
Пэйринг и персонажи
Метки
AU
Hurt/Comfort
Ангст
Счастливый финал
Язык цветов
Кровь / Травмы
Развитие отношений
Рейтинг за секс
Серая мораль
Отношения втайне
Курение
Упоминания наркотиков
Насилие
Упоминания алкоголя
Временная смерть персонажа
Чувственная близость
Магический реализм
Упоминания изнасилования
Упоминания смертей
Серая реальность
Темное прошлое
Запретные отношения
Ангелы
Грязный реализм
Жертвы обстоятельств
Упоминания телесных наказаний
Загробный мир
Неизлечимые заболевания
Описание
Два месяца — слишком маленький срок для того, кто только мечтал начать жизнь с чистого листа. Джисон привык, что судьба распоряжается по-своему, не считаясь с его желаниями, но какие ещё сюрпризы его ждут впереди?
Примечания
Здравствуй, дорогой читатель! Рада видеть тебя здесь🤍
Хочу предупредить о тяжелых моментах в работе, которые могут так или иначе упоминаться вскользь, однако подробные описания травмирующих моментов я осознанно опускаю, чтобы чтение все же оставалось приятным. Смотрите внимательно метки и читайте с осторожностью! Надеюсь, что вам понравится и вы найдете то, что обязательно откликнется в душе!
🤍Работа несет в себе развлекательный характер. Не воспринимайте ее за основу эталона межличностных отношений, потому что это фанфик, придуманный рассказ и т.д. и т.п. Спасибо!
🤍Просьба гомофобно настроенных людей пройти мимо и не портить настроение ни себе, ни мне, ни другим читателям.
🤍тгк: адская мастерская улы.
🤍За обложку огромное спасибо lelinks! Больше ее работ можете найти по ссылке: https://t.me/jooneesng
Ch.3. 17/06
17 июня 2024, 01:13
Ch.3. 17/06
«Давай просто будем. Не надо обещаний. Не надо ожидать невозможного. Ты будешь у меня, а я — у тебя. Давай просто будем друг у друга. Молча. Тихо. И по-настоящему.»
Эрих Мария Ремарк «Три товарища»
— Я хочу стать архангелом, — серьезно заявляет Минхо. — Какая честь, Азраил, — ухмыляется мужчина. — С чего вдруг такая податливость? Какие-то мотивы? — Нет, — отвечает сразу, но сдержанно, чтобы вдруг не вызвать еще больше подозрений. — Тебя пытались уговорить не одно столетие, так почему же? — встает со своего места мужчина, вновь заставляя Ли щуриться от белоснежного сияния своего костюма. — Чего ты хочешь? — Самаэль заслужил повышения. Я хочу отдать ему свое место, — ведет себя более чем уверенно, исполняя уже давнее желание своего друга, надеясь, что хоть так сможет немного зализать его раны. — Поэтому ты пришел ко мне, а не к Михаилу, — усмехается Гавриил, зная, как Ли его недолюбливает, но все же пришел, видимо, из лучших побуждений. — Похвально. Но, — смотрит на его руку. — … смогу назначить тебя только после снятия браслета, — Минхо с пониманием кивает, осознавая, что уже на шаг ближе к цели. — Что мне нужно делать? — осторожно спрашивает, зная, что так просто даже здесь не получится. — Смышленый, — довольно улыбается мужчина, зная, что теперь он будет под его влиянием. — Держи пропуск в тайный угол библиотеки, — Минхо тянется за ним, как вдруг тот убирает руку, заглядывая ему в глаза. — Эти знания доступны только архангелам, узнает кто другой — последует наказание. А у нас наказания намного жестче, чем были у тебя до этого. — Понял. — Нужно будет принести клятву при восхождении на должность, — Ли кивает. — Почитай книги пока, — неужели все будет настолько легко? — И выполни последнее задание, — он протягивает знакомый конверт, и Минхо чувствует, как разрушается весь его энтузиазм, видя, что снова придется работать со спорной душой. — Последний человек, пока тебя не повысили. Постарайся, — ехидно улыбается Гавриил, заставляя страх незаметно подкрасться к горлу мужчины. — Хорошо, — вежливо улыбается, наконец забирая из чужих рук пропуск, и, прощаясь, направляется как раз к книгам, надеясь найти хоть какие-то подсказки. Сердце до сих пор беспокойно колотится, хотя и все обошлось проще, чем он думал. Переживал, что из-за недавних событий будет больше препятствий, и даже несмотря на то, что снова придется работать с человеком, это куда