And the Universe said: "I'm not a fucking child!"

Было почти забавно, как они танцевали вокруг друг друга в течение следующих нескольких дней, никто из них не задавал вопросов, даже когда обе стороны — Таббо и Ранбу против Томми — так явно хотели этого. Таббо и Ранбу не спрашивали Томми, почему он теперь всегда такой осторожный на патруле, когда раньше он прыгал вокруг и всегда смеялся над любыми полученными травмами. Томми не спрашивал Таббо и Ранбу, почему они продолжали обмениваться этими взглядами , когда он был рядом. Нет, никто из них ничего не спрашивал. Они не были обижены друг на друга, или, по крайней мере, Томми так не думал, но, очевидно, что-то случилось, что заставило их так себя вести, и он не знал, что именно. Он не знал, как это исправить, не дать им отдалиться от него, исчезнуть- Он просто не знал. Эгоистичная часть его хотела отложить расспросы, хотела просто молчать и наблюдать со стороны, но он уже видел, чем это заканчивается. Он видел, к чему привело его бездействие, и как плохо это закончилось для всех, кто был вовлечен в это. Он не мог сделать это снова. Но было так трудно принимать активное участие в чем-либо, когда он так долго был пассивен. Томми не мог заставить себя заговорить с ними, спросить, что случилось и почему они ведут себя отстраненно (он чувствовал, что в любом случае не имеет права спрашивать об этом. Сначала он держался отстраненно, это было именно то, чего он заслуживал), поэтому вместо этого он просто... старался быть рядом чаще. Он делал все возможное, чтобы присутствовать. Он тусовался на стримах Ранбу, он помогал Таббо с его Редстоуном, он готовил с ними, он не так часто уходил в течение дня. Он делал все возможное, чтобы быть там, чтобы быть ярче. Он даже расчистил для них небо после того, как Таббо заметил, что оно было облачным очень долгое время, упомянув о своих опасениях, что оно вернется к тому, как было раньше. Ему не понравился почти понимающий взгляд, который он получил после того, как сделал это. Он не хотел, чтобы его узнали. Таббо никак не мог знать, кто он такой, что он собой представляет, и это была единственная причина, по которой он не запаниковал и не исчез на целую вечность. Но по мере приближения Рождества - это был праздник, о котором он никогда не слышал, пока не переехал к Ранбу и Таббо. Когда он впервые узнал об этом, ему сказали, что это о дарении подарков любимым, чтобы убедиться, что у них есть то, что вы хотите им подарить, пока не стало слишком поздно. Он подумал, что это мило! Хотя и немного горько-сладко. А потом он узнал, что причина, по которой это было сделано, и причина, по которой он не знал об этом, заключалась в том, что это было отсылкой к тому, как он никогда не мог дать Прайму и XD подарок, который бы удержал их там, сохранил бы им жизнь, и внезапно ему больше не нравился этот праздник - он понял, что должен был сделать им подарок. Если отбросить гнев и скорбь по поводу происхождения праздника, они были правы. Было приятно дарить своим близким подарки, которые они заслуживали, прежде чем ты уже не мог этого сделать. Он просто... он не знал, что им подарить. Что он мог им дать взамен за все, что они для него сделали? Как он мог дать им что-то, что показало бы, насколько он благодарен им и всему, что они сделали? Они вытащили его из его скорлупы, разбудили, когда он не мог, не давали уснуть, когда он не мог. Они дали ему то, ради чего стоило жить, когда у него ничего не осталось. Как он мог дать им достаточно, чтобы показать, насколько он благодарен? Он не мог. Он мог бы отдать им всю Вселенную, каждую частичку Себя, и этого никогда не было бы достаточно, чтобы отплатить им за то время, которое они ему уделили. - Проснувшись рождественским утром, Томми первым делом сделал так, чтобы пошел снег. Он вспомнил слова Ранбу о том, как ему нравилось, когда на Рождество шел снег, потому что от этого становилось уютнее, даже если по коже пробегали мурашки. Итак, это был его первый подарок за день, даже если они об этом не знали. Он хотел, чтобы сегодняшний день стал для них идеальным, чтобы компенсировать их отчужденность. Когда Томми закончил вводить команду, чувствуя, как погода меняется в соответствии с его желаниями, он почувствовал, как Таббо шевельнулся рядом с ним, и улыбнулся. Несмотря на напряжение вокруг них в течение последнего месяца или около того, несмотря на беспокойство, что он сделал что-то не так, он чувствовал себя довольным. Он был окружен своей семьей — потому что они были его семьей, и он намеревался доказать им это сегодня — и было тепло, и он чувствовал себя любимым. Он надеялся, что они тоже почувствуют, что их любят. Таббо и Ранбу были, пожалуй, самыми любимыми людьми во всей Вселенной. Ему просто хотелось бы сказать им это так, чтобы они ему поверили. «Ты не спишь?» — спросил Томми, понизив голос из-за страха испортить приятную атмосферу вокруг них. Таббо заворчал, а Томми тихонько рассмеялся, когда гибрид козла прижался к нему и нерешительно ударил его головой в бок. «Это да?» «Мггх...