Art is either revolution or plagiarism

      После диалога с Бомгю Хенджину казалось, что он может все. Честно говоря, в его голове как будто начали рождаться новые мысли, которые он раньше блокировал, думая, что это никому не будет интересно.       Именно поэтому Хенджин сейчас рылся в своих старых блокнотах, в которых он записывал когда-то вообще все свои мысли, казавшиеся ему хоть немного интересными. Некоторые записи были уже агрессивно зачеркнуты, и узнать, что там было, уже не представлялось возможным.       Хенджин даже немного пожалел об этом, честно говоря. Интересно, как бы сейчас он отнесся к этим же записям… да, спонтанность злобы на свои идеи лишает возможности вернуться к ним потом и доработать.       Однако, набралось несколько достаточно любопытных… и Хенджин уже знал, с кем ему надо их обсудить.

***

      — Мы стали все чаще встречаться без причины, не находишь? — спросил Феликс, усмехнувшись.       — Не без причины! — возразил Хенджин, — да и кто сказал, что увидеть тебя — недостаточная причина?       — Я напрашивался на этот ответ, — полушутя ответил Феликс, показав ему язык, — так что насчет причины сегодняшней встречи? Может, рассказать, как прошел твой разговор с Бомгю?       — Откуда ты знаешь? — удивленно спросил Хенджин, не помня, чтоб он упоминал свое намерение поговорить с Бомгю при Феликсе.       — Ты пошел туда, где вы оба точно будете, и ты нервничал, так что я сделал определенные выводы, — пожал плечами Феликс, — я не прав?       — Ты иногда бываешь пугающе догадливым, — усмехнулся Хенджин, — да, мы поговорили… он сказал, что я наконец-то понял, как использовать свой талант по назначению…       — Звучит как то, что и сказал бы Бомгю, судя по тому, что ты о нем рассказывал.       — А вообще, после его слов о том, что он действительно верит в меня, и он не старается просто не называть меня бездарностью, я подумал, что, может мои другие идеи тоже достойны исполнения? — вздохнул Хенджин, — и, порывшись в своих записях, я понял, что мне нужно мнение моего непредвзятого судьи, а по совместительству музы.       — О, как официально, — усмехнулся Феликс, — покажи.       Хенджин открыл один из своих блокнотов, зачитав первую понравившуюся запись:       — Я когда-то наткнулся на такого художника, как Цао Хуэй… вообще-то, его работы довольно мерзкие, но у них был интересный философский подтекст, так что я решил почитать немного.       — Что-то знакомое, — кивнул Феликс.       — Он разбирал традиционные произведения искусства и начинял их органами.       — Ой, вспомнил, — вздрогнул Феликс, — брр, мерзко.       — Да, но он натолкнул меня на мысль. Знаешь, нарисовать человека или любой другой объект так, будто он скульптура? То есть, некое переосмысление его работ, да…       — То есть, потертости, сколы и все прочее?       — Вроде того. Тогда эта идея показалась мне глупой, потому что, ну, она не тянула на что-то революционное, — усмехнулся Хенджин, — но сейчас я вернулся к этой идее, и это уже не кажется таким необычным.       Феликс задумался, посмотрев снова на довольно хаотичную запись Хенджина в блокноте, после чего издал какой-то неопределенный звук, словно не уверенный в том, что он хочет ответить:       — Вообще, звучит как минимум любопытно. Судя по твоим записям, это будет картина, вызывающая ощущение легкого диссонанса, когда ты не уверен, скульптура ли это, картина, да еще и поза у человека такая, как будто он сейчас вылезет из холста?..       — Да, вроде того. Раньше мне казалось, что это глупо, но сейчас я думаю — а почему нет?       — Интересно… и ты хочешь, чтоб я позировал для этого?       — Если ты не против, — пробормотал Хенджин, смутившись, — потому что мне вроде как понравилось с тобой работать, и мне немного не хватило нашего взаимодействия, как художника и модели…       — Я уже согласен, — улыбнулся Феликс, отдавая Хенджину блокнот, — с твоим мышлением и видением мира это будет довольно интересно, не правда ли?       Хенджин лишь смущенно усмехнулся, взяв блокнот, после чего удивленно пискнул, когда Феликс сел между его ног, устроившись на нем, как на личном кресле или вроде того:       — Надеюсь, ты не против, — сказал он, устраиваясь поудобнее, — потому что я хочу, чтоб ты рассказал мне о других идеях вот так.       — Я не против, — сказал Хенджин, обнимая его со спины и раскрывая другую запись, — ты теплый.       На удивление, у него получалось довольно внятно рассказывать о других своих идеях, пока его подбородок лежал на плече Феликса, и, казалось, что весь воздух вокруг пропитан этим запахом, который Хенджин раньше ловил урывками, крупицами и берег, а сейчас Феликс просто сидит тут, и Хенджин, едва захотев, сможет поцеловать его… честно говоря, в это не особо верилось.       — Феликс, — спросил он тихо, прервав свой же монолог о еще одной идее, — кто мы друг другу?       Феликс вздохнул и откинул голову на плечо Хенджину, чтоб дотронуться кистью руки до его щеки:       — Я не знаю. Я люблю тебя, и очень рад, что это, вроде как, взаимно, — пробормотал он, пожав плечами неопределенно, — мне, на самом деле, даже все равно, как это называть, если я буду рядом с тобой. Это в любом случае будет приятное времяпровождение.       Хенджин улыбнулся, посмотрев на его лицо, все еще с остатками загара, с аккуратными веснушками и тонкими, почти ангельскими чертами лица.       — Мне тоже все равно, на самом деле. Я лишь хочу, чтоб тебе было комфортно. Я знаю, это может раздражать, когда партнер до самого конца так и не говорит, кто вы друг для друга, но мне немного… ну, неловко.       — В каком смысле неловко? — спросил Феликс, смотря на него своими красивыми задумчивыми глазами.       — Потому что я все еще не до конца верю, что мы признались друг другу, — пробормотал он, вздохнув и поцеловав Феликса куда-то в районе виска, — то есть, еще месяц назад я даже поверить не мог, что сейчас буду сидеть и обниматься с тобой, а сейчас…       — О, то есть, ты не можешь понять, действительно ли мы стали встречаться, или мы поторопились? — спросил Феликс, погладив Хенджина по лицу, — не то, чтобы я не понимал тебя, потому что я тоже думал об этом… но потом я подумал, что мы же никому ничем не обязаны. Нам хорошо друг с другом, верно?       — Да… — прошептал Хенджин, уткнувшись носом в его шею, — мне с тобой очень хорошо, правда. Я даже не знаю, любовь это или нет, потому что я никогда не чувствовал ничего подобного, понимаешь?       — Понимаю, — улыбнулся Феликс, — значит, если нам хорошо, то мы можем просто проводить наше совместное время так, как хотим, не правда ли?       — Думаю, ты прав, —эхом отозвался Хенджин, вдыхая его аромат, — ты очень вкусно пахнешь, — прошептал он, прикрыв глаза.       — Просто одеколон, — пробормотал Феликс, сделав немного рваный вдох, когда Хенджин поцеловал его в шею, — ох… извини, у меня немного чувствительная шея, — смущенно усмехнулся он.       — Ничего страшного, — на одном вдохе прошептал Хенджин, но не отстранился от шеи Феликса, — я могу прекратить, если тебе неприятно.       — Не прекращай, — лишь ответил Феликс.       Хенджин еще раз поцеловал его в шею, бормоча так, как будто был не совсем в себе:       — И веснушки у тебя очень красивые. Они не такие заметные, как у рыжих людей или блондинов, но в этом даже их прелесть. Их нужно… разглядеть, понимаешь?       — Ты разговорчивее, чем обычно, — ответил Феликс, и, возможно, Хенджину показалось, но кажется, что ему стало чуть тяжелее дышать.       — Может, ты просто сделал меня чуть более красноречивым, — прошептал Хенджин, осторожно подбираясь руками к полам толстовки Феликса, — можно мне?..       — Да, — выдохнул Феликс, и Хенджин осторожно пролез руками под его одежду, чувствуя теплую, почти мягкую кожу, и почему-то желая прижаться к нему ближе, так близко, как только возможно.       Феликс, в свою очередь, лег на Хенджина, положив голову ему на плечо и расслабившись. Хенджин буквально слышал его дыхание, тихое, но по сравнению с другими, — отсутствующими — звуками просто оглушительное.       Он осторожно погладил Феликса по животу, пока не рискуя делать ничего большего, хотя частично и желая, но пока просто решив не слишком нарушать личное пространство Феликса. Хотя, честно говоря, Феликс так расслабленно растекся по нему, что казалось, что ему вообще все равно, что делает Хенджин.       — Если что, просто скажи мне остановиться, я остановлюсь, — прошептал он на всякий случай, просто чтоб убедиться, что их обоих все устраивает.       — Пока что я совершенно доволен всем, что происходит, — прошептал Феликс, издав тихий, едва слышимый стон, который для Хенджина резко напоминает о низком, красивом голосе, от которого у него периодически трясутся колени, — просто… продолжай…       Хенджин продолжает водить руками, словно рисуя фигуры на животе Феликса, и завороженно наблюдая за его взглядом, когда он открывает глаза и слегка приоткрывает губы, дыша явно быстрее обычного. От этого зрелища где-то внизу живота Хенджина начинает как будто сворачиваться узел, и он сам еще не знает, как к этому относиться.       — Ч-черт… у тебя волшебные руки, — выдыхает Феликс, после чего снова едва слышно стонет, хотя и самого звука не слышно, скорее только вибрацию, идущую по рукам Хенджина.       — Хорошо? — спрашивает Хенджин.       — Очень, — тихо отвечает Феликс, нервно прикусив губу на пару секунд.       Хенджин опускает руку чуть ниже, и Феликс уже издает весьма полноценный стон, который заставляет Хенджина напряженно сглотнуть. Он уже не до конца уверен, что он вообще может контролировать ситуацию, не говоря уже о том, правильно ли он поступает. Что ж, Феликс не против, а это главное…       Хенджин понимает, что было бы удобнее положить Феликса, но лишаться этого обволакивающего аромата его кожи и его тепла… одна мысль об этом невыносима. Поэтому он продолжает. Он осторожно сжимает часть тела Феликса, но, возможно, чуть крепче, чем надо, потому что тот резко вдыхает и широко открывает глаза. Он замирает, а Феликс бормочет смущенно:       — Извини… сам не могу понять, почему я так остро реагирую… — слова явно даются ему с трудом, но Хенджину все равно, он сейчас был готов услышать даже невнятное бормотание.       Глаза Феликса красноречивее любых слов; они как будто ослеплены, они полны ожидания, и, хотя возможно, что Хенджину лишь кажется, зрачок немного расширен. Хенджин чувствует, что ради такого взгляда сейчас он готов на что угодно, лишь бы продолжать смотреть в эти гипнотизирующие глаза, что сейчас смотрят на него почти с мольбой.       — Главное, чтоб тебе нравилось, — шепчет он завороженно, успокаивающе целуя Феликса, хотя тот как будто не успокаивается, а еще сильнее заводится, — тебе нравится?       — Угу, — на более внятное выражение эмоций Феликса уже не хватает, — Джинни…       Хенджина сначала пробирает до мурашек, потому что сейчас это обращение звучало совсем по-другому; не игриво, не ласково, а как будто… доверительно? Как будто Феликс сейчас уязвимее обычного, и он может предстать в таком виде только перед Хенджином.       Хенджин берет себя в руки и слегка разворачивает Феликса, чтоб поцеловать его в губы, с большим напором и большей жаждой, чем обычно. Феликс отвечает с нетерпением, как будто сейчас это для него это лучший способ показать свою привязанность к Хенджину, чем какие бы то ни было слова.       Хенджин хочет вытащить руку из-под одежды Феликса, но тот протестующе скулит в поцелуй, так что он возвращает руку на место, нерешительно поддевая большим пальцем ремень, который явно застегнут чуть менее туго, чем надо бы. Он не хочет двигаться дальше, не спросив еще одного подтверждения того, что он правильно понимает сигналы Феликса, но и разрывать поцелуй тоже не хочется, поэтому он просто оставляет руку на месте.       Тот, в свою очередь, разворачивается до конца в сторону Хенджина, запуская миниатюрные кисти под резинку штанов и держа руки на бедрах Хенджина, что заставляет последнего вспомнить, насколько сильно он возбужден. Он отстраняется от сладких губ Феликса, издавая тихий, почти жалобный стон, когда теплые руки делают его еще горячее изнутри. В горле как будто пересыхает, и Хенджин судорожно вдыхает воздух, не понимая, как Феликс умудряется такими простыми движениями сделать ему так хорошо и так плохо одновременно.       Хенджин старается дать Феликсу больше места, и в итоге тот садится на колени Хенджина, потираясь о заметную выпуклость на его штанах, от чего у него перехватывает дыхание, но он очень терпеливо делает вид, что не замечает этого, чтоб не делать некомфортно Феликсу, и лишь просит сдавленным шепотом:       — Если я делаю что-то не так, то останови меня любым возможным способом. Можешь ударить меня по руке или что-то похожее…       — Да, да, я понял… просто потрогай меня, пожалуйста, — почти хнычет он, зажмуриваясь, и Хенджин расстегивает ремень и ширинку Феликса, чтоб свободно проникнуть рукой под его белье, обхватив его и осторожно двигая рукой. Тот судорожно теребит ногами, чтоб джинсы сползли с его бедер и дали Хенджину двигать рукой, не будучи ограниченным такой неподатливой тканью.       — Все хорошо, все хорошо, — шепчет Хенджин, и, хотя ладоней Феликса на его бедрах уже нет, этого приятного давления на его промежность вполне хватает, чтоб заставлять его мозг туманиться. Хенджин прижимается губами к шее Феликса, как к единственному, что сейчас может его успокоить… или еще больше раззадорить, как посмотреть…       Его рука осторожно размазывает влагу, скопившуюся на головке и мягко собранную большим пальцем, по всей длине, заставляя Феликса издать довольно громкий стон, что заставляет напрячься уже Хенджина, потому что его голос это отдельный способ получить удовольствие. Его рука невольно сжимается сильнее, от чего Феликс хнычет тихо:       — Д-да, вот так… пожалуйста…       Хенджин целует его в шею еще раз, понимающе ускоряя темп, от чего Феликс судорожно хватается руками за ткань его футболки, издавая какие-то нечленораздельные звуки вперемешку со стонами, и Хенджин от этого всего как будто в трансе, наслаждаясь этим зрелищем; Феликс мог остановить его много раз и все еще может, но он просит продолжать, приподнимает бедра и издает эту симфонию звуков, которая превращает все мысли в голове Хенджина в одно сплошное месиво, которое имеет лишь одну четко сформулированную фразу: он любит Феликса. Любит во всех смыслах, хочет быть рядом с ним, хочет целовать его, хочет обнимать, чувствовать его всем своим телом и душой, и в идеале — не покидать его ни на секунду.       Хенджин свободной рукой оборачивает талию Феликса, чтоб снова прижаться к нему, и целует его в плечо, шепча:       — Я люблю тебя, Ликс, так сильно люблю…       — Я тебя тоже, — едва слышно шепчет тот, не в состоянии успокоиться и начиная тереться о Хенджина, от чего тот почти задыхается, — я… черт, я очень близко. И я не думаю, что смогу сдержаться…       — Все хорошо, — шепчет Хенджин, хотя тугой узел внизу его живота, подогретый постоянным трением о зад Феликса, вообще с этим не согласен, — если тебе надо кончить, можешь кончить.       Феликс издает стон, похожий на смесь облегчения и удовольствия, падая на Хенджина и кончая ему в руку, зажмурившись. Хенджин чувствует, что он сам не так далек от этого, хотя вообще к себе не прикасался, что, в целом, его не удивляет, уже часто так бывало.       Феликс осторожно поворачивается к нему лицом, кладя ноги по две стороны от сжатых коленей, и осторожно запускает руки ему под одежду.       — Тебе не обязательно, — шепчет Хенджин, жмурясь, — я сам потом справлюсь…       — Я хочу, — отвечает Феликс, миниатюрной ладонью оборачивая член Хенджина и осторожно поглаживая его, не в полную силу банально из-за того, что руки ослабли вместе со всем остальным телом, чего, в целом, Хенджину и так предостаточно. Он стонет, жалобно и почти скулящим тоном, все еще не в силах сформулировать вообще никакую мысль. Феликс наклоняется к нему, целуя в губы ласково и нежно, успокаивая Хенджина так, как может.       — Ликс, милый, я… — Хенджин скулит в поцелуй невнятно, но Феликс лишь понимающе кивает, слегка ускоряя темп, чтоб поскорее довести его до пика, что ему довольно скоро удается, — Ликси!       Он соскальзывает по дивану, падая и ловя в объятия Феликса, который тоже неспокоен.       — Все хорошо? — спрашивает он осторожно.       — Все чудесно, — отвечает Феликс, целуя его в подбородок, — только нужно будет что-то придумать с одеждой… в основном твоей…       — Что я, никогда одежду от семени не отстирывал, по-твоему? — слабо усмехается Хенджин, — и… я скажу тебе сейчас, потому что потом настроение будет опять не то… в той блузке ты выглядел просто сногсшибательно, в том числе и в эротическом плане. Надеюсь, ты не разочарован в моей высокодуховной натуре.       Феликс тихо и устало смеется, ложась ему на грудь.       — Кстати, называй меня “милым” почаще. Мне очень понравилось.       — Хорошо, милый. Я люблю тебя, — шепчет Хенджин, гладя чистой рукой Феликса по волосам.       — Я тоже тебя люблю, — откликается тот.