проще, чем то, что мог придумать извращенный мозг Гавриила. Однако Ли понимает, что тому на руку его повышение, ведь больше шансов непосредственно управлять им, да и, как он сказал, наказания у высших куда ожесточеннее, а потому Минхо теперь словно на пороховой бочке, беря во внимание его цель. Чуть подрагивающими руками прислоняет белую карту к сканеру и понимает, что его присутствие уже одобрено. Двери открываются, и он спокойно входит внутрь, замечая, как же пусто здесь в сравнении с частью, доступной всем. Заходит и, дабы не вызвать подозрений, осторожно присматривается к книгам, практически сразу замечая нужную, связанную как раз с упокоением души, но не спешит ее брать, боясь, что его могут в чем-то уличить. Берет для вида «Архангельскую догму» и после еще раз возвращается к нужному стеллажу и берет вместе с рядом стоящей книгой нужную. Садится поодаль, открывая каждую, дабы сделать вид, что усердно учится, впитывает информацию, а сам же смотрит лишь в одну, интересующую его сейчас. Глаза, удивленные прочитанным, смаргивают сухость, ища информацию дальше. Уже прочитал порядка восьмидесяти страниц, но все еще не может найти то, что может хоть как-то помочь Джисону, как вдруг: «Небесный может попасть к смертной душе через сновидение, отличающееся осознанностью происходящего. Для этого нужен лунный цветок, растолченный с еще не зацветшими цветками амброзии и приправленный пылью нужного смертного. Сие требуется поджечь свечой Мефистофеля, потушив ее, достигнув ровно середины. Погружаясь в сон, вдыхайте пары и продолжайте представлять душу, по ком планируется приход. Сновидение продлится несколько минут, пока дым будет источать магические свойства». Это все, что, по сути, ему сейчас было нужно. Не воспользоваться этим, как казалось на первый взгляд, бредом было невозможно, да и неразумно вовсе. Он не спешит, однако все же понимает, что терять время нельзя. Запоминает несложный рецепт и бредет в колумбарий забрать остатки оставленного праха — как же сейчас рад, что не выпустил весь над водами Уллындо. Полочки Джисона и его матери стоят совсем рядом в центре освещенной холодным светом комнаты. Не смотрит на фото, боясь встретиться глазами с тем, по ком скучал уже столько времени. Отсыпает в маленький бутылек себе немного, не боясь показаться странным при других посетителях, и теперь уже торопится домой. Раскладывает все принадлежности прямо на кровати, перед этим найдя нужные растения в небесной мастерской. Открыв шкаф, достает запасы свечей, ища ту самую, что была сейчас так важна. Красная с золотистыми вкраплениями моментально оказывается у него сжатой в ладони, и он усаживается перед всеми ингредиентами, перед этим проверив, что выглядит хорошо для встречи с парнем, что наверняка уже и забыл, как он выглядит. — Найду и вытащу, — вздыхает, оборачиваясь на зашторенные окна и после — на закрытую на несколько замков дверь. Никто ни о чем не узнает, ведь все будет лишь во сне, — успокаивает себя. — Соскучился невыносимо, — улыбка невесомо касается его губ, и он сглатывает, укладывая растолченные растения, что источают сейчас столь яркий аромат. Поджигает толстую свечу, перекладывая все это на тумбочку, и рассыпанные растения вокруг нее еще больше въедаются резким запахом в ноздри. — Небесные наркотики, — усмехается Ли, пытаясь чуть расслабить атмосферу вокруг себя. — Видел бы меня сейчас Джисон, — сосредотачивается на мыслях о нем, видя, как свеча догорает до заранее обозначенной линии. Голова тяжелая, а веки все сильнее закрываются, видя, как вокруг все плывет. Он успевает затушить огонь, прежде чем откинуться на мягкие подушки и погрузиться в нужную негу.…
