Too Much Love Will Kill You

Бетти Данлер 1967

Я знаю, с чего начать свою историю, Донн. Я была золотой девочкой, но привыкшей добиваться всего самостоятельно. Этому меня научил отец. Наверное, если бы он не отдал меня в балет, когда мне исполнилось четыре года, то я никогда не стала бы той, кем являюсь. Признаться, я не очень хотела этого, но этот иллюзорный мир танца меня очаровал сразу же, завлёк так, что больше ничем по жизни не смогла заниматься. Мама была против этого, ей казалось, что раз я хорошо пою, то лучше развивать мои музыкальные способности, но отец всё решил за двоих. Я не ругаю его за это, даже рада, что он дал мне такой билет в жизнь. Без него я бы никогда не оказалась сейчас там, где нахожусь. Лучшие педагоги, лучшие школы танцев. Так в шестнадцать лет я оказалась в труппе Ковент-Гарден. В начале обучения нас было пятьдесят девочек, а сейчас осталось всего лишь пять, претендовавших на место в главном театре страны. Возможно, я вытянула счастливый билет, а может быть, действительно была достойна этого. Кто знает? Сейчас никто вам точно не скажет, почему именно Бетти Данлер оказалась на сцене Ковент-Гардена. — В этой девочке полно бунтарства, — сказал тогда великий и ужасный Фредерик Аштон . — Мы этого не любим, но многое можно исправить. Это был лёгкий обман. На самом деле я должна была проходить прослушивание в школу, а не в труппу, но моя предыдущая учительница — строгая миссис Бергсон — сказала, что мне нечего там делать и лучше уже выступать в кордебалете. Обман, правда, вскрылся через неделю, но Аштон не собирался менять своё решение. Тогда я была счастлива, надеясь очень скоро танцевать ведущие партии. Мне совсем не хотелось прозябать за кулисами театра, ожидая, что когда-нибудь позовут танцевать хоть на пять минут. Наверное, вот тогда и началась моя история. Всё это про моих педагогов, о том, как сложно мне давался порой танец, и о семье — всё это мелочи, которые будут любопытны лишь только любителям балета. Вам же интересна я — настоящая. Я родилась в дворянской семье. Мой дед был лордом, наследником ирландских земель, но будучи ещё юношей, сбежал в Лондон, своим путём добившись высокого положения в обществе. У него было два сына и дочь. Мой дядя умер, когда я была ребёнком. Тетя уехала во Францию, а мой отец был женат на испанке, как и дядя. Наверное, это обстоятельство определило многое в моей жизни. Мама была в своих грёзах, пусть она и очень любила меня и пыталась опекать, но ей было трудно это делать. Меня вырастила няня и Диана, моя бабушка, многому научив и много чего объяснив. Но в шестнадцать лет мне сказали, что я больше не ребёнок и могу жить своей жизнью — главное, держать голову холодной и не делать глупости. — Пойдём сегодня со мной, — произнесла Селия Лампри. Мы едва успели познакомиться, но Селия уже думала, что мы подруги. Она была тоненькой, светловолосой, голубоглазой девчонкой, судя по всему, из бедной семьи, но уже успела вытащить свой счастливый билет. Селия была старше меня на два года и конечно, знала куда больше о жизни Лондона, нежели я, вчерашняя школьница. — Куда? — я положила пуанты в сумку. — На вечеринку в Илингский колледж, — Селия надела синее мини-платье. — Или твои предки запрещают? — О нет, до одиннадцати часов я могу делать всё, что хочу, — ответила я. Мои родители всегда были за демократическое воспитание, поэтому я могла делать что угодно, главное, всегда помнить о последствиях. Папа владел сетью универмагов и постоянно был в разъездах, мама пропадала на выставках или в своей галерее — ей как творческой натуре просто некогда было ходить по пятам за мной и Джонатаном, который сейчас учился в колледже, постоянно кутил, не отказывая себе ни в чём. — А что там будет такого интересного? — спросила я, разглядывая себя в зеркале. Наверное, у меня просто идиотский вид, чтобы идти на студенческую вечеринку: цветастая юбка чуть ли не до пола, как у цыганки, такая же пёстрая блузка, яркий макияж, так как сегодня было прослушивание. — О, там будет вся