limb

Ch.10 Pouring rain

«Как бы мне хотелось, чтобы кто-нибудь взял все эти дни, часы и минуты, вложил в конверт, заклеил и снова подсунул мне под дверь.»

Фэнни Флэш «Дейзи Фэй и чудеса»

      Деревянный пол, красная обивка сидений, такие же ковры и большая сцена — все, что так правильно бросается в глаза Джисону, когда он старательно уводит взгляд от Минхо. Сделать это хоть и довольно тяжело, но все еще возможно. Ли словно специально провоцирует с еле заметной ухмылкой на губах, плечом невзначай задевая Хана. Ему нравятся его любопытные глаза, разглядывающие все и вся, но в то же время осторожно с уважением поглядывающие на других гостей, замечая, что те в похожем дресс-коде.       — Представление для богачей или в театр всегда так одеваются? — задает вопрос тому, у кого не стыдно спросить.       — Первое, — честно отвечает Минхо, даже понимая, что парень сейчас будет только сильнее волноваться по поводу своего поведения, внешнего вида и тому подобного. — Не стоит накручивать себя по этому поводу. Я рядом, ничего не случится. Никто не попросит тебя показать свой кошелек и продемонстрировать манеры. Насладимся спектаклем, хорошо? — улыбается и будто без мнимого подтекста правой рукой — чтобы точно почувствовать — проталкивает за талию его к нужной лестнице, ведущей прямо на небольшой балкон, с которого отлично открывается вид как на сцену, так и на присутствующих в зале.       — Мхм, — воздух куда-то подевался, даже не попрощавшись с Джисоном. Как только Ли отпускает его поясницу, вдруг становится холодно, но просить вернуть на место — несусветная глупость. Вновь сжимает в руке, спрятанной в кармане брюк, цепочку, подумывая, каким образом ее лучше отдать. И «случайно», пока никого рядом нет, спотыкается прямо на ковре, заваливаясь на чужой бок и практически падая в руки Минхо, вкладывает ее ему в пиджак, надеясь, что никто из следящих не заметил столь неловкой игры. Нос на уровне чужого подбородка, а глаза беспокойные смотрят прямо в его, помогая встать вновь ровно.       — Обувь, может, неудобная? — волнуется мужчина, лишь на секунду падая почерневшими зрачками на чужие чуть раскрытые в известной лишь обоим немой просьбе губы.       — Извините, просто запнулся, — вдруг воздух вокруг становится таким горячим, что вдохнуть его в легкие теперь непосильная задача. Он отходит, наконец усаживаясь на свое место — слева от Ли. — Объясните, зачем мы здесь? — нужно же как-то правдоподобно играть роль.       — Только если перейдешь на «ты», — стреляет глазами старший.       — М? — непонимающе хлопает ресницами Джисон.       — Общайся со мной неформально… хотя бы сегодня, — ему нравилась наглость Хана с самой первой встречи — понял это не так давно, — и сейчас в действительности немного странно видеть такую податливость и пропасть между ними.       — Хорошо, — неслышно соглашается, теплея внутри.       — Могу я сказать об этом позже, чтобы ты не испортил ненужными мыслями себе спектакль?       — Такими вопросами ты только вызываешь эти ненужные мысли, — усмехается Джисон, прикусывая чуть в волнении губу. — Это опять связано со мной? Я думал, мы тут по делу Кихуна.       — Так и есть, но, как понимаешь, вы с ним провели немало времени бок о бок, поэтому какие-то моменты все равно будут пересекаться. Я не уверен, но вроде бы в данном случае нет места для переживаний, просто хочу, чтобы ты провел время со мной, — говорит это быстро, словно обыденно, хотя и вкладывает в эти слова смысла больше, чем может себе позволить.       — Как скажешь, — скромно улыбается Джисон, стараясь сконцентрироваться на совместном времяпровождении, а не на мыслях, подкрадывающихся откуда-то позади.       — Ты читал? — интересуется Ли, помогая отвлечься.       — «Ромео и Джульетту»? Да, одна из первых прочтенных книг после возвращения в квартиру. Тогда, осенью, в парке люди оставляли на специальной полочке прочитанные книги, и их можно было взять абсолютно бесплатно себе. Я решил, почему бы не попробовать, набрал себе порядка пяти штук, и Шекспировский сборник как раз был среди них.       — И как тебе? — Хан неуверенно пожимает плечами.       — Думаю, что я тогда не особо в этом смыслил… Нужно посмотреть на эту историю более свежим взглядом, — где-то на фоне раздается третий звонок, но Джисон все еще не понимает, почему весь зал набит под завязку, а рядом с ними ни души. Осматривается, переживая, что что-то не так, но Минхо вовремя его успокаивает.       — Я выкупил все места, чтобы никто не помешал, — отвечает на незаданный вопрос Ли, видя неловкую благодарность и радость в его глазах.       Начинается представление. Громогласный рассказчик эмоционально читает о начале трагической повести, о вражде между двумя главенствующими фракциями-семьями — Монтекки и Капулетти, постепенно переходя к самой завязке, к знакомству главных героев.       Джисон сидит, погрузившись во всю эту историю, хотя и замечает боковым зрением непривычно беспокойного Минхо. Тот чуть ерзает на сидении, не имея возможности унять руки, и Джисон с едва заметной улыбкой делает единственно верный вывод — хочет внимания. Незаметно в совсем не освещенном помещении — весь свет направлен на главную сцену — пролазит меж деревянных ручек стула и легонько тыкает Ли в бедро. Повернувшись к нему, Минхо морщит брови, как бы спрашивая в чем дело, но Джисон перехватывает вдруг упавшую к его руке ладонь.       Глаза не отвлекаются, следя за персонажами, но что происходит меж сидений друг друга — другой разговор, тайна, известная лишь им двоим. Хан неспешно, палец за пальцем, снимает с него кожаное облачение и кладет рядом, наконец переплетая уже обнаженные ладони. Так хорошо сидеть сейчас вместе и бесстрашно касаться, даже вот так. Порой руки способны сказать больше, чем наши уста, и сейчас именно этот случай, когда им ничего более не остается, как говорить через такие маленькие, но, несомненно, важные чувственные прикосновения. Рядом нестрашно, все происходит именно так, как должно — вселенная знает лучше. Они не думают страдать, напротив, ищут счастье даже в таких, казалось бы, незначительных обстоятельствах. Слышат, видят, чувствуют друг друга на всех уровнях.       — Хен, — подзывает он шепотом его. — У тебя, кажется, правый карман в чем-то испачкан, — Ли переводит взгляд туда, но разглядеть что-либо не представляется возможным. — Не забудь проверить позже, — слова младшего звучат странно, но он спокойно кивает, откладывая в голове новое «задание».       Спектакль набирает обороты, когда любовь главных героев достигает своего максимума — вдруг нос окутывает запах летних роз, чьи бутоны вновь спрятались с приходом ночи. Звездное небо, такое реальное, погружает в атмосферу итальянской Вероны, а актеры, столь проникшиеся романтикой первых чувств, заставляют грустить уже сейчас, осознавая, что счастливого конца им ждать не стоит.       Как они смотрят друг на друга — взгляд, полный любви и в то же время отчаяния, — словно действительно живут этой историей. Их эмоции столь настоящие, реалистичные, а музыка, свет и декорации только еще больше погружают зрителей в атмосферу романтики и первой любви. Заставляет буквально верить в это чувство. И что самое интересное, оба для себя подчеркнули то, что, несмотря на всю трагедию, которая разворачивается между главными героями, ощущается на сердце некая надежда, словно бы напоминание о том, что любовь стоит любых преград. Этот спектакль, эта история теперь воспринимается намного иначе, как урок, что необходимо показывает, что чувства могут быть сильнее любых обстоятельств.       В последние секунды жизни Ромео, когда тот склоняется над гробом любимой, Джисон неосознанно болезненно морщится и сжимает крепче ладонь Ли, вдруг замечая, как та также крепко сжимает его в ответ. Поглядывает и не замечает блеклого золотистого света в зоне расположения вен. Неужели он исцелил его? Даже не заметил, просто наслаждаясь совместными касаниями.       Поглаживает большим пальцем по коже, желая опустить на его плечо свою голову и просто расслабиться, но постоянная слежка не дает сделать это до конца, хотя и так вполне неплохо. Минхо достает из нагрудного кармана бордовый платок и унимает желание прикоснуться к чужому лицу самостоятельно, просто передавая его Джисону. Хан думает, что вновь пошла кровь, но Ли действовал на опережение — все в порядке.       — Спасибо, — шепчет младший, неосознанно придвигаясь ближе. Минхо ответно гладит его по руке, вновь возвращая взгляд на актеров. Спектакль подходит к концу, заставляя сердца многих тосковать о недосягаемой любви, написанной мастером слова — Шекспиром. — Хен, их ведь даже не ждет счастье после смерти, да? Они ведь, по сути, покончили с собой…       — Ну, слушай, это ведь все написано на бумаге, верно? Так давай предпочтем думать, что там совсем иные правила и после смерти они обязательно воссоединятся на небесах, — он тепло улыбается ему, вселяя уверенность, даря новые чувства от просмотра. — Иначе что? Все было зря? — Хан отрицательно качает головой, все-таки предпочитая для себя счастливый конец. — Вот и все. При жизни они не могли быть счастливы, значит, найдут общее счастье после смерти. Такая любовь не может умереть, — он осторожно касается его волос, вновь осторожно замечая красную прядку, но уже совсем не волнуясь об этом. Это лишь отличительный знак нестабильных душ, не несущий в себе ничего плохого — потребовалось перелопатить пол библиотеки, чтобы найти хоть какое-то упоминание об этом, но зато теперь спокоен.       — Как и наша? — почему-то задумывается Джисон, вмиг краснея, замечая, как расплывается в чувствах Минхо, словно читая его мысли.       — Никогда бы не подумал, что амарант может так вкусно пахнуть, — отвечает на незаданный вопрос Ли, наконец поднимаясь со своего места.       Неумирающая любовь.       Такой безнадежный романтик.       Они проходят в основной зал, где собираются только самые важные гости, их от силы человек пятьдесят, потому мало кто обращает внимание на их приход, все заняты лишь собственными светскими беседами.       — Фуршет, — объясняет Минхо. — Мы ищем Романа Роткова, — Джисон вдруг испуганно выпучивает свои глаза на него, оглядываясь теперь более встревоженно. — Перестань, что он может тебе сделать?       — А зачем он нам? Он же вроде не связан с Кихуном, тот все время работал на Му Така, — все еще беспокойно хмурится и шепчет Ли, пытаясь понять мотивацию.       — Помнишь, я просил тебя научиться просить? — останавливается Минхо с легкой улыбкой на губах и забирает у мимо проходящего официанта два бокала игристого, передавая один из них спутнику. — Так вот, я люблю исполнять так называемые последние просьбы тех, с кем вынужден работать. Только если они мне интересны, конечно.       — То есть тебе была интересна моя последняя просьба? — ухмылка на лице Минхо становится столь красочной, столь яркой, что ее буквально хочется стереть, лишь бы тот перестал глумиться. — Ох, забудь.       — Это была лучшая просьба из всех, что мне приходилось когда-либо исполнять, — будто поправляя чужой помятый воротник, опускается ближе к уху и шепчет Ли. — Сам бы я вряд ли на это решился.       — Очень жаль, — заражается чужим ехидством Хан. — Мне было бы интересно взглянуть на твою решительность, — намекает, пока сам не понимая, на что. — Так что ты должен сделать? Или мы?       — Вернуть долг за Барам.       — М?! Серьезно? Это была его последняя просьба? — удивляется Джисон, не ожидая такого благородства с его стороны.       — Да, он вообще достаточно сильно открылся за это время. Мы частенько общались в течение недели, и не могу сказать точно, но, возможно, я в нем откопал истинные чувства к этой девушке. Он хотел, чтобы после суда она была в безопасности… Предложил мне свои последние деньги, но я решил погасить кредиты за лечение его дедушки, — пожимает плечами Минхо, словно сделал что-то совершенно обычное, даже не задумываясь, что все еще продолжает такими неравнодушными поступками собирать по кусочкам сердце младшего. — А это… подарок? Ты ведь тоже хотел бы, чтобы она наконец стала свободной, — ищет звезды в зрачках Хана, задерживаясь на них дольше положенного, даже не задумываясь о других посетителях.       — Хотел бы, — полушепотом отвечает Джисон, чувствуя, что еще немного и прижмет его к себе — нужно поскорее заканчивать с «работой».       — Значит, я делаю все правильно. Вкусное вино? — Хан даже не попробовал, что делает прямо сейчас, чтобы ответить на вопрос.       — Не совсем разбираюсь в этом, но вроде неплохо, — Ли по-доброму усмехается, забирая из его пальцев бокал, смотря на вопросительный взгляд младшего.       — Не заставляй себя, оно слишком сладкое для тебя, — и с каких пор он разбирается в его вкусах? — Купим чего-нибудь повкуснее по дороге домой, — а вот этого говорить совсем не стоило. Теперь ступор Джисона заметен всем присутствующим, в особенности открыто смеющемуся Минхо.       — Х-хорошо, — куда делся весь боевой настрой? Он вновь нащупывает у себя в кармане подвеску, думая, когда лучше попросить надеть спрятанную в пиджаке вторую Ли.       — Пойдем, не будем тратить здесь время. Погода сегодня хорошая, ветерок прохладный, — намекает и на совместную прогулку. — Как он выглядит?       — Как русский? Ну, даже не знаю… Русые волосы, вроде бы голубые глаза… Точно! Шрам! Шрам над бровью! — кричит громче, чем нужно, привлекая любопытные взгляды, а Минхо обхватывает его предплечье, мягко прося быть чуть тише. — Кажется, он стоит у окна с кем-то. Ты пойдешь… один? — не успевает договорить, как его ведут прямо туда, не желая оставлять в одиночестве.       Опасный взгляд рассекает воздух вокруг, когда мужчина общается со своим подчиненным, прося решить какие-то срочные вопросы, чтобы он мог спокойно продолжить разговор со своей пассией. На указательном пальце сверкает в ярком освещении подвесной люстры печатка с клыкастым бурым медведем. Роман только с виду производит такое впечатление, но по сути своей он достаточно неразвит, привык, что все решают за него его шестерки, хотя и является главарем в своей группировке. Над ним было весело прикалываться в свое время, убегать втроем из-под его контроля, но все дороги всегда вели к Му Таку, а долги, накопленные во время побега к Роткову, все еще мешают спокойной жизнедеятельности живой Барам.       — Добрый вечер, сэр, — вежливая улыбка Ли, родной язык и поклон в знак уважения — все что нужно, чтобы переключить внимание мужчины на себя. — Ли Минхо, адвокат. У меня к Вам срочное дело, последняя воля одного из моих подзащитных, — тот хмурится, совершенно не понимая, что тот лепечет таким уверенным тоном. — Деньги, — лицо собеседника вмиг озаряется, теперь уже с большей охотой вникая в разговор. — Меня попросили вернуть долг за одну девушку — Пак Барам. Сколько она Вам задолжала?       — Вы так скоро клоните к сути, не хотите присесть пообщаться. Я вижу, Вы человек деловой, может, мы могли бы найти пару общих тем для разговора…       — Я бы рад, но очень спешу, — Джисон неуверенно жмется позади, надеясь, что про него забудут и не будут обращать внимания, пока вновь глазами скользит по чужому костюму, не понимая, в какой момент чужие ноги стали столь упругими на вид. — Я переведу деньги на Ваш счет сию секунду и более не потревожу, чтобы Вы насладились вечером с дамой, — и снова эта неприличная улыбка, за которую Хану уже хочется дать ему пару подзатыльников.       — Принеси мой блокнот, Серый, — просит он у одного из своих подопечных, вмиг ища сквозь строчки названное имя, и поворачивает цифру к мужчине. — Полтора миллиона вон, — Ли водит глазами по странице, замечая там же зачеркнутую строку с Джисоном, делая вывод, что за него уже погасили долг.       — Номер счета? — просит, доставая телефон.       — Это прикол какой-то? Может, прикажешь мне еще налог заплатить с этой суммы? Ты вообще в курсе, за что ты возвращаешь долг? — он чуть хищно смеется, заставляя своих шестерок так же подхватить веселье, дабы выставить Ли в непригодном смехе.       — Да, прошу прощения. Не привык иметь дело с бандитами, — теперь усмехается Минхо, а Джисон повторяет, хотя совсем не понимает, о чем идет речь, только замечает чуть сжатую челюсть, боясь, что именно та может предвещать. Минхо никогда не проявлял себя с агрессивной стороны, так почему сейчас парень вдруг сомневается в нем? Тем более, что он рядом с ним, тот точно не сорвется, да и есть ли вообще реальная причина для этого? — Извини, можешь сходить взять мое пальто? — поворачивается к нему Ли и тянется в карман, вдруг нащупывая гладкую тонкую цепочку, и удивленно морщится. Смотрит, понимая, что это тот самый правый карман, на который совсем недавно намекал Джисон, и ухмыляется, доставая лишь номерок.       — Да, сейчас, — быстро ретируется Хан, ища теперь гардеробную. Сам же пришел в одном костюме, ведь шел не через улицу. Вдруг задумывается о том, как приходил к нему Минхо при жизни: пешком или так же сквозь пространства? Они часто ходили вместе, и он понимает, что вызвано это было именно жизнью, но сейчас отчетливо хотелось бы прогуляться.       Забирает чужое пальто, вновь неосознанно зарываясь в него носом, вдыхая такой чудесный запах фиолетовых лепестков распустившейся глубоко в сердце сирени. Отдает его Ли чуть неохотно, ведь ладони совершенно не хотят прощаться с приятной тканью, хочется буквально укутаться в него и согреться шерстяным теплом вперемешку с настоящим уютом, хотя и совсем не холодно.       — Какая медленная у тебя шестерка, — бросает Роман, желая возвыситься перед окружающими за чужой счет.       — А это и не шестерка вовсе, — улыбается Ли. — Это мой близкий друг, не стоит его равнять с ними, — указывает на неподалеку стоящих мужчин.       — Простите мне это, — вовремя хватается за свою репутацию Ротков, все еще не зная до конца, с кем имеет дело. Вдруг Ли — сын каких-нибудь уважаемых чиновников? С такими лучше не спорить.       — Держите, — протягивает конверт с тридцатью купюрами, что достал из кармана, и, не желая тратить ни секунды, прощается, вежливо кланяясь и чуть приобняв ладонью Хана за предплечье, выходит из зала. — Зайдем в туалет, — сворачивает в сторону Минхо. И подходит вмиг к раковине, чтобы сполоснуть ладони, не имея возможности сдержать улыбку. Неужели все, по правде, хорошо? Смотрит на Джисона через зеркало, заставляя и его поймать радость совместного пребывания, и тянется в карман, наконец доставая подвеску. — Милая побрякушка, — рассматривает, как красивым зеленоватым перламутром переливается кристалл, пока не замечает, как с розоватыми щеками Хан надевает такую же на себя. Повторяет.       И вот они совсем одни. Никто их не видит, никто не потревожит. Джисона буквально распирает изнутри, не зная, с чего начать действовать. Глаза нарочно слезятся, почувствовав свободу и вмиг нахлынувшие чувства от того, что они наконец смогут быть открытыми друг с другом.       Он нерешительно подходит к Ли, видя его непонимание, и чем ближе он к нему, тем слабее чужое дыхание. Дотрагивается до его руки, скользя по пиджаку к лопаткам, и неспешно прижимается своей грудью к его. Это вообще реально? Минхо же, остолбенев, стоит, совершенно не понимая, что происходит. Почему тот вдруг ни с того ни с сего обнял его, совершенно не переживая о том, что их могут неправильно понять.       — Мы скрыты ото всех, — шепчет, чтобы тот наконец позволил себе пошевелиться.       — Сынмин? — вдруг понимает он, кто зачинщик всего.       — Он самый, — усмехаются в унисон они.       Ли, не теряя данного ему времени, окольцовывает чужое тело и без зазрений совести утыкается носом в изгиб шеи, щекой чуть касаясь линии челюсти парня. Вдруг чувствует совсем невесомый поцелуй в мочку уха и отстраняется, желая просто взглянуть в глаза Хану. Зрачок трепещет во влаге соленых капель, боится, что мог сделать что-то не так, но Минхо лишь тоскует, вдруг открылось столько возможностей перед ними, и как их использовать, совершенно нет представления.       Он сдерживается, чтобы под влиянием эмоций не накинуться на безгранично доверяющего ему Джисона. И, как бы спрашивая, опускает взгляд на уже словно готовые, приоткрытые губы, и Хан решает сделать еще один первый шаг и, чуть приподнявшись, прижимаясь, целует его, оставаясь в этом моменте на жалкие пять секунд, вдруг чуть отходя, переживая, что понял неправильно.       — Черт, — еле дышит Ли, замечая, как горят его ладони, и боится, что еще немного и превратит весь театр в горку пепла.

