Too Much Love Will Kill You

Бетти Данлер 1972

В те дни я была одна, а с Эбони мы были не так близки, присматриваясь друг к другу, и я не придумала ничего лучшего, как поехать в Аллен-Холл. Мы больше не встречали Рождество, как раньше, уже много лет погрузившись в какую-то странную холодную войну. У отца были свои соображения на сей счёт, у бабушки с дедушкой тоже, тётя Нэлли предпочитала отсиживаться в своей Франции, а тётя Джулия где-то постоянно пропадала, из-за чего её многие считали гулящей, потому что любовников она меняла как перчатки. В те времена пахнуло настоящей свободой от всего прежнего и мешающего жить. А ещё все прославляли те самые песни, думаю, Донн, ты понял, про что. Я помню, как меня прошибло, когда все стали подхватывать в барах «Black Dog»; тогда я была так загипнотизирована ударными и гитарой, что порой могла часами прокручивать в голове музыку. Я была на концерте Led Zeppelin в Нью-Йорке, даже почти смогла попасть в номер к Роберту. Он не увидел меня среди толпы малолетних красоток, которые так и жаждали переспать с ним. Он ткнул пальцем, воскликнув: — Ты! Ты и ты! — и прошёл мимо. — Остальные леди — это не ваш день. В тот вечер я ревновала Роберта к другим. Это была первая эмоция в моей душе, которая была связана с ним. Я представляла, как его голос будет ласкать мне уши, как эти голубые глаза уставятся на меня, как его гибкое тело устроится между моих бёдер, а я буду целовать его в губы, чувствуя вкус табака и виски на языке. Я больше не думала, что нет ничего такого в том, чтобы спать с другими мужчинами, но с другой стороны, почему-то была рада тому, что Роберт так и не взял меня к себе в номер. В итоге я сорвала приз куда лучше: мне достался жирный куш — остальным лишь осталось мне завидовать. Я женила его на себе, пленила так, что долгие годы он хотел жить только со мной. Но с течением времени, видно, многие навыки теряются. Я всё думаю: смогла бы я тогда, попав в номер Роберта, отдаться ему, как это делали те, кто хотел просто удовлетворить своё желание? Думаю, что вряд ли. Дело было вовсе не в том, что я тогда ещё любила Фредди, вернее, продолжала лелеять то ощущение, что было между нами — мне не с чем было сравнить, — просто я искала доверие и понимание. Мне нужно было чувствовать себя рядом с мужчиной как за каменной стеной, зная, что он подставит своё крепкое плечо в трудную минуту. Я бы струсила, стоя перед ним и зная, что под платьем у меня то самое интригующее красное бельё. Не смогла бы тогда переступить через себя, именно поэтому спустя несколько лет, когда мы познакомились, я не позволила Роберту войти в мою квартиру. Я хотела от него всего и сразу. Это несколько надменно — требовать у мужчины любовь, предлагая ему взамен тело, которое он так жаждет, но в какой-то момент я поверила, что Роберт никогда на это не решится, не сможет отдать мне взамен все ключи от своего сердца, души и как ни странно, тела. Фредди никогда не принадлежал мне до конца, я всегда понимала, что его что-то тяготит со мной, но боялась его потерять. С Робертом всё было иначе. И вот, когда он не позвал меня в свой номер, я подумала, что пусть будет так, потому что с мечтой жить интересней, чем без неё. И когда я увидела его перед собой, то поняла, что или буду его, или просто пропаду. Фредди всегда знал об этом, с того самого дня, когда в нашу квартиру принесли первую пластинку Led Zeppelin. Знал, что однажды я встречу Роберта и моя влюблённость в него выльется в нечто большее. Он боялся, что из-за этого натиска, что смоет всё на своём пути, не останется ничего от моей любви к нему самому. Так в итоге и случилось. Я приехала в Аллен-Холл в январе. Тут всегда было хорошо, несмотря на все проблемы во внешнем мире. Дед давно уже обустроил поместье по своему вкусу, здесь чувствовались душа прежних владельцев и старания моей бабушки. Столько летних дней тут было проведено! И я подумала, что найду тут