нет» Он снова рассмеялся, не в силах сдержаться, особенно когда Таббо начал ныть, потому что его это немного трясло. «Кажется, ты проснулся». «Ты... неправ», — пробормотал он через мгновение, еще сильнее прижимаясь к Томми и натягивая одеяло до самых ушей, явно не заботясь о том, что из-за этого оно частично сползет с Ранбу. Упомянутый Эндериан устало промычал что-то в замешательстве, и Томми поднял взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть, как Ранбу открывает глаза, в которых появилось слабое фиолетовое свечение. Он никогда раньше не видел, чтобы глаза Ранбу светились фиолетовым, но предположил, что это имело смысл, если бы он действительно подумал об этом. В конце концов, у людей прошлого были фиолетовые глаза. «Верни его обратно…» — заскулили он, дергая одеяло в ответ, чтобы завернуться в него. «Иди на хер», — проворчал в ответ Таббо, снова потянув его на себя. Томми не мог не усмехнуться над ними двумя и их дракой, особенно потому, что он оказался между ними обоими, когда они это делали. «Вы серьезно деретесь из-за одеяла, пока я здесь?» На мгновение стало тихо. «...Да», — наконец ответил Таббо, и в его голосе не было ни капли вины. «Вы оба ужасны. Я вас ненавижу». «Нет, это не так. Иди на хуй». Ну, с этим нельзя было поспорить. В конце концов, им троим удалось выбраться из постели - почти без драк, - и к тому времени зрение Ранбу стало нормальным. Они с Таббо расположились в гостиной, а Ранбу начал готовить завтрак для них всех. Атмосфера оставалась сонной и тихой, ничего, кроме тихого бормотания Ранбу на кухне и бормотания Таббо, когда гибрид козла прижался к его груди. Осмотревшись вокруг, он понял, что на самом деле они не... украсили дом к Рождеству. Не то чтобы он знал, как именно следует украшать дом к празднику, но он был почти уверен, что это не была маленькая пластиковая ярко-розовая ель — или сосна, как ее называли Таббо и Ранбу. Он на самом деле не знал и не видел разницы между ними — с одной-единственной бумажной звездой на верхушке. Звезда даже не была вырезана как следует! Она была кривая и на ней было что-то неаккуратно написанное маркером: «Ты пытался!» Это выглядело глупо, и он не понимал этого, но Таббо сказал, что они кладут свои подарки под елку, а потом открывают их, так что он так и сделал. Кроме того, Ранбу и Таббо рассмеялись, когда он указал на звезду и спросил о ней, упомянув, что Таббо сделал ее для них, когда они провели свое первое Рождество вместе, и с тех пор они просто не меняли её. Это было мило. На журнальном столике под их елкой (какой бы маленькой и глупой она ни была) лежала горстка подарков. Два с именем Таббо, два с именем Ранбу и два с именем Томми. Томми не ожидал, что они подарят ему подарки, это даже не приходило ему в голову, но он все равно улыбнулся, увидев их под елкой. Несмотря на происхождение праздника, чувства, которые он держал в себе, заставили его почувствовать тепло. Они хотели сделать ему подарок в день, который был для друзей и семьи. Эта мысль заставила Томми почувствовать себя немного увереннее, давая им подарки, которые он запланировал. Они казались маленькими по сравнению с подарками, которые они оба приготовили, но он надеялся, что они им все равно понравятся. В конце концов, он их сам сделал. Томми лениво провел рукой по волосам Таббо, когда тот откинул голову назад, закрыл глаза и удовлетворенно вздохнул. Это было приятно. Он почувствовал, как его друг пошевелился, чтобы прижаться к нему, и тихонько усмехнулся, игнорируя легкий удар, который он получил в ответ. «Прилипчивый», — пробормотал он. Таббо этого не отрицал. Ему бы хотелось остановить время прямо здесь и остаться в этом мире навсегда, с тихими звуками Ранбу на заднем плане и физическим напоминанием о том, что его новая семья находится в его объятиях... Эта мысль пришла в голову Томми, он испытывал искушение, но он знал, что никто из них не будет счастлив, знал, что они даже не узнают, что происходит, и поэтому он решил просто наслаждаться тихим утром со своими соседями по комнате так долго, как мог. Тихое утро продолжилось и во время завтрака: все ели в гостиной, а не за столом, смотрели паршивые рождественские фильмы на ноутбуке Таббо, и только после того, как он помыл посуду, тишина по-настоящему нарушилась. «Ребята, хотите слепить снеговика?» Томми оглянулся, все еще оттирая тарелку в руках: «Что?» Ранбу немного смущенно усмехнулся: «Ребята, вы хотите пойти и слепить снеговика? На улице... идет снег, но... вроде как, на улице не так уж и холодно». «О! Только если я назову его». Таббо заговорил оттуда, где он лежал рядом с Ранбу, практически на коленях у Эндерианца. По крайней мере, он, казалось, не возражал, просто нежно и раздраженно глядя на их общего соседа по комнате. «Как ты его назовешь?» — снисходительно спросил он. Туббо ухмыльнулся: «Таббо-младший». Томми фыркнул, прежде чем успел сдержаться, и чуть не выронил тарелку, которую мыл. Он быстро поставил ее на сушилку, сполоснув ее. «Таббо-младший?» «Да!» — Таббо посмотрел на него сейчас, «это отличное имя. Оно может быть похоже на нашего сына!» Ранбу покосился на Таббо: «Зачем нам сын...» «...потому что мы женаты». Он сказал это с непринужденной улыбкой, которая становилась шире, чем больше времени требовалось Ранбу для перезагрузки после этого комментария. Томми не был уверен, когда и как они поженились. Он пытался спросить, но получил только один ответ: это было сделано из-за налоговых льгот (он не знал, что это значит, но предполагал, что это было полезно для них), но это было по крайней мере немного забавно. «Это... ладно». На этот раз Ранбу не стал с ним спорить, в его голосе звучала покорность. Томми хихикнул.  «Мы... мы не будем называть нашего сына Таббо-младшим». «Что! Почему бы и нет? Это идеальное имя для него-» «Нет- нет, Таббо, мы не...» — засмеялся он, — «мы не будем его так называть». Таббо нахмурился и замолчал, а затем фыркнул: «Тогда как бы ты назвал нашего сына?» «Я-я-я! Я бы-я бы назвал его, эм-» «Да! Видишь ли, у тебя даже нет имени, это значит, что Таббо-младший превосходит...» «На самом деле, если бы у нас был сын, я бы назвал его Майклом», — наконец сказал он, гордо ухмыляясь про себя. «Если бы он у нас был?» «БЫЛ!» — поспешил поправить Ранбу, его глаза расширились, а щеки порозовели. «Я имею в виду , был. Если бы… если бы у нас был ребенок. Который… которого у нас нет, так что… так что это не имеет значения». Томми хрипел вместе с Таббо, оба едва могли дышать из-за того, как смутился Ранбу. Прайм и XD, он никогда не видел, чтобы они так краснел! «Мне нравится Майкл», — вмешался он через мгновение, как только отдышался. Он все еще тихонько хихикал и явно не собирался останавливаться в ближайшее время. «Это лучше, чем Таббо-Младший» . — проворковал он. Таббо начал кашлять, пытаясь отдышаться, явно испытывая трудности, чем Томми. «Я ненавижу это место», — хихикнул он, явно соврав, «Это... это ужасное имя, пошли вы оба, я собираюсь... я собираюсь принять душ. И я использую всю горячую воду!» Он отстранился от Ранбу и пошел собирать свою одежду из их комнаты. Они оба знали, что он не расстроен, он все еще хихикал, когда шел. Они смеялись и болтали, ожидая, пока он вернется, и в глубине души Томми задавался вопросом, имели ли они в виду «снежного голема», а не «снеговика», или здесь было что-то еще. - Они укутались, Томми надел одну из старых курток Ранбу, а Ранбу пришлось надеть пару слоев одежды, чтобы снег не попал на его тело, и затем отправились на улицу. Когда они проходят мимо, снег становится легким и пушистым, а ветер - игривым спутником в их путешествии. А если снег просто случайно обходит Ранбу стороной, а не падает на них, чтобы не промокнуть? Тогда это дело Томми, и никого другого. Только после того, как они втроем отправились в парк, из-за которого все и началось, Томми узнал, что снежного голема они не лепили. Он был немного разочарован этим, но, честно говоря, этого следовало ожидать. Спаун мобов был в состоянии покоя очень, очень долгое время. Он сомневался, что кто-то вообще знал, что такое снежный голем, или как правильно его сделать в эти дни. У него возникло лишь небольшое искушение научить Таббо и Ранбу, хотя бы для того, чтобы поделиться с ними чем-то из своего прошлого. После того, как ему сказали, что делать, чтобы сделать снежные шары, поскольку они не использовали блоки для этого снеговика, он начал катать один, ухмыляясь, когда Туббо и Ранбу делали свои собственные. Ему было поручено сделать средний шар, в то время как Туббо сделает нижний, а Ранбу сделает голову. «Знаешь, я никогда не делал снеговика», — начал он, снова скатывая снежок. Он оказался на удивление тяжелым, учитывая, какой он был маленький, и он на мгновение задумался, как же Таббо готовил свой, если он был больше, чем у Томми, а потом понял, что, вероятно, именно поэтому Ранбу пришлось взять верхний. «Правда?» — спросил Таббо, с легкостью катая свой снежный ком. В этот момент он почти доходил ему до бедер, и Томми даже не понял, как он так быстро стал таким большим. «Нет! Я делал снежных големов, но снеговики — это другое». Ранбу посмотрел оттуда, где он осторожно катал снежок. Он был особенно осторожен, чтобы не встать на колени в снег, как они с Таббо, а также старался не слишком намочить перчатки. «В чем разница?» Томми только пожал плечами и хмыкнул, снова его перекатывая: «Знаешь, у снежных големов вместо голов тыквы, а у этих ребят, похоже, нет». И они живы, но вы пока не готовы к такому разговору. «Ну, может, в следующий раз возьмем тыкву?» Томми задумчиво пробормотал: «...Может быть». И на этом они остановились. Он пропустил молчаливый разговор, который вели Таббо и Ранбу после его уклончивого ответа, и то, как Таббо нерешительно покачал головой с решительным выражением лица. Рождество, сразу после Рождества, и они могли бы во всем разобраться, и Томми, будем надеяться, перестал бы быть таким чертовски уклончивым в их присутствии. - После того, как они собрали его, и Ранбу нехотя пожертвовал одним из своих шарфов ради «Майкла», как они назвали снеговика, они в итоге посмеялись и немного повозились в снегу. В какой-то момент Таббо начал играть в снежки, Томми смеялся и швырял их в ответ, и даже Ранбу принял участие — хотя это было немного несправедливо, потому что никто из них не мог ударить его в ответ, опасаясь, что это активирует его аллергию, если он слишком промокнет — и это закончилось тем, что он и Таббо лежали на земле, а Ранбу слегка хрипел, стоя рядом. Они все замерзли и немного устали, но чувствовали себя легче, чем холодный воздух вокруг них. Ветер даже немного усилился, кружась вокруг них и размахивая снегом в игривых