Too Much Love Will Kill You

Бетти Данлер 1974

Впервые наши взгляды встретились, когда Роберт открыл дверь моей гримёрной. Я подняла на него глаза, а он посмотрел на меня. Уголки его губ дрогнули, а меня словно обдало жаркой волной. Я поняла: буду его или пропаду. В тот день я улизнула от него, словно подогревая интерес к себе, на самом же деле я просто боялась остаться с ним ещё на некоторое время. Мне нужно было выстроить хоть какую-то оборону между нами, хотя у меня теплилась надежда, что мы больше не станем постоянно пересекаться. Но Роберт переиграл меня. Они с Бонзо поспорили, что он уложит меня в свою постель в этот же вечер, правда, я поломала все планы Роберта. Он приехал ко мне домой, а я, дрожа и сходя с ума, собиралась в клуб, не понимая, как так случилось, что тот, кто мне нравился раньше, позвал меня туда. Мы танцевали и шутили, пили и были несерьёзными. Именно тогда я назвала его впервые — Робби. Я единственная так делала, а он даже не возражал и несколько лет не спрашивал о причинах. Я не пустила его в дом, не смогла признаться, что у меня есть ребёнок и ревнивый любовник. Но когда спустя пару дней он снова появился в моей жизни, мне стало совершенно очевидно: я пропала. Это была странная дружба, непонятная многим. Наши отношения тогда держались на определённой грани дозволенности. Как сказала однажды Эбони, я была его любовницей и одновременно не позволяла делать то, чем занимаются мужчина и женщина в постели, когда ими движет страсть. Я позволяла ему целовать себя, обнимать, флиртовать. Я позволяла ему почти всё, при этом не разрешая себя любить, лишь только хотеть на расстоянии. Всё просто, Донн. Несложно сопоставить все факты. Я встретила Роберта, и моя жизнь сильно изменилась. Он как ураган пронёсся в ней, не позволяя мне одуматься. Он познакомил меня со своей семьёй, сделал так, чтобы спустя столько лет Мэгги считала его своим отцом, помог мне справиться с теми беспросветными чувствами одиночества, нищеты и собственной никчёмности. Он многому тогда меня научил, пусть и не всегда хорошему. Но я любила его. Любила так, что боялась себе признаться, настолько он захватил мой разум. Когда его не было рядом, я скучала, а когда он был рядом, мне становилось страшно, что я могу сдаться ему. Я боялась этого больше всего на свете — стать просто развлечением. Я хотела его любви, я хотела обладать им целиком, чтобы надменно посмотреть на толпу группиз, что увивались вокруг него, и сказать им: — Я его любимая женщина. Всё завертелось как-то неожиданно. Даже появление Фредди в моей жизни в то время мало что изменило. Я понимала, что он ревновал меня, но считала, что он не имеет на это права. Он просто не мог меня ревновать, ведь мы не были больше парой. Но остальные подливали масло в пожар противоречий Фредди. Они постоянно играли на этом, наверное, желая насолить мне. Роджер и Брайан больше не смотрели на меня, как раньше. Я стала для них стервозной кокоткой, которая вертела, как могла, многими рок-звёздами и Робертом в том числе. Фредди же верил в это, пусть и пытался отрицать, но в нём это копилось годами, порой выливаясь в мерзкие сцены ревности. Но тогда этого не было, просто не могло быть. Фредди жил с Мэри и собирался на ней жениться, а я проводила почти всё своё свободное время с Робертом. — Что он делал в театре? — спросил Фредди, стряхнув пепел с сигареты. — Кто — он? — я подняла глаза на Фредди, чувствуя в нём напряжение. — Плант. Мы вчера с Роджером приезжали за тобой, а ты смеялась и флиртовала с ним. Что за пошлые шутки в твою сторону? Пошлыми шутками Фредди всегда считал то, как Роберт отзывался о моей фигуре: «Ну, Бетти, мы же тебя любим за круглый зад и сиськи». Фредди многое не нравилось в том, как Роберт относился ко мне. Ему всегда казалось, что Роберт немного напыщен и эгоистичен, но это было совсем не так. Роберт всегда заботился обо мне так, как не мог Фредди. — Раньше ты считал его своим кумиром. Даже половину своих повадок с него содрал, — я надулась, не терпя нападок в сторону Роберта. — Зачем ты его поощряешь? — Он мой друг, и я не собираюсь трахаться с ним. — А я и не говорил про секс, но почему ты первым делом подумала именно об этом? Что, хочешь его? — Да иди ты к чёрту! — Бетти, он