Покойная ложь

История моя начинается с далёкого, очень далёкого декабря 1988-ого года. Рождён я был в семье ныне мне не знакомой, ибо с самого младенчества своего ни разу я не вкушал сладкий вкус детства людского. А как же так приключилось, а? Кто же посмел у меня забрать самое ценное в жизни?   Года эдак в 3 был поражён кишечник мой раком четвёртой степени. Я тогда был совсем крохотным, помню только адскую боль, лишь изредка мерцающий в очах моих свет лампочек в больнице, совершенно чужие мне голоса. Смерть хотела насесть на хрупкие плечи юного Невера, перерезать глотку совсем не повидавшему жизнь ребёнку. Но, не поверите, выбраться из этого кошмара мне удалось. Удалось благодаря именно тем, кто забрал не только здравомыслие моё, но и право выбора в жизни, юные года буйного мальчишки, что сейчас уже совершенно не юн и не буен.   Люди из штаба забрали меня тогда из больницы, передали в руки руководства и меня сразу же перенаправили на операцию (это я узнал исходя из рассказов опекунши моей). Уж не знаю, что за волшебство они сотворили, но после этой операции рака моего не стало! И сразу после операции забрала из палаты меня, вялого и уставшего, молодая девчонка тогда. Смутно помню то, что происходило в тот день. Помню только, что она долго о чем-то говорила с руководством, что-то подписывала, о чем-то спорила.. И началась тогда моя жизнь заново.   С моим новым опекуном жилось мне совершенно неплохо. Любовь везде и всюду меня окружала, жили мы вполне себе в достатке даже с отсутствием главы в семье. Родителей и детства я вовсе не вспоминал пока рос, ибо времени не было совершенно: с восьми до двух была у юного мсье Невера учёба, а после неё сразу тренировки в штабе и небольшие подработки, благодаря которым я зарабатывал свои первые карманные деньги.   Читатель наверняка задался вопросом о том, что же за тренировки такие проходили в штабе. Постараюсь изъясниться как можно понятнее.   Штаб наш — место просто гигантских размеров. Побелённые потолки и стены, офисные комнатки, второй этаж... И здесь для очень уж молодых и неопытных агентов до исполнения им восемнадцати лет предоставлялась отдельная комната для тренировок. Такая громадная вширь, но при том с очень уж низким полотком. На всех стенах весели зеркала во всю их протяжённость, в углу стояли небольшой коричневый стульчик и столик для наблюдения и записей взрослого агента (в основном одного из глав). И, не поверите, в этой комнате не было больше совершенно ничего.   Собирали нас, детей попавших в штаб, в небольшую группу. Всей этой группой нас, жутко ленивых и не желающих ни в чём участвовать, заниматься силовыми тренировками. Чем-то такие тренировки даже походили на обычную школьную физкультуру. Тренера были давольно жестоки, однако именно благодаря ним из нас выросло хоть какое-то подобие настоящего, хорошего спец-агента.   Иногда, бывало, руководство баловало наши детские душеньки и подпитывало в нас мотивацию становиться работником Э. (Буду называть сокращённо). И знаете же, господа присяжные, как они вытворяли этот трюк?   По подсчётам результатов за весь месяц Высшие наши смотрели прогресс. Ежели был он давольно таки неплохим, то посреди комнаты ставили трипишную, подобную чучелу куклу и выдавали нам специальные орудия для того, чтобы, представляя её у себя в голове чудовищного вида монстром, стрелять в неё. И стреляли мы не из «чего-то», а из единого в своём экземпляре реверса. Реверс — это что-то очень похожее на пистолет. Благодаря нему можно как застрелить какую-нибудь страшную тварь, так и, стрельнув, обернув время на двадцать минут назад (если быть точнее, то время обращалось вспять только для объекта, в который ты выстрелил). Потом учили нас работе с нейрализаторами, учили побеждать врага выстрелом прямо в голову из Американского происхождения револьвера, а так же обыкновенным боевым навыкам. Я так и продолжал жить с Алисой. Она вскоре начала пропадать на работе целыми сутками, друг с другом мы не виделись даже в штабе. Сердце моё, привязавшаеся к неродной матушке, так и было от этой разлуки, но я не смел унывать. У меня самого было столько работы, что я не мог разгрести её сутками! Ах, на столько всё было тяжело... А вот уже и подоспело моё созревание. Плод из зелёного стал выходить в более фиолетовый оттенок с синеватым при том отливом. Во внешность мою сильно стали вливаться забытые когда-то покинувшим меня отцом кавказские корни, я стал выше, когда-то хрупкие плечи расправились и окрепчали. Алиса изменения в своём сыне стала замечать, от того велела мне готовиться как можно лучше, ибо планировала провернуть над моей судьбой совершенно злую шутку: хотелось ей, чтобы я окончил одиннадцать классов, после чего пошустрил в армию, а там уже пошёл в агенты. Помню как вчера, как ругался с ней по этому поводу в пух и прах. Я был давольно умён и жаждал поступить на какого-нибудь хирурга, а эта женщина в ответ затыкала мне рот словами о том, что раз уж штаб спас мою жизнь, то я теперь обязан ему служить до скончания лет моих. И прекрасно слышалось мне то, как взвывает она тихонько в подушку в соседней комнате от обиды на беспардонного чорта, что жил с ней под одной крышей и изрядно мотал молодой девчонке нервы. Клянусь, хотелось тогда пасть в ноги ей и взывать вместе с матерью моей, моля прощения за хамство и упрямость. Ведь от штаба всё ровно уже ни как не отвертеться... И вновь я становлюсь постарше. Рост мой к шестнадцати годам достиг уже 1,83 сантиметров, а мне ещё рости и рости! Я, будучи юношей, уже стал ухлёстывать за прекрасными представительницами женского пола и получал от них в ответ не меньшее внимание. Очаровательный на лицо кавказец, спортсмен, так ещё и ростом повыше был некоторых взрослых мужчин с седыми волосами и лысинами посреди макушек. Да только вот повстречаться ни с одной из них не удалось... Вскоре началась усердная подготовка к экзаменам, после их сдача, а хвостиком за мной увязалась повестка в армию. Тогда-то и постепенно начинало угасать юношество моё.