      «Было бы интересно взглянуть на твою решительность»

      Старается унять сердцебиение, но все же срывается, ловя Джисона за кисть, и прижимает к стене, в тот же миг впиваясь горячими губами в чужие мягкие и такие податливые. Как же долго он этого ждал, и как же сильно этот поцелуй отличается от их первого.       Скучал.       Он не спешит, наслаждается моментом, танцем сплетенных губ, и позволяет себе лишь скользить руками по его волосам и лицу, не переходит ни одной возведенной границы, пока младший, словно загнанный в угол котенок, подрагивающими пальцами держится за пуговицы на чужом пиджаке. Он тает, но он же боится. Боится собственных чувств, что могут вылиться в совершенно иное, грязное и запретное.       Ли вновь спрашивает разрешения, языком проводя по нижней губе, и лишь с позволения проникает внутрь, пробуя чужой, такой неумелый и пугливый, на вкус. Громкое дыхание так или иначе превращается в приглушенный стон, заставляя Джисона провалиться еще глубже внутрь собственной совести, ведь ему ужасно нравится происходящее, но так страшит, что он буквально — унизительная слабость Минхо.       Чертов кориандр так неправильно вторгается в самую глубь легких, заставляя еще больше пьянеть от лишь начальных этапов близости. От падения его удерживает сейчас только твердая стена позади и крепкое колено Ли, что придерживает его сбоку. Минхо целуется горячо, буквально ощущается как поцелуй с огнем, температура его тела в действительности поднимается на несколько градусов точно, а воздух вокруг словно пар от кипящей воды.       — П-прости, — задыхается мужчина, отстраняясь от его губ, и прижимается к чужому лбу своим. — Я увлекся, — замечает, как покраснела нижняя губа Джисона, и оставляет на ней еще один легкий чмок.       — Мхм, — все, что может ответить ему сейчас парень, стыдясь даже заглядывать в чужие почерневшие глаза.       — Все в порядке? — беспокоится Ли, уже отходя на шаг, чтобы рассмотреть его получше.       — Да-да, — кивает болванчиком и слышит шаги за дверью. — Прогуляемся? — неловко моргает, наконец замечая, в каком состоянии Минхо: глаза черные, словно сонные, а щеки красные, совершенно не скрывающие эмоционального возбуждения.       — Пойдем, — кивает он и тянется к столешнице, чтобы забрать пальто.       Джисон, словно напакостивший школьник, выбегает из туалета первым, чуть не натыкаясь носом на одного из гостей.       И, выйдя на улицу, его встречает прохладный проливной дождь. Он останавливается, задумываясь о том, что прогулка вновь не удастся, но сзади на его плечи ложится теплое чужое пальто, а поверх него — ласковая рука, что прижимает его ближе к себе. Минхо открывает зонтик и, нежно улыбаясь, не отпуская его из своих полуобъятий, ведет вперед.       — Зонтик маленький, мы промокнем, — бурчит Джисон, все еще не смотря в его сторону.       — Ну и пусть, — главное, что рядом, главное, что вместе.       — Пальто дорогое, может испортиться, — продолжает испытывать его парень.       — Какое мне дело до пальто? Главное, что тебе тепло, — чуть касается его головы своей.       — Я бы и не замерз, — хмыкает Джисон, зная, что с ним спорить бесполезно. Слишком милый, слишком счастливый и слишком-слишком хороший.       — Не разрешаешь мне поухаживать за тобой? — ухмыляется Ли.       — С чего бы тебе ухаживать за мной? Я взрослый мужчина, самостоятельный…       — Не без этого, конечно, — перебивает его Минхо, продолжая улыбаться. — Но в парах принято заботиться друг о друге, — смотрит, как предательски краснеют кончики ушей Хана и целует прямо в то, что находится рядом с его лицом. — Учитывая, что от недостатка заботы ты стал таким закрытым и агрессивным, я хочу сделать все, чтобы смягчить твое сердце.       — Агрессивным? — возмущается Хан.       — В первый же день на меня с кулаками набросился! А что потом было…       — Бесить меня не надо, и в нос не будешь получать, — закатывает глаза парень.       — Сейчас ведь ты более спокойный, хотя и замученный, — лохматит его волосы на затылке, не имея возможности вдохнуть его близость во все легкие.       — Я просто учусь смирению, да и я изменился после того случая, — слова заглушаются ударами капель по зонту и асфальту, но Ли все прекрасно слышит.       — Какого? — не понимает.       — Тогда… в Уллындо, — избегает пристального взгляда мужчины, чувствуя, как неприятно саднит в горле.       — Ох, забудь об этом, — рукой прижимает его ближе, носом проводя по мягкой щеке.       — Я правда испугался тогда, что мог… убить тебя?       — Не думай об этом, хорошо? Я рядом, все в порядке, — короткий чмок — он буквально не может прекратить осыпать его своим вниманием. — Куда пойдем? Я думал дойти до парка, но, наверное, стоит перенести до более солнечного дня.       — Да, ты прав, — кивает Хан, стараясь переключить мысли о том, чтобы остаться наедине, на что-то более рациональное и здравое. — Может, зайдешь на рамен?       Блять.       Двойной подтекст, казалось бы, простой фразы моментально врезается в голову, и он смотрит испуганными глазами на то, как в полуухмылке проводит Ли языком по верхнему ряду зубов, понимая, что тот вряд ли именно это имел в виду — смелости не хватит, хотя кто его знает?       — Вон как раз магазин, — пальцем указывает на круглосуточный, стараясь оправдаться. — Ты какой любишь? Говяжий, куриный, может, с морепродуктами… — лепечет быстро он, все еще испытывая жутчайшую неловкость, когда Минхо обхватывает его за щеки пальцами и успокаивает, коротко чмокая прямо в сжатые трубочкой губы.       — Расслабься, я не стану делать того, что ты не захочешь, — все еще не выпускает его из ладони и легко улыбается, рассматривая такое до умопомрачения милое лицо.       — Фто? — переспрашивает, словно не понял, что тот только что сказал практически прямым текстом.       — Говяжий не так уж и плох, — возвращается к его глупому вопросу Ли, возвращая внимание на магазин в пяти шагах от них.       Джисон не отвечает, думает о словах, сказанных ранее, все еще не понимая, как после всего, что тому известно о нем, ему не противно? Одно дело поцелуи, объятия, но другое — что-то большее. Он бы принял, если бы Минхо не захотел с ним ничего, это ведь нормально, не так ли? Но неужели тот в действительности рассматривал возможность дойти до высшего этапа физической близости? Звучит бредово. Хотя если вспомнить, что тот для него делал, в принципе не удивляешься. Ли никогда не брезговал им. Принимал любым и делал больше, чем, скорее всего, мог бы сделать ответно для кого-либо Хан.       Минхо наконец останавливается на крыльце, под крышей здания, и сворачивает мокрый зонт, украдкой смотря на состояние Джисона. Видит, как тот хочет его о чем-то спросить, но, кажется, впервые не может распознать, что именно — мыслей слишком много, а давить в данном случае нет никакого желания.       — Я обещал купить что-то повкуснее, чем вино, но, к сожалению, сейчас могу предложить только соджу, — усмехается, замечая на прилавках только слабоалкогольные спиртные напитки. — Можем ничего не брать и попить кофе. Я помню, чем закончился прошлый раз, когда мы выпивали, и, хотя ты сейчас здоров, можешь опять уснуть рядом со мной, а я не обещаю, что смогу уйти до конца действия амулета, — испытующе смотрит прямо в его глаза и чувствует, как снова неосознанно задерживает дыхание.       — Думаю, кофе мы можем попить и в другой день, — все же склоняется к другому напитку он, надеясь набраться еще хоть немного храбрости, чтобы крепко-крепко обнять дорогого сердцу мужчину, поговорить о том, что волнует и весомым грузом лежит на душе.       — Классический? — уточняет Ли, не препираясь.       — Грейпфрутовый, — все-таки без лишней кислинки насладиться напитком будет трудно.       Минхо берет в одну руку две бутылочки соджу, в другую — пару пачек с раменом, радуясь, что вновь может нормально функционировать собственными конечностями. Расплачивается и хватает за свободную ладонь Хана, выходя прямо в его квартиру. Джисон пугается, даже не предположив, что окажутся в безлюдном пространстве так скоро.       — Хотел еще погулять? — смотрит мужчина на чужое озадаченное лицо.       — Н-нет, — смотрит, что время неминуемо поджимает. Как так быстро проходят с Минхо минуты, часы, дни — сам не понимает.       — У нас еще часов шесть хоть есть? — разувается, мгновенно проходя на кухню, ставит пакет на столешницу и, не теряя времени, достает кастрюлю и пачки с лапшой.       — Час двадцать шесть минут, — через несколько секунд скомкано отвечает Хан, заставляя Ли, стоящего к нему спиной, на мгновение остановиться, чтобы осмыслить последующие действия.       — Хорошо, это ведь лучше, чем ничего, правда? — улыбается, коротко обернувшись к нему через плечо.       — Хен, — медленно начинает он. Голос чуть мрачноватый, что заставляет его вмиг стыдиться из-за испорченной атмосферы. В горле неминуемо скапливается ком, боясь просить, но еще больше переживая о чужой реакции. Подходит сзади и осторожно окольцовывает его талию, прижимаясь щекой к его лопаткам. — Прошу. Не поступай так со мной.       — О чем ты? — словно не понимает, но больше уточняет.       — Не отпускай, — шепчет, умоляя он. — Я не хочу жить без тебя. Мне не нужна любая другая жизнь, в которой нет нас. Знаю, что ты ищешь способ, но не нужно.       — Джисон, — болезненно грубо пытается прервать его Минхо.       — Не говори со мной так, пожалуйста, — слышит, как тот сжался прямо в его руках. — Я знаю, что тебе было больно, но это не значит, что то же произойдет со мной. Не лишай меня возможности быть рядом с тобой вечность.       Ведь ты моя вечность. Моя жизнь и моя же смерть.       — Ты не знаешь… — все же оборачивается, но все еще не выходит из объятий.       — Пусть так. Но скажи мне, какая еще жизнь сможет сделать меня счастливым, коим я являюсь, находясь рядом с тобой? Ты же знаешь, что мне будет больно. Всегда. В этом суть моей души. Здесь же ее влияние бессильно, особенно после того, как ты излечил ее. Прошу, — в глазах обоих скапливаются непрошенные капли, зрачки не имеют возможности оторваться друг от друга, умоляют о совсем разном, надеясь на понимание. — Оставь меня рядом с собой. Ты ведь тоже этого хочешь? — эгоистичное желание, которое Ли так неумело в себе подавлял все это время.       — Хочу. Но это не мое решение, — вода давно кипит, но не это сейчас волнует их, а итог, к которому важно прийти.       — Тогда дай мне самому выбрать, чего мне действительно хочется, — ладони ласковые, не страшась хищника перед ним, трепетно щекочут нежную кожу острых скул. — А хочется мне лишь тебя. Всегда моим конечным ответом будешь ты.       — Я дам еще время подумать, и, если твой ответ останется неизменным… так тому и быть, — Хан, сдерживая яркую улыбку, коротко кивает, поджимая губы. — Отправляйся на рассвете к тетушке, даю тебе тридцать пять часов.       — А? — вдруг ошеломленный Хан пробегает взглядом по фону и неосознанно опускает руки. — К Госпоже Нам? К ней-то зачем?       — Все узнаешь на месте. Я ее предупрежу, ладно? — нежно обхватывает его лицо и оставляет легкий чмок на кончике носа и наконец отворачивается к забытой еде.       — Л-ладно, — все еще в ступоре, что тот так свободно осыпает его поцелуями, совершенно не в силах так быстро привыкнуть к собственному счастью.       Перебирает посуду на полках, удивляясь, что Минхо успел позаботиться обо всем: маленькие стопки и глубокие тарелки — все, что сейчас необходимо и как раз под рукой. Он накрывает на стол, пробегаясь взглядом по частям небольшой студии, уже чувствуя жар от непристойных представлений, и вновь натыкается глазами на Ли, что спокойно раскладывает по тарелкам готовый рамен, украшая зеленью и разрезанным пополам перепелиным яйцом. Почему тот всегда так спокоен? Неужели его совсем ничего не волнует и даже нахождение наедине ни капли не смущает. Джисон вновь корит себя за единственный грязный, по его мнению, разум в этой квартире, надеясь на то, что мужчина все же не умеет читать мысли.       Все чего бы он когда-либо хотел, — душевной близости с Минхо, так почему же мысли совсем другого характера так назойливо лезут в глубины его сознания? Представления о прекрасной любви, вычитанной в десятках романов, рушится, лишь сталкиваясь с не самой романтичной частью отношений. Нужно ли поговорить об этом со старшим? Скорее да, чем нет. Однако все еще безумно стыдно. Стыдно раскрывать свою подноготную перед ним, хотя ему и так уже обо всем известно.       — Готово, — оборачивается Ли с тарелками в руках и с улыбкой приглашает за стол. Открывает следом бутылки, наливая каждому свою порцию, и вновь осторожно поглядывает за состоянием Джисона. — Чем дальше займемся? — никакого подтекста, лишь интерес, подпитанный недостатком свободного времени, которое хочется хоть немного спланировать.       — Посмотреть мы вряд ли что-то успеем… — и опять эти мысли. — А ты чего хочешь?       — Можем просто побыть рядом, — садится напротив, протягивая ему ладонь, чтобы еще с минуту безопасно насладиться теплом мягкой кожи, прежде чем приступить к ужину. — Я что-нибудь придумаю к следующему разу, — приободряет его чутким обещанием. — Свидание.       — Свидание… — скромно улыбается, ведь никогда ничего даже близко похожего не было в его жизни. Минхо очень внимателен к нему, из-за чего носочки буквально подгибаются, скрещенные под стулом. — Звучит хорошо.       — Вернись до вечера пятницы, хорошо? В субботу у меня совет, — сглатывает, совершенно не зная, чего можно ожидать от новой должности в будущем. — Я просто боюсь, что мы будем видеться реже.       — Обязательно, — кивает он.       — Как ты себя чувствуешь? — переживает, ведь, смотря на его лицо, нельзя точно сказать, беспокоит ли его что-то. Джисон всегда умело притворялся, но сейчас, когда тот проводит время с ним, уверен, что улыбка искренняя.       — Хорошо, правда хорошо, — смотрит наконец на него, поднимая из тарелки глаза. Есть не особо хочется, но и просто поковыряться в лапше, приготовленной любимыми руками, — не вариант.       — Я… я не стал тебя ставить с другими людьми. Говорил об этом и с Сынмином, и с Гавриилом, — вздыхает. — Тебе сейчас нужен отдых, а помощь другим с их восстановлением только может спровоцировать новую нестабильность, — Джисон поджимает губы, чувствуя снова собственную неполноценность. — В этом нет ничего страшного, слышишь? Просто ты будешь пока заниматься другими делами. Мин готов с тобой работать и дальше, ты довольно легко все схватываешь и быстро учишься, — подбадривающе улыбается, замечая еле заметный румянец от похвалы. — Вы ведь поладили, да? Он не обижает тебя?       — Нет-нет, что ты! Сынмин ко мне правда хорошо относится, — настоящая улыбка, как подтверждение его слов.       — А за подвески, что ты ему должен? — усмехается, зная характер друга.       — Ничего, я ведь, по сути, сам их делал, под его чутким руководством, — пугается резкой тишины и вновь поднимает глаза, видя удивленное лицо мужчины. — Что-то не так?       — Ты… сам их сделал? Работал с кристаллами?!       — Да, а в чем дело-то? Это опасно или…       — Нет! Нет-нет-нет, просто… Я немного удивлен, — небольшой смешок выходит из его рта, когда он успокаивается. — У меня никогда особо не получалось с ними работать, не поддавались они моим рукам. Да и в принципе с кристаллами у нас работает только Сынмин. Для большинства это очень скучно и энергозатратно, хотя продаются они очень даже неплохо.       — Не знаю, мне очень даже понравилось, — пожимает плечами Хан. — Я бы и дальше хотел изучать их.       — Это ведь замечательно! Продолжай, конечно. Я буду твоим постоянным покупателем, — ярко улыбается Минхо, искренне гордясь Джисоном, а тот в свою очередь подхватывает его настроение и видит, как тот берет пальцами свой соджу. — За тебя! — Хан усмехается и осторожно чокается своей стопкой, поворачивая голову в сторону и осушая одним глотком всю жидкость. — Горько, — морщится.       — Значит, все действительно хорошо. Когда мы впервые пили с тобой, соджу был сладкий, ведь в жизни не хватало сахара, а сейчас… сейчас все хорошо, — снова касается осторожно его ладони, ведь очень сложно прекратить сближаться, когда есть такая возможность.       — Могу я больше не пить эту гадость? — горло до сих пор немного жжет, а истинная цель — расслабиться в чужом присутствии, — кажется, выполняется и без лишнего спирта для храбрости.       — Почему ты спрашиваешь об этом меня? — по-доброму усмехается. — Делай то, что хочется тебе. Не хочешь пить — не пей, не хочешь есть — не ешь, — все-таки заметил. — Только ты распоряжаешься своими желаниями.       — Да ну? А если эти желания касаются не только меня? — заходит издалека, хотя все еще неприлично близко.       — Тогда стоит поговорить с тем, кого они могут затронуть, вдруг у вас совпадают взгляды на ту или иную ситуацию, — отвечает ему Ли, опираясь на облокотившуюся на стол руку.       — А вдруг его это обидит? — поджимает губы и вдруг вновь тянется к пустой стопке, но вовремя одергивает руку, решая действовать в сознании — не чужие уже люди, стесняться бессмысленно.       — Такое тоже может быть, но разве нельзя будет объясниться? В некоторых случаях признать вину, — пожимает плечами и глазами скользит по чужой шее прямо под тугой воротник, который Хан поправляет уже раз четвертый за вечер. Нервничает, дышать трудно, — заключает он. — Иди сюда, — встает со своего места, замечая вмиг остановившуюся ногу парня под столом. Подходит ближе и обхватывает ворот белоснежной рубашки, расстегивая ласковыми пальцами медленно верхние пуговицы. — Все ведь в порядке? Или, может, ты все же боишься меня… после того, что я тебе рассказал? — Джисон безусловно удивляется данному вопросу, но ответить в момент почему-то не может. Он ведь думал об этом, но убедил себя в том, что все это пустое, не имеющее никакого весомого повода для беспокойств. Минхо никогда ему не отвечал насилием на насилие, готов был даже лишиться жизни ради его спокойной дальнейшей жизни в буквальной смерти. — Я все понимаю, — кивает Ли, не желая на него давить своим присутствием, и решает отойти, из-за чего младший безусловно пугается, погрязнув на, казалось бы, полминуты в собственных мыслях, и хватается за первое, что оказывается перед его пальцами — пояс брюк. Минхо смотрит на застывшую, проникнувшую парой фаланг ладонь Джисона прямо внутрь брюк и ухмыляется.       — Не боюсь, — неуверенно, но все же желанно притягивает его к себе, не выпуская ткань из рук, и лишь холодная пряжка под рукой сейчас успокаивает загнавшийся разум. — Стесняюсь, и только.       — Я тоже стесняюсь, — честно признается мужчина, подходя еще ближе — куда? Подбородок Джисона теперь касается собственных костяшек, а нос прямо напротив примерного расположения чужого пупка. Он гулко сглатывает, вновь слыша совсем не чистые предложения собственных демонов, искушающих поддаться. — Могу я поцеловать тебя?       — Могу ли я вообще отказать тебе? — голос сдавленный от совсем непривычной близости, на грани переступить все мыслимые и немыслимые границы.       — Можешь, — наклоняется к нему Минхо, пальцами приподнимая подбородок, и оставляет легкий, влажный, совсем невесомый поцелуй на нежных губах парня. Дает возможность решать, что ему делать дальше, не желая покорности, лишь действия, подпитанные внутренней мотивацией. И Джисон, поняв, чего тот ждет от него, притягивает второй рукой за затылок ближе и прикасается крепким, чуть терпким поцелуем к Ли, забывая вообще, как шевелиться, лишь говорит обо всем, что виной сокрыто в груди, о чувствах, ранее не сказанных, больше всего боясь потерять сейчас его, хотя страх потерять в нем себя пугает еще более изощренно — от него в действительности появляются и остальные тревожные мысли.       — Минхо, — смотрит прямо в его глаза, надеясь, что говорить не придется, что тот поймет все сам и ответит на каждый из его вопросов. Но Ли молчит, оставляя легкий поцелуй на его лбу и взяв в свои ладони его, также целует поочередно каждую костяшку, не сводя глаз с Джисона ни на секунду. Осторожно опускается рядом с его стулом и кладет голову щекой на его бедра, словно кот, который хочет ласки, но цель другая — расслабить. Хан тепло улыбается такой нежности старшего и мгновенно приступает к тому, чтобы перебрать смольные шелковистые пряди, проводит по линии уха, замечая на них еле видимый светлый пушок, умиляясь. — Я виноват?       — Ты еще ничем не поделился, откуда я могу знать, — с прикрытыми глазами, обвивая несильно чужие ноги, отвечает Минхо.       — Я боюсь испортить наши… отношения, — непривычно.       — Почему ты думаешь, что испортишь? Поговори со мной, — просит он. — Возможно, все беспокойства и вовсе не имеют смысла. Мы не торопимся, знаешь ведь? У нас, как минимум, еще сто сорок три года.       — Бесишь, — слыша иное значение помимо «вечности» раздражается Хан.       — Это хорошо. Лучше уж я буду бесить тебя, чем так, — улыбается Минхо, совсем не шевелясь, наслаждаясь любимыми прикосновениями — и когда он стал таким тактильным? — Что омрачает твое сердце? Может, я делаю что-то не так? Сильно липну или давлю?       — Нет… нет… Мне все нравится. Все, что ты делаешь, — мягкими подушечками пальцев проходит по выступающим частям его лица, любуясь неземной красотой мужчины. — Я не знаю, как об этом сказать, — вновь зажимается, боясь откровений.       — Есть ли хоть одна вещь, что я до этого не принял? Почему ты все еще думаешь, что я могу тебя отвергнуть, безнадежный? — прозвище, произносимое так редко, ласкает слух, заставляя потеплеть изнутри.       — Потому что я безнадежный? — чуть грустно усмехается Джисон. — А ты чудак…       — Чудак, — улыбается он, неосознанно сильнее прижимаясь к чужим ногам. — Поделись. Чудак обязательно поймет. Я слышу твое сердце, чувствую твою душу. Не бойся об этом, — он поднимает голову, вдруг оказываясь в не лучшем положении перед парнем, щеки горят у обоих, понимая, как, должно быть, это выглядит со стороны — Ли на коленях стоит у практически разведенных ног Хана, держа одну из ладоней прямо на его бедре.       — Я хочу тебя, — признается, глядя прямо в глаза. — Очень.       — Черт, — знал с самого начала, но признание буквально выбило его из колеи. Сердце бьется в груди, как сумасшедшее, теперь боясь рискнуть, но еще больше боясь навредить. Он поднимается на ноги, заставляя Джисона на миг подумать о том, что сейчас уйдет, но прерывает мысли горячим поцелуем, вжимая в мягкую спинку стула. Держит крепко-крепко за щеки и еле дышит горячим воздухом прямо в лицо младшего, тот сам вздыхает через раз, теряясь в сознании — мыслей больше нет. Хан следует заведенным Ли правилам, отчетливо пробуя согласие, ответ. — Я тоже, — не стесняясь, парень за нижние пуговицы на рубашке притягивает его еще ближе к себе, не задумываясь, усаживая на себя сверху, и, кажется, впервые за очень долгое время чувствует стимуляцию, касание к своему напрочь забытому паху. Скулит, замечая, как непроизвольно скатываются по щекам горькие слезы. — Господи, — отвлекается Минхо. — П-прости, пожалуйста, — переживает, что перешел грань дозволенного, и хочет слезть, но его удерживают на месте, безжалостно хватая за ткань. Джисон упирается лицом в его плечо, жадно обнимая, боясь, что тот поймет все совсем не так.       — Не уходи. Не смей меня жалеть, — злится, ведь Минхо не тот, кто жалеет, а тот, кто необходимо заботится. Жалость — последнее, что хотелось бы испытать с его стороны. — Я не умею… — поднимает на него свои заплаканные, но обозленные глаза. — Не умею получать удовольствие, хен. Научи меня. Покажи, что секс может быть приятным. Я не боюсь тебя, знаю, что не сделаешь больно. И хочу всего именно с тобой, вряд ли смогу довериться в этом плане кому-либо еще.       — Ты ведь знаешь… что я тебя люблю, да? — Джисон всхлипывает, улыбаясь, впервые слыша это от кого-то помимо матери. Знает, что это искренне, знает, что по-настоящему. Кивает. — Скажи, что мне можно?       — Все.       — Нет, не позволяй никому иметь контроль над всем своим телом. Все никогда нельзя отдавать, это лишь твое, оно никогда не будет моим или чьим-то еще, понимаешь? Давай исследовать его осторожно, хорошо? Мы только начали сближаться, никуда не торопимся, не спешим, — Хан кивает, внимая его словам, чувствуя столько всего сразу.       — Можешь… расстегнуть рубашку? Мою, — уточняет, учась делать первые шаги. Минхо неспешно выполняет, смотря то ему в глаза, то на то, что открывается ему под слоем белоснежной ткани. Джисон слышит, как тяжелеет чужое дыхание, и переводит взгляд вниз, замечая, что ширинка Ли ответно топорщится, успокаиваясь, что не один в действительности горит сиим действом. Поднимает чуть дрожащие ладони к его горлу и, ловя на себе вопросительный взгляд, развязывает аккуратный бантик, убирая его на стол позади мужчины. — Могу? — держит за край рубашки и первую пуговицу.       — Можешь, — разрешает Минхо, спускаясь по чужой одежде все ниже, еще секунда, и обнаженный торс парня ничего не скрывает. Ждет, пока тот закончит с ним, не начиная действовать дальше.       Тело мужчины более подтянутое в сравнении с ним, но вовсе не спортивное. Кожа переливается под лампами, совершенно не подходящими под ситуацию, — хотя сейчас совсем ничего не может им помешать, даже внаглую поджимающее время. Плечи широкие, жилистые, видно, что так сказались совсем не тренировки, а различного рода труд, возможно, стресс и огромный груз ответственности.       