Голос Ангела

"Дорогая моя дочурка, Т/и.

Мне осталось недолго, судя по моему состоянию здоровья. С каждым днем всё хуже и хуже... Но ты не переживай и не унывай из-за меня, слышишь? Моя дочь справится и с этим, не так ли? Моя дочь очень сильная личность, которая переживёт любые невзгоды, не так ли? Ты перенесла столько всего на себе, будучи простым эмоциональным подростком... Прости свою мать за её слабость и за то, что не могла помочь тебе должным образом. Прости за то, что не могла купить тебе те вещи, которые ты хотела. Но маменька всеми силами старалась это сделать, ходя на День Рождения вместе с тобой в дорогие рестораны и покупая подарок, о котором ты целый год говорила, счастливо и по-ребячески улыбаясь. Но, к сожалению, в этот раз твоя любимая мама не сможет пойти с тобой в ресторан П., куда мы постоянно ходим в эту важную дату, и купить тебе новый бальзам для губ со вкусом ванили, кой ты любишь. Ведь моя дочь любит такие, казалось, простые вещицы. Поэтому на следующий твой День Рождения, на своё совершеннолетие, открой пакет красного цвета, лежащий на верхней полке в прихожей, в коридоре.

Это последний подарок.

Надеюсь, он тебе понравится, потому что маменька очень старалась. Ким Сынмин – очень хороший и добрый парнишка. Постарайся держаться с ним вместе. И на этой грустной ноте я прощаюсь с тобою.

Прощай, моя Т/и.

Твоя любящая мать, Ли Сон Хуэй.„

      Письмо было аккуратно сложено в треугольник и лежало на прикроватной тумбе. Черноволосый парень подошёл и также аккуратно стёр накопившуюся за несколько часов пыль. С грустью в глазах он в последний раз взглянул на бумажный треугольник и ушёл из дому. Непонятно куда. Непонятно зачем.       Через несколько дней он снова взглянул на это письмо. Снова прочёл его. И снова по его щекам начали течь горячие слёзы, полные печали. Зачем он это читает из раза в раз? Он сам этого не понимает. Может, дело в том, что матушка какое-то время заменяла ему настоящую биологическую мать? А может из-за того, что хочет снова по собственному желанию почувствовать эту обжигающую горечь или понять эту холодную печаль, которые терпеливо ждут своего выхода на свет? В его голове крутились огромным вихрем некоторые мысли, грубые высказывания, непонятые эмоции и чувства. Этот поток он не мог остановить внутри себя, внутри своей головы и поэтому без устали бил бетонную стену, дабы притупить эти до боли знакомые чувства.       А ведь именно матушка Т/и поручила ему такую немаловажную, ответственную просьбу. Сначала он отказывался принимать это, ведь понимал, что на его плечах будет висеть огромный груз ответственности за дальнейшее твоё будущее. Но в конце концов согласился.

Потому что надо исполнить обещание, некогда данное родной сестрице.

Потому что теперь он защитит то, что не смог защитить когда-то.

Не так ли,

Ким Сынмин?

***

      День, когда случилась неразбериха.       На дворе вечерело. — Ах! Ах!.. М~... Тц... Ш~...       Создавалось непонятное, но очень интересное чувство, что в комнате стоял некий проигрыватель с заранее записанными звуками мужских похотливых стонов. Отчасти это правда. В просторной комнатушке были слышны мужские хриплые стоны, полные похоти, желания и одновременно разочарования. Молодой парень, лежавший на уже скомканной белоснежной постели, весь сжался. Он согнулся пополам, зажмурив до цветных мушек глаза, которые то и дело не могли сфокусироваться на чём-то одном, от наслаждения-боли. — М!..       Снова хриплые, но тихие стоны, сопровождаемые волнительными всхлипами. Парень закусил нижнюю губу до металлического привкуса, дабы хоть как-то приглушить сладкие выкрики, доносящиеся из его такого же сладкого рта. Его рука рефлекторно сжимала одеяло, пытаясь себя удержать, зацепить. Медленно, сознательно поглаживая себя, его другая рука скользила вверх и вниз по длине члена. Всё его тело подрагивало, бёдра сомкнулись, голова не варила толком абсолютно ничего, кроме образа, всплывающего у него в голове: её легкие, но вызывающие волну мурашек прикосновения; её слова; её обворожительный и убаюкивающий голос; её тонкий ребяческий смех; её ясные, живые глаза; её хрупкое тело, которое хочется забрать к себе в крепкие объятия; её бледноватая кожа, словно она – чистокровная царская знать из Великого Китая.       Вверх. Вниз. Вверх. Вниз.       Разум был в странно опьяняющем и сладком состоянии. — Ах!.. Мм...       Он лежал и вспоминал о ней. — Ох!..       Последнее короткое движение и на белоснежной постели появились такие же белоснежные, но липкие капли. Чёрт. Некогда возбуждённый член обмяк после удовлетворения, а сам парень перевернулся на спину, положив тыльную сторону ладони на лоб. Странно. Ладонь была прохладной. Или же ему это так показалось? Плевать. Не то время, и не то место, чтобы думать об этом. Тяжёлое дыхание слилось с воздухом, наполненным ледяным, острым, словно тысячи иголок, одиночеством и угнетающим разочарованием в себе. На губе всё ещё пульсировала бордовая ранка, которая ещё больше душила не только парня, но и атмосферу своим давлением. Другую же руку, всю обмазанную липкой спермой, он положил на оголённый живот. — Чёрт. Что я наделал?

