Покойная ложь

День первый.   Утро моё началось уже очень скверно: жуткое желание пить и ужаснейшая мигрень заставляли меня морщиться и взмолиться богу, что в жизни я больше к устам не поднесу свою заветную флягу (сразу после того, как мог мсье Невер вновь вставать на ноги, он тут же забывал о своей клятве и вновь тянулся к спиртному). Я неспеша вышел из плена царя Морфея, стёр белоснежную пелену проходящего сна со своих глаз ладонью и постепенно стал приходить в себя. Ещё несколько мгновений пленило меня это странное ощущение возвышенности над нашим грязным миром. И вот, очи мои прозрели и узрел я около себя лишь скомканные в одну кучу одеяла и простыни, в которые вчера заворачивался от холода мой напарник. И сонному мне приходилось пробуждать свой мозг и устраивать ему целую викторину, в которой был всего один правильный ответ на вопрос того, куда улизнуло чудо моё на сей раз.   Тогда мсье Невер, только очнувшийся от своего болезненного сна, стал плести настоящие сети, будто рыбак, что готовится к своей новой охоте с использованием удочки и червячка для добычи. Ниточку за ниточкой он пускал то в одну комнату, проверяя её на наличие извечно амбициозного духа Нео, то в совершенно иную, и всё ему хотелось одной из этих нитей всё таки изловить негодника. Однако не выдалось мне найти напарника своего, по тому, по пути своему вкусив плод блаженства от ледянющей воды из бутылочки в чемодане, я побрёл со спешкой в подъезд. Но, увы, даже там не нашёл я кареглазого юноши своего. И от ужаса схватился я тогда за сердце, почувствовал, как волна ужаса окутала меня с головой. Куда же пропал? Куда же упархнул драгоценный мой херувим в такую рань, в совершенном одиночестве и мраке сурового, зимнего утра?   Пробежал я несколько лестничных пролётов вниз даже не заметив их, даже не заметив того, как выбежал на улицу без шапки и в расстёгнутых ботинках. И только открылась дверь передо мной, как холод ударил мне в лицо, а туман и мрак ослепили мои очи, как увидел я проблеск белоснежного личика с лёгкими, еле-еле заметными веснушками (любопытный факт — веснушки у него проявляются только весной и летом, а в холодные времена года они всегда укрываются пледом фарфоровой кожи Ильи). Он стоял в абсолютной тишине, совершенно одинокий и немой, смотрел куда-то в даль слегка прищурившись и сморщив нос. А как только услышал он тяжкие шаги моих мощных бутцев, (одной этой гусеницей от танка можно было убить человека, клянусь тебе, читатель рукописи моей) то сразу обернулся и разулыбался счастливо, оголяя белоснежные клыки и всю их сияющую красоту передо мной.   «Боги, вот это феномен! Медведь вышел из зимней спячки прямо посреди зимы».   «О, Илья, твоя дерзость губит все тончайшие струны моей души» — с сарказмом выразился я, выслушивая его тихие хохотки в мою сторону. «Лучше ответь ка ты мне на вопрос, мой херувим. Куда же ты здесь в одиночку выходил, а? Ты не можешь себе представить то, в каком страшном месте мы сейчас находимся, Илья».   «Не такое уж оно и страшное» — он махнул на меня рукой и закатил глаза с такой небрежностью, будто я абсолютный псих, который рассказывает ему что-то про американцев и теорию о том, что на самом деле все они — всего лишь величайший эффект Манделы. И тут, всё так же ехидничая, он продолжил: «Пока ты спал, я уже успел обойти парочку кварталов здесь. Эти дома такие одинаковые, такие бездушные, что я обрадовался тому, что имею отличное чувство стиля и самостоятельно выбрал этот, с красной крышей который».   «Как же ты себя нахваливать любишь. Хотя, если быть честным, то мне это даже нравится. Такая очаровательная в тебе черта, которая подчёркивает твою очаровательность в перемешку с пылким характером».   