маленьких струях. Он мог только ухмыляться небу, пока снег мягко падал вокруг них, лишь немного избегая приземления на них. «Прайм и XD», — хихикнул он, — «это... это самое веселое, что у меня было за последние столетия». Он заявил, не задумываясь, слишком высоко от радости возни в снегу с друзьями. Он закрыл глаза с довольным вздохом. Несмотря на очевидный холод, вокруг него цвели цветы, не тронутые холодом. Лотосы, темно-розовые гвоздики, розовые гиацинты и — как это часто бывало рядом с Туббо и Ранбу — желтые розы. Ему не нужно было смотреть, чтобы знать, что они там, чувствовать, как они немного вьются вокруг него, чувствовать, как они делают снег своим домом на обозримое будущее. Он улыбнулся про себя и не заметил, как спокойно Ранбу и Таббо восприняли его слова, не задавая больше никаких вопросов. Они увидели его цветы, поняли — по крайней мере смутно, — что они имели в виду в этот момент, и поняли, что сделали правильный выбор, подождав до Рождества. Это было самое яркое зрелище, которое они видели у Томми за последние недели, и когда снег начал таять, выглянул солнечный свет, отчего казалось, что его волосы светятся, ни один из них не смог заставить себя испортить это впечатление. - Вернувшись в квартиру, все хихикали и дрожали, быстро снимая промокшую (или влажную, как в случае Ранбу) одежду и переодеваясь во что-то более теплое, прежде чем устроиться на диване с чашкой горячего шоколада. Они свили гнездо — Таббо свил гнездо, и Томми помогал, хотя Таббо и бросил на него странный растерянный взгляд, когда козлобородый гибрид это заметил, — и сложили в него все одеяла в квартире, прежде чем закутаться, все они разделили одеяла и пили горячий шоколад из кружек, устраиваясь поудобнее. Солнце уже приближалось к горизонту, мир засыпал, а Вселенная еще бодрствовала, но никого из них это не волновало. Нет, они просто болтали и вскоре уже доставали из-под елки подарки, адресованные им. Томми пришлось признать, что это дурацкое деревце, хоть и розовое, начало ему нравиться. «Кто пойдет первым?» Каждый из них держал по два подарка, и Томми был немного смущен тем, что его подарки выглядели маленькими по сравнению с остальными. Все было в порядке, никто из них, казалось, не возражал, даже не выглядел разочарованным. Он мог только надеяться, что они сохранят такое отношение, когда откроют его. Ранбу пробормотал: «Обычно мы... мы обычно играем в «камень-ножницы-бумага», чтобы выяснить, кто первым их откроет». «Это…» Томми сделал паузу. «Как в это играть?» С нежностью закатив глаза, Ранбу объяснил: «Итак, ты можешь выбрать три вещи: камень, бумагу или ножницы», — говоря это, он делал руками разные движения — предположительно, знаки, — прежде чем продолжить: «И ты идешь против кого-то», — он подтолкнул Таббо, и Таббо фыркнул, прежде чем поднять свою руку. Они оба сказали: «Камень, ножницы, бумага!», а затем сделали один из сигналов рукой. У Таббо был камень, у Ранбу — бумага. Он не знал, что это значит, но Ранбу подбодрился, а Таббо застонал, и он предположил, что это означало победу Ранбу. Он объяснил: «бумага побеждает камень, камень побеждает ножницы, а ножницы побеждают бумагу». «Это глупо, почему бумага лучше камня?» — прокомментировал он, прищурившись на их руки. «Просто такова игра». Он прищурился, взглянув на свою руку, затем снова на руку Ранбу. «Итак, мне сейчас сыграть с тобой, и если я выиграю, то смогу открыть свою первым?» Ранбу просиял, ухмыльнулся. «Да! Вот, давай-» «Камень, ножницы, бумага!» И они оба протянули руки: Ранбу снова выбрал бумагу, а Томми — ножницы. «Чёрт возьми, да!» — воскликнул он, широко ухмыляясь. «Значит, я первый?» «Да, конечно», —Таббо оперся на его плечо, глядя на подарки у себя на коленях, — «но сначала тебе стоит открыть мой. Он в любом случае самый лучший». Он поддразнил его, хихикая, когда Ранбу издал обиженную трель. Но Томми сделал, как было сказано, и первым открыл подарок Таббо. Он был в основном сделан из металла цвета бронзы, а внутри было слабое ощущение магии, которое, как он знал, исходило от Редстоуна. Когда он перевернул его, ему потребовалось мгновение, чтобы понять, что это было. Он нахмурился в легком замешательстве и посмотрел на Таббо: «Ты принес мне часы?» Он не хотел быть неблагодарным, он принимал любой подарок, который они хотели ему вручить, с распростертыми объятиями, он просто был в замешательстве. «Ну-у-у-у», — рассмеялся Таббо, теперь, казалось, смутившись от того, что Томми его послушал, «я просто... Ты сказал, что часто теряешь счет времени, и что ты не совсем понимаешь обычные часы и-и мои чертежи дали мне такие. Там было указано золото , но это смешно, так что я просто- э-э, я просто использовал все обрезки, которые у меня остались». Он немного пошевелился, «тебе нравится?» «О... я... я люблю его, спасибо, Табс». Он сказал честно, прижимая его к груди. Он был почти точь-в-точь как старые часы, с медленно вращающимся таймером, показывающим, когда солнце садится, а луна восходит. Единственное отличие было в том, что он не был сделан из золота. Если бы он действительно хотел, он мог бы убрать часы из творческого инвентаря. Если бы он действительно хотел, ему бы вообще не пришлось беспокоиться о времени. Но… Он поднес часы немного ближе и попытался не обращать внимания на розовые цветы, которые росли в его волосах и на плечах, словно нежно обнимая их. «Правда, спасибо». Щеки Таббо порозовели, и он усмехнулся, пытаясь отмахнуться от него. «Д-да, да, иди на хер — это, это ничего. Тебе лучше больше не терять счет времени, понял? У тебя больше нет оправданий». Томми рассмеялся: «Я не буду». Через мгновение он отложил его и взял подарок Ранбу: «Теперь очередь Бубсбоя. Лучше бы это было хорошо!» Он бросил на Ранбу игриво-подозрительный взгляд, разворачивая его, получив в ответ лишь невинную ухмылку, прежде чем опустить глаза. Он моргнул в замешательстве: «Лего?» Он прочитал название того, что ему только что дали. Ранбу кивнул: «Д-да! Я знаю, что это не что-то самодельное, как у Таббо, но...