***

      Спустя неопределённое количество дней... — Т/и! Проснись!       Ты слышала чей-то знакомый мужской голос. Но не могла различить кому он именно принадлежит. Что вообще происходит? Кто зовёт тебя? Ты спишь? Или ты как-то попала на небеса? — Т/и! Проснись! Прошу!       Снова. Теория о том, что ты уже на том свете была вычеркнута. Значит тебя снова кто-то будит. Твои веки неожиданно отяжелели. Твоё тело, твоя телесная оболочка как будто плывёт по поверхности безграничного океана, медленно, но верно двигаясь по бесконечному Млечному пути. Твоя рука вздрогнула, образовав рябь на мутной, грязной воде. Ты неторопливо приоткрыла свои потухшие очи, наполненные печалью, мутью и одновременно пустотой. Бледные тонкие пальцы твоей правой руки погрузились под грязную воду, а после вынырнули с характерным звуком. Твои глаза поднялись вверх, где была одна пустота светло-бордового оттенка. Снова дрожащий, умоляющий голос извне. — Золушка, проснись пожалуйста, умоляю тебя... Не бросай меня...       Ты резко распахнула глаза от удивления, ведь называть "Золушкой" тебя может только один единственный человек на этом белом свете. Ты попыталась "подняться" из воды и встала уже в реальном мире, на больничной койке. Бесконечный океан – это была лишь одна из побочек твоей огромной фантазии. К счастью или к сожалению... — Ох, как я рад, Золушка моя! — парень, сидящий рядом на пластиковом маленьком стульчике, встал и крепко-накрепко обнял тебя. Из его уставших, болезненных глаз начали течь слёзы счастья и облегчения. — Сын-... мин? Где... ма-... ма? — ты похлопала глазами, словно напуганный, шуганный ребёнок, который в детстве потерял в толпе людей своего родного родителя. Уголки твоих губ расплылись в кривой улыбке надежды и безумия.       Парень чуть приоткрыл глаза, поток слёз сам приостановился. Ким сначала тяжело замолчал, а после переключил угнетающий разговор на другую тему: — Ты была без сознания четыре дня. Я очень сильно беспокоился, очень сильно. Я думал, что потерял тебя. Прости меня!..       Ты молчала, снова прикрыв глаза. Ты еле как понимала человеческую речь, доносящуюся из его уст. Сынмин отпустил тебя, тяжело вздохнув и притупив глаза в пол. До его мозга дошло, что ты в полном неведении, только после того, как его взор поднялся на твой, и увидев там одну печальную надежду, смешанной с частичкой безумия. Собравшись с мыслями и втянув побольше кислорода в свои лёгкие, Сынмин начал свою медленную и простую речь: — Те-бя. Ско-ро. Вы-пишут. От-дыхай... — на этом он закончил и, обняв на прощание, спросил напоследок. —Или. Мне. Оста-ться?       Твой взгляд наконец переметнулся с белой бетонной стены больничной палаты на его обеспокоенное, сожалеющее лицо. — Мо-... жешь... Ос-... таться... — прошептала ты, опустив взгляд на свои бледные руки, где твои длинные пальцы то сжимались в кулак, то наоборот – разжимались.       У Сынмина на секунду расширились глаза то ли от удивления, то ли от счастья, то ли от успокоения – непонятно, но понятно то, что он намерен оставаться здесь до тех пор, пока ты сама своими словами или даже руками его не выгонишь за дверь.       Ты же после своих слов закрыла глаза и снова погрузилась в сладкий долгожданный сон, сопя под себя, как ребёнок.       Парень неуверенно и осторожно дотронулся до твоей холодной тонкой руки и взял в свою, согревая ту. Его уши немного покраснели от такой, казалось, незначительной близости, но он в тайне наслаждался каждой секундой, проведённой с тобою. Он тихонько пододвинул свой стул ближе и положил свою голову рядом с твоей талией, погружаясь в сон вслед за тобою.       Через несколько минут в палату тихо постучался доктор, мужчина зрелого возраста с дорогими очками на носу и карманным блокнотиком с чёрной ручкой в руках, и медленно отворил дверь, заходя в палату, где стояла гробовая тишина.       Услышав как кто-то заходит, Ким открыл глаза и тихонько встал, отпустив твою руку: — Она спит. — Это хорошо, что она спит, — ответил доктор, записывая что-то в своём блокнотике. — Она просыпалась? Как у неё обстоят дела с самочувствием? — Она плохо понимает быструю и сложную речь и пока всё ещё находится в прострации. Ищет свою маму... — на последнем слове юноша сам грустно опустил глаза. — Это неудивительно. У неё стадия шока. Настоятельно советую вам обратиться к психотерапевту – этот врач должен помочь ей справиться с прежде всего нашей ошибкой... — Я понимаю. — Мы выписываем её завтра. — Тогда, по вашему совету, мы сразу же направимся в кабинет психотерапевта... — Хорошо. Всего доброго вам. Пусть Т/и поскорее восстанавливается, она ведь... довольно часто появлялась в нашей больнице... — И Вам всего доброго, доктор, — Сынмин поклонился и, повернувшись, снова сел на стульчик рядом с тобой.

