Амариллис

       ...Жизнь вне ада оказалась совсем не такой, какой её представлял Ноэль.        Возможно, всё оттого, что он давно уже не верил, что сможет испытать всё это вновь, но с самого начала всё шло наперекосяк. Не так, как он помнил. У воздуха в аду был давящий, сладковатый аромат — но от первого же вдоха "снаружи" Ноэль закашлялся: свежесть с непривычки обжигала, и почти сразу у него закружилась голова. В аду царствовала непроглядная тьма — но первый же луч солнца на рассвете слепил так сильно, что у Ноэля заслезились глаза. Ставшая привычной боль исчезла вместе с проклятием — но на замену пришло столько разных тактильных ощущений, от шершавости стены до покалывания собственной одежды, что Ноэлю окончательно стало дурно. Как бы ни было ужасно в аду, "снаружи" оказалось слишком много всего, слишком... слишком. Как люди вообще это переживают каждый день? Как это переживал когда-то он?        Эти вопросы вертелись у него в голове, пока он целыми днями лежал в постели совершенно без сил.        Да, хоть проклятие удалось снять, столетняя пытка не прошла для его тела бесследно: едва всё закончилось, Ноэль понял, что не может удержаться на ногах. Да что, там, он едва мог пошевелиться! В этот момент он испытал такой ужас, какого не испытывал даже во временной петле. Неужели он напрасно позволил себе надеяться? Неужели ему показали кусочек мира лишь для того, чтобы подразнить — а затем бросить в ад не менее мучительный, чем тот, в котором он провёл более сотни лет?        Больше испугался, наверное, только Сириус. Его лицо, когда он бросился к нему, Ноэль ни с чем не перепутает: именно так Сириус выглядел, когда ужасный монстр забрал у него его леди Дороти.        ...Интересно, кто тогда был большим монстром: Ноэль в форме усеянного глазами куска мяса или его отец?        К счастью, на этот раз они запаниковали напрасно. Жизель, решившая остаться и понаблюдать за таким "беспрецедентным" событием, объяснила, что Ноэль просто истощён проклятием и ритуалом... очень сильно истощён. "Но не волнуйтесь: после должного отдыха он рано или поздно придёт в себя", — с загадочной улыбкой добавила она.        Разумеется, она не уточнила, на сколько может растянуться это "рано или поздно".        Так и началась череда однообразных дней в ограниченном четырьмя стенами мире.        Одним утром лёжа в постели и наблюдая за тем, как единственный луч солнца робко изучает дальнюю стену комнаты через щель в задёрнутых шторах, Ноэль поймал себя на мысли, что его нынешняя жизнь не слишком-то отличается от прошлой. Тяжёлое, непослушное тело всё ещё ощущалось чужим. Ясность мысли была относительно редким гостем — каждые пару часов Ноэль проваливался в сон. А когда он просыпался, вокруг всё было по-прежнему: одиночество, тишина и темнота... Вернее, так было лишь ночью. Но как раз ночи Ноэль любил больше: ночью можно было наконец-то приоткрыть окно, не боясь яркого света и громких звуков с улицы. Жаль, конечно, что в его нынешнем состоянии не посмотреть на звёзды, — но, пожалуй, подобная радость бы его чересчур взволновала, отняв последние крупицы энергии.        И сделав ещё большей обузой для Сириуса.        Да, главным отличием от прошлой жизни было то, что в этой рядом был Сириус. Ноэль мог бы радоваться его присутствию, но не получалось; не тогда, когда буквально в каждый бытовой мелочи ему приходилось полагаться на Сириуса.       — Я как будто ребёнка завёл, честное слово, — однажды небрежно обронил Сириус, подбирая ложку, которую Ноэль в очередной раз не удержал.        Ноэль на это мог только потупить взгляд и (в миллионный раз) извиниться. Сириус лишь отмахнулся.       — Всё в порядке. Это занимает не больше моего времени, чем исследование проклятия.        "Но во время исследования проклятия тебе не приходилось буквально таскать другого человека на себе и переживать, как бы он за пару часов не потерял сознание в ванной, пока ты убираешь его комнату", — хотел бы ответить Ноэль — но как всегда удержал мысли при себе.        Как и множество других. Вроде той, в которой он задавался вопросом, как так вышло, что в свои примерно тридцать лет он всё ещё ребёнок.       — ...Ничего-ничего, — говорила Клэр, устраиваясь поудобнее на стуле. — Будешь много отдыхать и хорошо питаться — скоро забегаешь быстрее Сириуса! А теперь быстрее ешь суп, пока он не остыл и пока моя магия не развеялась.        В этом беспросветном царстве однообразия Клэр снова удалось стать его желанным лучиком солнца. Придя его навестить примерно месяц спустя, когда он немного окреп (то есть, перестал засыпать каждые полчаса), она как всегда осветила комнату своей улыбкой и зачаровала энергией. Яркая, лучезарная — она слепила почти так же, как реальное солнце.        Разве что её сияние было для Ноэля более привычным.        Правда, эта привычность всё равно не избавляла его от проклятия "слишком". Ноэль не мог не смеяться от её забавных историй — но, как справедливо опасался Сириус, в первый её визит смех настолько его истощил, что после ухода Клэр Ноэль проспал почти сутки. Ноэлю хотелось любоваться каждым выражением, каждым жестом Клэр — но от её живости у него быстро уставали глаза. Ещё и этот букет...        Наконец-то дорвавшись до "больного", Клэр просто не могла прийти с пустыми руками. Вот почему первым, что Ноэль увидел, когда она вошла в комнату, оказался пышный букет ярко-алых цветов.       — Амариллисы! — объявила Клэр. Ставя цветы в вазу, она загадочно добавила: — Мы с Вилардо долго думали, что бы выбрать, прежде чем остановиться на них...        Сириус на это покачал головой.       — Видимо, недостаточно долго. У меня от этого цвета глаза болят — а каково будет Ноэлю? Ещё и запах, небось, на всю комнату...       — А вот и неправда! Запах у них как раз не резкий, ощущается только совсем-совсем близко. Но, — Клэр стушевалась, — если тебе, Ноэль, это пока слишком тяжело...        Ноэль улыбнулся.       — Вовсе нет. Да, запах ничуть не резкий и очень вкусный. Похож на апельсиновые булочки... которые мне пока сложно есть.        Клэр на это неловко рассмеялась, но цветы всё-таки убрала подальше. Она и не догадывалась, что его сердце сжалось совсем не из-за ярких красок или запаха выпечки.        Впрочем, Ноэль вовсе не ненавидел Вилардо. Да, за десять тысяч повторов он так и не смог избавиться от недоверия к этому человеку, но... Клэр бы не стала выбирать кого-то со злым сердцем — уж в этом одном Ноэль был уверен. А суждению Клэр Ноэль доверял. И, общаясь с Вилардо теперь, он с каждым днём убеждался, насколько оно было справедливо.        Даже спустя столько лет Вилардо оставался достаточно закрытым и сдержанным человеком. Однако то, как нежно он иногда касался руки Клэр, или с какой затаённой теплотой улыбался ей, говорило лучше всяких слов. Да и к Ноэлю он был удивительно внимателен: именно Вилардо всегда вовремя замечал, когда радость от общения становилась для Ноэля невыносимой, и остужал пыл Клэр. А уж его подарок...        Когда Вилардо в один из визитов протянул ему трость, Ноэль в первые мгновения мог лишь растерянно смотреть на неё.       — Немного неказистая, но пригодится, когда будешь уставать ходить по дому, — пояснил он на вопросительный взгляд Ноэля. Чуть помолчав, он добавил: — Не на одни же стены тебе опираться.        