помощь, но к сожалению, сильно ошиблась. Всё обернулось не так, как я себе представляла. Бабушка была одна; дед уехал на месяц в Париж, чтобы заняться там делами. Я не знала этого, потому что боялась рассказать о том, в каком положении оказалась. Я была на седьмом месяце беременности, но мне по-прежнему удавалось скрывать живот. Я не позволяла себе любить Мэгги, хотя иногда это прорывалось во мне, но я гнала от себя любые проявления чувств, потому что была уверена: поступлю так же, как многие другие девушки в моей ситуации. — Привет, моя дорогая, — бабушка потянулась ко мне. Она была удивительной женщиной. Она многому нас всех научила, и это самые бесценные уроки жизни. Дед всегда любил рассказывать историю, как он нашёл её в кабаке в Париже, где она пела вечерами. Он спас её от хама, в тот же вечер соблазнил, удивляясь её невинности, а через день уже просил руки сердца. Они были знакомы до этой встречи, ведь Диана была племянницей наставника и учителя Виктора, но на неё всегда смотрели косо. Конечно, для деда она была парией. Мать её нагуляла незнамо от кого, её выгнали из дома с позором, а её дочери по наследству досталась незавидная судьба. — Привет. — Я думала, ты в Нью-Йорке. Роберт сказал, что ты не сможешь вернуться домой на праздники. — Я давно вернулась, — я поджала губу. — Просто… Я беременна, ба. — Бетти, — она посмотрела на меня без укора. — Это от Фредди? — Нет. Мы расстались, поэтому я и уехала. Я знаю: мы бедовые, — она постоянно так говорила про всю нашу компанию, потому что никто из нас никак не мог найти своё счастье. — Кто он? — Ба, — я кинулась к ней, плача, и она обняла меня. — Тебя изнасиловали? — спустя несколько лет Роберт подумает о том же самом. Странные знаки судьбы, не находишь? Он тоже подумал об этом, услышав в моём тоне боль. — Нет. Я просто… Моя мелочная душонка хотела славы, и жизнь меня наказала, — прошептала я. Бабушка вытирала мои слёзы. Мы с ней были похожи. Так все говорили. У меня её кошачьи зелёные глаза и каштановые волосы, а ещё пухлые чувственные губы, что никак не вяжется с аристократизмом. Я была такой же простушкой, как и бабушка, но я гордилась этим. — Понятно. Что ж, слезами горю не поможешь. Что будешь делать дальше? — спросила она. — Я хочу отдать ребёнка. — Даже не думай об этом. Потом будешь жалеть всю свою оставшуюся жизнь. Мы с дедом тебе поможем, если ты об этом. Я не настолько отстала от жизни, чтобы думать о том, что скажут люди об этой истории. К чёрту всё это! Аристократия нынче умерла, а если нет, то стала такой прогрессивной. — Папа меня выгнал из дома, запугал всех и запретил со мной общаться, — я села в кресло. — Я поговорю с ним сегодня. Я знаю, что благодаря Френни он вбил себе в голову, что ты не его дочь, но тут уже всё очевидно. Ты не можешь быть не похожей на меня, если ты не его дочь, — это был самый убийственный аргумент, всегда звучащий из её уст. — Ты не сможешь его переубедить. — Где ты сейчас живешь? — Снимаю квартиру и работаю продавщицей. — Это ужасно, Бетти! — охнула она. — Что ж, скажу Грете, чтобы она приготовила для тебя комнату, а сама позвоню Роберту. Я не этому его всегда учила. — Ты всегда знала, что он такой. — Он и Френни изуродовали твою жизнь. Ты могла бы не замыкаться в балете, а заняться академической музыкой или чем-то ещё. — Я теперь не вернусь в балет. После родов я буду никому не нужна. Возможно, у меня таз расширится, а вес никуда не уйдёт, или просто потеряю грацию и экспрессию. — Бетти, ты не должна себя накручивать. Всё ещё может быть, — Диана улыбнулась. — Надеюсь, — я опустила глаза. — Френни должна была тебя научить многому, но она не считала это нужным. — Это всё из-за Фредди. Если бы он не приревновал меня к успеху и не променял на эту пигалицу, то всё было бы иначе. — Милая, но Фредди — не твой мужчина, — бабушка задержалась в дверях, явно собираясь ещё что-то сказать. — А кто мой мужчина? — но этот вопрос остался