***

      Вы с Сынмином сидели на твоей кухне в твоём доме. Где-то на заднем фоне тикали настенные часы, а на потолке горела тусклая единственная лампа. Ты просто пусто смотрела на скатерть стола, а парень сидел напротив тебя и смотрел в твои пустышки. — Что ты сегодня кушала? — осторожно спросил он тебя, искренне интересуясь твоим самочувствием. — Рис. — Это всё? — Да.       Ким промолчал, вздохнув и опустив глаза на эту грёбаную белую скатерть. — Хорошо, пусть хотя-бы это... Если я приготовлю еду, ты будешь её есть? — Не знаю... — Ты должна покушать. Если ты не будешь есть, то испортишь здоровье. Я переживаю за тебя. — Хорошо...       Через некоторое время Сынмин приготовил кое-какие блюда на скорую руку и поставил перед тобой несколько тарелок. Видя, как ты уставила взгляд на пищу, тихо и любопытно спросил: — Помочь? — Нет... — Хорошо.       Во время твоей трапезы ты вдруг резко остановилась и повернула голову в сторону входной двери. — Мама?       Сынмин промолчал.       Ты с грохотом встала из-за стола и направилась туда. Ким тоже сразу же встал, следуя за твоей спиной. — Мам, это ты?       Ты выглянула на улицу, но пред тобою был только ночной мрак и полнолуние на чистом небе. Ты разочаровалась, опустив взгляд и поджав губы в тонкую кривую линию. Парень приобнял тебя за плечи и направил обратно ко столу, закрыв дверь на замок. — Надо доесть. — Мама... просто ушла на работу. Всё хорошо. — Там никого не было, Т/и. Тебе показалось.       Ты промолчала и села обратно за стол доедать свою порцию еды. — Когда ты в последний раз мылась? — спросил Сынмин, прожигая взглядом твои пустые тарелки. — Не помню... — ты сжалась, поставив ладони на коленки. — Завтра мы пойдём к психотерапевту. Не помешало бы помыться. И я сообщил твоему учителю, что ты не пойдёшь завтра в школу, так как ещё восстанавливаешься, — парень встал из-за стола и оценил тебя взглядом сверху вниз. — Я помогу тебе, — после своих же слов Ким немного покраснел и повернул голову в другую сторону, чтобы ты не видела весь его стыд, как для довольно взрослого юноши.       Твои потупившие глаза уставились на уши парня, что были красны-красны, но в данный момент для тебя это ничего не значило. Сынмин подошёл к тебе, помог встать, и вы вместе направились в ванную комнату, попутно захватив все нужные принадлежности в виде полотенца, сменной одежды.       Как только вы зашли в тускло освещённое помещение, то юноша аккуратно уложил тебя в холодную до табуна мурашек ванную. С всё ещё красным личиком он повернулся и прикрыл дверь за собой, дабы в помещении было теплее. Ты же, отвернув свой взор на мраморную плитку, начала снимать с себя одежду. — Я... Могу сама помыться... — тихо, с хрипотой проговорила ты, опустив свой взгляд на свои худощавые ноги, дрожащие от холода.       Ким Сынмин же, наконец услышав твой голос, хоть и с хрипотой, но голос, радостно откликнулся, мягко улыбнувшись, ведь он понимал, что сейчас ты начала в кои-то веки показывать свои эмоции! Ах! Но почти сразу же снова покраснел, ведь осознал свои дальнейшие действия и последствия, если бы ты просто промолчала. — Ах, прости-прости! — начал уж было извиняться парнишка, махая руками в знак сожаления. — Хорошо, только будь осторожна. Я буду стоять рядом и, если что вдруг – сразу зови меня, я услышу и помогу, договорились? — пробубнил Сынмин, указав большим пальцем на дверь. — Я пошёл.       