limb

Ch.7. With you

«Любовь — это когда ничего не стыдно, ничего не страшно, понимаете? Когда тебя не подведут, не предадут. Когда верят.»

Антуан де Сент-Экзюпери «Маленький принц»

      Джисон беспокойно ворочался около получаса, прежде чем наконец заснуть. Минхо снял с себя пальто и повесил на спинку стула, усевшись вновь напротив спящего парня. Самому невероятно хочется спать, в особенности влияют уже, кажется, пятые сутки без отдыха. Он отчаянно перебирает имеющуюся литературу в зонах свободного и ограниченного доступа, ища любую информацию, что способна пригодится в его ситуации. Спрашивать кого-либо об этом опасно, поэтому вынужден работать самостоятельно, даже если не совсем понимает, за чем он охотится — черпает любые наиболее подходящие знания.       Он сидит, склонив голову набок, и просто откровенно разглядывает парня напротив. Хан даже не переоделся в домашнее — оно и понятно, учитывая его состояние. Ли совершенно не знает, как его утешить, что вообще может помочь в такой ситуации, слова? Когда у ребенка отбирают конфетку, остановить истерику может лишь возвращение старой или покупка новой, но человек ведь не конфетка, его так просто не вернешь. Его вообще не вернешь, если быть точным. Нет какого-то особого места, куда попадают души самоубийц, они просто растворяются, разлетаясь с воздухом частицами по всей необъятной вселенной. И, говоря честно, долгое время Минхо и сам об этом мечтал, в действительности надеялся, что когда-нибудь сработает хоть один из способов свести счеты с жизнью, но нет. А сейчас и смысла как такового не имеется, ведь Джисон здесь, практически живой, и даже не держит зла за все, что тот так или иначе натворил. Парень в действительности открывается ему с другой стороны, более понимающей, заботливой и осторожной, чего Ли совершенно не ожидал — он думал, что возникнет еще больше проблем, учитывая чужую импульсивность и нетерпимость к каким-либо новым для него событиям, к которым он никак не мог быть готов.       Каждая удивительная черта в Хане вызывает трепет. Мужчина и сам не знает, откуда все же взялись эти чувства — не было какого-то особого толчка или что-то вроде — они накапливались, как снежный ком, изучая закрытое сердце Джисона со всех любопытных ему сторон. Возможно, повлияла и чужая влюбленность, заставившая зацепиться за новые ощущения, которых как раз его серому нутру и не хватало все это время. С ним он почувствовал себя по-настоящему живым. Хан всегда умел поддержать самый странный разговор, всегда горел новыми знаниями и в Уллындо как раз это умело показывал, изучая новые виды деревьев и оставшихся на зиму птиц. Ли видел стремление запомнить каждую даже тогда, когда память совсем иссякала — умственные способности под влиянием прогрессирующей на последней стадии болезни вытеснялись ноющей болью в висках. Такая живость провоцировала и его мотивацию познавать даже столь гнилой мир с новой стороны. Минхо, невзирая на чужую усталость или очевидное непонимание, продолжал делиться с ним своими знаниями, зная, что тот будет благодарен, с полузакрытыми веками слушая его речи взахлеб.       Сейчас же он отчетливо понимает, что ничего совместного им не светит. Такие, как Джисон, должны жить и познавать новые судьбы, уготовленные их душой, однако слова Сынмина все еще останавливают его, не давая расслабляться. «Нестабильная душа всегда будет выбирать наиболее болезненные для нее воплощения, так как питается негативными эмоциями». Допустим, он вылечит его сейчас, но что будет дальше, новое перерождение и новые болячки? А в чем тогда смысл? Ли ни в коем разе не желает Хану зла, а ведь страдания, по сути, обеспечены, и выхода нет никакого. Оставить его рядом с собой? Способы хотя и есть, но звучат слишком эгоистично, чтобы оказаться в действии. Он и так достаточно перед ним облажался под влиянием эгоизма. Когда Селестия случайно ввела приговор в действие, внутри он отчетливо был рад, зная, что сможет хоть немного продлить их какие-либо отношения, да и в принципе быть рядом. Устранил людей, безжалостно причинявших боль парню столько лет, тоже по своему желанию, отталкиваясь от того, что так будет лучше, но кому? Откуда он мог знать, что Джисону будет от этого хорошо? Сделал, вновь отталкиваясь от внутренней спеси.

Но Джисон принял.

      Минхо видит, как падает с кровати чужая рука, и вновь неосознанно поддается соблазну. Закрывает все шторы, словно это как-то могло помочь — если захотят, то обязательно увидят, — и ложится прямо у каемки дерева на полу. Поднимает свою ладонь и едва касается своими пальцами его. Электрического жара, что ощущал каждый раз при соприкосновении раньше, теперь нет, но зато он может чувствовать отчетливо структуру, мягкость кожи Джисона, тепло, которым тот делится с ним. Раньше все это было в язвах, шершавым и с сероватым отливом, сейчас же, напротив, ни одного изъяна, лишь свет и нежность. С одной стороны, ему, по правде, всегда нравилось в Хане его реальность, хотя и большая часть пережитого им опыта напоминала о боли. Здесь же тот чувствует себя лучше, будучи в безопасности даже в собственном теле, что не может не радовать. Минхо и правда влюблен именно во внутренний мир Джисона, и, если тому лучше, лучше и Ли, ответно заряжаясь чужим состоянием.       Он увлекается своими мыслями, пальцами проникая меж чужих, и чувствует, как его сжимают, крепко, необходимо и так пугливо. Ли позволяет себе расплыться в счастливой, хотя и слегка скромной улыбке, что накрывает его губы, и поглаживает большим пальцем ладонь Хана. Прикрывает глаза, наслаждаясь просто их единением и спокойствием, что пока не было разрушено, желая просто ухватиться за момент покрепче и жить в нем последующие дни, имея дополнительные силы на нелегкие дела, что повисли на его плечах тяжелым грузом.       Чувствует внезапно, как кончики пальцев слабеют, и резко открывает глаза, дабы понять, что происходит. Рука Джисона, окрашенная по венам в черный цвет, теперь напитывается золотистыми жизненными силами Ли, и тот сбрасывает свою руку, испуганно смотря сначала на нее, а после подбегая к парню, и замечает, как с ладоней все перетекает выше, а по шее, наоборот, спускается вниз. Безжалостно рвет на нем футболку и спешит прислонить свою руку к центру груди, стараясь успеть залечить еще открытую рану. Хан словно в бреду трясется, все еще не выходя из сна, и лишь по его губам можно прочитать едва разборчивое «ма-ма». Минхо борется с болью в чужой душе, помогая ей обрести свободу, покой, унять терзающие внутри острые оковы.       — Ну, давай же, — самому уже тяжело стоять в таком состоянии, кажется, отдавая больше, чем есть сейчас в открытом запасе. — Прошу, — кряхтит и стонет от стремительно появляющейся пустоты внутри, но не смеет отстраняться, пока не сработает.       И, наконец, Джисон распахивает свои глаза, что прямо при нем заливаются чернилами и в тот же момент отливают обратно, вновь очищая себя изнутри. Все выходит наружу, неприятно садня горло, но Хан не может прекратить освобождаться от болезненных прутьев, сковавших намертво все внутри. Ли бы рад помочь, но обессиленно заваливается назад, испытывая на себе все прикрасы чрезмерного использования сил: головокружение, боль в голове и подкрадывающееся ощущение скорой потери сознания.       — К-какого черта? — еле дышит Джисон, поворачиваясь наконец к Минхо. Все в черной отвратительной краске — вместо сна теперь придется драить постель, пол и стены, пострадавшие непреднамеренно. — Что со мной? Что за дрянь ты во мне провоцируешь?! — злится от непонимания и отвращения он. Но Минхо практически не двигается, молча лежа на прохладном полу, чувствуя, что организм достиг своего пика — больше нет сил, чтобы находится в сознании. — Эй? Эй-эй-эй, хен, — вскакивает с постели Хан, подбегая к нему, боясь, что он успел что-то натворить в таком состоянии, особенно вспоминая, как на одном из испытаний буквально сошел с ума и придушил воображаемого Ли. Но это ведь настоящий, а потому холодный пот и противные мурашки настигают все его тело, пытаясь нащупать пульс у мужчины. Однако он же бессмертный, разве нет? Что с ним может произойти? Розоватый оттенок появляется на чужих щеках, и парень просто надеется, что тот уснул, не зная, к кому вообще может сейчас пойти и позвать на помощь.       Еще несколько секунд трогает стремительно теплеющие щеки мужчины и напоследок, чуть погладив плечо, двигает его в сторону, подкладывая под голову его же пальто.       — Потом постираешь… идиот. Кто ж виноват, а? — он оглядывается вновь на беспорядок и, недовольно мыча, встает с корточек. — Даже поспать нормально не дал.       Думал, хоть романтику какую устроит…       — Два часа ночи! Прикалываешься, что ли?! — шипит в его сторону Джисон, вновь неосознанно засматриваясь на его спокойное лицо. — Надеюсь, ты проснешься… Не думаю, что кто-то будет доволен, если мы повторим сцену из «Спящей красавицы»… — сглатывает, ловя себя на мысли, что, несомненно, хотелось бы. Каждой клеточкой, каждым уголком души.       Снимает постельное белье и несет в ванную, вставая прямо перед раковиной и поднимает глаза на свое лицо. Он помнит то, что видел однажды, и, кажется, лишь сейчас начинает осознавать, что то был не сон, не иллюзия.       Опускает средними и безымянными пальцами веки вниз, разглядывая глаза со всех сторон. Остались явные остатки черных слез, словно бы кто-то залил чернила внутрь, но как такое вообще может быть? Это то, о чем говорил Ли в прошлый раз? О том, что душа его тоже с особенностями?       — Это плохо, да? Ты ищешь способ исправить и это или… Да нет, не может же он делать это со мной. Бред. Лежит сейчас без сил, а я вновь не чувствую боли, что была внутри меня еще несколько часов назад… Так это ты меня опустошаешь, а не танатум. Ты забираешь всю боль… — он вновь выглядывает из ванной и, опираясь на дверной косяк, смотрит с улыбкой, как вздымается чужая грудь, и возвращает взгляд к своей. — Извращенец, боже! — футболка, точнее то, что от нее осталось, совсем не скрывает его тела, и жар мгновенно достигает щек, думая, как, должно быть, это выглядело со стороны. Порвал прямо на нем одежду. — Черт, это совсем не та ситуация, где это могло бы быть сексуально! И кто еще из нас извращенец… — он дышит, стараясь привести себя в чувства и перестать думать в запретном для него ключе, переключаясь на белье и занимаясь стиркой.       Откидывает в сторону лоскуты ткани с себя и избегает пересечения в зеркале собственных взглядов, отчетливо представляя себе касания Ли на своей груди. Прямо в месте, где прячется его сердце, виднеются красноватые отпечатки чужих пальцев, и Хан прохладной водой вместе с пеной от мыла пытается смыть их с себя, чтобы перестать думать. Все это нескончаемо грязно и неправильно и буквально душит желанием его непослушное нутро.        — Ху-ух, прекрати, пожалуйста, — шепотом просит сам себя, тяжело дыша и смаргивая пустую влагу. Старается успокоить и руки, что уже оставили сотню кровоподтеков, безжалостно пытаясь смыть с себя непристойные мысли. И Минхо тут ни при чем. Лишь он сам осознанно грызет свой собственный разум и борется сейчас именно с ним.       Продолжает заниматься то стиркой, то уборкой в комнате, осторожно проверяя Ли. Думает, что ему может стать хуже, однако лицо более живое, отдохнувшее снимает его беспокойство, давая возможность заняться другими делами.       Закончив, смотрит на мокрый матрас и понимает, что лучше будет лечь на полу — и это совершенно не связано с Минхо, ни в коем случае. Подходит к спящему Ли и еще с минуту стоит, смотря на него сверху вниз, и все же решает не ложиться рядом. Оставляет ему свое одеяло, хотя необходимости в этом как таковой нет, учитывая, что тот одет достаточно тепло для лета, да и температуры не ощущает в принципе — со смертью понял Джисон. Потому тот спокойно делился с ним своей шапкой, не боясь замерзнуть и заболеть. Отдавал куртку, когда шел морозный снег. Мужчина всегда был по-настоящему заботлив с ним, что продолжает греть душу, однако и вызывает вопрос, где была правда, а где ложь? Письма вроде и помогли понять некоторые моменты и чужие чувства, но все же не смогли ответить четко на каждый вопрос. Неважно. Все это было тогда и привело к настоящему моменту, где они в действительности чувствуют друг друга.       Джисон укладывается у стола, так, чтобы продолжать видеть Ли, но не быть к нему слишком близко. Знает, что опасно, поэтому ходит буквально по грани.       — Ты же спасешь меня? — голос настолько тихий, что вряд ли смог хоть немного колыхнуть тишину.       Я буду очень стараться, чтобы ты не тратил много сил.       Помоги мне выбраться из этого и просто будь рядом.       Я не знаю, с каким злом бороться. Вообще ни о чем здесь не ведаю, помоги мне разобраться. Или хотя бы дай и мне помочь тебе.       Он видит, до какого состояния доводит себя Минхо, и безумно хочет помочь. Сделать хоть что-то, чтобы тому не пришлось тащить на себе все в одиночку.       Смотрит на него также и чувствует, как в уюте чужого присутствия безбожно клонит в сон, особенно учитывая и наведение порядка, что заняло больше часа. Засыпает с мыслями о нем, надеясь, что в этот раз все будет в порядке.