— Ты уверен, что хочешь уйти? Мы уже сколько ходим и ничего не можем найти, — говорит Хану Ли, считающий его уже слегка сошедшим с ума, видя, как тот придумывает все новый путь, хотя повсюду одно и то же. — Ты мне не помогаешь, в этом вся проблема, — отшучивается он, крепко держа его руку и наслаждаясь нужным сердцу теплом. — Так ведь я не знаю, куда идти, как я тебе помогу? — Знаешь. Тебе лишь нужно подумать об этом. Как ты запрограммирован? — стучит кулачком по его макушке, заливисто смеясь, — старается расслабиться, хотя бы чуть-чуть поверив в то, что этот Минхо настоящий. — Ауч, — морщится он, обижаясь на его слова. — Почему ты считаешь меня каким-то роботом? Сам меня сюда привел, а теперь пытаешься найти то, чего нет. — Потому что ты ненастоящий, — проходит дальше, отпуская его руку, и смотрит себе под ноги, уже совсем не наслаждаясь цветами вокруг. Сирень совершенно не имеет смысла, если она не является отличительным знаком дорогого сердцу мужчины. — И никогда им не будешь. Таким сумасшедшим чудаком, считающим, что он знает обо всем на свете. Ты просто идиот, которого создал мой разум, чтобы я одновременно насладился твоей компанией, но и не забывал, что это все иллюзия. Я не верю ни единому твоему слову, ни движению, ни эмоциям. Ты не он и никогда его не заменишь, понимаешь? — Все такой же безнадежный, — сердце Джисона вмиг пропускает удар, слыша, как слегка изменился тон, став искренне теплым, и прозвище, которое он ни разу за время своего пребывания здесь не слышал, еще больше давит на восприятие. Он с опаской оборачивается, видя Ли словно с первого дня их знакомства: те же штаны с облачками, испорченный свитер и белый шарф с сердечками, который тот осторожно повязывает вокруг его шеи, скромно улыбаясь. — Чудесно выглядишь, — чуть влажными глазами осматривает его живой румянец и шелковые отросшие волосы, все еще красиво вьющиеся на затылке. И в этот момент Хан осознает, что нет в мире ничего более жестокого чем собственный разум, так ужасно издевающийся над его и так подкошенным эмоциональным состоянием. — Тебе нужно выбраться отсюда, слышишь? Я очень хочу тебя увидеть, Джисон. — А я-то как хочу, — дрожащими губами произносит младший, все же аккуратно взяв его за края мягкой одежды. — Но ведь я больше никогда… Никогда не увижу тебя, хен. — Ты поэтому все еще не принял свою смерть? — осознает Ли. — Что? — не понимает его Джисон. — Но как же? Разве это не смерть? — Еще нет, — шепчет ему Минхо, проводя обнаженными пальцами по его нежным щекам. — Я боюсь, что ты скоро можешь исчезнуть. Пожалуйста, прими, что ты умер, — Хан боязненно качает головой, отчаянно не желая прощаться с ним. — Помнишь, я тебе обещал, что мы еще встретимся? Доверься мне, — улыбается, оставляя чуть влажный поцелуй на его макушке и прижимает к себе, заставляя Джисона вспомнить каждую ноту запаха, которую нельзя было запомнить, только почувствовать, прижавшись к нему носом. Сладкий мед, табачная мята — лишь первые слои сиреневого аромата. Такого не было нигде, теперь же погружая его еще сильнее в мысль, что тот настоящий, однако все еще продолжает говорить о том, что произошло в последние минуты жизни, где его быть совсем не могло. Относится с заботой романтического характера, вновь не давая погрязнуть в иллюзии, но столь реальной, что Хан решает поверить. — Ты все это время пытался найти выход головой, но сердце отчаянно просило остаться. В этом вся и проблема. Ты должен захотеть выйти по-настоящему. Позволь стихии поглотить тебя, отдайся ей в руки, хорошо? — Но… — Я буду ждать тебя, — напоследок неслышно обещает ему, растворяясь в его руках. И лишь шарф напоминает о том, что тот все же и правда был тут, оставив за собой свои чувства. Джисон смотрит по сторонам, понимая, что он снова совсем один, и слышит шум, раздающийся неподалеку, но стремительно приближающийся к нему самому. Оглядывается, чувствуя невыносимый жар, и видит, как к его ногам тянется раскол земли, внутри которого безжалостно плещется лава. — Отдаться стихии? — он отпрыгивает в сторону, замечая, как все вокруг окрашивается в огненно-красный, и чувствует поглощающий с головой страх. — Боже, лучше бы я утонул, — прикусывает губу и все же пытается оттянуть время, боясь прыгнуть внутрь горячей жидкости. Потеет ужасно, снимая с себя теплый свитер и откидывая его в сторону, но продолжает держать в руках шарф, поднося его к носу и забываясь на мгновение. — Принять, принять, принять. Ху-у, — выдыхает. — Я умер, ладно. Да ведь? Умер и умер. Все в порядке. С кем не бывает, верно? — под ногами все начинает бурлить, выплескивая лавовые капли и случайно попадая на него. — А-а! А? А… Она не горячая, — хмурится в удивлении он и, последний раз выдохнув, смотрит по сторонам, понимая, что Ли исчез, надеясь, что все же он помог, а не обхитрил его. Босой ногой вступает внутрь, позволяя огню поглотить его, в действительности осознавая свою судьбу лишь сейчас.…