Ноэль тогда настолько смутился, что даже "спасибо" произнёс едва слышным шёпотом. А пока он рассматривал царапины на древесине, выдающие ручную работу, Клэр посмеивалась в кулак.       — В следующий раз я тоже не останусь в стороне! — с энтузиазмом заверила она. — Принесу тебе цилиндр и монокль — будешь как настоящий джентльмен!       — Ну да, — фыркнул Сириус. — Монокль прекрасно будет сочетаться с его пижамой.        Ноэль тогда посмеялся вместе со всеми. Однако, автоматически касаясь своей длинной чёлки, он не смог не задуматься: не пора ли ему сменить имидж? Как Клэр с её новыми косичками, или Сириус с собранными в хвост отросшими волосами. Ведь ему больше не надо скрывать метку проклятия...        ...Нет, всё-таки без чёлки неуютно. Слишком много всего вокруг.        В любом случае, визиты знакомых внесли в существование Ноэля заметную живость. В полной мере он это ощутил, когда появилась она.       — Рада наконец-то встретиться, дядя Ноэль! Мама с папой про тебя много рассказывали. Меня зовут Элли!        Сначала Ноэль по старой привычке подумал, что сошёл с ума. Внешне они были не слишком похожи — черты лица она унаследовала скорее от Вилардо — но Ноэль с первого взгляда упорно видел в этой бойкой девочке маленькую Клэр. То, как она смахивала длинные иссиня-чёрные волосы с лица, то, как искрились любопытством её тёмные глаза, как звонко она смеялась и буквально заряжала всё вокруг себя энергией — все эти мелочи буквально дышали Клэр Элфорд. Ноэль почти готов был предаться иллюзии, что дочь Клэр — это их воскресшее прошлое... Разве что Клэр в детстве никогда не звала его "дядя". Да и было бы странно называть свою лучшую подружку дядей...        Одно было несомненно: с появлением Элли Адлер у Ноэля открылось новое дыхание. Сначала, конечно, энергичность новой подруги его немного выматывала, но очень скоро он привык — и вот он уже хохочет над её историями из магазина не меньше, чем хохотал над историями Клэр.        Впрочем, было и одно заметное отличие. Выросшая в окружении цветов, Элли с детства знала о растениях удивительно много фактов. И, гордая своими знаниями, она не упускала возможности просветить окружающих.       — А ты знаешь, дядя Ноэль, — говорила она, с важностью указывая на очередной свежий букет, — что амариллисы ядовитые? Да-да, ядовитые! Так что не надо их есть. Хоть они и выглядят так вкусно, прямо как конфеты... Эй, почему вы все смеётесь?!        А не смеяться было просто невозможно, причём не только Ноэлю — улыбались даже Вилардо и Сириус. Потому что эта детская непосредственность буквально требовала ответа — и Ноэль непроизвольно тянулся к ней. С Элли ему было легко, гораздо легче, чем с кем-либо из его нынешнего окружения. А уж когда они с мамой как-то засиделись до темноты и ему представился шанс полюбоваться с ними звёздами, Ноэль окончательно почувствовал себя в своей стихии.        Да, если что не изменилось за десять тысяч повторов, так это его любовь к звёздному небу. Видя знакомые огоньки на привычных местах, Ноэль не мог не загореться сам — и, рассказывая, неизбежно зажигал людей вокруг. Время от времени отрывая взгляд от неба, он видел, как восторженно сверкают глаза его маленькой слушательницы и её мамы. Впрочем, Клэр... Нет, Клэр определённо слушала его с удовольствием — но было в нём что-то не так, как он помнил.        Клэр стала гораздо спокойнее в проявлении эмоций, чем двадцать и даже десять лет назад.        Наверное, именно поэтому Ноэль в какой-то момент поймал себя на мысли, что ему больше нравится проводить вечера с Элли. Ведь с Элли понятно. С Элли предсказуемо. С Элли они на равных. С Элли можно не переживать и не задаваться неудобными вопросами. С Элли можно не думать о...       — Кстати-кстати, дядя Ноэль, видишь во-он ту звезду? Знаешь, что про неё говорят? Я тут на днях прочитала в одной книге...        Ноэль не знал.        Этого не было ни в книге о звёздах, которую он читал в детстве, ни в статьях из журналов, которые ему с самого возвращения читал Сириус.        В его стихии было что-то, чего Ноэль не знал.        Одно невинное замечание — и Ноэля снова охватили все мысли, от которых он так хотел сбежать. Сама того не подозревая, Элли разрушила его хрупкий смысл существования. Снова в этом мире обнаружился кто-то, кто может его заменить, кто может сделать то, что может он, лучше — кто готов узнавать и двигаться вперёд.        Именно в этот момент, как никогда далёкий от дорогих людей, от звёздного неба и от всего мира в целом, Ноэль ясно осознал: ему нужно что-то изменить.        Если он не хочет снова быть причиной горя тех, кого он любит.       — ...И что ты, по-твоему, делаешь?        Ноэль смущённо улыбнулся и отвёл взгляд. К недовольному тону Сириуса он за годы общения давно привык — но сегодня его выражение было по-особому хмурым.        Пожалуй, причина заключалась в неопределённом нечто на сковороде, от которого валил едкий чёрный дым.         В какой-то момент выжидающий взгляд Сириуса стал просто невыносим.       — Да вот, хотел приготовить завтрак... чтобы тебе не пришлось тратить время перед работой...        Брови Сириуса красноречиво поползли вверх. Некоторое время он молча переводил взгляд с Ноэля на подозрительную массу горелых продуктов на сковороде и обратно. Внезапно из его груди вырвался страдальческий вздох.       — Больше похоже на то, что ты пытался так изощрённо кого-то убить. Причём, — Сириус покосился на раскиданные по столу ножи, — скорее себя и вовсе не результатом.        Улыбка Ноэля дрогнула, а пальцы сжались на набалдашнике трости — но он лишь неловко посмеялся. "Ну уж держать нож правильно меня хотя бы научили! " — хотел бы шутливо ответить он.        Да только слова застревали в горле от мыслей о судьбе "учителя".        Ноэль мог лишь сидеть в стороне и с саднящим сердцем наблюдать, как Сириус тратит лишнее время на уборку беспорядка. Снова он доставил проблемы... Жаль, что закушенную губу так просто не прокусить.        И всё-таки этого не было достаточно, чтобы сломить решимость Ноэля.       — Помочь... с работой?        Сириус поднял голову настолько резко, что с него едва не слетели очки, а серёжка в его ухе звякнула почти жалобно. Однако Ноэль твёрдо решил игнорировать знаки судьбы. Он радостно кивнул.       — Я и так слишком долго живу за твой счёт. Пора бы мне уже отплатить за твою доброту.        Сириус явно хотел махнуть рукой, но при виде серьёзного выражения Ноэля призадумался. Некоторое время он молча смотрел ему в лицо — а затем перевёл взгляд на ряд склянок на своём рабочем столе. Ноэль последовал его примеру.        Обученный Дороти, Сириус уже с подросткового возраста зарабатывал на жизнь изготовлением лекарств — и по возвращении в отчий дом в этом плане мало что изменилось. В некоторых аспектах он даже достиг такого мастерства, которое и не снилось его наставнице... однако Ноэль, разумеется, предложил помощь в чём-нибудь более примитивном. Хотя бы на первое время.        Наконец, Сириус вновь поднял на него глаза.       — Ты на ногах-то ещё плохо держишься, куда тебе работать с лекарствами.        Аргумент ударил в самое больное место, но Ноэль был к нему готов.       — Но ты ведь сам уже давно убедился, что я тяжелее склянки.        На это у Сириуса возражений не нашлось. Ещё некоторое время поколебавшись, он закусил губу и, отведя взгляд, нерешительно кивнул.       — Только делай всё строго как я скажу, понял?        