… но этот набор основан на игре, в которую мы с тобой играли раньше. Я-я просто, э-э, я просто подумал, что ты захочешь сделать их вместе со мной? О-ор! Или сам! Это тоже... ха, это тоже вариант...» Ох Ранбу хотел создать и построить что-то вместе с ним. Где он мог слышать это раньше? Он молчал, но после того, как Томми заметил, что Ранбу все еще бормочет, как будто ему не нравится подарок, как будто он не хочет строить и создавать что-то вместе с ним, он заговорил. «Заткнись». Ранбу съежился и съежился, «Замолчи». «...Спасибо, Ранбу», — усмехнулся он. «Мы можем построить их позже, если хочешь». Почти сразу же они оживились, частицы мерцали, появляясь и исчезая из виду, пока тени танцевали в комнате. «Серьёзно?» Томми хихикнул и кивнул: «Да. Будет весело!» «Теперь моя очередь!» Таббо прервал их, и Ранбу издал сдавленный звук: «Нет?? Я... я победил тебя первым, я должен быть следующим...» «Нет, нет, я буду следующим, потому что я так сказал. Ты же не хочешь огорчать своего мужа, правда?» Туббо надулся на Эндерианца, и Томми понял, что эта схватка окончена еще до ее начала. У Ранбу не было ни единого шанса. «...Нет», — в конце концов вздохнул он, — «давай». Он пытался казаться раздраженным, но все знали, что он был нежен. Таббо ликовал, и Томми наблюдал, как он первым открыл подарок Ранбу. Это была коробка с чем-то вроде новых инструментов, полная болтов и гвоздей и всего, что могло понадобиться Таббо, чтобы начать любой из его проектов. Он ахнул и просиял: «О, черт! Это то, что мне нужно!». Он быстро просмотрел их, посмотрел, что там, прежде чем положить их на журнальный столик. «Спасибо, Бу!» Он меньше колебался, задерживаясь на подарках, и сразу направился к Томми, прежде чем Ранбу успел что-то сказать в ответ. Хотя Ранбу, похоже, к этому привык. Подарок Томми был небольшим, размером с коробочку для кольца, «Ты что, вот так делаешь мне предложение, Боссмен? Потому что, должен сказать, я занятой человек...», — оборвал он, когда снял оберточную бумагу и фактически открыл ее. Томми увидел удивление на его лице от того, что там действительно было кольцо. Тfббо немного нервно рассмеялся, медленно вынимая кольцо. «Я... я пошутил, чувак. Ты ведь не делаешь мне предложение, да? Потому что будет очень неловко, когда я скажу, что ты мне не интересна в этом смысле...» «Нет!» — рассмеялся Томми. «Нет, это не для этого». Томми внимательно следил за ним, замечая, как он держит кольцо, словно оно было драгоценностью. Справедливости ради — оно было сделано из золота с довольно приличным изумрудом наверху. «Я просто... э-э, так, в моей семье, верно», — он заметил, что Таббо и Ранбу оба напряглись при упоминании его семьи, и он задался вопросом, почему, «мы дарили друг другу изумруд, чтобы носить как... как знак, э-э». Его щеки покраснели, и он пробормотал себе под нос. «Что это?» — спросил Таббо, глядя на него, нахмурив брови. «Просто... мы дарили друг другу изумруды в знак семьи». Наконец он выпалил, может быть, немного быстро, но достаточно громко, чтобы его услышали на этот раз. «Я обычно ношу, э-э, я обычно ношу серьгу и Пр...» он остановился, поняв, что он собирался сказать, а затем слабо отмахнулся от их внезапного внимания к себе. «Моя... моя сестра, она... она носила ожерелье, а, э-э, наша другая сестра носила браслет». «И ты… даешь мне один». В голосе Таббо звучало какое-то оцепенение, и Томми начал беспокоиться, не ошибся ли он в сигналах, не слишком ли быстро привязался. «Ты... ты не обязан принимать это так, ты можешь просто... ты можешь просто принять это. Это не обязательно должно что-то значить, если ты этого не хочешь. Я просто имел в виду...» «Нет! Нет», — выпалил Таббо, и у Томми было лишь мгновение, чтобы подумать о том, как сильно он облажался, как после идеального дня он все испортил, будучи таким прилипчивым, прежде чем Таббо надел кольцо на свой палец и улыбнулся ему. «Я... я люблю его. Правда. Я...» — его голос надломился, и Томми смутно осознал, что Таббо, кажется, почти плачет, «я рад, что ты считаешь меня семьей...» Его щеки порозовели еще сильнее, и он фыркнул: «Ну, после всего, что ты для меня сделал с тех пор, как я сюда приехал, невозможно не думать о тебе вот так... уф...» Таббо подпрыгнул и ударил его головой в грудь, обнимая его. Томми ничего не мог сделать, кроме как нежно рассмеяться, обнимая его в ответ, сжимая гибрида, «вы оба моя семья». Он сказал честно. Смутно, пока он и Таббо держались друг за