсуке ещё не видел. Вздрогнув (будто почувствовала взгляд!), она хрипло произнесла: — Хочу выпить. Один взмах руки господина Камбэ — и симпатичная стюардесса подала Венде бокал белого вина. Девушка взяла его в руки, словно бомбу, но через миг расслабилась и выпила всё до дна. «Хорошо, что не красное», — мысленно выдохнул Хару. Он взглянул на друга, сосредоточенного, как и сам Хару, и, пробормотав что-то вроде: «Вздремну, пожалуй», — отвернулся к иллюминатору. Дайсуке понял намёк. Выждав минут десять, он заговорил: — А где же шутки про дорого-богато? Венда усмехнулась: — Страшная тварь человек: ко всему привыкает! Если я продолжу удивляться, то в твоих японских хоромах сердечный приступ схвачу. А оно мне надо? Улыбка, на миг поселившаяся на губах девушки, вновь уступила место печали. — Знаешь, Дайсуке, а я четверых убила. Да-да, я не шучу. А Дайсуке и не удивился. Лишь продолжил внимательно слушать. — Дайсуке, а ты убивал людей? — Да. Но меньше, чем ты. Было бы больше, если бы не сердобольный Хару. — Он ведь не уби-и-ийца, — саркастично протянула Венда. И замолчала, уставившись на пустой бокал, изучая его, как самый прекрасный и ценный предмет в самолёте. — Ты хочешь об этом поговорить? — заполнил паузу Дайсуке. — Я хотела бы об этом забыть, — не отрываясь от бокала, хмыкнула она. — Я хотела бы смыть с рук кровь. Нет, не тех идиотов, которые сами напросились. Есть… есть же и другие. Те, которые, в общем-то, ни при делах. Сло-о-ожно… — Однажды я убил дилера из-за того, что качество дозы ухудшилось, — признался Дайсуке. — Жалеешь? — Венда взглянула на него с грустной усмешкой. — Кажется, нет. — Вот и я о том же. Но та одна, самая первая история была немного другой. Всё вышло само собой. Я не знаю, что я должна была сделать, не знаю, в какой именно момент всё пошло не туда, и от этого злюсь на себя ещё больше. На себя и на этот странный мир, в котором нам пришлось жить и умирать, потому что жить иначе не вышло бы… Дайсуке, я хочу ещё вина. В это время года на меня нападает меланхолия. К тому же, у меня в политячейке начальство того, то ли скрысилось, то ли окочурилось, так что… ну, ты понял. — Обещаешь не взрывать самолёт? — улыбнулся детектив. — Эй, я не террористка вообще-то! — возмутилась Венда. и тут же рассмеялась: — Ну да, сказала та, что меньше суток назад собиралась пол Сарматии взорвать. — А ещё ты развела костёр из всех оставшихся у меня сарматских денег, — добавил жару Дайсуке. — Говоришь так, будто мог употребить эти бумажки лучше! — Именно, Венда-сама. Лучше не смог бы. Девушка бросила на детектива хитрый взгляд. Стюардесса принесла второй бокал и налила ещё вина. Отсалютовав господину Камбэ, Венда произнесла: — Ну что, за нашу свадьбу, дорогой? Без кей-попа и отеля, конечно, но вечеринка всё равно огонь! — Как это — без отеля? — прикинулся удивлённым Дайсуке. — Для вас с Хару в лучшем номере Сарматии девичник организовали! Вы так отмечали, что у персонала дух захватывало! — В следующий раз возьмём тебя с собой, честное сарматское! Венда заметно повеселела. Мысленно вздохнув с облегчением, Дайсуке потянулся за любимыми сигарами. Заметив искорки в глазах девушки, он предложил и ей: — Будешь? — Никогда не пробовала. Хочу! Затянувшись, как заправская курильщица, Венда констатировала: — Это что-то на богатом. Хотя и очень даже неплохо. Проснувшийся несколько минут спустя от смеха Дайсуке Хару принялся ругать друга на чём свет стоит за то, что портит новоиспечённой жене здоровье. Над всем этим безобразием Венда размахивала сигарой, как дирижёр палочкой. Полёт вышел весёлым.