женат, и у него двое детей. — С каких пор ты стал таким моралистом? Ты, который любит анальный секс и подумывает о связи с богатым папиком, — я попала в цель, но мне тогда не хватало духа признать очевидные факты. Я боялась увидеть очертания того, что станет между нами полным крахом. Я не могла ему признаться в том, что мне и правда хотелось Роберта, пусть многие наши ситуации и не доходили до крайности. Не единожды я могла отдаться ему и при этом не пожалеть ни разу, не думая о его детях или жене. Но это было больше, чем возня на сеновале. Это была любовь, пусть нам с Робертом и понадобилось слишком много времени, чтобы признать это. — Я к тому, что всё это ничем хорошим не закончится. — Я помню, что у меня есть Крис, — я вздёрнула нос. — Я не об этом. Он просто разобьёт тебе сердце. — Не разобьёт. Только не моё, — прошептала я. — Он тебя использует и выкинет, как делает это со всеми. — Может быть, он женится на мне и заведёт со мной троих детей? — пошутила я. — Со мной тебе явно этого не хотелось. — Я хотела, — я потупила взгляд, — но ты меня активно стал потом убеждать, что мы с тобой не созданы для этого. Да, я не хочу замуж и детей сейчас, но могу захотеть в будущем. — Кто тебе это подарил? — он указал на гребни из слоновой кости в волосах, которые Роберт подарил мне на двадцатитрёхлетие. — Ты знаешь ответ. — Плант, — фыркнул он. — Ты понимаешь, что он делает так, чтобы потом трахнуть тебя. — Фредди, о моей репутации уже поздно беспокоиться. Ты должен был это делать четыре года назад. Сейчас поезд ушёл. Я знаю, что у него эрекция, когда я рядом, но он меня уважает. Даже больше, чем ты. — Я тебя уважаю. — Нет, не уважаешь. Иначе бы не стал таскать в наш дом эту серую мышь, — обиделась я. — Ты сделал мне больно, и это уже ничто не изменит. Он боялся сказать мне, что дико ревновал меня к миру, который стал частью моей жизни; боялся, что я променяю его на Джима Моррисона. Я же жалела его, не рассказывая, как летом тысяча девятьсот семидесятого ездила с Джимом на остров Уайтт, где тогда проходил фестиваль. Нет, я не боялась его гнева, но не хотела, чтобы он думал обо мне хуже, чем я есть на самом деле. Хотя… Фредди стоило бы это знать, может быть, тогда бы он не хотел так маниакально вернуть меня в свою жизнь. Находясь между Фредди и Робертом, я боялась ошибиться. Но я сделала это. Я дала ложную надежду Фредди, что у нас могут быть нормальные отношения и однажды всё может вернуться к исходной точке. Я позволила Роберту увлечься собой, но я не желаю говорить именно об этом. Он был и остаётся любовью всей моей жизни. Фредди трудно было понять то, что творилось между мной и Робертом. Его бесил тот факт, что Робби дарит мне подарки, возит к себе домой, приглашает на пьянки в Лондоне, показывает, как устраивает случайные концерты с разного рода музыкантами. Фредди не понимал этого. Кажется, кирпичи противоречий между нами были заложены именно тогда — в те дни, когда я проводила выходные с Робертом. Мне казалось, что я плыву по течению. Фредди сильнее оседал в моей жизни, а ему казалось, будто между нами всё возвращается на круги своя. Тем временем я сходила с ума по Роберту. Я боялась жить без него. Уже тогда. Он был светом в моём окошке, пока я не стала его путеводной звездой. С ним я постигала ту жизнь, которая была и далёкой от меня, и возможно, в чём-то весьма знакомой. С ним я полюбила сельскую жизнь и домашние дела. С Робертом всегда всё было просто, потому что я была с ним женщиной. Обычной. Без всяких масок. — Не устала? — спросил Роберт. Мы снова ушли далеко от его дома, в то место, куда он часто водил детей. Это была речка, где мы часто ловили рыбу, разжигали костёр и говорили обо всём. Берега тут были каменистыми, но в этом было нечто романтичное. Робби подал мне руку, чтобы помочь встать на камень. Мы устроились на солнце, усевшись на огромный гладкий серый камень. — Нет, — улыбаясь, ответила я. — Но признаться, я давно так долго не ходила. — О, ты ещё не знаешь, какие велосипедные прогулки мы с отцом устраивали раньше, — он достал сигареты, протягивая одну из них мне. — Сейчас у меня не так много времени. — Я не нравлюсь ему. — Резонно, — Роберт поднёс к моей сигарете зажигалку. — Когда-нибудь он поменяет мнение. — Мой