limb

Ch.9. My special soul…

«Мир всегда выглядит чуточку светлее, если мы делаем что-то друг для друга, а не для себя.»

Чарльз де Линт «Волчья тень»

      В голове Джисона ведется безжалостная война с самим собой. Душа сейчас на главной позиции, она сильнее разума и, найдя буквально бесплатный корм, столь сильную энергию, которой так приятно насыщаться, она уже не может ее отпустить. Осталось совсем немного, самая сладкая часть уже на подходе — чем ближе к сердцу энергия Ли, тем она питательнее и мощнее, а потому душа только сильнее развязывает свои руки, увеличивая силу, с которой напирает на него.       Я знаю, что даже у твоей души есть чувства ко мне.       Знаю, мой милый. И смею надееться, что смогу остановить тебя, чтобы еще не раз увидеть тебя и твою чудесную улыбку. Услышать твой голос и почувствовать твой самый приятный аромат. Уснуть хотя бы раз в твоих самых теплых руках… Все, о чем я могу сейчас мечтать. Мы столько всего с тобой не попробовали, столько всего осталось у нас глубоко в сердцах, не найдя пути быть озвученным вслух. Прости, что подвел тебя…       Моя особенная душа…       — Да… —даже не поцелуешь на прощание? — еле дыша спрашивает Ли, хитро улыбаясь, хотя, казалось бы, не в его положении. Чужой зрачок на мгновение мигает, окрашиваясь в белый и давая, по всей видимости, ложную надежду. — Я исчезну, а тебя обнулят, нам ведь нечего терять, да? — продолжает давить, надеясь выиграть хотя бы секунду.       Хватка действительно чуть слабеет, и от лица парня вновь начинает отливать темный оттенок. Минхо собирает в живой руке всю имеющуюся силу и продолжает тепло улыбаться, что выглядит слегка печально в его ситуации. Ждет, пока тот все же поддастся искушению, и, наконец, это происходит, когда он практически чистым взглядом подается вперед, и Ли бы и рад сейчас тоже пожертвовать всем, что у него есть, воспользовавшись моментом, но верит в то, что, чуть подождав, потерпев, дальше будет только лучше, и в будущем обязательно будет шанс не отрываться друг от друга не то что часами — днями.       Он, пользуясь чужим замешательством, поднимается по его предплечью ближе к щеке, а там и затылку, и, притягиваясь своими губами, дожидается, когда тот закроет глаза, и переворачивает на спину, коленями вставая по обе стороны, наступая на руки, чтобы тот не брыкался.       — Чш-ш, я постараюсь быстро, — тот заводится пуще прежнего, но не имеет возможности дотянуться до него нормально, а потому просто шипит, пока не начинает избавляться вновь от грязи, что сковала всю его душу. Минхо держит крепко, так, чтобы тот не мог физически ему противостоять, хотя и сложно, тем более что вся сила сосредоточена в одной лишь руке, вторая — просто болтается где-то рядом, мешаясь безжизненным грузом. Ладонь сжимает район груди, проникая прямо под рубашку, и неосознанно, словно от страха, впивается в кожу ногтями, чтобы он не сбежал из-под его хватки. — Потерпи еще немного, — он видит, как тот уже буквально не может дышать, а потому старается выпустить всё, что смог накопить за вчерашний вечер. Он лечит его правильно, светлыми эмоциями, чувствами, что более не могут сдерживаться внутри, так, чтобы душа смогла увидеть, что можно по-другому — не питаясь негативом, а напротив, превозмогая боль, искать тепло в ином человеке.       Джисону до омерзения худо, он просто сжигается изнутри, хочет избавиться от Минхо и его влияния на него, сбежать и более не испытывать ничего, чем это. Он что есть силы вырывается, старается выбраться, когда все новые потоки отвратительной жижи выходят уже и из его ушей, сознание почти полностью работает, и он просто боится, что еще может сотворить с ним Ли, не прекращая прижимать свою ладонь к его груди.       Старший и не думает его жалеть, ведь более возможности может и не представиться, он подкопался к самой глубине, к самой тяжелой травме, к самой болезненной ране. Если сейчас не закончить, то дальше вновь придется это переживать. Он сделает все, чтобы тот оправился от этого, но сейчас цель — закончить начатое, хотя и у самого силы на исходе.       Замечает, как сзади мигает свет, что проникает в помещение. Пришел Гавриил и молча следит за всеми его действиями прямиком из первых рядов, но мужчина не отвлекается — нельзя, прямо сейчас решается вопрос жизни Джисона и смерти Минхо. Хан в таком состоянии способен убить даже самого сильного бессмертного, если напитается нужной ему силой. Ли знал об этом всегда, но решил рискнуть, не особо боясь пострадать. Однако сейчас, когда смерть буквально посмотрела ему в лицо, вдруг обнаружил то самое нежелание умирать, что потерял пару сотен тысяч лет тому назад.       Пока ты жив, жив и я.       Так что давай, выкарабкаемся.       Потерпи еще чуть-чуть.       Минхо бы сказал все вслух, рассказал о большем, что таится в его душе, но не может, особенно когда за спиной так нещадно испытывают его и Джисона одновременно. Он должен закончить, не дав слабину, хотя бы для того, чтобы никто не узнал о его уязвимом месте, коим парень сейчас и является для него. Силы на исходе, но он видит, чувствует, что осталось совсем немного, вся муть сошла на нет, незримые капельки тьмы остались лишь в сердце, куда Ли умело пробирается, в самые закрома, в самые труднодоступные уголки, достает все, что так или иначе может еще хоть когда-то спровоцировать нестабильность. И был бы шанс, он бы вернулся в прошлое и залечил бы другие раны, оставшиеся из пятнадцати прожитых жизней, которые, по всей видимости, просто залепили пластырем. Ничего уже не исправить, лишь принять и ослабить боль сейчас. Выкарабкаются.       — Закончил, — еле дышит он, теперь более спокойно усаживаясь на чужих бедрах, ведь спуститься, пока не придет в норму, не представляется возможным. И смотрится со стороны совсем не так, как кажется, особенно учитывая их состояние: один, по сути, без руки, другой — весь в черной грязи, еле держит глаза открытыми. — Все хорошо, — шепчет он, поворачиваясь полубоком к Гавриилу. — Как шоу? Достаточно спецэффектов? — огрызается, уже зная о том, как тот самостоятельно переключал кнопки в месте, что принадлежит ему. — Я напишу докладную на Вас, — веки уставшие, но все еще источают угрозу, вызывая хитрую ухмылку на чужих губах.       — Наигрался, Азраил? Ты достаточно показал, похвально. Но твои знания вряд ли можно будет применить на практике, слишком энергозатратно и бессмысленно. Кому нужна эта душа, если ее просто можно полностью очистить и… все? Зачем все эти трудности?       — Очистите, а дальше что? Нестабильность останется, а его душа будет опять страдать, — дрожащими от злобы губами спрашивает Минхо.       — Предлагаешь утилизировать их? — провоцирует. И Ли бы сорвался, да неразумно. И сил нет, и в принципе все планы насмарку.       — Утилизируйте. Все равно от них толку ноль, а в мире и так достаточно тоскливо и жестоко, — Минхо все же сполз, сев к Джисону спиной, а потому тот, еле подняв свою ладонь, осторожно вложил в чужую, беспокойно сжимающуюся за спиной.       — Ну про толк ты, конечно, погорячился, у них у всех тоже свои миссии, раз они появляются, значит, тоже нужны.       — Бред. Им больно, людям вокруг больно. И ведь они даже ничего не могут с этим сделать, все буквально нарочно идет против них, — он успокаивается, начиная легонько поглаживать нежную кожу большим пальцем.       — Эту полемику оставь Самаэлю, — закатывая глаза, отбрасывается Гавриил. — Я забираю эту душу, пока он от тебя горку пепла не оставил, — Минхо чувствует, как тот цепляется за него, умоляет не отпускать, и понимает, что готов сейчас ради него на все. Он не отпустит, не даст и забрать.       — Нет. Он не представляет более опасности. Наверное, я должен сказать Вам спасибо? За то, что «по чистой случайности» выставили на аппарате десятку, без Вас все бы вышло только на шестом-седьмом заходе, если не позже… Сейчас эта душа абсолютно чиста, не считая того, что осталось из прошлой жизни, но шрамы уже затерлись — не откроются, — объясняется Ли довольно доходчиво, ведь архангелу в действительности не находится, чем ему возразить.       — У тебя осталось порядка трех недель, что планируешь делать дальше? Отдашь его Самаэлю? Или…       — Да. Он будет дальше заниматься тем, чем и все остальные обычные, нормальные души. А Самаэль за ним присмотрит, они уже вроде как работают вместе.       — Неужели?       — Мгм.       — А что с рукой? Что теперь будешь делать? — усмехается он, смотря на то, как та безжизненно свисает рядом с его бедром.       — Восстановлюсь? — риторический вопрос, словно говорит очевидное, но вызывает только хохот у собеседника.       — Правда так думаешь? А если бы он тебя убил, ты бы тоже восстановился? — и как он раньше до этого не додумался? Способов совсем нет? — Ты не восстановишься, Азраил. По крайней мере, мне неизвестен ни один случай, когда бы это происходило, да и каким образом, тем более.       — Неважно. У меня есть вторая, привыкну, справлюсь. Это только моя вина, — Гавриил стоит, смиряя его неразборчивым взглядом. Почему тот такой гордый, честный и… мудрый? Раздражает. Так сказывается на нем постоянная работа с людьми или что? Почему не может хоть где-то дать слабину? Даже если и давал, то делал это с высоко поднятой головой и, по правде говоря, вызывал лишь зависть.       — Иди сюда, — просит, хотя направляется к нему сам, не знает, что на него нашло, но действует по наитию, к чему совершенно не привык. Влияние Азраила? Другого и быть не может. Садится на корточки рядом и поднимает совершенно не сопротивляющуюся руку, прислоняя к золотому ободку браслета палец и снимая печать, что не давала ему освободиться. Минхо смотрит на все это с недоверием, не понимает, откуда взялась вся эта доброта и что тот опять задумал? — Ничего, — отвечает он, читая по его лицу все то, что волнует. — Извини меня, — сам удивляется, когда произносит это. Но что-то внутри отчаянно требует хотя бы немного остудить их возникший конфликт.       — Спасибо, — смотрит на руку, теперь же не украшенную позорным обрамлением, и ухмыляется мужчине. Тот лишь кивает, прежде чем просто покинуть помещение, в котором вдруг так некстати проснулась его забытая совесть. — Пойдем, да? — он оборачивается к Джисону, но сзади лежит совсем бесчувственное тело, хотя и все еще крепко сжимающее его ладонь. — Боялся, что я оставлю тебя? Да куда уж? Кто я без тебя?       — Придурок! Самый настоящий придурок! — сзади, как назло, но в то же время как нельзя кстати, появляется Сынмин, со сзади нервно плетущейся Селестией. — Какого хрена вообще ты творишь?       — Давай не при, — смотрит осторожно на девушку.       — Я сколько раз еще буду просить тебя не подвергать себя опасности? Сколько ты еще будешь играть со смертью?       — Самаэль, — жестко осаждает его Ли, понимая, что еще чуть-чуть и сам потеряет сознание. — Отнеси его в квартиру.       — В ква… понял, — кивает, чуть ближе рассматривая чужое состояние. — Твоя рука… черт.       — Заживет, — Ким знает, что нет, но молча подхватывает грязного парня на плечо и подает руку Минхо, зная, что тот точно захочет проследовать вместе с ними. — Расскажу позже, ладно? Мне бы поспать.       — Хорошо.

