Два револьвера в зарослях цикория

Две недели в Москве Хару запомнились плохо. Сейчас, сидя в явно доисторической тёмно-серой машине под загадочным названием «копейка», он почему-то представлял это время как мороженое, в котором один вкус постепенно переходит в другой: уроки русского сменялись русской водкой, которая рекой перетекала в уроки русского… Цикл почти вовремя остановил Дайсуке, когда запихнул Хару в машину и дал по газам. Эх, а они с Антоном Анатольевичем ведь даже «Ой, мороз, мороз…» не допели! — Ты не пил, — устав изучать интерьер ржавеющей копейки, резонно отметил Хару. — Я за рулём, — холодно отозвался Дайсуке. — А-а-а… — протянул Хару. — А Сузуэ что-нибудь передавала? — Мы с тобой одновременно слышим её сообщения, идиот. — А-а? Пра-авда? Но почему я ничего не слышу? — Потому что Сузуэ ничего не передаёт. — Очеви-и-идно… Вздохнув, Хару принялся допевать ту самую пресловутую «Ой, мороз, мороз…» Слова, правда, сохранились в его голове не полностью, но таланту это не мешало. — Ты отвратительно поёшь, больше не смей, — прошипел Дайсуке, стоило Хару закончить. — А про коня-я-я-я? — пьяно заныл Хару. — Это я — ик! — русский учу, понял? Дайсуке оставалось лишь смириться с безобразием и дождаться, пока Хару не заснёт. Лесные дороги злили Дайсуке так же сильно, как и убитая машина, которую и машиной-то назвать грешно. Теряя терпение, он всё сильнее давил на газ, но копейка плевать хотела на его нервы и ехала в своём неспешном темпе. К счастью, миновать границу вне пограничных постов машина успела затемно. Отъехав километров на десять от границы, Дайсуке остановился. Снял очки, потёр уставшие глаза. Задумался. Сарматия встретила их густым смешанным лесом и точно такой же, как и в России, лесной дорогой. Что до поисков адрия, за две недели в Москве, где в предпоследний раз засветились маячки баллонов, Дайсуке убедился, что всю украденную партию неизвестные увезли в Сарматию. Но ехали воры крайне медленно, будто абсолютно никуда не спешили. Именно поэтому Дайсуке и задержался в Москве так надолго. Заодно и Хару выгулял: тот ничего кроме работы не видит. Ах да, и Сузуэ, конечно, но там Хару ничего не светит. Дайсуке усмехнулся, изучающе взглянув на спящего друга. Тот наверняка всё ещё его еле выносит. От денег отказался, живёт в своей халупе. Кроме как по работе, за границей не был ни разу. Дайсуке с улыбкой вспомнил, как Сузуэ спросила у Хару, что он больше любит: Гавайи или Канары. «Свою работу», — пробурчал Хару, заставив тем самым её рассмеяться. Язва она всё-таки. Но это всё не по делу. Предатель из лаборатории покончил с собой за несколько дней до того, как Сузуэ подняла тревогу. Если бы не чудом заработавшие маячки, по миру бы уже гуляла бомба, способная расколоть планету на части. Точнее, она и теперь гуляет, но не по всему миру, а где-то конкретно здесь, в маленькой стране Сарматии. Именно отсюда, из этой самой точки на лесной дороге в последний раз поступил сигнал маячков три дня назад. Баллоны в Сарматию везли частями, и сигнал каждый раз пропадал километрах в десяти-пятнадцати от границы. Судя по рассчётам Хюсуку, три дня назад в Сарматию завезли последнюю партию баллонов. Но было ли это правительство? Местная мафия? Третьи лица, никак с Сарматией не связанные? Вопросов по-прежнему оставалось много. Но до рассвета стоило бы доехать до ближайшего города. — Хюсуку, куда дальше? — надевая очки, спросил Дайсуке. — Ближайший населённый пункт — Горьев. Рассчитываю маршрут… Дайсуке вдавил газ в пол, не дожидаясь указаний Хюсуку. Пока что дорога всё равно одна.