друга, он слышал, как рвется какая-то бумага, и вскоре Ранбу запел, как Томми понял, с нежностью. Только когда Ранбу присоединился к объятию с другой стороны, он увидел, что теперь они носят кольцо, которое он им подарил, сделанное из того же золота и изумруда, что и Таббо. Очевидно, ему не нужны были еще какие-то объяснения после того, как он уже все рассказал Таббо. Он издал бездыханный смешок и свернулся в объятиях, прерывисто вздохнув. Они оба приняли, они оба хотели быть его семьей. Он не мог остановить то, как Вселенная обвивалась вокруг них двоих, если бы он этого хотел, то, как тихо, но заметно она давала о себе знать и говорила, как сильно они любимы. Нет, Томми не мог это остановить. Он не хотел это останавливать. Они оба заслуживали знать, заслуживали чувствовать себя в безопасности и тепле, знать, что Вселенная будет рядом, чтобы защитить их, что бы ни пошло не так. Поэтому он просто прижался к ним и рассмеялся, а цветы разрослись и обвились вокруг его конечностей и груди, а затем забрались на его друзей, которые приветствовали их только ласковой улыбкой. Может быть, Рождество было не таким уж и плохим, если он получил такой - Позже той ночью, когда Томми и Ранбу уже легли спать, Таббо выскользнул из дома. Он был одет в обычный наряд, не заморачиваясь с костюмом ланчевтеля. Он в любом случае не понадобится ему там, куда он пойдет. И обычно он не ускользал, обычно он оставался на всю ночь и обнимался со своей семьей — своей семьей, Томми считал его семьей — но подарок Томми заставил его задуматься. «Опасно», — знал он, что Ранбу скажет это, но ничего не мог с собой поделать. Он не мог перестать думать о семье и о том, что это действительно значило для него теперь, когда Томми взял и сделал его таким сентиментальным. Он, вероятно, пожалеет об этом позже, он знал, что пожалеет, но он не мог перестать думать о посещении Квакити. Он не смог удержаться от того , чтобы не воплотить эту мысль в жизнь. И вот он здесь, почти в два часа ночи, стоит прямо за Лас-Невадасом. Технически сейчас было двадцать шестое, Рождество уже прошло, а он все еще не отступал. Он задавался вопросом, почему он был так уверен, что все пройдет хорошо. Таббо на мгновение уставился на него, понимая, что если бы он был кем-то другим, его бы никогда не пустили, никогда бы не подпустили к полосе, если бы он не был тем, кем он был, если бы люди не знали , кто он, лишь взглянув на его рога, а затем медленно вздохнул. Что он делал? Была середина ночи, и даже если Лас-Невадас был таким ярким, не имело значения, что он все еще был здесь, просто стоял на холоде, надев только тонкую толстовку с капюшоном, которую он накинул после того, как смутно напомнил себе, что ни один из его соседей по комнате не будет рад, если он обморозится, находясь вне дома. Это была даже не его толстовка, он был почти уверен, что это была толстовка Ранбу или Томми. Это не имело значения. Важно было то, что он был здесь, за пределами Лас-Невадаса, и просто стоял там, как идиот. Он должен просто уйти, он должен уйти, он должен... «Малышь?» Он вздрогнул и поднял глаза, поймав взгляд Квакити — оба, как он заметил. В этот момент он изменился, совсем не похожий на черноволосого, покрытого шрамами птицу, на которую, как он знал, он был похож под этим непроницаемым лицом — когда он замер. Блядь. Назад дороги нет. «-Малыш? Таббо- что- Малыш, на улице холодно, что ты тут стоишь?» — спросил Квакити, распушив крылья, и Таббо понял, что это означает, что он обеспокоен, эта тихая трель оставила его в таком беспокойстве и замешательстве. Он вздрогнул. «Я- сегодня Рождество». Таббо удалось пробормотать через мгновение, обхватив себя руками. Было ли это из-за холода или из-за ямки в животе, он не знал. «Да..? Какое это имеет отношение к тому, почему ты стоишь здесь на холоде? О, мой Прайм, ты получишь обморожение или что-то в этом роде. По крайней мере, зайди внутрь-» Квакити шагнул вперед, и Таббо тут же отступил назад: «Нет!» Птица замерла, и Таббо почувствовал, как чувство вины терзает его изнутри. Черт, он должен был быть здесь, чтобы помочь исправить их отношения или хотя бы нормально поговорить впервые за долгое время, а не начинать спор! «Я имею в виду... Я... Да». Наконец он выпалил. Теперь пути назад нет. «Д-давай-давай зайдем внутрь. К-эм, мы можем зайти в твой офис? Я хотел... Поговорить». Он уставился на Таббо с нечитаемым выражением лица, и ему захотелось разодрать его кожу, содрать ее и истекать кровью, уйти , никогда не возвращаться и наконец оставить эту часть своей жизни позади, но он не мог. Он не мог заставить себя убежать, сказать Квакити, чтобы тот убирался обратно внутрь, потому что знал, что птица его выслушает. Он знал, что Квакити посмотрит на него с болью, пониманием, смирением, и он скажет ему, что все в порядке, и он может не торопиться возвращаться, а затем вернется внутрь, как будто этого никогда не было. Потому что он так заботился о нем . Потому что его волновало, комфортно ли Таббо или нет, потому что он чувствовал себя виноватым из-за того, через что его заставил пройти Шлатт, потому что он, казалось, забыл, что был жертвой этого ублюдка в той же степени, что и он сам, если не в большей, и не его вина, что Таббо облажался, хотя