Дверь со стуком закрылась. Твои тёмно-серые глаза, некогда смотревшие на чёрную макушку парня, скользнули сначала по бледным рукам, а после и на металлический кран. Осторожно открыв кран, поток горячей воды тут же пустился по твоей спине, заставляя невольно вздрогнуть от кипятка. Сняв с себя нижнее бельё, ты взяла намыленную мочалку и начала тереть ею свою кожу.       Пока ты мылась, медленно, даже, можно сказать, аккуратно или осторожно намыливая свою кожу, в воздухе царила душная, мрачная атмосфера, сопровождаемая сильными брызгами кипятка. Усталые веки посмотрели наверх, на бетонный потолок, а изо рта выпустился едва уловимый человеческим глазом дым. Ты сжалась, обняла себя за колени, прикрыв тяжёлые очи, где тонкие девичьи ресницы намокли от непонятно чего. — Всё в порядке? Т/и?       Из-за двери послышался мужской, полный беспокойства голос. По нему явно можно было сказать, что тот от тревоги и волнения прикусил нижнюю пухлую губу, чуть оторвав пленку кожицы на ней. Юноша ждал ответа, стуча ногой по полу и ходя туда-сюда, из стороны в сторону. Ждал. Ждал минуту. Две. Не дождался. Не дотерпел и вошёл в ванную комнату с встревоженным всхлипом: — Т/и?       Ты не двигалась. Горячая вода текла, проводила целый морской путь по твоей голой спине и заканчивала копчиком снизу. Твои тонкие пальцы сжимали колени, обнимая их. Твоя голова была поднята вверх. Сынмин сглотнул, прикрыв за собой дверь, ведь холодный поток воздуха уже успел пробраться в душную комнату. И только сейчас он заметил, как из-под твоих закрытых век двумя непрерывными струйками текли слёзы. Парень встал в ступор. Он не знал, как на это реагировать. Вроде бы нужно радоваться, что ты наконец начала показывать свои эмоции, а вроде бы нужно и грустить, и переживать вместе с тобой ту боль, которую ты несёшь на себе сейчас. — Мама дома?       Снова этот вопрос. Сынмин прекрасно понимал, что прямо отвечать – не самая лучшая идея, ведь такое резкое высказывание может ещё хуже травмировать тебя, и тогда парниша потеряет тебя навсегда. Так что он, как и в предыдущих разах, просто промолчит или скажет на подобии: "Она уже давно ушла." — Ты ещё не помыла голову, — Ким отодвинул подальше свои смущающие эмоции и опьяняющие чувства, став серьёзным парнем, готовым заботиться о тебе, даже если ты станешь инвалидом на всю оставшуюся жизнь. Он уверен, что будет с тобой до конца. Но... так ли это?       Сынмин снял с себя чёрную кофту, закинув её в корзину для грязного белья, и остался в чёрной футболке и серых спортивных штанах. Помыв руки, он взял с полки недорогой шампунь и начал намыливать тебе голову, массируя её пальцами. Из твоих прикрытых глаз всё ещё текло. Что-то текло. Но непонятно что. То ли это ручей слёз тоски и горя, то ли это ручей проточной воды, смешанной с мылом. — У тебя отросли волосы. Они стали намного длиннее, чем прежде. Не хочешь сходить на стрижку? Или же дальше будешь их отращивать? — поинтересовался Сынмин, дабы разрядить обстановку. — Не знаю. — Ясно. Но давай попробуем отрастить их? Я думаю тебе подойдет такая длина. Наконец домыв голову и всё остальное тело, Ким берёт полотенце и укутывает тебя, неся прямо в единственной ткани в твою спальню, аккуратно, словно хрупкую хрустальную розу посреди живых-мёртвых ликорисов, положил на мягкую, заранее приготовленную парнем постель, прикрыв твоё тело мягким одеялом. Жестом показав, чтобы ты его чуть подождала, он ушёл в ванную комнату и принёс оттуда вещи. Сынмин отвернулся, дабы позволить тебе без лишнего смущения одеться, ведь голой спать в такой продуваемой квартире – опасно для здоровья. Не хватало ему, чтобы ты ещё мимолётную простуду подхватила.       