Когда одежда оказывается на полу, Ли возвращается к его губам, действует решительно, как и просил его младший, но все еще не запирает, вечно оставляя ему выбор. Чувствует прохладные ладони на своей груди, пугливо сжимающие, но в то же время решительно продолжающие свой путь по остальной доступной ему коже. Томно вздыхает, начиная осторожно двигаться по чужому возбуждению, так, чтобы в любой момент можно было остановиться. Следит за тем, чтобы было приятно обоим, а не только ему. Эмоции Джисона яркие сменяются одна за другой, от мгновенной боли — эмоциональной — до чувства поглощающей эйфории.       — Коснись меня, — прерывая поцелуй, просит Хан, чувствуя, как лицо горит уже от его крепкой хватки, и просит перевести его внимание на любое другое место.       Одной рукой Минхо оттягивает его осторожно за затылок, переводя губы на длинную шею, вторую же спускает на талию, несильно сжимая. Младший, кажется, наконец расслабляясь, тает в этих ощущениях и позволяет себе действовать ответно, обхватывая чужие бедра и прижимая к себе еще ближе. Помогает Ли двигаться на нем, распознавая, как именно доставлять себе удовольствие. Ноги мужчины такие крепкие и такие обтянутые сейчас, что кажется, еще немного, и он свихнется от невозможности потрогать их вживую, но довольствуется тем, что есть, тем, что предлагает ему именно эта ситуация. Двигается развязанными руками выше, по-настоящему растворяясь в общем единении, и расстегивает ремень — неумело, одной рукой, но Минхо словно этого не замечает, занятый маленькими укусами нежной кожи плеча Джисона. Тот увлекается, переходя уже на ширинку, когда его аккуратно останавливают, переплетая пальцы, не давая проникнуть дальше.       — Тогда ты, — шепчет Хан, практически задыхаясь от раскаленного воздуха вокруг, словно еще немного, и он начнет искриться, а они буквально загорятся от трения между ними.       — Уверен? — пытается убедиться Ли, не торопясь выполнять, возможно, необдуманную просьбу. Тот кивает, и он осторожно расстегивает брюки, проникая под ткань, но не белья, внутрь. Выжидает положительной реакции и только потом начинает двигаться, стимулируя твердой рукой как парня под собой, так и самого себя, двигаясь теперь более живо. Хан, разрушаясь от действительно приятного наслаждения, опирается на Минхо, доверяя ему всего себя — без шуток. Он бы позволил ему что угодно, что, несомненно, пугает, но в то же время заводит, потому что Ли ему вряд ли это когда-нибудь разрешит.       — Мха, — уже отчетливее дышит Джисон, чувствуя, как большим пальцем Минхо проводит прямо по очертанию мокрой головки, из-за чего сжимает крепче его ладонь и опирается лбом на ключицу, ощущая, как еще пару мгновений и рассыпется на миллион крохотных звезд.       — Нравится? — Хан болванчиком кивает, не имея возможности связать и двух слов. Ли запоминает, где нужно провести, куда чуть нажать, где приласкать, и старается показать это самому парню, чтобы тот знал, как именно правильно распоряжаться собственным телом. Знал, как ему точно будет хорошо.       — Пожалуйста, — просит не останавливаться, просит продолжать и довести его до конца.       Сокрушенный, он поднимает на него свои туманные глаза и еще больше теряется, видя раскрасневшееся в жаре лицо Минхо, прикусывающего пересохшие губы. И притягивает его к своим, вытаскивая всю уверенность из потемок и перенимая на себя бразды правления чужим ртом, хотя о власти никто не говорит — они равны, оба одинаково важны и дороги друг другу. Чужое мычание от доставляемых ласк заставляет на миг ощутить мурашки, пробежавшие прямо до кончиков пальцев. Джисон приоткрывает глаза, желая хоть на секунду взглянуть, что именно он творит с Ли. Он осторожно прикусывает его губу и видит, как тот сводит брови к переносице, замедляясь в собственных действиях, однако в то же время увеличивая нажим, с которым давит на чужой пах. Оттягивает его губу, ощущая, как от этого его лишь крепче сжимают в горячей ладони, и накрывает ее прямо через брюки своей, надавливая еще сильнее. Тыльной стороной отчетливо касается выпуклости Ли, такой твердой и достаточно крупной, что ноги сводятся сами собой.       — Ты такой красивый, — сам не слыша себя, шепчет Джисон, буквально выдавая все свои мысли вслух. Хочет запомнить каждый момент, проведенный с ним, испытывать новые уровни их отношений, открывать спрятанные грани внутри Минхо, одновременно раскрывая и себя.       — Осторожнее со словами, я очень боюсь тебя сейчас обжечь, — ответно шепчет Ли, усмехаясь, смотря прямо ему в глаза. У самого прямо по краю радужки плещет самое настоящее пламя, заставляя Хана все сильнее терять самообладание.       — А может, мне хочется ощутить на себе весь твой арсенал, — Минхо приглушенно стонет, обрывая зрительный контакт, и в действительности боится, что сказанная ранее шутка может обратиться правдой. Особенно чувствуя ладонью, как именно влияет на парня его такое разбитое возбужденное состояние. Каждый громкий вздох, стон, поцелуй заставляет его дергаться и выпускать все больше влаги.       — Играешь с огнем, Джисон.       — С недавних пор мое любимое занятие, — прочувствовал все свое влияние на мужчину, окончательно расслабившись в его присутствии. Шутит, запыхаясь, отчетливо ощущая давление в возбужденном органе. — Кажется, еще чуть-чуть, — предупреждает его, хотя сам точно не понимает, когда и что должно произойти.       — Я тоже… совсем скоро, — опять целует, не стесняясь проникая сразу языком внутрь, сплетаясь с чужим, что так быстро учится действовать ответно правильно, а может просто чувствует, как именно нужно.       Им хватает всего пары движений и пары отчетливых звуков, чтобы, чуть сотрясаясь, остановиться, оперевшись друг на друга. Чувство безумно странное и поначалу не совсем приятное, но это определенно того стоило, зная, что Ли точно так же получил удовольствие.       — Порядок? — интересуется старший, не в силах открыть глаза, и, опираясь на его лоб своим, дышит амарантом, возвращающим его в сознание.       — Мхм, — восстанавливает дыхание Джисон, не торопясь отпускать его из своих рук. Чужая ладонь все еще внутри его брюк, что теперь ощущается неловко, но сил сдвинуться с места совсем не осталось. Он смотрит на время, замечая на таймере три минуты пятьдесят две секунды, и тяжело вздыхает. — Нам пора…       — Хорошо, дай мне еще секунду, — уходить совершенно не хочется, он проверяет чужое состояние, откидываясь чуть назад и наконец доставая спрятанную руку. Джисон проводит по его подвеске еще раз ласковыми пальцами и боится посмотреть в глаза. — Ты же знаешь, что я всегда здесь. Я не оставляю тебя, — читает незатейливо возникшие тревожные мысли Джисона, стараясь остудить их. — Всегда рядом, ты можешь мне позвонить, написать — я отвечу, — целует терпко поочередно в щеки. — Отправляйся пока к тетушке, увидимся в пятницу, мгм?       — Мгм, — неожиданно накатила неприятная тоска. Ли встает с его бедер, застегивая брюки и накидывая валяющуюся на полу рубашку.       — Скоро увидимся, — повторяет, убеждая в этом Хана, и, целуя напоследок, идет в сторону двери. — Скучай по мне посильнее, хорошо? — усмехается, собираясь выйти, понимая, что остались совсем считанные секунды.       — Минхо! — заставляет его обернуться на свой взволнованный крик. — Я тоже… тоже люблю тебя.       — Знаю, — тепло улыбаются друг другу, прежде чем вновь попрощаться.       Джисон прикрывает румяное счастливое лицо руками и еле удерживается от того, чтобы не разнести всю квартиру от нахлынувших эмоций. И как только ему повезло наткнуться именно на него? Вот была бы неудача, если бы с ним продолжил работать Сынмин. Может, судьба все-таки существует, и вселенная знает лучше, чем дозволено им?       Он, сполоснувшись, убирает небольшой беспорядок на кухне и радуется, что алкоголь совсем не понадобился. Всегда предпочитал чем-нибудь закинуться перед тем, как вступать с кем-то в половой контакт, чтобы не чувствовать, но сегодня особенно не пожалел, что отказался от замутненного сознания, прочувствовав каждой клеточкой близость с Ли.       Минхо принял его, не осудил, так что, по всей видимости, нет причин для беспокойств. На душе явно стало лучше, хотя все еще возникают неприятные мысли, но он предпочитает не загоняться раньше времени, зная, что будущее расставит все по своим местам.       Собирает необходимые вещи в небольшой рюкзак перед поездкой — решил отправиться на транспорте, чтобы посмотреть на знакомые просторы в их полной красе — летней, цветущей и такой живой.

