Art is either revolution or plagiarism

      Хенджин провел несколько последних штрихов кистью, после чего посмотрел с гордостью на проделанную работу. Два месяца назад Хенджину казалось, что это будет очередная дурацкая покраска помещения, которую он сделает, получит деньги и уйдет восвояси, забыв об этом заказе так же, как и о многих других, но… этот цветочный магазинчик не мог не отпечататься в сердце Хенджина, как бы он ни старался.       Оливия и Феликс стали Хенджину близки за крайне короткое время, что было необычно, потому что Джисону для этого потребовалось полгода, и то, это тоже было довольно быстро. Наверное, это потому, что Феликс — почти полная противоположность Хенджина. А еще потому, что у Хенджина какое-то совершенно несвойственному ему пристрастие к Феликсу.       — Я вижу, что тебе все-таки нравится то, что ты сделал? — спросил Феликс, подойдя сзади, — можно официально считать работу над покраской законченной?       — Ага, — кивнул Хенджин, — знаешь, это далеко не самый крупный проект, к которому я приложил свою руку, но… я надолго его запомню.       Феликс усмехнулся, поправив воротник куртки и осмотревшись вокруг.       — Ты сделал реальностью детскую мечту моей сестры, знаешь? — сказал он, прищурившись, — она мне еще в начальной школе с таким рвением рассказывала, что у нее будет цветочный магазин, и она будет собирать красивые букеты, а стены обязательно должны будут расписаны цветами…       Хенджин смущенно пожал плечами, но улыбнулся.       — Рисовать — это моя работа. Просто так получилось, что рисование частенько становится причиной для радости, — сказал он негромко, — но от меня это никак не зависит.              — Ты скромничаешь, — сказал Феликс, помогая Хенджину спуститься со стремянки, — как минимум, ты хорошо проделал свою работу, знаешь ли.              Хенджин спустился на пол и раскатал рукава, после чего посмотрел на стены:       — Мне нравится, — признал он, — если б это сделал не я, то я б даже восхитился.              — А в случае с самим собой тебе что мешает? — спросил Феликс.              — То, что я мог бы сделать и лучше, — усмехнулся Хенджин.              — Как будто я ожидал чего-то другого, — покачал головой Феликс, — слушай, как насчет подождать Оливию? Хочу, чтоб ты видел ее реакцию на законченную версию… ну и ей нужно внести тебе последнюю часть платежа.              — Я не против, — пожал плечами Хенджин, садясь рядом с ним и открывая скетчбук, решив немного поработать над тем, что он нарисовал вчера утром. Феликс слегка покосился на потолок, спросив:              — Можно я задам дурацкий вопрос?              — Я слушаю очень внимательно, — откликнулся Хенджин.              — «Солнце» в твоей картине — это скорее, как звезда или как явление? Извини, если это странно прозвучало, просто… ну… я задумался над этим недавно.              Хенджин посмотрел на него, прищурившись и задумавшись. Недолго поразмыслив, он сказал:              — Ты на картине являешься не самим солнцем, а солнечным светом, просто как свечением. А вот Солнце — это звезда. Так что ты — это частичка звезды, но не сама звезда. Звучит мудрено, но тем не менее.              — О, я кажется понял, — кивнул Феликс, — то есть, немного этого и немного того, да?              — Именно, — сказал Хенджин, снова зависнув и вдруг сказав, — можно, я кое-чем с тобой поделюсь?              — О, теперь я заинтересован. Расскажи, мне теперь интересно, — сказал он, подсев поближе.              — Когда у меня в жизни появляется кто-то, кто цепляет мое внимание, я обозначаю его место в моей собственной Солнечной системе, — сказал Хенджин немного смущенно, усмехнувшись, — немного по-детски, но все же… просто говоря о Солнце, ты больше всего похож именно на него.              — Да? Я б скорее стал ассоциировать себя с Венерой или Юпитером, — возразил Феликс, но, тем не менее, к немного странной концепции Хенджина отнесся совершенно спокойно и с пониманием.              — Венера — это Оливия, но я согласен, есть что-то общее. А Юпитер… это Чонин, мой приятель, вроде, вы сталкивались в мастерской, — сказал Хенджин, — долгая история, хаха.              — Хм, — Феликс заинтересовался, — теперь мне любопытно, кем являются все остальные планеты, ты меня заинтриговал.              Хенджин хихикнул смущенно, почувствовав себя розовеющим школьником.              — Меркурий — это Джисон. Меркурий в римской мифологии — это бог торговли, удачи, воров и путешествий. По мне, ему подходит. Может, Чан тебе рассказывал, как Джисон перебирался из страны в страну в старшем подростковом возрасте.              — Да, Крис рассказывал, — сказал Феликс, — а Крис… хм… Земля?              — Как ты угадал? — спросил Хенджин удивленно.              — Потому что ты об этом уже говорил, — хихикнул он, радуясь тому, что он подловил Хенджина на том, что он говорил раньше.              — Ой, точно, — усмехнулся тот, отведя взгляд, — Чанбин — Марс, ну, похож же, верно?              — Похож! — подтвердил Феликс, поджав колени к груди.              — Сатурн — это Бомгю, — продолжил Хенджин, — Сатурн — бог плодородия, обучивший людей выращивать зерно… для меня Бомгю сделал примерно то же самое. А Нептун и Уран — это Минхо и Сынмин. Там тоже долгая история.              — А ты, получается, Плутон? — спросил Феликс.              — Я похож на бога подземного мира? — спросил Хенджин, усмехнувшись.              — Не очень, — признался Феликс, — но это же твоя концепция мира, тебе и решать, кто ты в ней.              — Нет, нет… я вообще-то не очень люблю ставить себя в эту систему, но если выбирать, то почему бы не Луна? — спросил Хенджин, пожав плечами.              — О, интересно, — сказал Феликс, кивнув, — я тоже так думаю. На Луну ты похож больше, чем на Плутон.              — Рад слышать. Если я правильно помню, то покровительницей Луны в римской мифологии считается Тривия, богиня магии, колдовства и лунного света, — сказал Хенджин, — да, лунный свет, а не сама Луна, но тем не менее…              Феликс усмехнулся, прищурившись.              — Ты так много знаешь, — сказал он с легким восхищением.              — Да? — покраснел Хенджин, — ой, я просто довольно много гуглил про это в свое время, понимаешь… для общего саморазвития.              — Все равно круто, — сказал Феликс, — о, а вот и Оливия!              Оливия вошла в магазинчик, посмотрев на стены и восхищенно вздохнув:              — Просто красота! — сказала она, — Феликс, Хенджин еще тут?              — Ага, я тут, — сказал тот, помахав ей, — рад, что тебе нравится.              Оливия обняла его, усмехнувшись.              — Ты волшебник, Хенджин… ничего, что я так неофициально?              — Да, нормально, — кивнул Хенджин, понимая, что тонкости обращений ему сейчас вообще не интересны, когда он, кажется, впервые почувствовал какую-то теплоту в сердце от работы на продажу, — подыскивай второй магазинчик, потому что я уже скучаю, — полушутя сказал он, усмехнувшись, — буду и там тоже расписывать.              — Я запомню, — кивнула Оливия, рассмеявшись тихо, — ладно, не буду тебя задерживать… ты торопишься?              — Не особо, но у меня есть кое-какие дела, — сказал Хенджин.              — Я провожу! — откликнулся Феликс.              

