
Пэйринг и персонажи
Метки
Психология
Романтика
AU
Частичный ООС
От незнакомцев к возлюбленным
Счастливый финал
Язык цветов
Обоснованный ООС
Рейтинг за секс
Элементы юмора / Элементы стёба
Элементы драмы
Элементы флаффа
Музыканты
Петтинг
Секс в одежде
Мастурбация
Сновидения
Эротические сны
Мир без гомофобии
Художники
Атмосферная зарисовка
Южная Корея
Искусство
Музы
Модели
Описание
Для художника есть что-то больнее, чем смотреть на пустой лист ─ это смотреть на законченную работу и понимать, что она обычная и ничем не примечательная. Хенджин мечтает стать новатором, революционером, но все, чего ему удается достичь, это "неплохо". Он ставит самому себе обещание до своего 25-летия написать работу, которая будет чем-то совершенно уникальным, у него осталось полгода, и работа, к несчастию, не продвинулась. И не продвинулась бы, если б не мальчик-Солнце, осветивший его жизнь.
Примечания
https://t.me/orrediskaficbook
здесь плейлисты к каждой главе (в закрепе)
(!) если вам (не дай бог) кажется, что я делаю какого-нибудь из айдолов "негативным" персонажем, то вам кажется, я всех люблю одинаково (но некоторых чуть-чуть побольше, хихи)
(!!) публичная бета приветствуется!!!
(!!!) люблю каждого из вас, кто решил прочитать эту работу <3
26. Ужас
07 июля 2024, 11:12
Хенджин лежит где-то на веранде, прикрытый пледом. Эта веранда чем-то похожа на ту, что была у его мамы, когда он был маленьким. Сейчас веранда в полном порядке, да и с мамой тоже, но такой поросшей виноградной лозой она не была с тех самых пор, как Хенджин учился в средней школе.
— Интересно, что я тут делаю? — шепчет он сам себе, приподняв брови задумчиво.
— То же, что и обычно, — раздается голос Феликса, но не такой радостный, как обычно, а с некоторой, вроде беззлобной, насмешкой, — лежишь без дела.
— Не отрицаю, — усмехается Хенджин, приподнявшись на локтях и посмотрев с нежностью на Феликса, который ходит тут в фартуке, хотя, вроде, и не готовит, — тебе так идет.
— Спасибо, — хмыкает Феликс с легкой гордостью, — для тебя выбирал.
— Да неужели? Так вот почему он так туго тебя обтягивает, — ухмыляется Хенджин, хотя и шутит, вроде бы.
Феликс откладывает то, что было у него в руках и садится рядом с Хенджином, после чего перекидывает ногу через его колени и буквально садится на него. Если б Хенджин мог чувствовать вес, он бы наверняка удивленно охнул, но он не делает этого, лишь в шутливо-покорном жесте поднимая руки, и вот сейчас реально издает удивленный звук, когда Феликс сжимает его руки меньше и прижимает над его головой, наклоняясь над ним:
— Что, не ожидал такой прыткости от цыпленка? — спрашивает он, явно довольный румянцем на щеках Хенджина, — я тебя поймал.
— Сдаюсь, — тихо смеется Хенджин, и Феликс нагибается, целуя его в губы и прикрывая глаза, начиная тереться о Хенджина, вызывая стоны, которые, скорее всего, слышатся и в реальном мире тоже.
Хенджин почти скулит, зажмурившись и пытаясь хоть как-то повлиять на то, как двигается Феликс, но весьма безуспешно, ведь почему-то он весь будто околдован и может лишь дергаться слегка, как зверек, пойманный в ловушку.
Феликс хихикает, как нашкодивший ребенок, но не прекращает мучения, устроившись поудобнее на бедрах Хенджина. Тот, хоть и не чувствует ничего физически, возбуждается просто от того, что видит это своими глазами. Оправдываясь тем, что это сон, он отдается ощущениям и почти хрипит:
— Я… черт, Ликси, прекрати… слишком хорошо…
— Так в этом и есть моя цель, — мягко напоминает Феликс, прищурившись, по его губам расползается усмешка, — сделать тебе так хорошо, как только возможно, чтоб ты остался со мной подольше.