Дождь закончился.

А сердце бьется, как прежде, в унисон с чужим.

      Выходит из подъезда, оборачиваясь на балкон Минхо, вспоминая, как стояли там более полугода назад. Как касался его лица, кажется, впервые, изучая изгибы и структуру бархатистой кожи тактильно.       Ли вышел попрощаться, стоя совсем без верха, прикуривая привычный ментоловый табак, опираясь на край локтями. Улыбается. Машет ладонью и намекает на то, чтобы тот не забывал писать хоть иногда. Джисон сдерживается, чтобы не остаться в моменте, зависая на по-настоящему завораживающий вид. Все же отворачивается, не желая выглядеть, как какой-то засмущавшийся подросток, — и не важно, что это самый частый его вид при встречах с Ли, — прикусывает губу, чтобы сдержать ответную улыбку, но явно шире, чем продемонстрировал ему старший.       Доехав до нужного места, наконец пересаживается на паром, наслаждаясь чудесным видом бескрайнего моря. Сейчас бы рядом Минхо, как и в прошлый раз, но что имеет, то имеет. Каждый момент наполнен воспоминаниями — столько изменилось с того времени, изменился и он, и их отношения. Сейчас поделиться с мужчиной совсем не страшно, неловко — да, но не страшно. Помнит, как сидели друг напротив друга, думая, что сейчас бы с радостью лежал у него на плече.       Солнце приятно щекочет лучами его нос и веки, заставляя хоть немного прикорнуть, чувствуя мурашки и не имея возможности избавиться от фантомных ощущений чужих прикосновений. Теперь все изменится между ними? Будет более смущающе? Вряд ли. Минхо не допустит.       Виднеется за окном земля и скалистый ландшафт, что въелся в его память самыми приятными воспоминаниями конца жизни, наполненными частыми прогулками, рыбалкой и щебетом птиц. Уллындо в действительности летом совсем иной — яркий, зеленый, полный туристов, одним словом — живой. В таком месте буквально хочется жить.       Вот и лавочка, где они сидели по приезде сюда в ожидании Госпожи Нам. Он все помнит — это безумно греет сердце. Хороших моментов было уйма, возможно, Ли даже не воспринимал их так, но Джисон, с головой погрязнув во влюбленности и долгожданном отдыхе, вдыхал последние крохи глубоко-глубоко в легкие. Он рад вернуться. По-настоящему рад.       — Джисони! Что-то ты долго, — Хан замирает на месте, удивившись, что женщина обратилась к… нему? Разве она не должна видеть кого-то другого? Неужели… — Как хорошо выглядишь, мой мальчик! Светишься весь, не то, что зимой!       — В-вы… узнаете меня? — может, Ли что-то сделал, чтобы она видела его первоначальный облик?       — Ну, ты, конечно, изменился, но не настолько, чтобы я тебя не узнала, — усмехается она. — А, ты верно про то, что ты умер, — понимает она, отмахиваясь ладонью, а Джисон все сильнее бледнеет, не осознавая, что происходит. Он все еще спит? — Оборванец тебя не предупредил! Ты только не упади, ишь весь побелел!       — О чем не предупредил? — часто моргает парень.       — Я дух этого места, — спокойно объясняет, касаясь его предплечья. — Охраняю природу Уллындо, слежу за штормами и пожарами в лесах.       Ч-чего?!       — Понятно, — сквозь сотню ругательств смог выдавить из себя Джисон. — Понятно! — вдруг осеняет его. — Вы хотите сделать меня таким же духом?!       — Погоди ты! — недовольно шикает она. — Мне был дан указ отговорить тебя от этой идеи, — закатывает глаза женщина и осторожно начинает двигаться к дому.       — Даже не старайтесь, — хмуро проговаривает Хан, отрицательно махая ладонью. — Я уже все решил. Стану повелителем Уллындо!       — Щ-щас, — смеется открыто она. — Повелителем, ну и скажет тоже… Ты же понимаешь, что покидать остров в таком случае можно очень редко и максимум на пару-тройку недель. Со временем, когда ты привяжешься к природе, лет так через пятьдесят, в холодное время года начнут мучить головные боли, — Джисон видит заготовленную программу, по которой обязана пройтись женщина, чтобы тот испугался и отказался от своей затеи, но цель превыше всего.       — Я же сказал, что можете не стараться, — улыбается он и кладет подбородок ей на плечо сзади и хитро улыбается. — Давайте Вы лучше расскажете о том, что мне следует сделать для того, чтобы стать… духом?       — Как вы с ним похожи, ужас просто, — цокает она, недовольно качая головой. — Я уже слабею на этом месте, все-таки девятьсот лет сделали свое… Поэтому есть возможность… Возможность! Заменить здесь меня.       — А что с Вами будет потом? Неужели…       — Типун тебе на язык, а! Меня просто повысят. Дух — это низший из высших бессмертных. Я здесь просто засиделась, потому что… ну, ты понимаешь, здесь ведь хорошо, — она смотрит с сожалением в окошко. — Ты, может, пробудешь здесь лет сто — сто пятьдесят и пойдешь дальше, так что не бери в голову, — она вздыхает, вспоминая, что вообще хотела сказать. — А! Так вот, после духа становятся ангелами, а там ты вроде уже знаешь, да?       — Да-да, — он жмется, не зная, как в открытую задать такой неприличный вопрос.       — Ну, спрашивай. Еще обед готовить, — кряхтит она, чувствуя боль в пояснице.       — А… а я тоже постарею?       — Какой бесстыдник! Т-ц, т-ц, т-ц, — качает она головой, удивляясь, как ей на голову упали такие идентичные дураки. — Нет. Это тело я выбрала сама, потому что оно более неприметное для жизни здесь.       — Мне обяза…       — Нет. Все, довольно вопросов, займись делом! — отправляет его на кухню готовить.       — Но я ведь только приехал! Даже не дадите отдохнуть? — давит на жалость Хан.       — Не-ет, — повторяет его жалостливое лицо женщина, не собираясь давать ему никаких поблажек. — Ты должен доказать мне, что справишься с этой работой.       — Понял, Госпожа, — выравнивается по струнке. — Я сделаю все, чтобы оправдать Ваши ожидания, — иронично кланяется ей, получая подзатыльник за ерничество.       — Айщ, доставай капусту…