…

      Каждый раз чуть разлепляя глаза, он все видит одного и того же человека, что проводит над ним самые разные, но совсем непонятные уму манипуляции. Его все-таки забрали? Минхо бросил его, оставил, все же не приняв его прошлое? В действительности такое сможет принять не каждый. Но Джисон почему-то продолжал надеяться и верить, что у него будет по-другому, что слова Ли могли бы оказаться правдой. Так обреченно и одиноко, что он вновь и вновь продолжает закрывать свои глаза, лишь бы не возвращаться в сознание, где нет любимого рядом.       Чувствует, как изредка проходит мокрый холодок из уголков глаз по вискам, понимая, что все-таки еще «живой» и эмоции так или иначе рвутся наружу, даже если он все еще не до конца очнулся.       — Хэй, парень, — знакомый голос заставляет чуть приоткрыть одно веко, но все размыто, а потому приходится нещадно думать в попытке распознать говорящего. — Прекрати звать его, слышишь? Ты можешь подставить как себя, так и его, — Сынмин — это точно был он. Но что он хотел? Джисон продолжал звать Минхо даже сквозь сон? Он этого даже не помнит, так как тогда может перестать это делать? — Он отдыхает, скоро придет, — и это все, что нужно было услышать ему, чтобы вновь просто отключится, но уже со спокойным сердцем.

…

      — Азраил. Мне нужно знать правду, — строго шепчет неизвестный мужчина.       — Я клянусь, ни одно правило небес не было нарушено, Михаил. За мной постоянно следят, за ним тем более, он всего лишь моя работа. Мне не сто лет, чтобы допускать такие глупости, — старается говорить убедительнее Ли.       — Ясно. Ладно… Ты поэтому так о нем печешься?       — Да. Я нацелен на лучший результат. Мне интересно это дело, эта задумка, более никакой мотивации за пазухой у меня не припрятано, — и когда он научился так врать? Общение с Джисоном, что так умело мог скрывать свои эмоции, сказалось на нем? Или просто вынужденная мера?       — Тогда я пошел, но смотри мне, — угрожает, а что ему еще остается? Ругаться — уже поругался. Прошло чуть больше двух недель, а потому в голову стали лезть самые странные мысли и вопросы, которые Михаил как раз и решил выяснить. — Как рука? — чуть не забыл спросить и лучше бы забыл, ведь Минхо уже терпеть не может, когда на нее обращают внимание. В лимбе еще никто не знает, ведь приказано было молчать, но что-то подсказывает, что долго это не продлится.       — Нормально, приноровился уже. Спасибо за беспокойство, — уважительный кивок и медленный подход к двери, как бы показывающий, что архангелу уже пора идти.       — Совет в конце недели, помнишь?       Да, что же ты никак не уйдешь?!       — Да, конечно. Извините, я посплю еще, ладно? — просит он его.       — Поспи, поспи. Ты с человеком закончил? Мне Гавриил…       — Почти закончил, осталось вынести приговор, — перебивает, слыша, как за спиной ворочается тело. — Все в порядке, спасибо. Могу я?       — Иди уже… Самаэль… — с презрением произносит его имя, начиная нескончаемый монолог, но Ли, словно не услышав, закрывает прямо перед его лицом дверь.       — Как же Вы меня достали за все эти дни, — злобно бурчит себе под нос, скоро направляясь к кровати, где все это время спал Джисон. — Ты тоже достал, кстати. Чего так долго дрыхнешь? — будто обиженно произносит он. Без Хана так тоскливо на душе, что выть да лезть на стенку хочется. Нагрузил себя работой с головой, но все еще мыслями здесь, рядом с ним.       Пальцы шевелятся и веки чуть подрагивают, когда Минхо наконец сидит совсем рядом. Джисон неосознанно подползает к чужой ладони, по всей видимости, чувствуя аромат, что окутал его с ног до головы, и осторожно сжимает, все еще немного боясь, что тот оттолкнет.       — Хен, — сухо шепчет он, вне возможности проснуться до конца. — Во-ды, — еле просит, умирая от жажды.       — Секунду, — берет с тумбочки графин и наливает немного в стакан, боясь облить парня, ведь вторая рука совсем не помогает, а напротив, мешается своей беспомощностью. — Будет славно, если ты возьмешь сам или хотя бы сядешь, — Ли, поставив набранный стакан в сторону, приподнимает его голову и понимает, что подушки не совсем достаточно для удобного питья. Подсаживается сзади, опирая чужую голову на свое туловище, и приоткрывает его губы, наконец поднося к ним воду. — Не торопись, хорошо? Зальешь еще тут все, — большим пальцем как может вытирает капли, чтобы не скатились по шее вниз, когда другая рука мирно покоится на чужом торсе, спрятанная в перчатку, чтобы не натыкаться на ее состояние. — Молодец. Все, полежи так еще немного, мгм? — Минхо позволяет себе побыть в такой позе еще немного, положить голову на волосы парня и дать ему прийти в себя. Наслаждается запахом амаранта, укутывая себя в необходимую негу ощущений, что не испытывал уже очень давно. Он соскучился и сейчас так правильно восполняет этот недостаток в сердце, не переходя каких-либо границ — лишь осторожная забота и чуть эгоистичные прикосновения, хотя и уверен, что Джисону они тоже по душе.       — Почему ты здесь? — неслышно начинает уже точно очнувшийся Хан. — Почему я здесь? Разве меня не должны были забрать? Разве ты… не отдал меня?       — Куда ж я тебя отдам? Ты именно там, где должен быть — со мной, — он осторожно выпрямляет колено, что было согнуто под чужой поясницей, и прижимает Джисона крепче к себе, вновь пальцами позволяя себе стереть вымышленные капли с чужих губ. Младший, повернув голову, заглядывает в его глаза, пытаясь разглядеть в них лукавство, но ничего, помимо тепла, не замечает. — Как ты себя чувствуешь? — сведя брови на переносице, беспокоится Минхо.       — Пока не уверен, — честно отвечает он, за что Ли безмерно благодарен. Не скрывает, проще проследить за возможным ухудшением. — Сколько времени прошло?       — Восемнадцать дней, — убирает спадающие прямо на глаза локоны за ухо, разглядывая буквально светящиеся черты лица парня.       — Ох…       — Угу. Я слышал, ты звал меня, да? Мне опасно было приходить раньше, с тобой постоянно был Михаил, проверял нестабильность, да и состояние в целом, — он вдруг замолкает, убирая взгляд в сторону, и поджимает губы, гулко сглатывая. — Прости, что сделал это с тобой.       — Те слова…       — Все ложь. Все до единой капли лишь грязная провокация, чтобы вызвать эту твою сущность. Клянусь, ни на миг не верил собственным же словам, — влага скапливается в уголках глаз Джисона, словно бы умоляя быть с ним искренним. — Мне так жаль… Тебе столько пришлось пережить.       — То, что ты увидел в самом конце, в той ванной, — ком встает поперек горла, боясь говорить с ним об этом, но, к собственному удивлению, — не болит. Больше эта тема не трогает его сердце, а значит, у Минхо получилось избавить его от этого. Сейчас волнует лишь чужое принятие. — Что скажешь об этом?       — Тебя обманули, тебя изувечили. Ты ведь делал все, чтобы защитить ее, ведь так? Му Так мне рассказывал об этом, она была способом манипуляции, — Ли переводит взгляд на стену, понимая, что вновь заводится. — И убил ты ее, чтобы спасти, я правильно понимаю?       — Убийство во благо, разве такое существует? И ей бы ничего не сделали, так что, по сути, я сделал это просто так.       — Как тебе пришло в голову это сделать? Я видел, как ты пытался убрать руки от ее тела, слышал, как ты умолял прекратить…       — Она попросила меня об этом, но ведь это ни капли не умаляет моей вины перед ней, — Джисон давит, старается вывести Минхо на чистоту, узнать, что тот в действительности думает о нем. Узнать, что осуждает и не принимает.       — Да ну? Даже если так, я все еще принимаю эту часть тебя, эту часть твоего прошлого.       — Врешь ведь. Нельзя такое принять, — хмурится, и он бы встал сейчас, отойдя от мужчины в сторону, но тело такое подлое, удобно лежит на чужом туловище, не желая даже на сантиметр сдвигаться в сторону.       — Нельзя? Я же говорил, что тоже убивал. Ты знаешь про Му Така и остальных и принял же.       — Это другое, она была совсем ребенком, — спорит с ним Джисон, не понимая, как можно сравнивать абсолютно разные ситуации.       — Без разницы. Убийство в конечном итоге все еще убийство, невзирая на различного рода мотивы, — он думает над тем, как мог бы успокоить сейчас тревожного Джисона, но где-то на фоне маячит не самая приятная мысль о разговоре, которого все же не избежать. — И, если уж смотреть с точки зрения морали, разве сравнится убийство одного ребенка с убийством сотни человек?       — О-о чем ты? — они вновь смотрят друг на друга: Хан взволнованно, Ли нерешительно.       — Анастасия… Ты ведь хотел узнать о ней, — Джисон уже не уверен, но все же желает выслушать. — Она была одной из первых, с кем мне пришлось работать, но дело в том, что до этого я лишь практиковался, то есть, по сути, был подручным, — он вздыхает, вспоминая тяжелые для себя моменты. — И вот с ней я, можно сказать, вышел в свободное плавание. Мне дали на нее пять месяцев из-за сложности в сближении. После чего я втиснулся советником принцессы Арденвуда Анастасии Арийской. Ей было около семнадцати, когда мы познакомились… Ее выдали за короля Артура, ее отца, когда ей было четырнадцать, с тех пор она родила ему двоих детей — сыновей, к счастью, ведь с этим там было достаточно строго. Женщин не жаловали, как в принципе и всегда, но там, как видишь, было все на грани первобытных отношений, — он не сразу замечает, как Джисон берет его за руку, ведь практически ничего не чувствует ей. — Она очень страдала, признавалась мне в этом после нескольких ночей, проведенных в совместном с ним ложе. А после короля отравили, — дыхание учащается, и Хан это отчетливо замечает, начиная поглаживать его прямо по перчатке, видимо, не помня того, что сделал. — Народ во всем обвинил ее. Я был на слушаниях, где ее называли ведьмой, просил одуматься и провести хоть какое-нибудь расследование, но никому это не было выгодно. На ее глазах убили ее же детей, а после, продержав ее около двух недель без какой-либо пищи в темнице, сожгли на главной площади. Заживо. Под чужие крики о ненависти и самых гнусных проклятиях.       — И? — голос неспокойный. — Что ты сделал после? — ведет к сути Джисон, негромко вопрошая, хотя и уже отчетливо слышит в голове ответ.       — Точно так же сжег всех причастных к этому, — переводит взгляд на чужие зрачки, замечая еле видимую дрожь. — Эти наглые лица снились мне каждую ночь, а крик Анастасии, пронзительный и полный отчаяния, до сих пор стоит у меня в ушах. И знаешь, что мне сказали после вынесения наказания?       — М? — буквально воздухом спрашивает он, ведь голос куда-то внезапно пропал.       — Что это она убила Артура. Они сказали это, чтобы показать, что мои действия были напрасны, что я зря пытался обелить ее имя. Но это заставило меня улыбнуться в тот момент, ведь она сама отомстила ему, своему мучителю. Так что… как-то вот так. Что скажешь теперь? Ты волен реагировать любым возможным способом.       — Щелбан тоже можно дать? — пытается отшутиться, но внутри все еще немного странно. Это жестоко. Но то, что Ли сделал с его обидчиками, в принципе сравнимо с тем, что он сделал с ее. Но все же, когда это касается другого человека, воспринимается по-иному. — Мне нужно просто свыкнуться с этой мыслью, ладно? Ничего особенно не поменялось в моем отношении к тебе. Ты странный, в каком-то роде даже псих, но я давно с этим свыкся, — честно отвечает Хан.       — Спасибо, — носом невесомо проводит по его волосам, успокаивая обоих.       — За психа? Да не за что, — усмехается он. — Но все же… Нана…       — Я с ней общался, — внутри Джисона точно что-то падает и поднимается вновь, слыша эти слова.       — В смысле? — он подпрыгивает прямо на нем, разглядывая его глаза на признаки лжи. — Она здесь? В лимбе?       — Нет, не совсем. Но, возможно, у вас получится увидеться, пока ничего обещать не могу, — Хан усаживается на одно из его бедер и в чувствах подносит к лицу его руку, замечая, как тяжело она лежит в его ладонях. — Она не винит тебя. И до того, как я с ней говорил, она все время утверждала, что убила себя сама, — усмехается. — Как понимаешь, если бы это было правдой, ее бы тут не было.       — Спасибо, — неслышно благодарит его парень, решая снять с него перчатку, не понимая, зачем она ему летом, но причина повесомее — прикоснуться.       — Не нужно, — он осторожно отпихивает его другой рукой, замечая негодование на лице.       — В чем дело? — становится все любопытнее, особенно подмечая отсутствие перчатки на другой ладони. — Хен?       — В какой момент перешел опять на «ты»? — старается переключить его внимание от руки.       — Хорошо. Вы можете показать мне свою руку? Что-то произошло, да? — он вдруг начинает догадываться, и где-то в подсознании всплывает чужая фраза «Джисон, ты сейчас убьешь меня», и пазл сам собой собирается воедино. — Я что-то сделал? Навредил? — он, буквально срываясь, испуганно рвет пуговицы на чужой рубашке, но Ли не дает залезть внутрь, переворачивая его на спину и нависая над ним сверху. Опираться и совсем слегка двигать рукой спустя столько времени уже не проблема, но удержать в ней хотя бы ложку — да. — Черт, — испуганно сглатывает, оказываясь в таком положении снизу. Уже такое было, только не с настоящим Минхо и совсем не в такой ситуации. Тогда можно было прижать его к себе, здесь же нужно быть осторожным, не переходя милости действующих правил. Он поднимает руку, зная, что тому будет сложно сопротивляться — подставил сам себя, не подумав о дальнейших действиях, — и открывает его рубашку, видя, как на серой коже едва виднеются золотистые тонкие полосы, следующие рисунку вен. Кожа левой руки вся неживого оттенка подобралась прямо к середине груди и вот-вот оборвет жизненные нити.       — Все нормально, слышишь? Ты не виноват в этом.       — А кто, если не я? — губы дрожат, когда он проводит ладонью по его груди, плечу, — прямо там, где больше нет розоватого оттенка.       — Давай с другой стороны, я все же хочу тебя чувствовать, — ухмыляется Минхо, стараясь разрядить обстановку. — Твоя душа была слишком голодной и выбрала самую вкусную энергию из представленных. Я бы тоже не отказался попробовать, — прикусывает губу, уводя чужие мысли в совсем другое русло, хотя получается это с трудом. Он усаживается прямо на его бедрах сверху и снимает ненужную вещь до конца. Они ничего не нарушают сейчас, он просто показывает последствия его трудов, ведь так? — Ты не мог это контролировать, по сути, это была самозащита, — Джисон вновь возвращает к нему свою руку, совсем нерешительно и боязливо водя пальцами по коже, практически утопая в собственной совести, которую Ли неумело переключает на желание, но сейчас не совсем неподходящее время.       Если я забрал, могу ли я вернуть?       Он, дабы проверить свою мысль, переплетает пальцы с послушной ладонью и прикрывает глаза, концентрируясь на этом чувстве, на желании восполнить чужой недостаток.       — Ты что делаешь… — осматривает, как ярче загораются его жилы, вновь окрашивая грудь в телесный оттенок. Глаза круглые смотрят то на себя, то переходят на парня, так яро старающегося восстановить его баланс. Кровь стекает по его щеке из носа тонкой струйкой, когда Минхо практически грубо останавливает его на полпути. — На сегодня хватит, ладно? Ты только пришел в себя.       — Но ведь…       — Никаких «но». Сейчас ты важнее, а к этому я уже привык, — тянется за салфеткой к тумбочке, не задумываясь, как близок своим телом к его лицу, и, вернувшись, натыкается на покрасневшие щеки прямо до кончиков ушей и избегающие прямого взгляда глаза. — Прости.       Он садится сбоку, осторожно стирая алую краску с его лица, случайно или нет, останавливаясь большим пальцем на его пухлой нижней губе и проводит так же, только уже без салфетки. Сейчас бы прикоснуться к ней своими и хотя бы на секунду вновь почувствовать уже почти забытый вкус. Джисон смотрит на него буквально светящимися глазами, что хотят того же, но рискнуть — дело гиблое. Оба обещают себе найти способ сбежать от этого внимания, остаться наконец по-настоящему наедине и просто рассказать друг другу обо всем, что накопилось внутри.       — Поешь? У тебя дел тут накопилось, — усмехается мужчина, вновь оставляя тяжелые мысли где-то в невесомости, не осложняя и без того обреченные сейчас отношения.       — Дел? — Ли встает, идя на кухню, и продолжает осматривать свою наполовину зажившую руку, не ожидая, что такое и правда может сработать.       — Сынмин ждет тебя, — пожимает плечами, словно не знает, в чем причина.       — Как он справлялся со всем до меня?! — удивляется Джисон. — И вообще, он ведь убьет меня за то, что я сделал.       — Ох, безусловно, — вдруг хлопает входная дверь, уведомляющая о чужом приходе. — Ты проснулся, — хищная улыбка, и ситуация в действительности похожа на сюжет каких-нибудь передач про животных на Animal Planet. Голодный тигр подкрадывается к своей легкой добыче — раненной лани, которой совсем некуда бежать. — Твоя рука, Мин! — и вдруг переключается на что-то поинтереснее.       — Ага, поэтому оставь его в покое и помоги что-нибудь приготовить, — усмехается Минхо.       — Но как ты это сделал?       — Он сделал, — с улыбкой кивает в сторону Хана.       — Так, а почему не до конца? — хмурится Сынмин, осматривая его руку.              — Хен сам не дал мне! — вдруг восклицает Джисон, не давая ему свалить всю вину лишь на его плечи.       — Мин, он плохо себя чувствует, — шепчет Ли, пытаясь расслабить друга, и передает в его руки овощечистку.       — Да зачем мне эта штука? Принес я еду, — он возвращается в коридор за пакетами из доставки и видит чужие счастливые улыбки. — Спасибо, Сынмин.       — Спасибо, Сынмин! — восторженно говорит младший, вставая с постели.       — Спасибо, Мин, — повторяет за ними и Ли, хлопая друга по плечу. — Мне идти сейчас нужно, остались считанные дни, — показывает на часы, где виднеется одинокая цифра пять.       — Давай, — кивает Ким. — Я присмотрю за ним, Мин.       Мин, да Мин. Достали уже. Общаются, как старая женатая парочка.       Джисон ожесточенно смотрит, как тот быстро переодевается, следит буквально за каждым движением, думая, как может заявить о своих правах на него даже в такой ситуации, и, когда времени остается в обрез, протягивает:       — Хо-я, — язык буквально сворачивается от неловкости, когда Ли столбенеет в дверях. Это сейчас ему было адресовано? Это его так сладко позвал сейчас Хан? Должно быть, показалось. Он продолжает свой путь, оставляя парня буквально проигнорированным. Джисон стоит в действительности униженный перед вымышленным соперником, накапливая тухлую обиду в груди, под заливистый нескончаемый смех Кима. — Господин, — сквозь зубы обращается к нему, и угрозу в его взгляде прочитать проще простого — и говорить особо не нужно. — Давайте поедим и приступим наконец к работе.       — Какой серьезный, — продолжает усмехаться Сынмин, но уже более сдержанно. — «Хо-я»… скажет же тоже, — качает головой, доставая из пакетов картонные контейнеры с азиатской кухней. — Кстати, почему он был раздет? — увидев руку друга, отвлекся, совершенно не придав этому значения.       — А-эм, — нервничает вдруг Хан, ища причину, хотя она же прямо здесь — на ладони. — Руку же восстанавливал, не понятно, что ли?       — Ты не огрызайся со мной, — просит его Ким. — Я хоть и могу чуть подтрунивать над тобой, но все еще уважаю тебя.       — Простите, — он избегает взгляда, беря в руку ложку и ожидая, когда тот начнет есть.       — Ешь давай. Я не буду, — закатывает глаза и направляется к шкафу с различными принадлежностями.       — Не лазьте в моих вещах, пожалуйста, — бурчит он, погружая стыдливо ложку за ложкой теплого супа в рот.       — В твоих вещах? Так ты уже стал хозяином этой квартиры? — Джисон странно поворачивает к нему голову и лишь сейчас понимает, что они у Минхо. Схожая планировка и ремонт заставили задуматься о том, что он у себя, но не тут-то было. — То есть ты не был против, что Мин переодевается у тебя, но против, что я залез за свечой? Понятно-понятно, — вновь усмехается, подлавливая того на глупости.       — Извините, — зарывает себя глубже некуда, носом почти оказываясь в тарелке. — А зачем Вам свеча?       — Будешь пробовать кое-что. Как у тебя с химией в школе было? — Джисон лишь удрученно смотрит на него, надеясь, что все будет понятно без слов. — Ясненько. Ты же даже не закончил, да? — кивок. — Ничего страшного. Научишься всему тут. Бессмертные соображают быстрее.       — Но ведь я не совсем бессмертный, — бухтит он.       — Станешь ведь когда-то, — пожимает плечами ангел, говоря словно очевидное.       — В смысле? Правда? Хен что-то решил по этому поводу?! — вдруг подхватывает энтузиазм Хан.       — Мне-то откуда знать? — пугается его радости Ким. — Просто разве это не логично? Перерождаться тебе нельзя, потому что снова боль, а второй раз лечить тебя ему никто не даст. Тут, по сути, только один вариант.       — Но он не хочет… Сам мне говорил, — мрачнеет вновь Джисон.       — Хочет — не хочет, делать ему больше нечего. Хотя, может, именно эту информацию он все эти дни и ищет, — парень непонимающе поднимает на него свои глаза. — Как оставить тебя в живых, не причиняя боли. Ты сам-то чего хочешь?       — Остаться с ним здесь, — чуть не говорит об этом вслух.       — Говорил ему об этом? — морщится Сынмин.       — Да, но…       — Понятно, — кивает он, наконец находя нужную свечу. — Я попробую как-нибудь надавить, но вряд ли это поможет. Но вот это, — смотрит на вещицу в руках, ухмыляясь. — Вот это может сработать, если ты постараешься.       — Я сделаю все, что нужно! — вдруг подрывается со стула Хан, подходя ближе к Киму. — Только скажите, что…       — Опять будем работать с кристаллами, — ехидная улыбка и заговорческий взгляд.