бывший парень познакомил меня со своими родителями. Они тогда тоже: «Что? Танцовщица? Они все шкуры продажные, пусть и утончённые!», — передразнила я Боми. — Для меня это неважно, — Роберт отвёл от моей шеи пряди волос, заботливо поправляя гребень. — Главное, что ты нравишься мне. — Нарываешься. Однажды твоя жена мне все волосы повыдергает, хотя Ширли сделает это раньше, — мы засмеялись. — Это такой мазохизм — бегать за мужем сестры? — Я встречался с ней, — сказал он. — Когда я был юн и глуп, а она просто поставила меня перед выбором. В итоге я ушёл к Морин. — Мы с тобой любители завязывать узлы, — отметила я. — Мы с тобой… — протянул он, явно пробуя фразу на вкус. Роберт потянулся ко мне, целуя в губы — я сразу же обняла его за шею, чувствуя, как начинаю таять. Мы смотрели в разные стороны: он вперёд, боясь нечаянных гостей, а я назад, скрывая лицо от солнца, поэтому я положила голову ему на плечо, чувстуя, как он перебирает шёлк моих волос. Я снова посмотрела на него, ощущая, как меня омывает тёплой волной. Робби снова поцеловал меня, в этот раз уже углубляя поцелуй, немного наглея и пуская в ход язык. Но Боже мой… Никогда и никто из моих любовников так не целовал меня. Я сходила с ума от этих поцелуев, постоянно цепляясь за остатки разума, боясь совсем упасть и пропасть в этой пагубной страсти. Да, я хотела его тогда, но скрывала это даже от себя самой. Он уложил меня на камень, и я позволила ему быть смелее и настойчивей, но больше не могла вести себя так же, как прежде. Не могла позволить ему быть таким же, как в ту первую поездку в Дженнингс, когда он чуть не трахнул меня в прошлогодней траве. Всего лишь минуту, всего лишь чуть-чуть приятных ощущений. — Нет, — я упёрлась руками в его крепкую грудь. — Нет? — спросил он, нависая надо мной и глядя мне в глаза. — Нет, — я облизала губы. — Это неправильно. — Почему? Ты хочешь меня, а я — тебя. — Это неправильно. Ты мой друг, и я не хочу тебя терять. Потом мы сидели на камне; я положила голову ему на лопатку, чувствуя, как в нём клокочет гнев и раздражение, но он скрывал это от меня. Он был благородным рыцарем, который не брал то, что ему не давали добровольно, а я всегда нагло пользовалась этим. — Ты злишься? — спросила я спустя некоторое время. — Нет, — просто сказал он. — Я уважаю тебя. — Я знаю, — наши взгляды снова встретились. — Ты самый лучший. Ты и сам это не знаешь. — Самые лучшие не пытаются трахнуть другую женщину под носом у своей жены. Мы были единым целым уже тогда. Мы понимали друг друга с полуслова, потому что прекрасно чувствовали друг друга. Мы не боялись делиться друг с другом всем, может быть, поэтому среди всей толпы женщин Робби выбрал именно меня? Это было то самое осязание любви, о котором я написала потом не одну песню. То, что я искала всегда, и нашла лишь с Робертом. Но всё было так сложно. Помню, как я упала с лошади и как Робби носился со мной, боясь, что всё пойдет не так. А ещё в мою память врезались наши совместные вылазки в Лондон. Я открывала для него нечто новое, как и он для меня. Даже Брайан заметил это, кинув едкое замечание, будто я морочу голову Фредди в то время, как вся Англия гудит о моих отношениях с Перси Плантом. Но мне было плевать на это. Незадолго до того, как стать известной во всём Лондоне, явив своё первое шоу, я чуть не оказалась поводом для первого столкновения Фредди и Робби. Я могла бы запросто в те дни стать яблоком раздора — Питер Грант, в отличие от меня, это понимал. Я стояла у Инглинского театра, где репетировала шоу и где готовились к туру Led Zeppelin, разговаривала с Джимми и Робертом и вдруг поймала в вечерних сумраках города взгляд Фредди. Он был с Роджером, явно надеясь забрать меня с репетиции и пойти ко мне домой поужинать. Странно, да, у меня у самой не было денег, я жила за счёт работы Эбони, своих частных уроков и подачек Роберта. Он постоянно привозил мне продукты, пусть я и была против этого. У Фредди же дела обстояли ещё хуже. Музыка и концерты не приносили прибыли, а лишь только порождали траты, сама группа оказалась почти на грани распада из-за сорванного весной тура и болезни Брайана. Его содержала Мэри, но ей, девушке без образования, продавщице из модного магазина, вряд ли было по силам полностью