Хенджин, уже в реальности, тянется к своему паху, стараясь хотя бы частично повторить ощущения, которые, по идее, должны были быть у него сейчас, если б это было реальностью, но выходит это достаточно жалко, что Феликс, кстати, замечает:
— Ну-ну, не торопи события. Дай мне помочь, — мурлычет он, и Хенджин слышит мелодию будильника, на что Феликс нагибается к нему и шепчет, — ты же не оставишь меня в такой ситуации?
— Нет, — стонет Хенджин, прикусив губу и выключая будильник к чертовой матери. Он так сильно возбужден, что умудряется не выходить из сновидения даже на те несколько секунд, которые нужны, чтоб отключить будильник.
— Умница, — говорит Феликс ласковым, но каким-то подозрительным тоном. В любой другой ситуации Хенджин бы насторожился, но сейчас он так возбужден, что ему плевать, и он просто кивает, на что Феликс реагирует тихим смехом, — да, да, вот так…
Хенджин издает громкий стон, очень вульгарный и высокий, кончая, как он понимает потом, прямо в свои штаны, выдыхаясь и падая, тяжело дыша.
— Молодец, — шепчет Феликс, отпуская его руки, — а теперь поторопись, ты опаздываешь.
— Куда… — Хенджин раскрыл глаза, воскликнув, — боже, Бомгю! Я же сегодня с ним встречаюсь!
***
— Ты опоздал, — удивленно сказал Бомгю, открывая дверь, — на тебя не похоже как-то. — Проспал, — запыхавшись, выдохнул Хенджин, вваливаясь ему в квартиру, — извини. Бомгю провел его в мастерскую, протянув ему перчатки и говоря: — Да успокойся, всего хорошо, — сказал он, — а кто не просыпал, в конце-то концов? Хенджин кивнул, все еще восстанавливая дыхание. Черт возьми, из-за Феликса он проспал! Из-за Феликса… но, если так подумать, причем тут Феликс?***
Хенджин смотрит на Феликса, пока тот возится с цветами в горшке, напевая себе под нос какую-то мелодию. Вскоре он поднимает глаза на Хенджина и спрашивает полу-игриво: — Что смотришь? Интересно? — Ага, — отвечает Хенджин, улыбаясь, как дурак, — Ликси, а какие у тебя любимые цветы? — спрашивает он, опираясь щекой на кулак. Феликс задумывается, прищурившись и усмехнувшись: — Георгины, — отвечает он, — еще люблю львиный зев… и рододендроны. Они все такие пышные, красочные. А твои какие? — Ну, твоя сестра говорила, что я похож на олеандр, — бормочет Хенджин, — лилии люблю очень… и гардении… как ты, кстати, узнал, что я люблю гардении? — Я? Но я никогда не дарил тебе гардении, — пожимает плечами Феликс, поджав губы, — но я постараюсь запомнить. На будущее. Хенджин растерянно хмурится, смотря куда-то в сторону. Почему-то он чувствует диссонанс, но это же сон, Феликс может тут сказать все что угодно… но… этот Феликс не дарил ему гардении. И почему-то это кажется ему каким-то неправильным. — А ты вообще дарил мне цветы? — спрашивает он на всякий случай. — Зачем? — отвечает вопросом на вопрос тут, — тут и так полно цветов, а ты их постоянно рисуешь, наверное, тебя уже тошнит от них. — Нет-нет, я люблю цветы, — быстро возражает Хенджин, помахав руками и смотря снова на Феликса, который… почему-то казался слишком прилизанным. Настоящий Феликс так не выглядит. Хенджин вздыхает, нахмурившись и помотав головой. Бред, бред.***