И лесть моя, кажись, произвела особенное впечатление на моё кареглазое солнце. Он прокрутился словно юла, развернулся ко мне, слегка расправил худощавые плечики свои и так и поплыл ко мне лебедем. Ах, эти бледноватые, ласковые рученьки его, ах, эта славная улыбка, ах, этот игривый взгляд... Он выстрелил мне в самое сердце из своего револьвера, прострелил мою грудь насквозь, заставив меня кровоточить и погибать, увядать забытым всем существующим на этой планете цветком. И только подошёл он ко мне, как уже умудрился заставить этот погибащий цветок расцвести громадными бутонами, что к весне уже должны были распахнуться: взял, да ласково погладил меня по щеке мягонькой рученькой своей. И в ту же секунду застыл я, ощутил, как лицо вспыхнуло алой краской, пока он, улыбаясь, смотрел мне прямо в глаза. Незабываемый момент моей незабываемой жизни. Клянусь, этот момент я готов был тогда расписать на каком-нибудь памятнике, чтобы люди видели и знали моё счастье, чтобы подражали ему, восхищались моим Ильёй и великодушным мной, которого обычная ласка смогла заставить вновь захотеть жить. Глоток свежего воздуха , лучик света во тьме моей беспроглядно тёмной душе.   Весь оставшийся день я вёл себя как влюблённый дуралей, юноша, которому впервые дала подержать себя за ручку прихорошенькая мадмуазель из его же колледжа. Мы с ним взяли карту Сайланса (в переводе с языка, который я уже совершенно позабыл, сие название означает "тишина") и отправились исследовать город в месте, в то время, как я кружился вокруг него весь счастливый и довольный. Он поглядывал на меня (не поверите мне) с такой же лёгкой лаской во взгляде, с улыбочкой, свойственной его очаровательному характеру. Весь оставшийся день, который мы провели рука об руку, я молился порой о том, чтобы он никогда не заканчивался.   Только вот веселье наше и нежности пришлось отставить в сторону, ведь нам выдалось найти растерзанный труп какого-то бедолаги, который лежал в замершей луже крови с закатанными за веки глазами и со сломанной челюстью. Компаньона моего от мерзости сей картины чуть не вырвало, а я, уже привыкший к подобному зрелищу, принялся без всякой брезгливости исследовать раны на теле погибшего.   День второй.   Читателю наверняка любопытно узнать побольше о месте нашего нынешнего прибывания, о его внешности, так сказать. Что ж, обойдя городок этот вдоль и поперёк нам выдалось узнать следующее:   Сам город-призрак был как бы разделён на две половины одной длинной дорогой. Я не стал долго мучаться, обозвал левую часть города левым "полушарием", а правую часть правым "полушарием". Оба эти полушария были совершенно неотличны друг от друга, домики у них одного размера, магазины если и были, то с типичным названием "Магнит" или "Пятёрочка". Однако же были и различительные черты у этих двух половин, которые заставили меня не потеряться во всей этой гадкой серости города.   В левом "полушарии", прямо таки около нашего домишки с красной крышей, находился небольшой пруд, вставленный сюда, видимо, просто для декорации и воимя желания скрасить всю эту скуку хоть какой-то маленькой достопримечательностью. Дальше, уже через несколько улиц, коль свернуть вправо и пройти ещё немного вперёд, то можно было встретить большой памятник с, видать, мэром этого заброшенного населённого пункта. Около него же стоял небольшой мостик с речкой, а дальше была аллея. Романтичное место для того, чтобы попробовать сводить туда на днях мою красоту, полюбоваться его красотой и нежностью в этой миленькой шапочке (но это будет, конечно, когда мы уже более-менее разберёмся с нашим заданием. Лично я сейчас не куда не тороплюсь, мой терпеливый читатель).   