оплачивать еду, квартиру и прихоти Фредди. Я уже успела убедиться, что в быту он сущий ребёнок. Фредди не умел ни готовить, ни водить машину. Он не знал порой, как делаются элементарные вещи. Джер его избаловала, а частная школа не научила тому, что помимо творчества есть ещё и обычная жизнь. А мне так хотелось спрятаться за широкой мужской спиной, чтобы он стал моей крепостью и опорой. Я не подошла к Фредди, продолжив курить с Робертом и Джимми. Тогда Джимми не был моим большим другом, нас сблизили наркотики и трагедии, но именно ему я больше всего благодарна. Он сблизил меня с Робертом, уговорив не думать о других. Он спродюсировал мой второй альбом, когда в моей жизни всё было окрашено в чёрный цвет. Он стал крёстным Френн и Бобби. Но я всегда была неким громоотводом между Перси и Пейджи. Всё это время. Робби рассказывал мне о музыке, а я смеялась. Кажется, он пообещал мне упоминание моей персоны в интервью, но мы ещё не знали тогда, чем обернётся для нас весна семьдесят пятого. Я повисла у него на шее. Роберт такой высокий, что я рядом с ним всегда казалась маленькой девочкой, даже на высоких каблуках. Стала его целовать в уголки губ, а Джимми принялся отпускать сальные шуточки на эту тему, но я не обижалась: прошла уже та пора, когда сам Питер Грант, или Джи, как его все звали, принимал меня за группи. На следующий день Фредди снова устроил мне сцену. Я хотела с ним дружить. Верила, что между бывшими вообще может быть дружба. Я думала, что он всё забыл, но ему хотелось вернуть то состояние восторга, что было между нами. Наверное, у него было как и всех геев тогда. Они любили женщин, могли на них жениться, заводить детей, но спать приятнее им всё же было с парнями. Так случилось и со мной. Фредди любил меня, умудрялся трахаться с разными парнями, но совсем не мог потянуть мой сексуальный аппетит, с которым тягаться было впору лишь Роберту. Фредди было трудно понять, что я не могу быть с ним, не находя отношения на стороне, делая это только за его любовь. Однако он стремился к этому, поэтому и ревновал, на что не имел вообще никакого права. — Почему весь Лондон гудит о том, что ты таскаешься с ним? — возмущался Фредди. — Ты мне кто, чтобы пытаться меня остановить? — спрашивала я. — Ты мне никто. И не смей больше со мной говорить об этом. Мои отношения с Робертом тебя вообще не касаются, ясно тебе? Фредди тогда смолчал. Ему так было проще. Он просто сделал вид, что я не понимаю, как мной пользуются. Но тут, надо быть честной, это я использовала Роберта. Я ухватилась за его популярность и использовала это. Да, потом я так больше не делала, но в первые месяцы своей карьеры мне надо было как-то выживать. Я завязывала сложные узлы. Я понимала это. Мне было так сложно остановиться, потому что меня как магнитом тянуло к Роберту. — Она просто сексуальная кошечка, — часто шутил Роберт, когда приходил ко мне в театр. — Кто приручит тебя? — Может быть, ты попробуешь? — Эбони всегда довлела к Робби, пусть и упрекала меня постоянно тем, что он женат и мне лучше всего держаться подальше от него. — У тебя уже неплохо получается. — Ну, я подумаю. Милая испанка, пойдёшь сегодня со мной послушать музыку? — Пойду, — соглашалась я. Есть целый спор, кто первым стал меня так звать. Фредди всегда утверждал, что именно он решил звать меня Испанской кошкой, но на самом деле это придумал Роберт. Он же начал называть меня милой испанкой ещё в первые дни знакомства. На самом деле это не очень важно, но просто хочется сказать, насколько глубокими и интимными были отношения между нами уже тогда. Я единственная звала его Робби, а он придумывал мне всякие милые прозвища, которые потом подхватили все. — Только без приключений, — осадила его Эбони. — А то в последний раз ты мне привёз её вдрызг пьяную. Так ещё и сам еле держался на ногах. — Хочешь, я возьму с собой Хорхе, — Хорхе был моим танцевальным партнёром. С ним у нас на сцене была просто невероятная химия. — А это как-то избавит Бетти от твоих приставаний? — шутливо спросил испанец. — Будешь посередине стоять. Между нами, — продолжил Робби. — Перси, кончай придуриваться, я же сказала, что пойду. Эбони пусть прикусит язык, потому что она мне не мать. Мне только собраться надо. — Ты и так чудо как