без ответа. Тогда я ещё не знала, что ей было известно о том, как Фредди мне изменял, будучи со мной в отношениях. Дед скажет это спустя много лет. Мы обе понимали простую истину: мой отец стал таким по несколькими причинам. Он любил мою мать, а она вытирала об него ноги, постоянно изменяя. Он был привязан к брату, но Джеймс умер рано. Он обожал Нэлли, а она просто не осталась в Англии, потому что предпочла сбежать от странного народца по имени Данлер, как часто называет мою семью Роберт. Он стал таким, потому что жизнь — сложная штука. В тот день всё оборвалось, и я была снова отброшена на дно, откуда пыталась подняться. Отец орал на бабушку. Они спорили, ругались. Она пыталась его переубедить, надавить, а потом он сказал ей что-то и ей стало плохо. У неё случился инсульт. Не знаю, как отец носил этот камень на душе. Она хотела как лучше, а он просто не смог отставить в сторону свою чёртову гордость. Он просто не смог это сделать, не смог, потому что в нём всё так же гнила заноза, которую на прощанье оставила Френни. Дед примчался из Франции, я не смела ему сказать обо всём. Я не знала, что он раньше меня был в курсе, что Фредди мне изменял. Бабушка тоже это знала. Но они берегли меня. Лучше бы сказали всё до того, как я застала Фредди с Мэри в постели. Хотя вряд ли бы я пережила это легко. Диана умерла через три дня. Её не смогли спасти. Не знаю, что такого сказал ей отец — это навсегда останется между ними — но ей явно больше не было смысла цепляться за жизнь, словно весь её мир рухнул в одну минуту. Она не смогла оправится от этого удара, а мы осиротели без неё. Наша семья рассыпалась вмиг, и все стали жить лишь только для себя, не заботясь друг о друге, как учила нас бабушка. На похоронах я смотрела на отца, думая, что теперь он всё поймёт, но он решил разорвать все связи со мной. Дед был таким нелюдимым, замкнувшись в себе. Он в тот же день взял билет и уехал на Цейлон, подальше от мира, оставив отцу бизнес и все дела. Я не видела его после этого четыре года: именно столько ему понадобилось, чтобы отречься от своей боли и страданий. Говорят, время лечит, но это не совсем так. Сердце лишь рубцуется. Я помню, как впервые привезла Роберта в Аллен-Холл и как они с Виктором сразу нашли общий язык. Он любил его, совершенно искренне. Впрочем, Роберта нельзя не любить. Его все любят. Моя жизнь снова рухнула. Дед был единственным, кто мог бы мне помочь. Он мог дать мне денег, найти жильё, работу, да просто помочь с ребёнком. Он смог бы сделать для меня всё, и у меня была бы возможность избежать той страшной участи, когда продаёшь себя в обмен на блага. Но Виктор уехал, а это означало, что моя жизнь уже не могла быть прежней. Я продолжала работать, надеясь, что дела как-нибудь наладятся. В те бесцветные дни я впервые ощутила ростки любви к своему ребёнку. Я пять раз после этого была беременной и никогда не испытывала ничего подобного. Я запрещала себе её любить, боялась, что если увижу её личико, то передумаю и тогда обреку себя на ещё большие стеснения. Я любила того ребенка, что потеряла, когда уже была не так молода и глупа, но его потеря для меня до сих пор является грубым рубцом на моей душе. Я не успела проникнуться чувствами к другим маленьким зародышам под сердцем, потому что всё оборвалось слишком рано. Но я испытывала совсем иные чувства к появлению на свет Френни, ощущая лишь облегчение, что спустя столько лет у меня на груди лежит живой ребёнок. Только к Бобби у меня какое-то особенное осязание. Она появилась на свет, когда Роберта не было рядом, а я не могла привязать его к себе, потому что это неправильно — требовать у мужчины сидеть возле твоей ноги. Её положили мне на грудь, и я поняла, что это самое хрупкое создание на земле, хотя всё оказалось совсем не так. Ты уже и сам понял, Донн, как Роберт относится к Бобби. Я знаю, она напоминает ему утраченное и приобретённое. Но мы что-то отвлеклись. Признаться, я