Ноэль постарался скрыть облегчённый выдох за смешком.       — Не нужно смотреть на меня, как на ребёнка, Сириус. Я не собираюсь играть с лекарствами.        ...хоть и при виде рядов склянок с разноцветными жидкостями, баночек с порошками и высушенных трав разбегались глаза.        Разумеется, сразу Сириус ему ничего важного не доверил. Рассортировать лекарства по названию и цвету, передать что-нибудь с дальней части стола, наклеить бирки — с такой работой справился бы и ребёнок. Хотя, конечно, мало какой ребёнок бы выдержал подозрительные взгляды, которые Сириус то и дело бросал на Ноэля. Да что там ребёнок — Ноэлю, пережившему настоящий ад, и то становилось под ним неуютно.        Именно поэтому его сердце на секунду замерло от радости, когда подозрительность на лице Сириуса сменилась одобрением.        Впрочем, кажется, он слишком сильно обрадовался. Ноэль и сам не понял, как так вышло — просто пальцы резко онемели, и вместо ловкого движения, заработавшего немую похвалу Сириуса, вышло неуклюжее... нечто.        И вот уже в попытке поймать выскользнувшую из рук колбу Ноэль задевает локтем стоящую на столе.        Прижимая колбу к груди, Ноэль словно в замедленной съёмке наблюдал, как одна склянка в падении толкает вторую. Эта вторая также опрокидывается — и вот уже тёмно-бурая жидкость растекается по глянцевой столешнице, расползается уродливым пятном, грозящим поглотить всё, что встретит на пути... например, лежащую на углу стола очень знакомую книгу...        Испуганный сдавленный вскрик Сириуса привёл Ноэля в чувство. Он протянул было руку, чтобы убрать книгу с пути растекающейся жидкости (которая уже успела промочить край обложки), — но быстрый жест Сириуса как всегда его опередил. Буквально выхватив книгу, Сириус, тяжело дыша, несколько секунд держал её в вытянутых руках повреждённой частью книзу, боясь оценить ущерб. На его лице читался настоящий ужас, а лоб покрыла испарина.        Наконец, он осторожно приподнял книгу — и боязливо приоткрыл. Ноэль наблюдал за ним, затаив дыхание. Некоторое время Сириус молчал — и вдруг нервно, но определённо облегчённо хохотнул. Его плечи расслабились, и дрожащими руками он прижал драгоценный альбом к груди. Ноэль наконец-то выдохнул.       — С-Сириус, прости... — пробормотал он, поднимаясь. — Я помогу прибра...       — Не надо!        Ноэль дёрнулся, как от пощёчины. Сириус не смотрел на него — но то, как он дрожал, то, как сжимал зубы, говорило красноречивее всяких слов и взглядов. Ноэль невольно отступил назад, натыкаясь на стул. Сириус резко выдохнул и провёл ладонью по лицу.       — Не надо. Я сам. Ты-то, — он наконец-то повернулся к Ноэлю, — не поранился?        Выражение лица Сириуса резануло Ноэля не хуже ножа: на нём ясно читалась усталость. "От тебя больше проблем, чем помощи!" — буквально кричало оно. Не вынеся этого немого крика, Ноэль опустил глаза на колбу в руках — как никогда за долгий век чистых, без единой царапины руках. Даже жаль, что он действительно не поранился.        Краем глаза заметив движение Сириуса, Ноэль наконец-то мотнул головой — и, спешно отложив колбу на стол, не глядя стал нашаривать трость.       — Пожалуй, лучше всего мне не мешать.        Да, не мешать.        Потому что что бы Ноэль ни делал, он лишь мешает. Тяготит. Обуза. Все его попытки что-то изменить — лишь новая порция ошибок и проблем. Без него всем было бы лучше.        И ему, пожалуй, в аду было лучше — понятнее, привычнее и проще.        Так думал Ноэль, запершись в своей тёмной, тесной комнате, куда не просачивалась ни капля окружающего мира... Мира, к которому он давно перестал принадлежать.        От алого букета на тумбочке отвалился засохший бутон.