Ты, напоследок взглянув на спину Кима печальным взглядом, завернулась в одеяло, прикрыв глаза для сна. — Тебе... лучше? Может, мне поспать с тобой, чтобы ты чувствовала себя безопаснее? Ты... ничего не подумай такого... — юноша начал запинаться и махать руками, чесать затылок и нервно, тревожно улыбаться. — Наверное... да. Я... Я не хочу снова видеть тот сон. Те сны... Мне... страшно, — ты сжалась ещё сильнее в клубочек, словно крот в норке, твои губы задрожали, а глаза зажмурились до появления надоедливых цветных мушек. — Может, расскажешь? Я думаю тебе станет чуть легче после этого, но, если не хочешь – не говори. Я не настаиваю, — Сынмин сел на край кровати, вдумчиво скрестив пальцы в замок. — Я не понимаю свои сны. Я не понимаю где сон, а где реальность. Я как будто потерялась...       Сынмин молчал. — Мне снилось, как внезапно появилась прабабушка и начала винить меня во всём произошедшем... Мне очень больно... — А ты уверена, что это была прабабушка? Это ведь был всего-навсего сон. — Вот именно, что это была не прабабушка, а кто-то другой. Ли Ми Джа бы никогда такого не сказала, понимаешь? — Уверена?       После этого слова Сынмин удивлённо ахнул, ведь понял, что сказал лишнего, да и это было не совсем то, что надо было говорить в этой ситуации. — Нет... — Прости, я не то сказал... — Тогда если бы это была она, то зачем её "дух" показывал мне разные сны, где постепенно раскрывались мои воспоминания, которые я хотела когда-то забыть. Например, тот самый пожар или тот самый переулок, где был труп твоей сестры и... — Притормози, — твёрдо приказал Сынмин, поворачиваясь к тебе с широко раскрытыми глазами, что те, казалось, уже вот-вот выпадали из глазниц. — Ты. Там. Была? Теперь уже и ты наговорила лишнего. Ты убрала одеяло, посмотрев на него испуганными глазами. — Да... Это я та самая девушка, которая спасла тебя, позвонив в полицию... Этот эпизод жизни из средней школы показала Ли Ми Джа. Прости, что не сказала ранее об этой важной детали... — ты потупила свои очи на белое скомканное одеяло, поджав губы в тонкую линию.       В комнате воцарилась угнетающая и напряжённая тишина. Минута молчания для того, чтобы переосмыслить то, что сказали оба человека в этом... довольно откровенном диалоге. Но Сынмин прервал эту тишину своим дрожащим голосом: — Спасибо. Просто спасибо тебе. Теперь я тебе ещё больше буду благодарен, — Ким упал в твои ноги, прикрытые одеялом, в знак глубокой, но искренней благодарности. Ткань начала мокнуть, а из-под неё послышались тихие всхлипы.       Через некоторое время юноша тут же бодро поднялся, как будто этой истерики и не было вовсе, и решительно посмотрел в твои тёмно-серые глаза, ища искренности и ласку. — Скоро у тебя экзамены, — начал Сынмин. — После сдачи экзаменов и поступления в ВУЗ мы переезжаем в другую квартиру, как и задолго до этого планировали. У нас накопилась достаточная сумма для такого решения...       Ты промолчала. — И скоро твой день рождения... — Да, я помню...       Теперь уже Сынмин промолчал. — Я, пожалуй, спать... — тихо пролепетала ты, снова зарывшись в одеяло.       Парень понимающе кивнул и осторожно сел на пол, взяв за руку, согревая тебя. Последнее, что ты услышала перед тем как уснуть: "Ты так спокойно отреагировала на переезд..."