он сделал все возможное, чтобы защитить его. Потому что он был ему отцом больше, чем когда-либо был Шлатт. Через мгновение — а казалось, что прошло несколько часов — Квакити сглотнул и улыбнулся: «Да, конечно». Его голос был ровным, он совсем не казался нервным — и Таббо знал, что это потому, что он привык постоянно иметь дело со злодеями, ланчевателями и героями, знал, что впервые выработал свое бесстрастное лицо и голос, чтобы иметь дело со Шлаттом, когда они еще были вместе — и он ненавидел его за это. У него никогда не было возможности развить в себе такой же уровень безразличия. Он не знал, почему сосредоточился именно на этом, почему это было все, о чем мог думать его разум, пока Квакити вел его в Лас-Невадас к лифту. Он сказал себе, что ему повезло, что ему никогда не пришлось развивать это в себе, никогда не пришлось учиться сохранять невозмутимое выражение лица перед лицом криков и насилия, но это была горько-сладкая мысль. Это должен был быть он. Квакити никогда не заслуживал того, что с ним случилось, не заслуживал того, как он с ним обращался. Он не заслуживал иметь такого сына, как он, который был таким же плохим, как его отец. Сглотнув, он понял, что они уже идут по знакомому коридору в его кабинет, уже в нескольких шагах от того, чтобы остаться в одиночестве и вдали от всего. У него все еще было время уйти, убежать, спрятаться, как трус, как Шлатт, и все же между одним морганием и следующим они оба сидели. Квакити сидел напротив него, в своем прекрасном кожаном офисном кресле, в котором Таббо сохранил яркие воспоминания о том, как он сидел и смеялся, когда его раскручивали, а Квакити притворялся большим боссом на день, когда Шлатт был слишком пьян, чтобы заботиться о нем дома, а его мысли продолжали блуждать. Он чувствовал себя далеким от своего тела, когда заметил, что офис изменился с тех пор, как он был здесь в последний раз. Стол был немного ближе к стене, на столе были новые фотографии, которые он не помнил. На одной из этих фотографий были двое мужчин, которых он не узнал, один со светло-каштановыми волосами и глупой улыбкой, а другой с черными волосами, красными глазами и демоническими рогами. Оба они обнимали светловолосого козла-гибрида, от которого у Таббо замерло сердце. Это были парни Квакити? Взглянув на птицу, я увидел два кольца на ожерелье у него на шее. Значит, это были женихи. Он не знал, что Квакити нашел кого-то… Таббо понял, что не обращал внимания на то, что говорил его отчим, только когда тот вернулся, а Квакити как раз задавал вопрос. Он моргнул. «Что?» Квакити остановился, выражение лица не изменилось, но глаза на мгновение блеснули пониманием. «Я спросил, как прошло твое Рождество». Он ненавидел это за то, что был таким понимающим. Он хотел бы уже сейчас наорать на него, хотел бы дать ему веский повод ненавидеть его, презирать, как он презирал Шлатта. В глубине души он ненавидел себя за то, что знал, что этого никогда не произойдет. «О. Я... это было хорошо». Он сглотнул и провел большим пальцем по кольцу, которое ему подарил Томми — кольцу, которое обозначало их семью , — пытаясь не волноваться из-за такого простого вопроса. «Мы, мы слепили снеговика в парке и играли в снежки. И... и Томми подарил мне и Ранбу по кольцу, и-и-и...» Он замолчал, снова сухо сглотнув. Квакити только улыбнулся: «Похоже, тебе было весело. Если бы я знал, что ты зайдешь, я бы купил тебе подарок». Он немного неловко рассмеялся, и хотя Таббо надеялся, что его фасад и бесстрастное лицо исчезнут, он все равно съёжился, когда это произошло. Он никогда не умел обращаться с чьими-то грубыми эмоциями, особенно со своими собственными. Вот почему он предпочитал действия словам. «Все в порядке. Я все равно пришел сюда не за подарком». На самом деле, он активно игнорировал любые подарки, которые Квакити пытался ему вручить за последние несколько лет, забирая только те, которые у него иногда были для Ранбу, чтобы тот передал их Эндерианцу. Он в любом случае не заслуживал подарков Квакити. Он предполагал, что сам наконец понял это и не получил ни одного в этом году. «Зачем…» Квакити замолчал, явно раздумывая, стоит ли задавать интересующий его вопрос, но прежде чем он успел принять решение, Таббо закончил за него. «-зачем я сюда пришёл?» Он сглотнул, затем кивнул. «Не то чтобы ты не был желанным гостем! Ты... ты всегда здесь желанным гостем, Малыш», — его крылья поправились, и Таббо подумал о том, как хорошо они были причесаны по сравнению с тем, когда он видел его в последний раз. Он задался вопросом, не из-за его ли это новых невест. «Я просто...