не собиралась оставлять ребёнка. Я решила родить, чтобы потом не расплачиваться бесплодием за ошибку молодости. Однако стоило мне взять малышку на руки, как я полюбила её, и когда пришли сёстры из приюта, я просто выгнала их, сказав, что сама воспитаю свою дочь. Я не была уверена в этом, но почему-то мне казалось, что это самое правильное решение в моей жизни. Где-то в это время Роберт радовался появлению на свет сына. Да, судьба — весьма странная вещь. Карак и Мэгги появились на свет в один день и один час. Но жизнь оказалась слишком жестокой. Карак умер, а для меня это стало началом чего-то нового, потому что я страдала от неразделённой любви к Роберту, сходя с ума оттого, что он меня не любит, а быть его любовницей не слишком верное решение. Но Мэгги нас связала. Он сказал, что отвечает за неё, потому что она его дочь, потому что он любит её. А я всегда совершенно искренне любила его детей. Я назвала дочь Маргарет Франциска Данлер. В честь моей матери, которую звали Франциской Маргарет, но чтобы моя дочь не повторила её печальную судьбу, я поменяла имена. Странно, да? Моя мать назвала меня в честь своей матери, только второе имя не совсем из нашей семьи. Мэгги тоже назвала свою дочь в честь бабушки, ну и меня, конечно. И Френни… Роберт решил назвать её в честь моей матери, пусть для своей семьи он и преподнёс это решение иначе. Он сказал мне об этом, когда мы впервые оказались в Мадриде, и мне всегда казалось, что если у него не будет своей Френни, то он не будет счастлив. Я уже говорила раньше о мистических совпадениях. Из больницы меня встречала целая компания: Роджер, Джон, Брайан, Крисси, Джо и Эбони. На одном из фото, которое как-то раз один из журналистов прикрепил к статье, было запечатлено, как Брайан держит Мэгги, а я стою рядом с ним. Этот журналист почему-то решил, что Мэгги — дочь Брайана. Очень смешно, учитывая, что она совсем не похожа на англичанку. Первое время мне было очень тяжело. Я не знала, что делать с младенцем, пусть ко мне и приходила патронажная сестра, которая показывала, что надо делать. Я порой за голову хваталась, потому что неизвестность меня пугала. Будучи сама почти ребёнком, я мало чему могла научить Мэгги, ведь чтобы растить детей, мало денег, нужно ещё быть вовлечённым в их жизнь. Я вряд ли была хорошей матерью для неё, но знаю, она не жалуется на меня. Через два месяца я решила крестить дочь, и Брайан с Роджером вызвались быть её крёстными, а на роль крёстной матери я выбрала Эбони, с которой мы были очень близки в то время. Несмотря на столь близкий факт родства, Мэгги уже давно не общается с Брайаном или Роджером, предпочитая оставаться в стороне от всех склок. Это её выбор, который я ей никогда и никак не навязывала. Мэгги совсем не была проблемным ребёнком, она мало плакала, много спала и редко болела. Наверное, крепкое здоровье ей досталось от меня. Тем самым она позволила мне быстро вернуть прежнюю форму, сбросив несколько лишних килограммов и восстановив былую гибкость тела. Но всё равно во мне жила некая неуверенность: я не такая красивая, как раньше. Меня просто пугали перемены, с которыми мне было трудно справиться. Денег всегда не хватало ни на что. Мне как кормящей матери надо было нормально питаться, что не всегда у нас выходило. Плату за квартиру весной повысили, и это означало, что надо экономить. Также Мэгги надо было одевать, а её вещи, не говоря уж о коляске, стоили немало. Я хотела подарить Мэгги целый мир, но что я могла ей дать, кроме нищенского существования на Теккерей-стрит! Без мужа, работы и поддержки семьи я начала падать духом. Кругом все только и делали, что унижали меня, когда узнавали об отсутствии мужа в моей жизни. В Лондоне начала семидесятых отношение к женщине было не таким, как сейчас, и многим вообще кажется диким, когда я спустя столько лет рассказываю о своих трудностях того времени. Молодым девушкам не стыдно выставлять