хороша. — Я не пойду в клуб без штукатурки и приличного наряда! — я положила полотенце на стул. — Ты вообще за кого меня принимаешь? Моя бабушка учила, что приличные женщины не ходят ненакрашенными. — Бэтс, по-моему, это ты мне говорила, что ты далеко не приличная женщина, — напомнил он. — Вот чёрт! — я закатила глаза. — Ты всё помнишь? — Я? Конечно, всё, если это касается тебя. Давай, поехали к тебе домой, напяливай свои чудные шмотки и пошли наслаждаться музыкой. — Напомни, чтобы я потом сводила тебя на балет, — едко заметила я. — Покажу тебе настоящую музыку и настоящее искусство. — Я тебе даже денег на это дам. И вообще, какого хрена ты не поёшь, а лишь танцуешь? У тебя красивый голос. — Мое пение годно только для пьяных вечеринок, — я спустилась по лестнице. — И меня такими трюками не купить. — Моя милая испанка, но я говорю это искренне. Мне было легко с ним, хотя чувство юмора Фредди мне всегда импонировало. Но он сам разрушил все наши отношения. Он просто взял и испортил то, что всегда имело для нас значение. Наверное, он был неправ, когда постоянно твердил, будто я не создана для брака и семьи. Просто… Он не был к этому готов. Ни с кем. В чём-то Фредди был эгоистичным, в отличие от меня. Он просто не хотел брать на себя ответственность, считая, раз он постоянно в дороге, то не сможет быть хорошим отцом, но он ошибался. Возможно, и я самая худшая мать на свете, но рядом со мной был самый лучший в мире отец. Я знаю, что Фредди во многом испортил Мэгги. Она любила его, не требуя ничего взамен, а он манипулировал ею, пытаясь через неё привязать меня к себе. Возможно, Фредди делал это неосознанно, но я думаю, что он не видел иного пути. Этим он вогнал Мэгги в странные противоречия с собой и окружающими людьми, и это аукается нам до сих пор. Впрочем, это уже немного иная история.

***

Спустя годы многое понимается не так, как прежде. Видится всё иначе. Ощущается как-то по-другому. Тогда я боялась сознаться себе в том, что люблю Роберта. Наверное, поэтому я так легко снова поддалась Фредди. А может быть, я просто опасалась, что он заденет моё самолюбие, если потом бросит, вдоволь наигравшись, удовлетворив своё тщеславие и похоть. — Фредди просто боялся тебя потерять, — вдруг сделал вывод Донн. — Фредди просто многого не знал. Он не знал всего того, что на самом деле творилось между мной и Робертом. Для него всё это доходило в форме сплетен, слухов и чужих домыслов. Но где-то на уровне подсознания он понимал, что во мне нет прежних чувств к нему, и скорее всего, я ему изменяю. Не только физически, но и духовно. — Роберт знал про Фредди? — Тогда нет. Он узнал об этом спустя четыре года. Я скрывала это от него. Не знаю, почему делала это, видно, боялась непонимания со стороны Роберта. — Но как он терпел столько лет? Вокруг него постоянно было много женщин? — Всё просто. Я пленила его, и он стал моим. Когда он понял, что любит меня, пути назад уже не было, — я слабо улыбнулась. — То время было весьма удивительным. Я стояла на пороге славы. Мы с Робби постоянно покоряли Лондон или же проводили время у него дома. Он в вечном ожидании моей милостыни. И Фредди в тяжёлое для себя время, но при этом постоянно ревнующий. Те ещё узлы. — Что ж, надо на сегодня закончить. Я обещала встретиться с музыкантами, — я посмотрела на носки туфель. — Жизнь очень странная вещь. Наверное, я так и останусь для фанатов Queen женщиной, что разрушила их кумира. Им видится такая правда. Я своим поведением вгоняла Фредди в депрессию, а он от этого падал в бездну. Но настоящая правда заключается в другом. Я хотела быть любимой и любить в ответ. Я хотела семью и детей, дом и крепкое плечо рядом. И это людям просто не понять. — Я не считаю тебя меркантильной сукой. — В нашей истории ещё много чего будет интересного. — Встретимся в среду, я съезжу домой и вернусь сюда. — Конечно, буду ждать. Я выглянула в окно. Роберт разговаривал с Джесси. На минуту показалось, что всё снова вернулось на круги своя, но мне всё ещё было тревожно оттого, что Робби вчера звонил Патти. — Эй, можно мне нарушить вашу компанию? — крикнула я, выглядывая из окна и садясь на подоконник. — Спускайся, — радостно ответил Джесси. Пусть всё будет хорошо, иначе моя жизнь не имеет смысла.