Спросил. Обычно ты не приходишь». Тут Таббо замер, потому что если он хотел, чтобы все пошло правильно, если он хотел шанс исправить их отношения, то он должен был быть тем, кто начнет это. Квакити не стал бы этого начинать, как бы Таббо этого ни хотел. «Я-я... Томми что-то сказал», — выпалил он, — «о том, как изумруд отметил нас как семью». Он снова провел большим пальцем по драгоценному камню и попытался не думать о том, что это, вероятно, самая дорогая вещь, которую он носил за очень долгое время, попытался не думать о том, что она идеально подходит по размеру для его пальца, и попытался не думать о том, как долго Томми, вероятно, планировал это, чтобы это сработало. «И я-я понял, что я не был- я не- я не был хорошим-» «Что? Таббо, нет, ты...» «Дайте мне закончить!» — рявкнул он и тут же отпрянул. Ебать. Это было полной противоположностью тому, что он должен был делать! Он с трудом сглотнул: «Я-я-извини. Я не должен был-я не-Послушай. Просто-просто- послушайте. Я не-я не был хорошим и-и я все еще не буду хорошим, но-Томми заставил меня... Он заставил меня захотеть попробовать, потому что, нравится мне это или нет, мы-мы семья, и это не изменится. Я не хочу, чтобы это менялось». Он не поднял глаз, не смог заставить себя посмотреть в глаза Квакити, когда он признал это, признал то, что он всегда отрицал, потому что Квакити, возможно, не был его отцом — Таббо не был готов к тому, чтобы он стал его отцом — но они были семьей. Не по крови, а по их опыту, травмам и связям. Во всем, кроме крови, они были семьей, и, возможно, он не был готов принять его как своего отца, и, возможно, это было бы нормально. Может быть, просто может быть, с ними все будет в порядке. После того, как он признался в этом, наступила тишина. Не было слышно никаких звуков, кроме их дыхания, и Таббо не обращал внимания на то, что его дыхание было намного быстрее, чем у Квакити, не обращал внимания на то, как он волновался из-за чего-то, что должно было быть таким простым. И затем — «Хорошо». Туббо поднял глаза и, не задумываясь, встретился взглядом с птицей, но замер, осознав, что он натворил. Квакити не выглядел расстроенным. Он не выглядел злым, грустным или разочарованным. Он выглядел... счастливым. Даже полным надежд . «Хорошо?» «Да-да!» Он, возможно, был слишком восторженным, слишком готовым принять нерешительное признание Таббо, но он примет его. Он знал, как отчаянно Квакити хотел, чтобы они взаимодействовали, чтобы возродили отношения, которые у них были, когда они оба были моложе. «Да, ага», — повторил он, немного спокойнее. Возможно, он заметил, как отчаянно он звучит, и подумал, что это может его отпугнуть, «Я знаю, что ты не готов... видеть во мне отца — и это нормально! Это нормально». «...Хорошо». Он медленно кивнул и слегка вздрогнул, когда его руки выдали небольшой фейерверк. Он попытался скрыть это, хотя Квакити определенно уже это увидел. «Нет, не сразу. Я просто... Я просто хотел поговорить с тобой. Немного. И, и, может быть, я скоро напишу тебе, ладно?» Он был готов уйти, начинал нервничать и понимал, что ему в любом случае нужно скоро вернуться домой, пока Ранбу не проснулся и не пришел в ужас от его исчезновения, но он просто хотел, чтобы Квакити знал, что он хочет попробовать . И, возможно, этого было достаточно для него, по крайней мере, на данный момент, потому что он просто кивнул и встал: «Хочешь, чтобы я… хочешь, чтобы я проводил тебя?..» Его крылья слегка захлопали, и он явно сдерживал любые звуки, которые могли бы его вывести из себя, заставить его отреагировать бурно, как тогда, когда он звал его раньше. «...Конечно.» И на этом все закончилось. Квакити вывел его из здания, и их отношения не исправились волшебным образом, и не исправятся еще очень, очень долго, но они определенно стали немного крепче, чем были раньше. Когда они вышли наружу, Таббо обнаружил, что Ранбу ждет его, выглядя одновременно усталым и понимающим. Он только вздохнул и устало ухмыльнулся: «Отвези меня домой, Боссмен». Что он и сделал. Они вернулись в свою квартиру после того, как Ранбу и Квакити обменялись понимающими взглядами, прежде чем снова приготовиться ко сну. Томми ненадолго пошевелился, когда они забрались в постель, но тихое шушуканье и несколько объятий заставили его снова отключиться. Когда Таббо закрыл глаза и вздохнул, расслабляясь и засыпая, он мог думать только о том, что сегодня был хороший день. - Сегодня был хороший день, по крайней мере, по мнению Шлатта. Все было готово к работе. Им удалось получить песок душ, даже несмотря на небольшую неудачу, когда один из его парней был повержен героем и ланчевателем, и они только что собрали последний череп визера. Их было смехотворно легко получить, особенно тот, что в башне героя. Было так легко просто войти внутрь с активированной силой, соблазняя любого, кто подходил достаточно близко, дать ему доступ к комнатам и лифту, чтобы он действительно мог воспользоваться ею. После этого все, что потребовалось, чтобы избавиться от улик, - это убедить одного героя - гибрида крипера, как он был уверен, - удалить отснятый материал, и бум! Больше никаких улик. И теперь, просматривая планы на будущее, он мог только усмехаться. О, они должны были позаботиться о нем, когда у них была такая возможность. Они должны были избавиться от него, должны были надеть на него силовые наручники, должны были что-то сделать, потому что теперь он был вне Пандоры и не собирался возвращаться обратно, только не через его труп. Он сбежал, и ему даже не потребовалось много времени, чтобы восстановить свою империю, восстановить свои старые связи и снова заняться торговлей. Он вернулся и никуда не собирался уходить, пока не закончит то, что начал много лет назад. Шлатт допил остатки бренди, удовлетворенно застонал, почувствовав жжение, и взглянул на календарь. Там ярко-красным цветом была обведена дата. 6 января.