своё положение напоказ, тогда же всё было совсем иначе. Впрочем, таких, как я, было очень много. Кто-то находил себе мужей, и те идиоты принимали их с детьми, а кто-то тянул всё на себе. Когда Мэгги исполнилось пять месяцев, я вернулась обратно в магазин, где работала по несколько часов в день, чтобы хоть как-то содержать нас двоих. Жизнь тогда совсем не была красочной, но это часть меня, и в отличие от многих я не стесняюсь говорить, что не всё было хорошо. Пока я работала в магазине и ждала рождения ребёнка, Queen начали запись своего первого альбома, которая продлилась почти целый год, а сама пластинка вышла в свет лишь следующим летом из-за проблем со студией. Все, кроме Фредди, часто приходили ко мне в гости, чтобы посидеть с Мэгги. Однажды всё вообще дошло до комичной ситуации, когда я чуть не загнала себя на работе и Роджер с Джоном купили мне на последние деньги билет в Бат, чтобы я съездила на выходные и смогла отдохнуть. — А как же Мэгги? — спросила я, когда они вручили мне билет на поезд. — Мы посидим, — ответил Джон. — А квартиру мне не разнесёте? — и мы все засмеялись. — Не переживай, Бетс, я присмотрю за ними, — отозвалась Эбони. — Они у меня по струнке ходить будут. — Спасибо, деспотичная женщина, — пошутил Роджер. Я уехала, правда, уже вечером не выдержала и позвонила домой. Джон снял трубку и сказал, что у них всё в порядке. Встретить меня я попросила Брайана, и когда он узнал, что ребёнок с Роджером и Джоном, то погнал таксиста так, что я испугалась. Дома же всё оказалось хорошо, и я поняла, что вполне могу полагаться на ребят. Я часто оставляла дочку с чужими людьми, но мне всегда было спокойней, если Мэгги была с Фло, своей няней, или же Морин, женой Роберта. Да, Мэгги и сама любила находиться в Дженнингсе. У Морин никогда не было никакого негатива по отношению к Мэгги. Всё же это было неплохое время, хоть я и была нищенкой с Теккерей-стрит, как позже прозвал меня Фредди, но когда мы с ним встретились, я как минимум сменила статус, а ещё повстречала Роберта и моя жизнь тогда сильно изменилась.

***

— Почему вы так упорно предпочитали не видеться с Фредди? — спросил вдруг Донн. — У вас было столько возможностей. — Ответ лежит на поверхности. Я любила его и не хотела рвать себе душу и сердце, глядя на то, как он счастлив с Мэри, которую я ненавидела всем своим существом, — ответила я. — Но как бы я ни скрывалась, в итоге наша встреча оказалась просто неизбежной. Да, и потом меня затянул водоворот тусовок с Робертом. Тогда мы стали большими друзьями, но при этом часто оказывались на грани. Я боялась того, какими глазами Фредди будет смотреть на меня, думая, что в итоге он перестанет меня уважать. Тогда меня ещё заботили такие вещи, это потом я стала ко всему этому иначе относиться, как и к самому Фредди. Донн задумался, а я всё ждала, когда он спросит по поводу Мэгги. Но он молчал, внимательно глядя в свой блокнот. — Я ведь знаю, почему вы расстались, — вдруг сказал он. — Это оказалось сложно, но я всё же узнал. Почему вы с Фредди всегда молчали об этом? — Потому что это была ошибка, и мы поняли это слишком поздно, когда шоу-бизнес затянул нас с головой, связав по рукам и ногам, а признать это мы так и не смогли. Я услышала шаги за дверью. Это был Роберт. Я всегда узнаю его по шагам, даже сейчас, спустя годы. — Ты всё? — спросил он, заглядывая в комнату. — Да, — выдохнула я, поймав удивлённый взгляд Донна. Да, ветер снова немного переменился, но трудно сказать насколько. Я знала только одно: Роберт уже неделю не звонил Патти, а значит, вполне возможно, что всё изменилось между ними. Но я ни в чём не была уверена, хоть и знала Роберта очень хорошо, успев изучить его за эти годы. — Тогда пойдём? Ты мне обещала прогулку вечером. — Конечно. Я не уверена, что мне выпал счастливый билет, но кто знает? Как и не уверена в том, что Робби так просто и легко соблазнить и снова околдовать на долгие годы.