…

      Джисон бегает по самым разным частям поднебесной, забегая за нужными ингредиентами, что даже глазами прочитать сложно, то в небесную мастерскую, то на свой страх и риск в адскую, хотя там оказывается довольно уютно и приветливо. Собирает все в один шелковый мешочек, что любезно ему дал Сынмин, и возвращается в его специальный кабинет для различных экспериментов.       — Лазурный кристалл Visiblis, — протягивает в ладонь Хана, сидящего над каким-то маленьким котелком. — Добавляй фиолетовый фенхель, — Джисон кривится от неприятного запаха и старается послушно делать все, что от него требуется. Кидает в сладкую «сонную» воду сначала маленький камушек, а после траву. — Мгм. Теперь давай лепестки черного асфоделуса. Только не спеши, отсчитай примерно двадцать три, — по размеру прикидывает Сынмин. — Отлично. Зажигай свечу… А теперь мешай вместе со стекающим воском всю получившуюся жидкость, — парень смотрит внутрь, замечая, что все действительно растворилось, образовав чуть густую смесь, и даже воск при столкновении с ней растворяется внутри. Назвать это занятие бредом язык не поворачивается, ведь вся магия происходит прямо на его глазах. — Все. Держи, — он передает ему две серебряные подвески прямоугольной формы и просит окунуть их внутрь. — Без цепочки. Вот так, да. Подержи, пока поток не остановится, — проходит порядка пары минут, как все начинает застывать, и Хан достает готовые украшения, восхищаясь чудесным зеленоватым свечением. — Красиво, да?       — Обалденно, — он подносит их ближе к лицу, более не чувствуя никаких запахов, и смотрит вопросительно на Сынмина.       — Теперь это кристалл Invisiblis, — ухмылка на его губах не заставляет себя долго ждать, но Джисон все еще не совсем понимает, что тот пытается сказать на неизвестном ему языке. — Надень один на себя, — второй же забирает, застегивая на своей шее. — Эта вещица не для постоянной носки, узнает кто — мне дадут втык, потому что такими делами увлекаюсь здесь только я. Отдашь этот, — показывает на свой, — Минхо. Сможете остаться вдвоем, без лишних глаз, — вновь хитрый взгляд, уже пугающий, ведь вызывает в голове Хана не самые чистые мысли. На что тот намекает? — Поговорите о том, о сем. Может, к чему и придете. Но не более четырех часов, повторно можно будет надеть его только через сутки.       — А как он работает? Ну, в плане, нас не потеряют?       — Те, кто за вами следит, теряют эту возможность на данное время, буквально засыпают, но, проснувшись, уже ни о чем не помнят. Главное, не дольше, потому что там могут происходить всякие казусы. Я пробовал, — усмехается Ким.       — Это как-то связано с Михаилом? — вдруг вспоминает разговор с Минхо.       — Что? Откуда ты… Ах, этот поганец, — закатывает глаза. — Да, связано, — цокает. — К сожалению.       — А почему вы в плохих отношениях, если не секрет? — поджимает губы, думая, что они не совсем друзья для того, чтобы обсуждать такое. — Ну, вдруг я с ним еще раз пересекусь… Не дай бог, случайно скажу что-то не то.       — Хитрый какой, — качает головой он. — Все из-за женщины… Моя прекрасная Лилит, — тоскливо вздыхает Сынмин.       — Лилит? — удивляется Хан.       — Да… Мы любили, да и любим друг друга, а он, — Ким вздыхает, вновь драматизируя по этому поводу. — Так вышло, что ей был выгоден этот брак. Тогда мы и разругались с ним, испортив отношения на… Ох, прошло столько времени. Сто пятьдесят тысяч лет? Да ну, неужели…       — А Лилит — это которая Селестия, да? — пытается понять Джисон.       — Что? Селестия? — он пытается понять, о ком тот говорит. — Что за бред? Лилит занимает самый главный пост в совете архангелов. Куда Селестии до нее?       — Тогда… Оу, — он поднимает на него свои глаза, вмиг что-то поняв. И из взволнованных они скоро начинают улыбаться.       — Смешно тебе, да? У меня сердце разбито, а ты…       — Нет-нет, стойте же. Я не могу утверждать, но лицо мужчины, что был со мной все эти недели в отключке, кажется очень похожим на то, что уединялось с Селестией пару раз… Я видел краем глаза, как они целовались.       — Так. Джисон, черт возьми. Ты даешь мне сейчас неправильную надежду! — нервно встает Ким, вдруг загнанно начиная дышать.       — Простите, но… Если я вдруг найду доказательства… это сможет Вам как-то помочь? — хитро шепчет Хан.       — Ты сделаешь это… для меня? — смотрит, как маленький щеночек, в неверии Ким. — Что ты хочешь? — вдруг понимает, с кем имеет дело.       — Так Вы уже все мне дали, — показывает на подвеску на шее. — Ну, может, только еще один вопрос, — смущенно просит парень.       — Выкладывай, — вздыхает и вновь садится напротив него, словно спокойно, но руки от воодушевленности так просто теперь не успокоить.       — Он рассказал мне про Анастасию, — сглатывает, смотря на то, как удивляется Ким. — То наказание, связанное с ожогами, из-за этого, да?       — Да.       — Что-то еще было помимо этого наказания?       — Он ведь использовал силу на людях, думаешь, так легко бы отделался? Его более чем на век заперли в эльбритуме, — сжимает челюсть Сынмин, вновь погружаясь в неприятные воспоминания.       — Это…?       — Штука пожестче, чем танатум. Всплывают и те кошмары, о которых ты никогда не подозревал. Но он выдержал и вышел с высоко поднятой головой, хотя и его достаточно подкосило все это. Он в тишине приходил в себя очень долгое время, но об этом знал лишь я. Другие же, напротив, восхищались его стойкостью и идеально выполненной последующей работой. Поэтому мнение о нем здесь лишь положительное, как бы кто его ни переваривал.       — Я понял… спасибо, — он кивает, забирая из его рук подвеску, и снимает свою, убирая в карман.       — Она работает только при соприкосновении с кожей, поэтому лучше всего вешать ее на шею, — напоследок говорит он ему, потерявшись в своих мыслях.       — Спасибо Вам большое. Я не останусь в долгу, Господин.       — Просто Сынмин. Не чужие уже, — Джисон лишь прикрывает благодарно глаза.

…

      — Что за? Совсем сдурел? Какой еще театр? — Хан рассматривает пригласительный билет, оставленный Минхо с запиской о работе, которую он буквально пропустил мимо ушей, поняв, что это лишь прикрытие. — Ох, — внутри все клокочет от трепета, заставляя голову буквально кружиться. — Это свидание? — поджимает в улыбке губы. Интересно, можно ли считать свиданием их походы в кафе или все же это было простой работой? Лучше не вспоминать то, что было до. Сейчас ведь все по-настоящему, с чистого листа.       На кровати лежит выглаженный смокинг, и Джисон, кажется, впервые встречается с такой красивой деловой одеждой. Как она будет смотреться на нем? Не будет ли он дешевить ее своим лицом? Необычно и так пугающе. Сердце словно вот-вот выпрыгнет из груди, когда он смотрит на время, понимая, что поджимает. Нужно торопиться. Споласкивается, высушивает голову и тянется к бутылькам с одеколоном, но вовремя себя одергивает, зная об аромате, который теперь не хочется скрывать.       Застегивает на себе белоснежную льняную рубашку, заправляя в брюки, и сверху накидывает на себя пиджак. Смотрит уже, кажется, минут пять неотрывно в зеркало, пытаясь найти хоть что-то неправильное в своем образе, но он прекрасен — слова голосом Минхо касаются его слуха так ласково и нежно, оставляя легкие поцелуи на мочке.       — Пора.       Дыхание, сбитое совсем, не помогает, когда он старается сконцентрироваться на нужном месте и выйти в правильное пространство, но, открывая дверь, видит лишь все тот же подъезд. Находит в телефоне фотографии нужного театра и представляет, как выходит прямиком туда, наконец действительно оказываясь в тускло освещенной части и идет на свет, встречаясь с мужчиной, повернутым к нему широкой спиной, что словно прирос к этому месту.       Запах сирени, красивый черноволосый затылок и перчатка на левой руке — все указывает на то, что это Минхо, и Джисон, сам того не ожидая, глазами останавливается на обтянутой брюками задней части бедер.       Но Ли не глуп, ощущает и его присутствие, поворачиваясь с улыбкой, что мгновенно ослабляет свои уголки. Оба выглядят бесподобно в костюмах и не могут оторвать друг от друга взглядов. Минхо в похожем костюме, но на шее у него еще один аксессуар в виде тонкой ленты, заплетенной в маленький бантик, что в действительности смягчает весь строгий, в какой-то степени горячий образ мужчины.       — Мило, — произносит младший, а у Ли как-то чуть нервно дергается край губы вверх, словно в улыбке, но произнести хоть что-то все еще сложно.       — Чудесно выглядишь, — Хан смотрит прямо в его зрачки, но поймать взгляд, блуждающий по его телу, все еще очень трудно. — Вечер сегодня обещает быть интересным.       — Это точно… — кивает, соглашаясь с ним, и идет чуть ли не под руку прямо в зал, ладонью в кармане проверяя, не забыл ли новенькие подвески, чувствуя, как предательски краснеют щеки. Вечер сегодня обещает быть очень интересным.