Хенджин сидел на кухне, смотря какое-то видео на телефоне, пока жевал свой обед. Дойдя до черри, он, задумавшись, разрезал ее пополам боковой стороной вилки, и увидел внутри неприятную черноту. Поморщившись, он сказал довольно громко: — Ликси, черри частично сгнили, будь осторожен с ни-… — здесь он осекся, подняв брови, — господи, какой, к черту, Ликси?! Я один дома! Он потряс головой, чертыхнувшись несколько раз сам на себя: — Дурак, дурак, дурак, дурак! Совсем с ума сошел со своими снами! — начал он ругать сам себя, жмурясь и хлопая себя по лбу. Но… сны приятны. Они такие… это как мечта! Феликс там — его парень, и они живут вместе в домике с садом, Феликс ходит в фартуке, который ему чертовски идет, а Хенджин работает, иногда отвлекаясь на то, чтобы поцеловать Феликса или просто полюбоваться на него… в этом же нет ничего преступного, верно? Это просто фантазии. Его маленький мир, полный сладостных и пошловатых фантазий, о котором он никому не рассказывает и никому им не вредит. Тем не менее, когда он начал путать реальность и сон, это начало сильно напрягать. Не то чтобы это что-то страшное, просто он задумался, и, может, слегка задремал, просто сам этого не понял?.. Хенджин покосился на мольберт с «Солнечным мальчиком». В груди что-то неприятно сжалось. Он пока не мог понять, что именно.***
Хенджин ведет кистью по мольберту, аккуратно вырисовывая на листьях ириса полоски света, чтоб сделать их нежнее и ласковее, под стать нежному и ласковому Феликсу среди них. Тот, кстати, легок на помине, — стоит тут и наблюдает, явно желая что-то сказать. Хенджин это чувствует и поворачивается к нему: — Ты что-то хотел, дорогой? — в этот раз «дорогой» выходит у него как-то более выжато и неохотно, что странно. Феликс мнется недолго, но потом говорит слегка недовольным тоном: — У меня нос косоват, и ты на картине точно такой же изобразил… можно так же, но нос поровнее? И волосы поаккуратнее, а то я как одуванчик. Хенджин удивленно смотрит на него, прищурившись: — Да нормальный у тебя нос, ровный. И когда у тебя пушистые волосы, это довольно мило, — бормочет он сконфуженно, — да и вообще, не ты ли ставил передо мной условие делать тебя таким реалистичным, насколько возможно? — Не я, в том-то и дело! — почти капризно бурчит Феликс, надувшись, — это просил Феликс из реальности, а я же лучше него! Я хочу, чтоб на картине был Феликс лучше, чем он есть на самом деле! Солнечный мальчик должен быть идеален, не так ли? Он поднимает на Хенджина большие жалобные глаза, как у ребенка, которому не купили щенка на день рождения: — Или ты не считаешь меня идеальным? Этот вопрос застает Хенджина врасплох, и он лишь застывает на пару секунд, смущенный тем, как в лоб Феликс сказал это, просто поставив его в безвыходную ситуацию. Он очень сильно уважает единственное условие, которое ему поставил Феликс, и не хочет его нарушать, но рушить мир фантазий он тоже не хочет… — Да, да, конечно, — саркастически, хотя на самом деле нет, усмехается он, — ты? Не идеальный? Феликс успокаивается, улыбнувшись снова и чмокнув Хенджина в щеку невесомым поцелуем: — Я тоже тебя люблю, Джинни. Хенджин старается улыбнуться в ответ, но в животе неприятно скручивается что-то; какая-то странная смесь из стыда, вины и смущенности.***
Хенджин стоял у «Солнечного мальчика», присматриваясь к нему в поисках того самого кривоватого носа, на который ему указали во сне. — Да нормальный вроде нос, — проворчал он себе под нос, — ну, разве что совсем чуть-чуть… а волосы просто чудесные, как по мне… нет, я могу подправить, если ему нужно, но… Он остановил себя. Феликс, настоящий Феликс видел эту картину много раз, и не было от него ни одной реплики недовольства касательно кривоватого носа или лохматых волос! Он бы сказал, если ему б что-то не нравилось, не так ли? Ну, он и сказал. Не сам Феликс, а его проекция во снах Хенджина. Может, Феликсу действительно что-то не нравится в своей внешности, и он просто не хочет грубить Хенджину, прося переделать что-то?.. И все же, мягким и успокаивающим эхом в голове Хенджина раздались слова, сказанные Феликсом, настоящим Феликсом, ему самому в тот день, когда он стал его моделью: ─ Но тебе нужно рисовать от сердца. Да, вот самая