богема, дорогая моя. Много парней и почти все увлечены музыкой. Ну, кто играет, а кто просто слушает. Это звучало весьма заманчиво. Никогда не была на таких мероприятиях, хотя безумно любила Джима Моррисона за его красивый голос. Конечно, я не смогла отказаться от столь интересного предложения, решив, что это весьма подходящий способ отметить своё назначение в труппу Ковент-Гардена. Прежде чем выйти из театра, я позвонила папе, чтобы сообщить прекрасную новость. Отец поздравил меня и повесил трубку, сославшись на дела. В общем, ничего удивительного и не произошло. Это меня нисколько не задело и не обидело, я привыкла к этому. Илингский колледж в то время хоть и не был Меккой всех рокеров, но там постоянно проводились музыкальные вечера, и наверное, там творили настоящую историю. Так в итоге и оказалось, Донн. Мы добрались быстро и без пробок: Лондон конца шестидесятых был совсем не похож на сегодняшний. Тогда это был свингующий город, сходящий с ума по моде и музыке. Границ в то время почти не было: неважно, какое у тебя происхождение, главное условие — болеть общей страстью и свинговать. Часто, проезжая на такси, я видела фасад колледжа, ведь сама я жила в соседнем районе. Селия заплатила за проезд, сказав, что деньги нам будут не особо нужны, потому что на вечеринке есть всё: выпивка, закуска и музыка. Звучало весьма привлекательно. Мы вошли в здание — музыка сразу же начала бить в уши, ударные наполняли тело вибрациями — и тогда у меня промелькнула мысль: почему нельзя танцевать под подобные мелодии, вместо этого в нашем балете требовались лишь только классические па и постановки. Всё в лучших традициях Дягилева и его команды, ведь именно он привёз в Англию русский балет и сделал его достоянием нашей страны. Нас сразу же окружила толпа танцующих и просто говорящих посреди зала. Я с любопытством смотрела по сторонам, словно могла найти своего знакомого, но таких тут точно не было. Селия принесла мне немного пива, и я сделала первый глоток. Музыка уже подхватила меня, и душа требовала танцев. Нет, не то, что многие подумали. Мне просто хотелось показать то, чему никогда меня не учили в балетных школах, но чему научила меня мама, ведь Френни была испанкой. Самой настоящей. Она научила меня фламенко и многому другому. И вообще, она была немного не от мира всего. Когда кто-то заиграл на гитаре испанские мотивы, я просто не смогла остаться на месте. Я отдала свой стакан Селии и направилась на небольшую сцену. Это была полнейшая импровизация. Смесь разных стилей и направлений, но я закрыла глаза и просто отдалась музыке. Она казалась мне такой волшебной и лёгкой, и при этом быстрой. Наверное, со стороны я выглядела полной дурой, но как оказалось, я творила историю, изобретая то, чего не было раньше. Я не сразу поняла, что в зале стало тихо. Все перестали болтать, словно увидели нечто удивительное. Музыканты, кажется, тоже вошли в раж, но долго импровизировать они не смогли и тогда решили исполнить «Spanish Caravan» . Сама я не помню, что творилось тогда на сцене; кажется, я превзошла саму себя. Помню лишь оглушительные овации, словно всё это происходило в театре и люди купили билеты, чтобы посмотреть на меня. Сейчас мне подарят букеты, как это случалось в детских постановках. Но этого не произошло. Какие-то парни помогли мне спуститься со сцены. Селия сразу же подплыла ко мне. — Это было потрясающе! Теперь я поняла, почему сегодня тебя выделил Аштон, — она поцеловала меня в щёку, пихая мне в руки бокал с вином. — Ты королева сцены. Тут тебе все это скажут. — Ты шутишь, — отмахнулась я. — О нет, дорогая моя. Крисс, — она подвела меня к парню с длинными тёмными волосами. — Познакомься, это моя подруга Бетти Данлер. А это Крисс Смит, студент этого колледжа. Ты уже понял, Донн, к какому месту истории мы подобрались. Селия давно уже хотела захомутать Крисса, но его явно не привлекала худосочная балерина. Но я видела, как он смотрел на меня — совсем, совсем иначе. — Очень приятно, — сказал он. — Хотя надо