Art is either revolution or plagiarism

      — А что тебе сегодня снилось? — это был один из вопросов, который задал Хенджину Феликс, пока они шли к месту проведения концерта.       — Мне не снится ничего такого уж запоминающегося, — пожал плечами Хенджин, — сегодня, например, мне снилось звездное небо. Ничего более конкретного не помню.       — Да? — спросил Феликс, приподняв брови, — хм… то есть, ты помнишь образы, но не помнишь события?       — Смотря какие события, — усмехнулся Хенджин, — где это здание… ужас. Я никогда не был в этой части города.       — Я только проезжал тут, когда ехал из аэропорта, — вздохнул Феликс, — карты говорят, это… на следующем перекрестке.       — Мы не слишком рано? — спросил Хенджин.       — Не, не думаю. Ребятам наверняка понадобится помощь.       Хенджин и Феликс быстро просканировали билеты, — чисто теоретически, они могли не покупать билеты, но поддержать ребят хотелось, — и прошли в помещение, пока что почти пустое, кроме Джисона и Минхо, сидящих на краю сцены.       — Все будет хорошо, слышишь? — мягко сказал Минхо, держа лицо Джисона в ладонях.       — Да, да, — усмехнулся тот, — я знаю. Все будет супер.       — Правильный настрой, — улыбнулся Минхо, казалось, не замечая вошедших Хенджина и Феликса, — давай поцелую на удачу.       Хенджин затих и перевел взгляд, встретившись глазами с Феликсом, который, очевидно, сделал то же самое. Они тихо хихикнули в унисон, но Хенджин не мог не почувствовать себя немного неловко. Феликс, казалось, тоже немножко смутился.       Джисон отстранился от Минхо, быстро обнял его и ушел за кулисы.       — Ты тоже уже тут? — спросил Хенджин так, как будто они с Феликсом зашли сюда буквально секунду назад, чему последний с удовольствием подыграл.       — Разумеется, это же я привез Джисона сюда, — сказал Минхо, — предлагаю делать ставки, сколько человек на концерте пришло только потому, что они лично знают Чана и хотят ему помочь.       — Точно как минимум половина, — кивнул Феликс, — может, даже больше.       — Не, не больше. Джисон говорил, что они попросили друзей Чана из музыкальной индустрии порекомендовать их музыку, я точно не помню, кого именно.       — То есть, реклама по давней дружбе?       — Вроде того. Ну, для Чана-то не жалко, — вздохнул Минхо, — на удивление тихо в подсобке. Или у них звукоизоляция такая хорошая?       — А черт их знает, — буркнул Хенджин, — но на самом деле довольно подозрительно. Лучше их пока не беспокоить лишний раз.

***

      Людей было довольно много, особенно с точки зрения Хенджина, который не был огромным фанатом толп. Хотя, Феликс сказал, что это совсем немного.       — Не хочешь поближе к сцене? — спросил он Хенджина, — или хотя б в центр, чтоб получше видно было?       — Нет, — пробормотал тот, — я хочу поближе к стене, если ты не против… не люблю скопления людей.       — О, хорошо, — кивнул Феликс, — я, наверное, пойду встречу Оливию и вернусь к тебе.       Хенджин остался один. Он посмотрел на Чана, который на сцене возился с оборудованием с гитарой, висящей через плечо. Он сыграл несколько аккордов, которые раздались из динамиков.       — Так, один из динамиков не работает, — пробормотал Чан, хотя из-за прикрепленного микрофона его бормотание было слышно довольно хорошо, — Чанбин, Чанбин!.. передай, что левая колонка не работает.       — О боже, — пробормотал Чанбин, уходя за кулисы.       Хенджин вздохнул, вглядевшись в людей вокруг в надежде увидеть знакомое лицо. Он точно видел Ёнджуна, коллегу Джисона по работе, и Сынмина с Чонином, которые о чем-то болтали, сидя на каком-то не унесенном ящике. Что ж, если что, Хенджин сможет присоединиться к ним… но лучше он подождет Феликса. О, а вот и он с Оливией.       — Привет, — сказала Оливия, слегка запыхавшись, — как вижу, я не опоздала?       — Не, у них какая-то беда с колонками, — сказал Хенджин.       Со сцены раздался немного обеспокоенный голос Чана:       — Извините, у нас задержка десять минут, колонка неисправна… я могу пока сказать пару слов, наверное? Изначально это должно было быть просто выступление, но потом это переросло в настоящий концерт, вау, это наш… третий полноценный концерт, если я не ошибаюсь?       — Тянет время? — спросил Феликс, приподняв бровь.       — Да, — сказал внезапно появившийся рядом Чанбин, — нам нужна помощь, пошли.       Феликс и Хенджин скользнули вместе с ним за кулисы, где Чанбин пытался в одиночку водрузить колонку на подобие багажной тележки.       — Ты один это делать собрался? — возмутился Феликс, — она же килограммов тридцать весит!       — Я похож на человека, который не поднимет тридцать килограммов? — возмутился Чанбин в ответ.       — Похож, — сказал Хенджин быстро, — просто штука хрупкая… лучше поосторожнее с ней.       — Да, это правда. К нам когда их поставляли, их везли кое-как, побили несколько… идиоты, — проворчал подоспевший работник.       — О, интересно… — внезапно оживился Чанбин, помогая Хенджину и Феликсу водрузить колонку, и работник ее увез, — ладно, я побежал.       — Удачи! — только и успел сказать Хенджин, после чего Чанбин быстро схватил свою бас-гитару и выбежал через кулисы за сцену.       Феликс и Хенджин вышли, Хенджин остался поближе к стене, а Феликс продвинулся чуть вперед, поближе к сцене.       Достаточно скоро ребята начали играть первую песню. Хенджин с первых же нот узнал эту песню, — это был «Alien», который написал Джисон, по скромному мнению Хенджина, песня, которую можно было назвать своего рода гениальной. Чан позаботился об этой песне раньше и записал барабаны отдельно от всего остального, что по идее должно было звучать довольно криво, но Чан, очевидно, волшебник.       Сам Чан переместился за синтезатор, оставив Джисона единственным вокалистом и гитаристом на сцене.       «…То, чем я был горд так же могло быть для кого-то чем-то ненавистным, Я жил так, словно я мертв, и вдруг остался одинок и далек ото всех…»              Хенджин прикрыл глаза невольно, наслаждаясь, наверное, любимой для него песней из тех, которые написал его друг. Из-за того, что сама песня не была убийственно громкой, она не трясла Хенджина, как обычно делали песни, а лишь приятно отдавалась в сердце четким, красивым ритмом.              Хенджин опустил взгляд от софитов, и увидел Минхо, стоящего в первом ряду и смотрящего на Джисона… с такой любовью в глазах. Черт возьми, если б не довольно долгий опыт общения с Минхо, Хенджин бы не поверил, что это он.              Хенджин достал из сумки через плечо блокнот и карандаш, и, прислонившись к стене, начал делать быстрый набросок фигурки Джисона на сцене и Минхо снизу. В полутьме зала было плохо видно, что он там вообще рисует, но он был уверен — выйдет как минимум неплохо.              «Даже мои мечты станут напрасны,       И даже вздох, что я сделал здесь...       Да, это горько и больно, но я могу это вынести       Разве вы не жаждете своей мечты?»       Хенджин поднял глаза на Джисона, улыбнувшись невольно. Этими самыми словами Джисон когда-то убеждал Хенджина не бросать искусство, и этот вечер запомнился ему надолго. Удивительно, что песня про одиночество стала у Хенджина ассоциироваться с теми моментами, когда он был не один… хорошо, что у Джисона есть Минхо, иначе бы сейчас Хенджина поглощала вина, что он оставлял Джисона одного.              Итак, первая песня окончена. Джисон, тяжело дыша, отдал микрофон Чану и ушел попить воды, которую ему заботливо сунул Минхо, чмокнув его в щеку. Хенджин усмехнулся, посмотрев на них и улыбнувшись.              Чанбин подошел к Чану и что-то прошептал ему на ухо, после чего Чан приподнял бровь и покосился на него, убирая микрофон ото рта и тоже начиная шептаться. Чанбин казался радостным, а вот Чан — обеспокоенным.              Тем не менее, вскоре ребята начали свою вторую песню. Ее Хенджин еще не слышал, это было что-то, похожее на песни Queen, и Хенджин невольно заинтересовался. Чан все еще стоял за синтезатором, но при этом умудрялся еще и напевать некоторые из строк.              Ритм, тем не менее, оказался громче, чем предполагал Хенджин, и ему пришлось отойти поближе к двери, чтоб не так сильно било по ушам.              — Готов поспорить, эту песню писал Чанбин, — проворчал он тихо, когда понял, — ох, это что, песня с тем диким соло?              Он обернулся назад, увидев, как Джисон постепенно готовится к этому, похрустев запястьями. Он казался довольно уверенным.              Раз-два, раз-два, три-два-раз-два, два, — лучшего описания для ритма, который ускорялся довольно быстро, Хенджин найти не мог, ибо музыкальным слухом не владел. Да, тут категорически чувствовался почерк Чанбина — что-то звучащее легко, но очень сложно воспроизводимое. Он завис, слушая этот достаточно завлекательный ритм, пока Джисон не опустил гитару. Хенджин невольно похлопал в ладоши, хоть и зная, что Джисон этого не услышит.              — Черт, он профессионал, — пробормотал он себе под нос.              — Ага, — ответил ему Ёнджун, оказавшийся рядом, — Джисон умудряется приручить звук, как магического зверя или типа того.              — Да, — усмехнулся Хенджин, наблюдая, как ребята готовятся к следующей песне, — не знаешь случайно, насколько сильно они удлинили программу с трех песен?              — Да, будет шесть песен, — сказал Ёнджун, — точно будет еще одна авторская песня Джисона, и она будет… эээ… довольно сопливая, хе-хе. Это не его парень стоит там?              — Он самый, — сказал Хёнджин, усмехнувшись, — согласен, они выглядят вместе очень романтично.              Он удалился обратно на свое место, приятно удивленный тем, как он только что поговорил с едва знакомым человеком, не чувствуя дискомфорта. Черт, Чан будет им гордиться, когда он ему расскажет.              Следующую песню он давно не слышал, но сразу узнал — “Streetlight”, которую написали Чан и Чанбин. Хенджин был хорошо знаком с ними обоими, и знал, что, когда они работают вместе, это просто верх взаимопонимания, они понимают друг друга с полуслова.              У сцены стояли Феликс с Оливией, которые казались искренне получающими удовольствие от происходящего. Хенджин посмотрел на Феликса, на его улыбку, и почувствовал какое-то щемящее чувство в груди.              Внезапно ему показалось, что он с Феликсом о многом не поговорил, многое не рассказал, многое о нем не узнал…              «Боль, что заперта в комнате       Без всякой возможности выйти наружу, беззвучно разрастается внутри.       Когда ты сдерживаешь ее так долго, как только можешь,       Становишься беспомощным от этого.»              Хенджин фыркнул и отвернулся. Нет, он не будет сейчас слушать эту песню с этой точки зрения, только жалеть себя ему сейчас не хватало. Он просто насладится тем, как Чан и Чанбин подхватывают друг друга…              Около двух песен — эту и еще одну хорошую песню «We Go», которую писали уже все трое парней, — Хенджин просто стоял, слушая, как талантливо все же поют его друзья. Ребята казались вполне довольными, хотя к концу четвертой песни они уже сильно подустали.              Снова песня Джисона. О, Хенджин прекрасно помнил эту песню, именно ее Джисон писал первой. Еще одна печальная, но очень красивая песня.              «Может, за пределами оазиса       С переливающимся песком,       Небо обманчиво красиво,       Но всё может измениться.       Ты сказал, что я иду вперёд,       Но я всё ещё падаю в глубокую бездну.»              Хенджин смотрел на Феликса задумчиво, прищурившись. Он знал, что эту песню Джисон посвятил Минхо, который его поддерживал в тяжелые минуты. Интересно, сможет ли он написать Феликсу что-нибудь в благодарность за то, что Феликс был рядом с ним, когда философия его мира треснула?              Ладно, глупо рассуждать так, словно они с Феликсом встречались.              «Мы проходим этот горящий мир       Без пункта назначения,       Время не остановить, я знаю.       Но возможно?..»              Хенджин вздохнул и пододвинулся ближе к Феликсу, плохо понимая, что им движет, после взял его за руку. Тот обернулся, вздрогнув от неожиданности.       — Извини, — сказал Хенджин, — просто не хотел тебя потерять тут.              — О, хорошо… красивая песня, да? — спросил Феликс, посмотрев на него своими яркими глазами и улыбнувшись.              — Очень, — согласился Хенджин, продолжая держать Феликса за руку и невольно разглядывая его. Сквозь светлые волосы можно было увидеть освещение сцены, что делало Феликса как будто частью происходящего, как будто… как будто ему в этом мире было место вообще везде. Где только не появится Феликс, везде есть ему место.              Хенджин вздохнул. Началась шестая песня.              О, эту песню точно написал Чан, это Хенджин знал наверняка. Яркая и красочная, но при этом удивительно успокаивающая, как и сам Чан.              «Этот мир не верит в то, что я вижу их мысли,       Но добрые люди прозрачны, как капли росы,       А мне хочется верить, что все люди добры,       Особенно тот, что передо мной.»               Прозрачность… Минхо называл Феликса «прозрачным», как и Хенджин… почему-то его мозг зацепился за это слово, и Хенджин задумчиво прищурился, слушая Чана.              «И когда солнца луч проскользнет       Сквозь тебя, отражаясь в душе моей,       Я пойму, что добрее нет человека,       Я пойму, чье сердце чисто.»       Хенджин остановился, зависнув. Черт возьми, это же именно те мысли, что он хотел перенести в «Солнечного мальчика»! Но… как Чан делает это звуком, он понял. Но как он сделает это красками?