Минхо просыпается, буквально подпрыгивая на кровати, и наскоро переодевается, уничтожая любые следы использованной магии. Со стороны все равно это выглядело, словно он пользовался благовониями, и вряд ли его поймают, а потому он более чем спокоен по этому поводу. Снова причесывается и стоит перед гардеробом, вздыхая, ведь впервые покажется Джисону, если они, конечно, увидятся, в темной одежде. Черное пальто, впервые столь неприятное как телу, так и уму, застегивается на его солнечном сплетении, и он, подхваченный энтузиазмом, чуть не бежит в цветочный, вовремя опомнившись, что вообще-то нельзя. Мозг вновь холодный, и лицо совершенно непроницаемое сопутствуют ему при входе в Лимб, встречающий его обеспокоенными глазами, не ожидав его сегодня здесь увидеть. — Господин Азраил, добрый день! Какими судьбами к нам? — спрашивает единственная набравшаяся смелости Селестия. — Как тут у вас дела? — и как же странно он себя ведет, глупо выглядя со стороны, когда буквально не может найти нормальную позу, чтобы выглядеть серьезнее. — В-все хорошо, — подхватывая его неловкость, женщина бегает глазами по коридору. — Я искал Самаэля, — осматривается, словно действительно его потерял. — А вы не звонили ему? — действительно, как же он об этом не подумал. — Он у себя должен быть, — Ли кивает и более не может здесь стоять, видя, что Джисон еще не появился. — Спасибо. Работайте! — строго говорит им, наконец скрываясь за углом. — Идиот, — идет прямиком к другу, решая сначала его обрадовать новостями, однако говорить о том, что было во сне, никак нельзя даже близкому человеку. — Ким! — Чего тебе еще? — вздыхает мужчина, вновь вынужденный терпеть его присутствие. — Я же уже все тебе сказал. — Да, я не за этим. Угадай, кто совсем скоро станет тут главным? — Сынмин в неверии смотрит на него, смутившийся его энтузиазмом. — Ну явно не Гавриил, — усмехается с того, как сиюминутно поменялся в лице Минхо, услышав неприятное разуму имя. — Ты! — тычет в него указательными пальцами, вновь ярко улыбаясь. — А ты что собираешься делать, паршивец?! Совсем обленишься без лимба, — встает, еще не до конца осознавая смысл чужих слов. Ли стоит, поджав губы и сверкая глазами, ожидая, когда до того дойдет. — Не-ет. — Да-а. — Ты? Ты решил стать архангелом?! — Мгм, — кивает сжато он. — Это из-за…? — намекает на Джисона. — Не только, — сглатывает, говоря чуть тише. — Ты заслужил этого, — подходит чуть ближе, ободряюще похлопывая по плечу. — Освобождаю тебя от работы с людьми. Но за лимбом я все еще буду присматривать, особенно до вступления на новую должность. — Спасибо… — шепчет он, не имея возможности поднять растерянных глаз. — Посмотрим, может, через лет так пятьсот и у меня получится назначить тебя на эту должность. Нужно заиметь уважение в этих кругах, — Ким кивает, в действительности никогда и не смев мечтать о таком. Доступ к высшим для него был закрыт с начала веков из-за разногласий с Михаилом, но Ли поистине его удивил, подумав о том, как вновь можно найти лазейку в любых правилах. — Что я могу для тебя сделать? — поднимает на него свои глаза, говоря более чем серьезно. — Прости. Ты правда очень важен для меня, Мин. Впредь я буду думать и о тебе, прежде чем что-то делать, — Ким нервно кусает внутреннюю часть губы, не выдерживая, и слегка прижимает к себе друга. — Мне, честно, иногда кажется, что ты младшенький. Так, наверное, было бы проще, но понимание, что ты должен быть более ответственным, меня убивает, Мин. — Я стану. Я возьму это на себя, ладно? — Сынмин кивает ему в плечо, похлопывая того по спине. — Господин Азраил, — девушка застревает в дверях, как-то неловко смотря на двух обнимающихся мужчин. — Господин Самаэль, — кивает ему, пригвоздив глаза к полу. — Там потеряшка, — кивает в коридор, когда мужчины переглядываются в единой надежде друг с другом.…