признаться, мой друг куда больше меня горит желанием познакомиться с тобой. Пока ты танцевала, он просто глаз не сводил с тебя. Фредди… Я посмотрела в сторону — парень был намного выше меня, с длинными чёрными как смоль волосами, одетый в простую футболку и джинсы. Он улыбнулся, увидев меня рядом с Криссом. От взгляда его тёмных глаз у меня всё замерло внутри, настолько я была поражена. Я была зелёной девочкой, не знавшей ничего о взрослой жизни, но в тот вечер мне очень понравилось её вкушать. О, она была куда приятней, чем утверждала нянюшка! Я ещё многого тогда не знала, как и того, что три года спустя возьму свои слова обратно. — Бетти Данлер, — представил нас Крисс. — Фредди Булсара. — Очень приятно познакомиться, — сказали мы одновременно и рассмеялись. В тот вечер всё и началось. История, которая продлилась больше двадцати лет. Странно, но мы сразу же ощутили притяжение, как между нами витала химия, которая не испарится даже с годами. Я не могла отвести от него взгляд, гадая, кто он на самом деле — иранец или араб, а Фредди не отпускал меня от себя весь вечер, словно боялся, что его дивную птицу уведут из-под носа. У него было потрясающее чувство юмора, несмотря на то, что он любил крепко выругаться. А я всегда умела поддержать светскую беседу, для меня это не составляло особого труда. Да, Фредди был немного стеснительным и скромным, но сразу же преображался, стоило мне чуть сменить тон разговора, давая ему ощутить себя королём положения. Мы пили вино, правда, Фредди много мне не давал, явно понимая, что я ещё слишком юна для подобных игр, и болтали о музыке и искусстве. Даже немного спорили, но по сути, это не имело никакого значения. Мы ощущали родство наших душ, и когда Фредди предложил проводить меня домой, я не стала сопротивляться. — Вот теперь мы точно одни, — проговорил он, пряча руки в карманах своей большой джинсовой куртки. — О да, — согласилась я, ощущая, что мне по-прежнему хочется танцевать. — Скажи, откуда ты? — Так и думал, что спросишь, — воскликнул Фредди. — Я парс с Занзибара. На самом деле меня зовут Фаррух. — Фаррух… Парс, — повторила я, совсем не понимая, о чём это он. — Это такой маленький народ со своей религией и своим миром. Мы не верим в вашего христианского Бога и поклоняемся огню, — разъяснил Фредди. — Но теперь-то я здесь, в Лондоне. Всегда хотел переехать сюда. — И давно? — Три года, — ответил Фредди. — А ты, дорогуша? — Я родилась здесь, — и я почему-то ощутила стыд. — Мой отец — владелец универмагов, а мама… — Я знаю: известная художница. Я видел её работы в прошлом году у нас в колледже, они очень впечатляют. Особенно её «Луна и Солнце», — закончил он за меня. — Так чем ты занимаешься на самом деле? — Сегодня поступила в труппу Ковент-Гардена. Мне всего лишь шестнадцать, — выпалила я зачем-то, словно проводила между нами грань, боясь, что этот загадочный парс соблазнит меня этим же вечером. — В общем, я балерина. — Вот как, — удивился он. — А я думал, что танцуешь всё и понемногу. Это было весьма впечатляюще. Мне всегда нравился балет. Эти эфемерные девушки, двигающиеся по сцене, и музыка. Особенно итальянская опера. — О, только позвони, и я смогу достать для тебя пару билетов. Для тебя и твоей девушки, — зачем-то ляпнула я. Фредди ничего на это не ответил, но его молчание для меня говорило о многом. — Сейчас мы готовим «Джазовый календарь» , — я отошла вперёд и стала идти спиной, чтобы видеть его глаза. — В январе будет премьера… — Ты уже приглашаешь, милая? — Фредди легко улыбнулся. Он явно стеснялся своих неровных зубов, но я находила изъяны его внешности привлекательными, особенно его тонкий, немного кривой нос. Фредди всегда был для меня восточным принцем, сошедшим со страниц книги с красивыми иллюстрациями. Он этого никогда не понимал и всегда спрашивал, что такого в нём могут находить люди. Но это было лишь только в начале его карьеры, позже Фредди стал о себе думать совершенно иначе. — Ну, может быть, — я остановилась, он тоже. — Почему бы и нет? — Не покажешь