В правом "полушарии" было на много более пусто, однако, где-то в самой его серёдке, располагался парк со сценой, детской площадкой с расписными узорами и красками, (хоть что-то здесь было расписным и красочным помимо моего Ильи) безупречной спорт-площадкой и даже с небольшим парком аттракционов. Вот здесь Илье гулять, я так понял, понравилось, ибо до встречи нашей с покойником я не мог вытащить его от туда. Что же его так сильно зацепило? Спорт-площадка, дамы и господа присяжные! Захотелось ему, видите ли, такую же форму иметь, какая была у меня. Я в такие "перегонки" с ним играть не любил, а вот он просто обожал подражать мне, как старшему не только по званию, но и по возрасту (у нас есть небольшая разница в возрасте, из-за чего он всегда называл меня "дедом").   Пожалуй стоит вернуться к настоящему, мой любопытный читатель. Вчера мы обыскали труп и нашли при нём лишь раскладной нож, полудохлый револьвер с тремя несчастными пульками внутри и какие-то разорванные кусочки от записки. «Моя милая Шарл...», «срочно уезжай с м...». Из такого пазла с двумя деталями из, наверняка, девятисот таких мы ничего собрать не смогли, по тому в наглую обокрали бедолагу и после этого ушли обратно в наш нынешний дом.  А сегодня, прийдя ровно на то же место почти в то же время (без десяти пятнадцать) мы не обнаружили нашего покойника на том же месте, только лишь застывшую лужу крови, оставленную им же после своей смерти на снегу. И стали мы отходить, только повернули к широкой дороге, через которую уже виднелась левая часть города, как меня оглушил дичайший рёв. Земля сотряслась под ногами моими, я, ростом почти с два метра, чуть не грохнулся в снег, а в ушах, казалось, лопнули обе моих барабанных перепонки от страшнейшего визга чего-то явно огромного и нелепого.   «Сука!» — выругался я в голосину, обоими руками плотно закрыв уши от окружающей их опасности. Стоящий рядом Илья сделал ровно то же самое, что и я, нахмурился и зажмурил глаза, что-то стал бурчать себе под нос, но я не слышал. Хвала небесам, жуткий визг вскоре прекратился. В ушах звенело ещё весь оставшийся день после произошедшего, но боль мою смягчал Илья, чья энергетика отдавала молодостью и счастьем, что заставляло меня наконец почувствовать себя счастливым.   День третий.   В ночь на третий день прибывания со мной решил вдруг связаться штаб в три часа ночи — связаться со мной захотела Алиса. Илья тогда тихонько лежал и посапывал, я, пробудившийся от её тихого "приём, агент Невер, приём" подскочил с лёгким раздражением и, взяв рацию, накинул куртку и вышел в подъезд для разговора. Только я вышел, заявил о том, что я на связи, как тон голоса её потеплел.   «Прости, что я в столь позднее время выявилась» — пробормотал её извечно суровый, бархатный голосок. Кажется, что она никогда не занижала его ни на тон выше, что, между прочим, очень свойственно представительницам женского пола. Только лишь сильнее порой занижала и басила так, что сердце моё в пятки уходило. «Только закончила со всеми документами в штабе, скоро буду выезжать домой. Тебе я позвонить не могу, ибо связи нет там, куда вас направил штаб. Однако рация была лучшим вариантом, моим спасением от тоски по тебе, Невер. Утром я всё равно опять буду в штабе, так что будет вовсе не до звонков. Приём».   Я тогда слегка улыбнулся, в груди у меня как-то потеплело. Как же я давно не слышал тебя, как же давно не задумывался о твоём состоянии и о твоей нынешней жизни. Господи, если бы я мог сейчас обнять тебя на столько же крепко, на сколько я обнимал тебя в те, прошедшие мои юношеские года!   «Как же я рад, что ты связалась со мной,» — сказал я, повернувшись к подъездному окну и склонившись к его подоконнику, дабы достать из кармана куртки коробок спичек и упаковку сигарет. «Я тоже скучал по тебе. Скучал по твоему голосу, по твоему лицу. После прошедшей между нами ссоры я совсем не могу смотреть тебе в глаза, Алиса, хоть и куву раз хотел вновь позвонить тебе и попросить прощения за своё хамство, приём».   «Бог с тобой, Антон» — с ноткой скрытой от меня обиды вздохнула та. «Что было, то было, я уже отпустила, приём».   «По твоему голосу ведь слышно, что нет, приём».   «А по твоему голосу, сын мой, понятно то, что ты опять за одну ночь решил выкурить свою пачку сигарет за раз, приём».   Наша беседа была долгой, читатель мой. Она была права: в диалоге с Алисой я выкурил всю пачку сигарет, успел вымолить её прощения, успел расспросить её, как жизнь, как дела и успехи. Как оказалось, матушка то моя нашла себе ухажёра уже как месяц тому назад! Какой-то белобрысый мужчинас тёмными глазами, как мне помнится его мелькающиц перед глазами портрет (имени его она, влюблённая поуши, даже произнести не смогла, ибо вовсе позабыла об этом и, похоже, не посчитала это как за что-то важное. По тому назвать его  имя как-либо я не в праве сейчас, когда не знаю его от слова совсем). Я ей рассказал о своей влечённости к своему напарнику и та даже бровью, кажется, не повела, по тому, как уже отлично знала об этом из-за моего неумения врать. Говорили мы не только о любви, но и о задании. Говорила она что-то о том, чтобы я себя и Илью берёг, чтобы был особенно аккуратным, ибо назад вернуться сейчас, увы, не получится. И я тогда дал обещание, что вернусь домой целым и невредимым.   В скуке по своей вечно пустой квартире и по квартире своей матушки, что скоро точно перестанет пустовать из-за присутствия её нового мужчины, я поднялся по лестнице вверх и вошёл в квартиру, в которой всё так же мирно и трепетно спал мой Илюша. Мсье Невер, счастливый и разомлевший, за километр пахнущий гадким табаком, небритый, поуши влюблённый и впервые за жизнь ощущающий свою радость прибывания на этой планете, подошёл к своему чемодану и, ссутулившись над ним, стал рыться в самой его глубине. И вскоре в руках его лежала фотография.. Слегка потрёпанная, совсем старенькая фотография, где на руках его, ещё совсем крохотного, держала и прижимала к своей груди Алиса. С трепетной улыбкой на лице он неспеша сел на узорчатый, пыльный ковёр, стал разглядывать ту фотографию, в которой она стояла с ним на руках на фоне какого-то чуть ли не позолоченного ресторана. И фон был мне цже привычен: стены выкрашенные в жёлтую краску, белоснежный потолок с дорогущими лампами и люстрами, позади нас бегали, чуть ли не плясали перед важными гостями бедолаги-официанты, пока те делали заказы на огромные суммы денег. Перед нами стоял фотограф, взапечетлил он маленького, зеленоглазого мальчонку с приоткрытым от удивления при виде яркой вспышки из фотоаппарата ртом, на округлое личико которого падали чёрные локоны густющих волос. А держала меня у себя в руках девушка на каблуках с длинными, каштановыми волосами, что ближе к кончикам слегка осветляли свой цвет, с красивыми, карими глазами с пышными ресницами, в юбке по самые щиколотки, в белоснежной, лёгкой рубашке и с улыбкой на лице. Такая ведь молодая, красивая... И нет, не была она такой только тогда.   И только сейчас, только сию секунду я увидел что-то такое, что повергло меня в шок. На фотографии мне всего 5 лет, ныне же стукнуло 37. И на лице у меня давно появились совершенно не младенческие морщины, давно я стал плечист и высок, изменился так, что совсем не походил на того маленького мальчишку, который смотрел на мир с таким восторгом. А вот Алиса.. Хоть и видел я её ещё несколько недель назад, но за все эти года эта женщина не изменилась от слова совсем. Как она выглядела лет на 18, так на столько и осталась выглядеть, хотя её возраст уже наверняка превышал 50 лет, ежели уж она простила меня с самого своего молоду! По спине моей прошлись мурашки от этого осознания, и я ещё очень долго пытался понять то, почему я и все люди, что окружали её совсем не замечают того, что она является чем-то сверхъестественным...