…

      Небольшой пляж возвращает не самые приятные воспоминания о том, как избил Минхо, заставляя вновь сердце сжаться от боли. Проверяет телефон, замечая, что сообщений от него так и не поступало. Пишет сам.

Джисон: Вот так вот, поматросил и бросил, да?

Хахаха

Минхо: Спал весь день, сейчас иду в тюрьму Как ты себя чувствуешь?

Джисон: Воодушевлен:)

Сколько ему осталось?

Минхо: Два часа

Джисон: Уже решил?

Минхо: Да, но был бы рад услышать твое мнение

Джисон: Я тебе уже говорил свое мнение

Ничего не изменилось

      Ли больше не пишет, молча лайкнув последнее сообщение, но Хан продолжает сканировать чат в ожидании нового сообщения. Тот занят, и это понятно, но отчего-то лезут в голову неприятные мысли о том, что он больше не нужен, в особенности давит место, где он прямо сейчас находится. Решает сделать еще один шаг, чтобы развеять любые тревоги.

Джисон: Я соскучился…

Минхо: И я соскучился, безнадежный Моя бы воля, то я вообще от тебя не отлипал;)       И младший знает, что это чистой воды правда, Ли показывал это вчера весь вечер, в особенности, скрывшись в кристаллическом поле. Самый нежный, чуткий и любимый. Хан знает, что нужен ему, и знает, что тот безмерно дорог его сердцу, а потому сделает все, чтобы остаться.