мне несколько па? — попросил Фредди. Мы стояли посреди улицы, мимо нас ходили люди, а я, поставив сумку прямо на асфальт, на чистом французском объясняла, что делаю. Фредди же просто наблюдал за мной, и когда мне это надоело, я повлекла его за собой, чтобы он поучаствовал в самом танце. — Итак, Pas dedeux , — проговорила я, показывая, что нужно делать. Я стала кружить вокруг него, то появляясь в свете тусклого фонаря, то скрываясь в полумраке. Зеваки уже начали с любопытством поглядывать нас, но мы с Фредди ничего не замечали. Мы смеялись так, что заболели рёбра. Я издевалась над ним, говоря, что всё, что он сможет — это только поднять ногу, и на минуту мне показалось, что он обиделся. — Прости, ты не подходишь для балета, но в самом деле… Ты двигаешься как пантера. Так мягко и легко. Тело пластичное, и есть чувство такта. Фредди Булсара, если ты не сделаешь карьеру графического дизайнера, то уж точно можешь танцевать у кого-нибудь в подтанцовке. — Он заговорщически улыбнулся, а потом взял меня за руки. Они уже замерзли, несмотря на то, что на улице был сентябрь и погода приятно радовала своим теплом. — О нет, это меня совсем не интересует, — в его тёмных глазах полыхал огонёк азарта. — Всё будет не так. Всё будет куда интереснее. — О, прости, забыла сказать, что мы идем в Кенсингтон, — опомнилась я, понимая, что стоит пойти по другой улице. — Кстати, я там же снимаю квартиру с другом, — Фредди снова засунул руки в карманы куртки. — Бьющееся сердце города. — Признаться, я никогда это не замечала, — пробормотала я. — Золотая девочка всё время училась, и у неё не было времени на развлечения. — До прошлого года я жил не здесь, а во Фетлехеме, работал грузчиком в Хитроу, — Фредди снова замолчал. — Но я рад, что это грёбаное время закончилось, несмотря на то, что мне нравилось учиться в Айсворте. Не люблю ощущать себя должным кому-то. — Любишь независимость? — мы уже почти пришли к моему дому. Осталось пройти до конца богатого квартала. — Кто ж не любит, когда тебя не душат, — кто-то из прожих кинул сигарету на асфальт, обращая на нас внимание. Красные огоньки рассыпались по дороге. — Отец не понимает моих пристрастий. Мы постоянно грызлись на эту тему, поэтому я и ушёл из дома. Так было проще и легче. — Мы скоро придем, — я потупила взгляд. Я боялась с ним расставаться, но всё же не могла отсрочить этот момент. — Мой дом вот тот, — я указала на видневшийся розовый фасад с белой отделкой. Мы прошли Тауэр-Хаус, красивый викторианский особняк, которому в последнее время не везло с хозяевами. Кто бы мог подумать, что спустя годы это станет мистическим совпадением, ведь через несколько лет Джимми Пейдж купит дом и мы станем соседями. — Тут когда-то стояла настоящая развалина. Мой дед купил участок, потому что он был дешёвым, а ещё он подумал, что можно будет построить новый дом. Для моей бабушки. Он познакомился с ней в Париже и решил на ней жениться, несмотря на то, что она была певичкой из кабаре. Но он всё равно привез её сюда. Теперь тут живёт мой отец, а дед переехал за город в Аллен-Холл в графстве Кент. — Ты богатая наследница, — усмехнулся Фредди. — Мечта любого бедного парня из трущоб. И можно подумать, что я специально тебя подцепил. Но поверь, дорогуша, это совсем не так. — Всё это достанется моему старшему брату, мне же — часть денег, — я остановила его перед домом. — Спасибо за вечер, — он снова взял меня за руки, явно желая прижать к себе, но не стал этого делать. — Я… — И тебе тоже, — я всё же не удержалась и поцеловала его. Нет, не в губы, в уголок рта. Я посмотрела на него ещё раз, когда открыла дверь дома. Фредди улыбался мне, и наверное, именно тогда я поняла, Донн, что возврата для нас нет, есть только путь вперёд. Вместе. Такое случилось со мной спустя годы, когда мне уже было больше двадцати лет и я разочаровалась в любви, и порог моей гримёрной переступил Роберт. Но тогда, в шестнадцать лет, я испытала счастье. Я была наивной дурой, не знавшей, что такое любовь. Утром я ощущала себя такой