точная формулировка моего условия: рисуй не так, будто тебе нужно нарисовать что-то идеальное просто по умолчанию… а так, как привык. И когда Хенджин последний раз прислушивался к чему-то такому идиотскому, как своим снам, когда рисовал что-то для себя, для своей революции, для своего прорыва?! Разве не важнее то, что Хенджин услышал от Феликса, чем эта дурацкая недо-галлюцинация? — Я буду рисовать так, как привык. Никто не идеален, и Феликс тоже. И в этом его прелесть, его очарование и его красота. Искусство — это умение разглядеть красоту во всем, не приукрашивая и не обманывая, — прошептал он сам себе, словно некое подобие мантры.***
Феликс стоит у стола и режет что-то, кажется, морковь для супа. Хенджин сидит напротив него, у двери, и смотрит то на страницы скетчбука, то на Феликса, и обратно. На этих скетчах Феликс милый и расслабленный, в то время как то, что он видит перед собой, это очень напряженный и сосредоточенный юноша, сведший вместе брови и в быстром темпе нарезающий овощи. На этих скетчах лучик солнышка с огоньком в глазах, и да, он выглядит смешно и по-дурацки, но его так нарисовал сам Хенджин, потому что вот тот образ, в кой он влюбился! Вот он, его Феликс! Феликс подходит к нему и смотрит через плечо, фыркая пренебрежительно: — Боже, я тут выгляжу, как идиот. Можешь вырвать эти страницы? Эти скетчи даже не настолько хорошие… ты же можешь лучше. Хенджин замечает его руку, и, почти шипя, убирает скетчбук, воскликнув: — Не трогай! Только посмей! Феликс останавливается, пожав плечами неловко и отмахнувшись: — Боже, что ты за какие-то каракули так переживаешь? Не буду я ничего с ними делать, успокойся. Хенджин уже почти кипит от злости, и он выдает довольно громкое и гневное: — Ты не имеешь права говорить мне, что мне делать с набросками, на которых даже изображен не ты! Феликс оскорбленно приподнимает бровь, поправляя нож в руке, как обиженная домохозяйка: — Да, это не я. Знаешь, почему? Потому что я не выгляжу как какое-то чучело, знаешь ли. Иди и возись со своими каракулями, раз так хочешь. — Это не каракули! И Феликс — не чучело! И ты — не Феликс! — Хенджин уже просто не может остановиться, прижимая драгоценные наброски к груди и невольно пятясь, когда плод его сновидения резко оборачивается, сверкая глазами от ярости и поднимая нож. — Черт возьми, я — не Феликс?! — шипит он, двигаясь медленно на уже достаточно испуганного Хенджина, — а кто тогда Феликс? Тот, перед кем ты, как идиот, стараешься выглядеть умнее, чем ты есть, тот, кому ты даже не смеешь сказать, что тебе не нравится твоя революционная картина? Я это все знаю, а он — нет! Хенджин пятится к двери, не сводя глаз с Феликса с ножом. Собирая последний воздух в легких, он отвечает: — Потому что это знаю только я! Это плод моего воображения, и ты тоже плод моего воображения, черт побери! — Да?! Плод твоего воображения? — прилизанные волосы Феликса встают дыбом, а глаза горят почти звериной яростью, — тогда ничего же не случится, если этот плод воображения пару раз пырнет тебя в живот?! Хенджин захлопывает дверь прямо перед лицом Феликса, убегая. Сновидение предательски превращает его дом в лабиринт из фантомно знакомых комнат, заставляя его бегать туда-сюда и прятаться, как животному, пойманному в ловушку. — И где же ты? Неужели ты так боишься плода своего воображения? — слышит он яростный голос, уже совсем не походящий на голос Феликса. Хенджин зажмуривается, прижимая к себе скетчбук. Лишь бы сейчас проснуться!.. …Он открыл глаза, дыша так, будто пробежал марафон. Сердце бьется, как бешеное, в ушах слышно его звучный, ускоряющийся ритм… — Пора кончать с этим дерьмом, — прошептал Хенджин, сглотнув.