***

      

      Феликс и Хенджин шли к метро привычным маршрутом. Они молчали, но неловкость почему-то прошла, чему Хенджин был очень рад.              — Знаешь… когда я закончу с «Солнечным мальчиком», я буду скучать по тебе и Оливии как по людям, с которыми я работаю, — признался он, улыбнувшись и посмотрев на горящие красным деревья, — наверное, мне нужно почаще дружить со своими клиентами. Это весело.              — Да, звучит, как хорошая идея, — сказал Феликс, срывая пару листьев и устроив их за своим ухом, как подобие лаврового венка, — до этого у тебя не было дружбы с клиентами?              — Никогда, — честно сказал Хенджин, — заказчики приходят и уходят. Бомгю очень не любит тот факт, что я рисую на заказ, так что…              — Как-то неловко перед человеком, чью философию ты перенял? — спросил Феликс понимающе, на что Хенджин кивнул. Феликс вздохнул и спросил, — кстати… как дела с твоим понятием искусства?              Хенджин опешил и задумался. Он вдруг понял, что сам по себе он никогда не имел четкого понятия о том, что же есть искусство.              Для Феликса, искусство — это умение показать людям красоту того, что они видят вокруг, не приукрашивая и не привирая.              Для Чана, искусство — это то, как люди рассказывают истории, используя ноты, слова, краски или что угодно еще, главное — рассказать доступно и ясно, а желательно так, чтоб потребитель искусства почувствовал те же эмоции, что и автор в тот момент.              Для Бомгю, искусство — это прорыв. Прорыв сквозь время, сквозь мораль, сквозь самого себя, революция!              Для Джисона, искусство — это язык, на котором говорят между собой люди, когда остальных уже не хватает…              А Хенджин?              — Я пока не решил, — тихо признался он, сорвав листья и повторив за Феликсом это движение, после чего улыбнулся, — я подумал, может… потом пойму? Типа, самостоятельно?              — Да, наверное, — улыбнулся Феликс в ответ, — у тебя еще явно есть время. Тебе идут эти листья.              — Тебе тоже, — рассмеялся он мягко, — ты похож на маргаритку.              — А ты… хм… я пока не придумал.              — У тебя еще есть время.       

      

***

      

      Хенджин лениво просыпается в своей комнате, потягиваясь и зевая. Он чувствует себя легче и меньше обычного, чему, кстати, радуется.              Он проходит на улицу, увидев мамину клумбу с тюльпанами. Они красивые в этом году выросли, мама была очень рада.              — Мам, могу я сорвать парочку для букета? — спрашивает он.              — Кому ты собрался дарить букет, Джинни? — спрашивает мама, но срывает три цветка, отдавая их Хенджину.              — Феликсу, конечно, — деловито отвечает тот, перевязав тюльпаны ленточкой, — а ты будешь рисовать тюльпаны?              — Конечно, милый. Но уже ближе к вечеру, — мама отвечает ему, потрепав его волосы, — а кто такой Феликс?              — Феликс — это солнце, — просто откликается Хенджин, кивнув и направляясь туда, где точно, по его мнению, был Феликс.              И да, он действительно там. Сидит на траве, поджав ноги к груди. Хенджин подходит к нему и протягивает ему букет тюльпанов, не очень густой, но только потому, что мама не разрешила взять больше.              — Это тебе.       — О, какая прелесть, — Феликс умиляется, взяв тюльпаны, — спасибо.       — Тебе понравилось?       — Как мне могло не понравиться? — смеется Феликс мягко.       Хенджин явно горд тем, что он немного принимал участие в том, чтоб вырастить что-то, что нравится Феликсу.       — Да, мне они тоже очень нравятся. Мама их сегодня рисовать будет              И сам Хенджин сейчас лежит в постели и улыбается. Ему давно не снилось чего-то такого хорошего.       — Я люблю тебя, — прошептал он сквозь сон.