счастливой, что даже мама заметила это. Конечно, она подумала: всё это из-за балета, но дело было не в нём. Дело во Фредди. Я всё не могла забыть его взгляд и то, как мы смеялись. Выкинуть Фредди из головы оказалось просто невозможно. На репетиции Селия всё пыталась поговорить со мной, но каждый раз нам делали замечания — не хотелось с треском провалиться в первый же день. Мы смогли поболтать только после долгого прогона, когда оказались вдвоём в гримёрной. — Ты просто сияешь, — проворковала она. — Мы думали, что вы ещё побудете на вечеринке, и даже не заметили, как вы покинули здание. Крисс когда понял, что вы ушли вместе, почему-то сиял от счастья, словно сына женил. — Почему? — недоумевала я. — Ну, Фредди вряд ли монах, но уж точно не интересуется всеми и сразу, — Селия застегнула куртку. — Наверное, Крисс переживает, что такой парень и один. — Оу… — Когда вы снова увидитесь? — и вот тут я поняла, что случилось на самом деле. Я так и не взяла номер телефона Фредди, а он мой. Я ничего не знала о нём, кроме того, где он учился и что был знаком с Селией. Какая же я идиотка на самом деле! Но и Фредди, видимо, не захотел продолжать со мной общение, потому что я ему не понравилась. — Я не знаю… — пролепетала я. — Не переживай, я всё узнаю через Крисса, — Селия похлопала меня по плечу. — Всё хорошо. Но мне тогда казалось совершенно иначе. Я думала, что больше никогда не увижу Фредди. Когда-то я сказала, что не верю в любовь с первого взгляда, да и сейчас от своих слов не отказываюсь. Но с Фредди всё было по-особенному: он очаровал меня, а я не захотела забыть, как хорошо мне было в тот вечер.

***

Признаться, я больше не собиралась рассказывать Донну. Сегодня следовало остановиться именно тут. На том дне, когда мне показалось, что наше с Фредди знакомство так и останется мимолётным. Но кто бы знал, что Фредди всегда приходил сам и тогда, когда считал нужным. — Вам было тогда всего лишь шестнадцать, — слегка возмутился Донн. — Да, но это было совсем иное время. Тогда многие девушки выходили замуж, едва окончив школу, — возразила я. — Мои родители никогда не запрещали мне много чего, просто просили помнить о последствиях. Тогда, Донн, все наслаждались жизнью. Это были мои самые лучшие деньки, потому что я была беззаботной птичкой. Мне было шестнадцать, и я была влюблена. Тогда я ещё не догадывалась, что это чувство может быть совсем другим. Донн был таким милым мальчиком, несмотря на то, что ему уже далеко не двадцать. Но его вполне можно понять, ведь он не жил в шестидесятые, когда все спали кто с кем хотел, а весь шоу-бизнес держался на сексе. Сейчас многое обстоит иначе, и наверное, Фредди это время пришлось бы по душе. Не нужно было бы так надрываться, бороться за своё место под солнцем, порой ценой собственной жизни. Но Фредди нет с нами уже два десятка лет. Донн очень похож на своего отца. Всё это время, пока мы беседовали с ним, меня не раз посещало дежавю, будто это уже случалось со мной. У него был такой же внимательный взгляд серых глаз; светлые волосы отливали на солнце медью; такая же жёсткая линия подбородка, придающая ему серьёзности; он так же жестикулировал, когда реагировал на те или иные слова. Но я знала, что передо мной не Райан Саммерс, а его сын. — И вы помнили? — уточнил Донн. — Конечно, помнили… — До определённого момента, — ответила я. — Мы были молоды и влюблены, а потому считали: можем делать всё, что нам угодно, ибо имеем на это полное право. Но всё случилось не сразу. Сначала мы просто общались, наслаждаясь обществом друг друга, а Фредди показывал мне свой мир, который затягивал меня всё больше и больше. Когда-то он сказал, что это был самый лучший период его жизни, потому что не нужно было думать о том, кто он и кто я, но ему всегда не хватало того, что стало частью его жизни потом. Думаю, Фредди всё это рассказал бы куда интересней меня. Но у нас с ним разная правда о некоторых событиях. Ему было никогда не понять, почему я оставила его в итоге и почему выбрала другого мужчину.