…

      Сон начинает отступать, слыша чужое дыхание и беспокойную позу. Он открывает глаза и буквально подскакивает на месте, не ожидая вот так увидеть Ли, что неотрывно разглядывает.       — Какого хрена?! Ты чего так пялишь? — он неосознанно прикрывается одеялом, словно бы обнаженный сидит перед ним. Лишь после понимает, что выглядит глупо, и опускает, вдруг вспоминая, что перед сном оставил его Минхо. Мило.       — Люблю смотреть, как ты спишь, — старательно произносит заученную фразу Ли, вмиг срываясь на глупый смех, заражая при этом Джисона.       — Т… Вам лучше? — вновь переходит на уважительный стиль общения, расстраивая этим и старшего.       — Да, а тебе? — он беспокойно прикусывает свою губу, ловя на ней чужой взгляд, что мгновенно отворачивается к шторе.       — Мгм, — он резко поднимается, стараясь выкинуть из головы нарочно лезущие в голову мысли, особенно после ночных угрызений совести. Подходит к окну, стараясь перевести тему в голове на что-нибудь другое. — Зачем закрывать шторы? Там ведь все равно кирпичная стена. И почему вообще здесь это, если лимб находится… нигде? — удивленно спрашивает он, поворачиваясь и носом практически натыкаясь на чужой. Дыхание вмиг перехватывает, ощущая на губах тепло чужого дыхания, зрачки дрожат, всматриваясь в чужие, такие до глубины проницательные и манящие.       — А так? Так тебе нравится больше? — и лучше бы он молчал. Ведь Джисон отчетливо почувствовал касание суховатой губы на своей. И он бы сорвался, не знай, чем это может обернуться, а потому молча оборачивается, видя теперь за окном бескрайние морские просторы. Тянется к ручке, чтобы открыть окно и вдохнуть приятный бриз в легкие, но, как назло, проходится ягодицами о чужое бедро и просто застывает от стыда на месте. — Ох, прости, — чувствует, что так неосмотрительно практически прижал его Ли. Он отходит в сторону, следя за тем, как Джисон продолжает стоять, опираясь на чуть подрагивающие ладони, совсем не шевелясь. — Все в порядке? Хочешь другой вид? Может, лес или горы?       — Уйдите отсюда.       — Ч-что? Почему? — пугается Минхо, боясь, что мог сделать что-то не так.       — Мне жаль, что так произошло. Просто… можете выйти из комнаты. Я приведу себя в порядок, и пойдем в больницу, — сквозь зубы говорит Джисон, борясь с собственными чертями в голове, как назло посылающими не самые чистые картинки мужчины. При жизни такого конфуза и не возникло бы, учитывая мертвую мочеполовую систему, которая даже и возможности не давала возбудиться. Произошло это всего лишь раз, во время танца Ли, но что же происходит с ним сейчас? Даже думать неприятно о таком, но организм, словно помешанный, продолжает испытывать его.       — Как скажешь… Но я не понимаю, — огорченный плетется к двери он. — За что тебе жаль? — ответа не поступает, и дверь осторожно захлопывается за спиной парня.       За то, что, будучи столь грязным, сумел хоть и мысленно посягнуть на тебя.       Он идет в душ и ополаскивается холодными каплями воды, дабы остудиться, и смотрит с осуждением на себя в зеркало, зарекаясь больше ничего такого не помышлять в сторону того, кто так чисто дорог его сердцу.       Одевается наспех в яркий свитер, прихваченный из квартиры, и видит все еще скомканное на полу пальто, что подкладывал для Ли ночью. Идет в сторону двери и приоткрывает, смотря на то, как там все еще у стены стоит Минхо, занимаясь самокопанием.       — Идите сюда, — подзывает он его. — На улице сегодня обещают дождь… Сколько дней Вашей одежде?       — А что? От меня воняет? — вмиг подносит ткань от водолазки к носу и принюхивается, резко что-то замышляя.       — Н-нет. Просто думал, что, может, захотите взять что-то из моих вещей… — уводит взгляд к шкафу, доставая такой же яркий свитер, раздражаясь, что уже столько времени не видел «настоящего» Ли. — Держите.       — Спасибо… Я, кстати, хотел уточнить по поводу моих новых духов, — врать не умеет от слова совсем, поэтому старается переключить внимание Джисона на свитер, который берет именно тем способом, который обязательно даст им соприкоснуться. — Не могу понять, чем они пахнут. Вроде приятно, но… — Хан отчетливо замечает неладное, но не спешит обвинять того в собственной интуиции.       — Да нормальный запах, ничего необычного, — пожимает плечами, надеясь, что тот переключится.       — Ну, ты не мог бы подсказать, чем именно пахнет? Мне сложно самому разобрать ноты, — Джисон в подозрении щурит глаза, явно видя метающийся по комнате взгляд.       — Обычно пахнет. Цветочки всякие, — уже раздраженно бросает он.       Ох, логично, что цветочки. Какие именно, черт возьми?!       — Например…? — Хану уже смешно от того, как тот пытается подобраться к истине, и он решает подшутить, хоть и не знает, сработает ли.       — Зверобой, — Минхо не сразу понимает, что это шутка, потому упрямо пытается вспомнить значение цветка, и Джисон, смотря, как тот застыл, бегая глазами по полу, и о чем-то размышляет, останавливается, чтобы спросить напрямую: — Что Вы пытаетесь выяснить?       — Я? Ничего тако…       — Честно, — буквально требует он. И Ли мешкается, но решает выдать то, что крутилось все это время в голове, потому как и так с ночи у них немного натянутые отношения.       — Ах… Прости. Хотел узнать, чем я пахну для тебя, — признается он, надеясь, что дальше объяснять не придется.       — Для чего? — продолжает испытывать его Хан.       — Можешь просто ответить? А я скажу тебе свое, — просит его Минхо, понимая, что другой возможности не будет, и под натиском тяжелого взгляда Джисона предлагает то, что сыграет на руку и ему. — Спросишь потом обо всем Сынмина. Не называя имен, конечно же, а то он скажет еще чего…       — Ты первый, - осознанно переходит на "ты", чтобы тот не увиливал.       — М? — боится, что неправильно услышал.       — Назови первым, — повторяет парень.       — Ох, и зачем я это затеял? — бурчит себе под нос он и осматривается по сторонам. Переживает, что заметят, но еще больше переживает о том, что тот ему соврет. — Амарант, — сглатывает, буквально обнажая перед ним свое сердце, хотя тот и не понимает особо ничего. Джисон подходит к нему чуть ближе и принюхивается к его шее, замечая вдруг то, что приметил еще ночью, но не был уверен, что это исходило от Ли.       — Сирень. Это первое, чем ты пах для меня еще в самую первую ночь, но тогда аромат был очень слабым, сейчас намного ярче, — он не смотрит ему в глаза, понимая, что тот лишь сейчас осознает, что в момент его смерти было ничто иное, как признание в чувствах. — Мед, табачная мята тоже всегда ощущаются вблизи. Но не так давно появилось кое-что другое, — он смотрит на застывший взгляд Минхо и буквально бордовые щеки, словно бы его нехило так пошлепали по ним горячими руками. — Ладно, с тебя хватит.       — Нет-нет, ответь, пожалуйста, — смотрит в действительности сверкающими глазами, и, если задержаться на них чуть дольше, кажется, можно разглядеть на радужке тысячи ярких сердечек. Джисон еще раз проводит носом по ткани на его плече, дабы подтвердить в голове знакомый запах.       — Кориандр, — говорит обыденно, но пугается чужого, с новой силой пылающего лица. — В чем дело? Я что-то не так сказал?       — А-эм, нет. С-собираемся, да? — он показывает на свитер в руках и думает все же переодеться. — Я воспользуюсь ванной? — теперь Минхо отчетливее известны чужие чувства, и он не хочет провоцировать так легко смущающийся разум собой.       — Д-да, а в чем проблема… здесь переодеться? — его не дослушивают, скрываясь в другой комнате, и он чувствует, как начинает пугаться, что мог сказать что-то не так. — Что вообще за бред? Как он пахнет для меня… Какая вообще разница? Амарант еще какой-то… — достает телефон, ища этот цветок в интернете, и что-то как-то не особо впечатляет. — И чем он пахнет? — он нюхает себя, не чувствуя ничего, кроме геля для душа. — Господи, чем мы вообще занимаемся?! Агрх, — злится, стуча в дверь ванной, чтобы тот поторапливался, ведь теперь еще нужно будет навестить Сынмина, чтобы понять, что успел натворить.       Наконец, полностью собравшись, они выходят в коридор и спускаются по привычному уже им пути. Минхо молчит, Джисон тоже, не решаясь что-либо сказать. Однако, последнему все же проще, ведь он даже не подозревает, что смог расплетать его язык десятью минутами ранее.       — Мы можем поговорить о том, что произошло сегодня ночью? — неслышно спрашивает Хан, все же не став откладывать этот разговор. — Это как-то связано с тем, что Вы говорили о моей душе?       — Ох, — не знает, как помягче объяснить ему то, что произошло, как вдруг за их спинами, прямо у выхода, раздается достаточно громкий голос, вмиг заставивший потерять Ли надежду на завтрашний день.       — Азраил!       — Стой молча сзади меня. Не вмешивайся ни во что, — предупреждает перепуганного такой сменой настроения Джисона.       — Не нужно перешептываться. Мне и так все уже известно, — Гавриил, возникший средь бела дня и так невовремя, с ехидной улыбкой подходит к ним ближе. — Здравствуй, Джисон! — Ли на миг теряется, осознавая, что на парня уже навели справки.       — В чем дело? — спрашивает его Минхо, закрывая собой Хана. — Я что-то нарушил?       — А что, должен был? Тебе же, по всей видимости, больше об этом известно, поделись, — пытается подловить его архангел.       — В том-то и дело, что нет, потому и удивлен Вашим визитом, — держится, сохраняя уверенность, он.       — Я и не по твою душу пришел, — продолжает выводить Ли из себя. — Нестабильная душа представляет собой опасность для небес. Тебе верно не рассказывали…       — Я осведомлен об этом.       — Тогда хочешь сказать, что ты намеренно ее прикрываешь? — нашел слабое место, через которое можно глубоко проникнуть внутрь. Джисон волнуется, он лишь на грани понимает то, что сейчас разворачивается у него на глазах, но не смеет вмешиваться, как и просил его старший, тем более не зная, с кем имеет сейчас дело.       — Не совсем так. Извините, имел вольность воспользоваться возможностью исцелить ее, дабы закрыть прошлые грехи перед советом. Я достаточно натворил, чтобы мне не одобрили вступление на должность, а потому хотел внести весомый вклад в науку небес, — сочиняет на ходу, сам начиная верить во весь этот бред.       — И как успехи? Ты ведь знаешь, что все ее раны не перекрыть… Мы с этой душой знакомы, я работал с ним еще когда был ангелом смерти. Два раза. Я знаю, чего ему пришлось натерпеться, поэтому не уверен, что твои старания не напрасны.       — Как я и сказал, это лишь только для науки. У него есть почти сто пятьдесят лет, а потому его дальнейшая судьба будет решена чуть позже.       — Я повторюсь, что сейчас он представляет опасность. Даже для тебя, — он бросает быстрый взгляд на кончики пальцев его правой руки и ухмыляется, видя, что там совершенно безжизненный цвет. Джисон делает то же самое, но все еще не понимает, в чем дело. — Ну, ты и сам это уже понял. А представь, он коснется твоего сердца, м? Хотя ты ведь, наверное, этого и добиваешься, зная твою тягу к смерти, — и только сейчас Хан понимает, что является смертельной угрозой для мужчины, вмиг теряя какие-либо надежды на светлое совместное будущее. — Тогда уж совсем от него не отходи, чтобы в случае чего он навредил только тебе, ладно? Если пострадает кто-то еще, это будет под твоей ответственностью.       — Слушаюсь, — неужели все так просто оказалось в его руках? Он теперь сможет в полном спокойствии проводить все свободное время рядом с Джисоном?       — Нет, извините. Если я действительно так опасен, может лучше от меня избавиться? — сердце Минхо вмиг уходит в пятки, слыша столь глупое предложение парня за спиной. Он начинает закипать из-за того, что тот вдруг решил, что знает, как лучше, хотя Ли столько времени не вылезал из библиотеки, ища лучший способ ему помочь, тратил силы и нервы на то, чтобы ни в коем случае не потерять его из своей жизни, и сейчас тот так просто это все пытается разрушить.       — Кто дал тебе право вмешиваться в разговор высших? — грозно смотрит на него Ли, видя, как тот, по правде, испугавшись, вмиг сводит брови на переносице. — Я с тобой еще не закончил. Шанс поработать с такой душой, как твоя, выпадает крайне редко, поэтому не смей задавать столь неразумных вопросов. Ты пока находишься под моей властью, и мне решать, что делать с твоей душой.       — Воу, Азраил, ты чего так завелся? Еще ненароком превратишь его в пепел, — усмехается Гавриил.       Не смешно, кусок дерьма.       — Прошу прощения. Мы можем идти? Я работаю сейчас над вашим поручением, и Джисон как раз связан с этим человеком, поэтому я взял его в помощники.       — Идите. Сохрани себя в целости до восхождения, — вновь притворная улыбка, и Ли «благодарно» отражает ее, спеша уйти. — Милая кофточка, кстати.       Блять.       — Прикуплю Вам такую же, — бросает через спину он, толкая Джисона к выходу. И тот чувствует ярость в этом толчке, даже учитывая все еще мягкую, осторожную ладонь.       Они выходят как раз недалеко от университетской больницы, но Хан не смеет и головы повернуть в сторону Минхо, зная, что зря влез, зря вообще открыл рот. Ему стыдно, но в то же время и обидно, что тот, кажется, впервые был с ним так груб. Но он понимает его чувства, тот так старался, чтобы помочь ему, но ведь и Джисон исходил из самых нежных чувств к нему, в действительности боясь навредить.       — Я же сказал стоять молча, — все еще остро, но явно мягче, чем было до этого. — С чего ты решил, что знаешь, как лучше?       — Простите, — сжато отвечает он, все еще уводя взгляд в сторону. — Я сделал что-то этой ночью, ведь так? Я могу и убить, верно?       — Можешь, но не убьешь, — уверенно говорит ему Ли.       — Однажды уже убил…       — Что?! О чем ты? — Хан отворачивается, но мужчина настойчиво поворачивает его за плечи к себе. Тот смущенно моргает, оказавшись вновь с ним в столь обезоруживающей близости.       — Пустите, — просит тихо он.       — Ответь мне, — спокойно говорит Минхо, видя перед собой чуть рассерженные глаза, но предательски порочащий его румянец.       — Тогда… во время упокоения, — начинает он, когда видит, как брови старшего приготовились к тому, что он услышит дальше. — Я убил Вас в этом состоянии.       — Что стало причиной этого состояния? Эмоция, чувство — что именно спровоцировало? — спрашивает, осторожно отпуская его, чтобы тот смог выдохнуть.       — Вы задаете довольно откровенные вопросы. Или я обязан рассказывать Вам все? Я ведь теперь принадлежу Господину Азраилу, да? Эдакая подопытная крыса, — настал черед обиды выходить наружу.       — Не неси бред. Ведешь себя хуже ребенка, — закатывает глаза и направляется к больнице, попутно останавливаясь у автомата с кофе. — Ответь, что стало триггером?       — Ваше разочарование во мне.       — Тогда тебе не о чем беспокоиться, — заверяет его Ли, наливая в стакан миндальный сироп.       — Почему не карамельный? — прикусывает губу, игнорируя ранее сказанные слова, в которые поверить, не проверив на практике, все еще трудно.       — Это не мне. Идем, — он закрывает стаканчик крышкой и спешит к регистратуре, вновь показывая поддельные документы и сообщая о том, зачем они пришли. Направляются на нужные им этаж и крыло, ища внимательно нужную им девушку.       — А что я ей скажу? — шепчет где-то сзади Джисон.       — Не знаю. Попросишь вернуть ворованные деньги, — усмехается он.       — Откуда…?       — Читал ее письмо, когда остался у тебя на ночь, — отвечает без зазрений совести Минхо.       — М, — кивает недовольно Хан. — Она ведь меня не узнает, да?       — Не беспокойся, — он как-то печально вздыхает, омраченный сегодняшним днем в целом. — Просто поговорите о том, о сем. Узнаешь, как сложилась ее жизнь. Ты ведь для этого и пришел сюда.       — Да, наверное, — неловко замолкает он, чувствуя внутри покалывающий трепет от того, что Ли в который раз уже так внимателен к нему.       Наконец достигают места назначения, останавливаясь напротив палаты и смотря в последний раз друг на друга, как бы спрашивая, что будем делать дальше? Но голос за их спинами не дает им даже успеть решиться войти внутрь, заставляя так и стоять на месте.       — Вы кто и что вам нужно? — они оборачиваются, видя перед собой Барам, несущую мокрое полотенце. — И что за клоунские прикиды? — они вновь оглядывают друг друга, и Ли начинает первым.       — Здравствуйте, Госпожа Пак, — улыбается так приветливо, протягивая в ее свободную руку стакан кофе. — Мы адвокаты Чон Кихуна.       — Что за…? — не верит она, когда Ли показывает ей свои документы. — Неужели кто-то решил взяться за этого придурка?       — У вас с ним натянутые отношения? — по тому, как она назвала его в конце, соображает Минхо.       — А ты так называешь только тех, с кем у тебя «натянутые отношения»? — Хан сзади усмехается, и Ли поворачивается к нему, чтобы понять причину смеха.       — Что? Я с ней согласен. Сам постоянно как только не называю… любимого человека, — глаза в глаза, и каждый понимает о смысле и предназначении последних слов.       — Кхм. Можем поговорить? — вновь обращается к ней, предлагая отойти в более безлюдное место.       — Или, может, хочешь со мной обсудить? — предлагает высунувшийся из-за чужого плеча Джисон.       — Ну вы еще поссорьтесь тут из-за меня, — ухмыляется Барам. — Пойдем, круглый.       Круглый?!       Джисон следует за ней в удаленную часть больницы, и они расслабленно усаживаются на скамью. Он не спешит начать говорить, потому что в действительности не знает, как подступиться и о чем спросить.       — Как дела? — все же начинает Хан.       — Мы друзья что ли? Что за глупые вопросы? — он моментально замолкает, понимая, что и правда не подумал. — Хотя… Скажи, у того красавчика есть девушка? — она смотрит за закрытые двери, намекая на Ли.       — А вы с Кихуном разве…       — Мы с ним как брат с сестрой. Романтических отношений у нас давно уже нет. Да я и не ищу отношений, так, развлечься. Он симпатичный, галантный, да и денег явно много, — ухмыляется она.       — Он свободен, но вряд ли из таких, кто тебе нужен, — честно отвечает Джисон.       — Гей, что ли?       — И как можно было прийти к такому умозаключению? — странно кривится парень, наблюдая за чужой усмешкой.       — Ну, а какой мужчина откажется от секса, тем более без обязательств?       — Я не ручаюсь утверждать, можешь, конечно, попробовать, но все же мне кажется, он из тех, кому важнее чувства, нежели плотские утехи, — Джисон и сам не верит, что сейчас это произнес, однако не сомневается в правдивости данных слов.       — Ах, чувства… Знала я такого любителя почитать об этой ерунде. И где он сейчас? Любил ли хоть когда-то? Всю свою короткую жизнь мечтал о заоблачном счастье, но помер, как забитый щенок, в одиночестве.       Неправда…       — Вы были с ним в хороших отношениях? — странно, но захотелось спросить ее об этом.       — Хах. Я его не заслуживала, — она расстроенно поджимает уголок губы и уводит взгляд. — В наших обстоятельствах я почему-то считала, что ему жилось лучше, чем мне, но как же я заблуждалась… Мы виделись с ним где-то за месяц до смерти, и сейчас думаю, что если бы знала о том, что его ждет, вряд ли оставила его одного…       — То есть тебе жаль? — шепотом осторожно спрашивает ее парень.       — Пиздецки, — в ее стиле, но на душе явно стало спокойнее.       — Не думаю, что он держит на тебя зла, — честно говорит, ведь ему виднее.       — Тебе-то откуда знать об этом? — вновь усмехается она, ставя его в неудобное положение. — Хотя ты, наверное, прав. Он был не из тех, кто мог долго держать на кого-то обиду… — Барам вздыхает, вновь осматривая парня. — Так, мы что-то совсем не о том начали говорить. Что вам нужно узнать?       — О Кихуне. Его будут судить довольно строго, скорее всего, дадут пожизненное, — словно он в этом разбирается. — Нам нужно узнать о его личных качествах… Возможно, что-то вынуждало его заниматься всем этим.       — Безусловно! Как и всех — деньги. Отличие лишь в том, что эти деньги, по сути, нужны были не ему, а его старику. Посмотрите, как он живет с его-то зарплатой. Он давно мог купить себе студию в центре, но живет в дедовской квартире, платя лишь за коммуналку. Все остальное уходит на лечение и содержание. Его бы давно уже отключили, если бы не Кихун… Он к нему слишком привязан, — она с долей печали смотрит в сторону палаты.       — Почему? — осторожно спрашивает Джисон.       — Когда его родители попали в аварию, ему было три года, поэтому он всю жизнь находился под его опекой. Он бы так просто его не оставил, надеется, что тот еще очнется, но… В общем, да, такая ситуация.       — А что насчет того, что он совершал с другими людьми? Одно дело, если бы он делал это под давлением, а другое — с улыбкой.       — Тебе-то почем знать? — Джисон бы рассказал, да смысл в этом, не поверит же. — У каждого из нас есть темная сторона, разве нет?       — Это его не оправдывает.       — А я и не его адвокат. Это уже ваша забота, — кидает ему Барам, смиряя не самым довольным взглядом.       — Что-то еще?       — Вы и спросите, что вам нужно знать, — она всегда была такой, не станет болтать попусту, но Джисон, казалось бы, производил на нее особый эффект, чтобы она смягчалась и не давила, особенно когда точно так же, как и сейчас, надувал свои щеки в раздумьях. — Кихун… Он не плохой человек. Со своими тараканами, да. И сделал достаточно, чтобы его можно было ненавидеть, но в конце концов, лишь жертва обстоятельств. Как и мы все. Если бы его жизнь сложилась по-другому, кто знает, каким он сейчас был?       — Да, наверное…       — Передайте ему, что я забочусь о старике, денег пока хватает, — Хан осторожно оглядывает ее новым взглядом, подмечая более здоровый цвет лица, делая вывод, что она, кажется, бросила принимать.       — Обязательно.       Надеюсь, ты будешь в порядке.       Они выходят обратно, встречаясь глазами с Минхо, и тот с трудом переводит их от Джисона к Барам, ища возможные признаки новых расстройств, но их нет. Парень, напротив, очень доволен сегодняшней встречей, хотя и понимает, что, скорее всего, это была последняя их встреча. Но лучше так, чем та, что была у них до этого.       — Можем поговорить в сторонке? — просит она Ли. Тот безусловно сразу соглашается, не подразумевая о теме разговора.       Джисон спокойно стоит и смотрит, как они отходят чуть поодаль, так, чтобы их было не слышно, но все еще прекрасно видно. Заглядывает одним глазом в палату, смотря на дедушку, что совсем исхудавший лежит на больничной койке с подключенным аппаратом жизнеобеспечения и капельницей. И задумывается о том, что же в действительности лучше: просто потерять человека, без возможности больше его увидеть, или тешить себя удушающей надеждой, что он когда-то проснется? Оба варианта кажутся слишком жестокими, и вопрос в принципе вряд ли будет иметь четкий ответ, ведь всегда будет отталкиваться от эгоизма человека, оставшегося в одиночестве. Кто знает, какие боли испытывает дедушка Кихуна, пока тот старается сохранить ему жизнь? И как было больно матери Джисона, пока она жила, по сути, лишь ради него. Поставить себя на чье-то место довольно сложно, да и действует каждый в силу своего восприятия и возможностей. Поэтому осуждать это тоже неправильно.       Он вновь поворачивается, с небольшим любопытством наблюдая за чужим разговором, и видит, как Ли с усмешкой поглядывает в его сторону, явно желая сбежать. Хан отражает его губы и глаза, зная, что попусту ревновать не станет, хотя тот же Сынмин все еще вызывает неприятные подозрения, но вряд ли те оправданы хоть чем-то помимо их нескрываемой близости.       Когда тот возвращается с явно раздраженной Барам, Джисон вежливо прощается, стараясь не рассмеяться довольным смехом прямо перед ними и спешить покинуть мрачное для него здание. Все еще помнит, как приходил на обследование и как болезненно это для него закончилось.       — Куда так торопишься? — пытается нагнать его Минхо, но парень лишь пытается скрыть улыбку. — Хэй, — хватает его осторожно за руку, все же вынуждая остановиться. — Что-то случилось?       — М? Нет. О чем вы говорили? — и Ли хитро улыбается, потому что тот наверняка все уже знает.       — Да так…       — Ну, если не хотите рассказывать, ладно, — ухмыляется он, вновь идя впереди него.       — Ладно, — отражает его ухмылку, не давая собой манипулировать.       — Т-ц, — чуть слышно цокает Джисон, ведь надеялся, что провокация сработает.       — Куда мы идем? — интересуется Минхо.       — В… Ох, черт, — он останавливается в дверях здания, видя, какой сильный дождь начался на улице. И на ум обоим мгновенно приходит один и тот же момент из полюбившегося «Дневника памяти», где главные герои пылко целовались под таким же ливнем, вне возможности насытиться друг другом после долгого расставания.       — Пойдем, — грустно выдает Ли, хватая его за ладонь и ведя в совершенно другом направлении.       Туалет? Для чего им туда? Но, входя через эту дверь, они оказываются снова в лимбе. Да уж, еще грустнее быть не могло. Джисон надеялся заскочить с ним в кофейню и расспросить побольше о многих волнующих его так сильно вещах.       — Я хотел поговорить с Вами… — все же признается он.       — О чем? Мне просто нужно в библиотеку, идем со мной, — приглашает он его, лишь сейчас разлепляя пальцы, понимая, что это совсем не место, где можно. — Расскажешь мне заодно, что там выяснил с Барам. Она не обидела тебя?       — Что за глупость? — усмехается Хан. — Мы хорошо с ней поговорили… Да и у меня нет привычки обижаться на кого-либо.       — Ну, на меня же обижался, — ухмыляется Ли.       — Вы — другой разговор. Как на Вас можно не обижаться? Постоянно творите, что вздумается, не задумываясь о других.       — Неправда… — больно вновь слышать это, но это ведь в действительности так. Взять даже ситуацию с Кимом. — Ладно, прости, — от улыбки и следа не осталось, новые угрызения совести обеспечены. О главной его проблеме говорит уже второй близкий человек.       — Ой… Я задел Вас, — заметил смену настроения парень. — Сказал, не подумав.       — Н-нет, ты прав. Делаю все что мне вздумается, считая, что знаю, как лучше.       — Просто попробуйте поговорить… Спросить у человека, чего он хочет, чтобы после не корить себя в поспешном решении, м? — открыто намекает на себя.       — И чего ты хочешь? — они заходят в библиотеку, замечая, что сегодня гораздо больше людей, чем обычно.       — Остаться с Вами, — признается, буквально заставляя Ли остановиться, чтобы переварить услышанное. — Мне иного не нужно.       — Ты не знаешь, о чем говоришь, вечная жизнь…       — Мне без разницы. Я вроде когда-то говорил Вам о том, что меня привлекает перспектива вечной жизни. В моих способностях искать больше нового и неизведанного, я не соскучусь и через тысячу лет, ведь мир постоянно меняется. Тем более, если я буду не один.       — Самаэль, — кричит он ему за спину, завидев знакомое лицо. Не хочет продолжать этот разговор, хотя и обязательно возьмет на заметку его слова. Джисон проницательно смотрит в его глаза, понимая, что на данный момент это все, но уверен, что смогут поговорить позже. — Есть новости?       — Нет, все спокойно. А вы чего шатаетесь тут вместе?       — С работы вернулись.       — М-м. Так ты свободен, оболтус? — обращается к Джисону.       — Скажите ему, чтобы он не переходил на личности, — просит он усмехающегося Минхо.       — Он так выражает свою привязанность, не бери в голову, — шлепает едва по плечу Кима и уходит по своим делам.       — Что сказал? Вот же… Пойдем, — хмурится на Хана, ведя его в другой угол. — Найди мне информацию по вот этому списку кристаллов, — он, улыбаясь, разворачивает перед ним свиток, что буквально падает, раскрываясь до его ног. — У тебя час.       — Вы издеваетесь? Я еще даже не научился пользоваться библиотекой, и Вы предлагаете мне перерыть тут все, чтобы найти хоть что-то про… почти две тысячи кристаллов?! На кой черт Вам это сдалось? — Ким, довольный чужим раздражением, сворачивает свиток обратно и передает ему в руки.       — Час. А после я, так уж и быть, сделаю то, что попросишь ты. Но не наглей!       — Уф-ф. Идет, — он забирает его и начинает бегать по библиотеке, пытаясь найти наиболее подходящие книги.       Концентрируется на примерном представлении того, что ищет, и в руках оказывается уже десятая по счету книга. Выписывает найденные заметки по тем или иным кристаллам, не имея возможности даже выговорить их названия. Хотя некоторые выглядят так красиво, что безумно хочется поставить их у себя в комнате или квартире, любуясь красивым переливистым свечением.       Время сильно поджимает, но он сделал около восьмидесяти процентов от всей работы, чувствуя, как уже отнимается ладонь вместе с пальцами. В глазах троится, но он делает все возможное, чтобы после узнать хоть что-то насчет Минхо.       — Извини, что отвлекаю, — беспокоит его та же девушка, с которой он общался в прошлый раз в столовой. — Я заметила, что ты хорошо общаешься с ними, — намекает на Минхо и Сынмина, зная, что лучше не произносить имена.       — И? — не отрывается от работы и просит сразу переходить к сути.       — Так вот… У нас было достаточно много попыток, чтобы устроить бунт и сократить сроки, но все тщетно. Ты не мог бы… — Джисон поднимает на нее свои глаза. — … узнать об их слабых местах, чтобы мы могли надавить?       — Серьезно? — удивляется столь мерзкой просьбе он.       — Мгм. Не думаю, что тебе тоже здесь весело столько лет заниматься всякой ерундой.       — Очищение души — это ерунда?       — Да какое там…       — Попробуй просто проникнуться этим. Воспринимай все лишь как игру, — улыбается ей тепло, стараясь переубедить по-хорошему. — У тебя ведь есть друг, проходите все вместе.       — Он закончит раньше меня… В чем смысл? — взгляд становится печальнее, и Джисон вновь сталкивается с той же проблемой — потеря близкого человека.       — Возможно, если ты будешь стараться лучше, то тебе его сократят по собственному желанию?       — Здесь так не работает… Мы обязаны отработать все назначенные нам годы.       — Тогда просто настройся на то, что вы встретитесь позже, когда переродитесь, м? — смотрит чутко в ее глаза. — Мне рассказывали, что чем ближе здесь станут души, тем больше вероятность их встречи в другой жизни.       — Правда? — взгляд полон надежды.       — Правда… А насчет сокращений сроков я попробую намекнуть, хорошо? Не творите бездумных вещей, а то есть еще шанс все испортить. Попадете еще в ад, а оттуда уже не выберетесь, кому будет лучше?       — Да… наверное, ты прав. Спасибо, — кивает она и смотрит на то, чем он занимается. — Тебе ведь не нужно это учить?       — Нет, просто найти информацию и переписать, — она ухмыляется и дотрагивается одной рукой до книги, другой — до бумаги, вмиг копируя всю нужную ему информацию. — Все?       — Д-да, спасибо, — смотрит на все это ошеломленный Джисон. И почему он не додумался до этого раньше? Неужели здесь можно делать все настолько легко? Это же до чего ленивым можно стать за столько лет!       — Увидимся, — напоследок улыбается ему и убегает в сторону выхода.       Джисон разбирает все книги, составляя их по полочкам, и поглядывает за стеклянную перегородку запретной части библиотеки, где роется в бумагах Минхо, старательно ища, по всей видимости, очень нужной ему информации.       — Ну ты хоть так сильно не пались, — пугает его возникший за спиной Сынмин, и Хан отчетливо осознает, почему когда-то возникло желание врезать в это ехидное лицо, потому как сейчас оно так правильно возникает внутри, что не подчиниться ему кажется смертным грехом. Но он сдерживается.       — О чем Вы? — уводит взгляд, убирая последнюю книгу.       — А то сам и не понял? — подкалывает он его. — Неужто все сделал?       — Проверьте, — он протягивает ему свиток, и лицо Кима в удивлении вытягивается, не ожидав, что тот действительно сделает все, что нужно, хотя и замечает, что почерк на нижних строчках отличается.       — Кто-то помог?       — Да, одна девушка научила извлекать информацию с помощью сил, — честно признается он, понимая, что скрывать это глупо, да и смысла как такого не имеет.       — Хорошо, — благодарно кивает ему мужчина, по правде удивившись, что тот не стал юлить и сказал все как есть. — Чего ты хочешь?       — Ответьте на несколько вопросов, — прямо начинает он.       — Несколько? — смеется Ким чужой простоте и наглости. — Ну давай, спрашивай.       — Здесь человеческие запахи имеют какое-то значение? — Сынмин щурится, пытаясь понять, что же его натолкнуло на такую мысль. Стоило все же задать этот вопрос осторожнее, он же буквально выложил все перед ним. — Кхм… От Вас пахнет кориандром, что-то готовили? — решает быстрее отвести разговор, чтобы тот не подумал о Минхо, ведь не так просто Ли его просил не называть имен.       — Что сказал?! Совсем с ума сошел? — злость, недовольство и обида за друга вмиг вспыхивают в его сердце, и он сдерживается, чтобы не стереть его в порошок прямо на месте. — Скажи, что это была шутка, идиот.       — Это была шутка, — поднимает в капитуляции ладони, в действительности боясь, что сказал что-то не так. — Извините… Просто могу я узнать, что обозначают те или иные запахи?       — Кто так пахнет? Только на этот раз честно, — строго просит Сынмин.       — Он, — кивает на Минхо, читающего где-то за спиной.       — Только этим?       — Нет… еще сиренью, — уводит взгляд, уже слегка жалея, что завел этот разговор.       — Чем больше? — испытывает его, устраивая словно проверку.       — Сиренью, кориандр появился совсем недавно, да и пахнет не так сильно, а что?       — Сирень — первая любовь, чистая и трепетная. Кориандр, кхм… желание, очень сильное желание, — глаза Джисона в момент округляются, чувствуя стыд и смущение, ведь о том, что он так тщательно пытался скрыть, теперь известно двум людям, в пугающей особенности — Ли.       — Господи… Простите, пожалуйста, — он хочет уже уйти, но Ким его останавливает, спокойно улыбаясь.       — Перестань, это нормально ведь, — Хан качает отрицательно головой, но не желает делиться своими беспокойствами с ним. — Спрашивай дальше. Может, он сказал, и чем ты пахнешь для него? — ухмыляется.       — Не уверен, что теперь хочу об этом знать, — все еще неловко.       — А ну прекращай мне это. Что за глупости? Давай, я обещал ответить, — бьет его по плечу, чтобы пришел в себя.       — Ауч, — он смотрит злобно, после вновь осознавая, с кем сейчас разговаривает, и успокаивается. Достает телефон, открывая историю поиска. — Амарант какой-то, — показывает Киму и смотрит, как теплеет чужое лицо. — В чем дело?       — Неумирающая любовь, символ постоянства и верности, — он кулаком взъерошивает его волосы и рукой за шею прижимает к себе. — Эх-х. Какой он уже взрослый, — шмыгает носом, пугая сейчас даже Джисона.       — Конечно, ему сколько уже? — сквозь тиски отвечает ему Хан, пытаясь посмотреть, не плачет ли тот. — Тысячи две лет?       — И почему именно в тебя? Ты же даже историю не знаешь, какие две тысячи? Это только наша эра, неуч! — смеется Сынмин, заставляя стыдливо краснеть парня. — Новое задание: проштудировать все учебники по истории с начальной школы.       — Че-его-о?!       — Того. Давай, что там еще за вопросы у тебя, мне нужно уже идти, — он смотрит на часы, выпуская наконец Джисона из рук.       — Это немного личный вопрос…       — Касающийся Минхо? — соображает он. Хан согласно кивает, не зная, как подступиться. — А почему сам у него не спросишь?       — Боюсь, что эта тема для него болезненна, — поджимает губы, не желая вновь встретиться с гневом мужчины.       — Ну, спрашивай.       — Анастасия…       — Что «Анастасия»? — вдруг появляется за ними Ли, раздраженный чужими сплетнями о нем. Джисон оборачивается, глядя на его уставший, разочарованный взгляд, и понимает, что вновь оплошал, решив узнать о его подноготной у третьего лица.