***

      Прошли часы, и вот оно уже утро наступило. Солнце лениво, не хотя, взбиралось вверх, словно по бесконечной лестнице, на которой были преграды в виде индустриальных зданий и густых лесах вдалеке. Ранние пташки начали петь свою симфонию. Словно good end, но так ли это на самом деле?       Ты всё ещё крепко спала, время от времени дёргаясь во сне. Сынмин проснулся, медленно похлопал глазами. Всю ночь он спал, – или не спал, – сидя у твоей кровати и крепко держа твою хрупкую ручонку, чтобы ты чувствовала себя в полной безопасности. Юноша аккуратно, дабы не разбудить тебя, встал и тут же его охватили судороги в ногах и спине. Он чуть ли не свалился на тебя, но стойко, словно рыцарь, удержался, ухватившись пальцами о косяк двери. На кухне были слышны надоедливое, но в то же время родное тиканье настенных часов, работающий не покладая рук, старенький холодильник и внезапные стуки во входную дверь. Кто мог прийти к тебе домой в шесть чёртовых часов? Фанаты? Да неужели. Их ещё не хватало, как бы грубо это не звучало. С нахмуренными бровями, но со спящим, выглядящим забавно, лицом, грубо открыл дверь. Яркий солнечный свет ослепил Сынмина, что тот зажмурился. Он услышал нервный мужской смешок. — Ты? Почему ты ночуешь у неё? — Что? — сначала было удивился Ким, пока не разглядел кто был пред ним. — Не твоё дело, Чонин. И может, это я у тебя должен спрашивать, что ты здесь делаешь в такую рань? — Я всегда к ней прихожу в это время. И мы вместе ходим в школу, если ты не знал, — уверено процедил Ян, нервно ухмыляясь. — Она взяла отгул на один день. Ну, а почему тебя вчера не было? А позавчера? Не лги, что ты каждый день к ней приходишь, — твёрдым, низким голосом отрезал Сынмин, хмуро смотря на него исподлобья.       Ян чуть толкнул Кима и вошёл в дом, как в свой родной. — У меня были... некоторые дела, — отвёл взгляд черноволосый парень, оглядев с пола до потолка кухню, в которой был уже не первый раз. — Некоторые дела? Ты хоть знаешь, что произошло, пока у тебя были "некоторые дела"?! — Сынмин начал переходить на грубость, притянув за воротник того и оскалив зубы перед лицом Яна. — Нет. Но... если ты так реагируешь на меня, значит случилось что-то столь важное, что ты у неё сидел всю ночь, почти не спав? — Чонин взглядом указывает на еле заметные синяки под глазами черноволосого юноши. — И сколько ты не спал "таких" ночей?       Сынмин разозлился. То ли от грубости младшего, то ли от ревности к тебе. Но он понимал, что проблему решить кулаками нельзя, да и бесполезно. Поэтому просто притупил глаза в пол, сжав челюсть до боли. Чонин, если раньше он с оскалом, ехидно ухмылялся, то сейчас изменился в лице на серьёзного паренька. — Что случилось?       Ким тяжело промолчал, снова хмуро взглянув на парня исподлобья. И только сейчас Сынмин заметил разбитую губу, где отчётливо была видна засохшая бордовая ранка.

Place me in my casket tonight Because I'm already dying inside. Pale skin so cold to the touch, Like a rose in bloom when we blush.

Dark eyes meet under the sky, The stars are out we're alive in the night. My hollow heart finds it too hard to trust. We're all alone until we turn back to dusk.

(Goth - Sidewalks And Skeletons)