Яркий свет так болезненно встречает его глаза, когда он наконец просыпается, чувствуя столько разных запахов сразу. Он протирает свои глаза и садится на месте, оглядываясь вокруг. Мягкая белая комната заставляет его мгновенно подумать о психиатрической больнице, но вмиг вернувшиеся воспоминания только усугубляют ситуацию, напоминая о смерти. Может, это был всего лишь сон? Неужели эта комната и есть место, где он должен быть после смерти? Всё кажется таким странным, пока он не понимает, что он совсем нагой. Машинально прикрывается, замечая, какая у него мягкая кожа. На торсе ни царапинки, и он пытается обернуться, чтобы посмотреть и на спину, но не выходит. Пальцами дотрагивается до поясницы и ничего не чувствует, но не спешит радоваться, желая дождаться момента, когда сможет увидеть себя в зеркало. Встает, осматриваясь, и видит сложенную стопку серой одежды. Штаны и широкая футболка с длинным рукавом выглядят скучно, но это все что ему остается. Белье тоже так любезно оставлено под одеждой, что Джисон усмехается, наскоро скрывая свое тело. Беспокойно вздыхает, прежде чем нажать на ручку двери и убедиться, что она открыта. Оглядывается вглубь коридора и все еще продолжает себя чувствовать, словно в больнице. Все настолько светлое, что режет глаз, а вокруг множество «палат», из одной такой как раз вышел и он, направляясь по единственному доступному пути. Чем ближе подходит, тем четче заливистые голоса, кажется, молодых девушек. Он торопится, чтобы убедиться в этом, поговорить, увидеть других людей, а не тех, кого его разум так издевательски подбрасывал все это время. — О! — удивляется его приходу одна из них. — Хан Джисон, верно? — переспрашивает, ища всю нужную информацию на него в стопке документов. Как Джисон успел заметить по бейджу на груди светловолосой девушки с буквально сияющим лицом европейской внешности, зовут ее Селестия. — Да. А мне… — Сейчас все расскажут. Та-ак, — она проходится глазами по строчкам в документе. — Предупредите Азраила о его появлении, — шепчет она другой. — Ага, Хан Джисон. Долго ты, конечно, не появлялся, уже планировали закрывать твое дело. — Я умер, да? — с непонятной надеждой спрашивает он ее. — Ну да, — усмехается женщина, не понимая, что он тогда тут делает, если до сих пор не принял свою смерть. — Ты еще не понял? — Я просто подумал, что, может быть, мне это приснилось, — отражает ее усмешку, чуть глупо замявшись на месте. — Понятненько, — она вновь переводит глаза на строки. — Ну, как ты видишь, ты не в аду, тебя определили в лимб. — Лимб? — моментально вспоминает рассказ Минхо, тепло улыбаясь, что тот верил в нечто верное, а значит, ему будет куда проще после смерти, зная, что его ждет. — Да. Ты должен будешь проходить испытания, похожие на те, что были во время упокоения. — Упокоения? — он непонимающе уводит глаза, как вдруг его осеняет. — То, что было сейчас, что ли?! А есть что попроще? — Ты не выбираешь, Джисон. Ты обязан пережить все свои тяжелые моменты, чтобы научиться смирению, — более кратко объясняет она. — После тебя ждет исцеление и перерождение, — улыбается по-доброму ему. — И сколько я должен буду здесь провести? — сглатывая, спрашивает ее, старательно избегая мысли о том, какие моменты его жизни здесь вновь вскроют. — Ох, у тебя не такой уж и большой срок. Я бы даже сказала, маленький, 143 года, — Джисон истерично усмехается, слыша число, и кивает ей. — Я сейчас выдам тебе пропуск в твою комнату, нужно будет спуститься на четыре этажа ниже, а там все найдешь. Завтра приступишь к обучению и, может, даже познакомишься с остальными. — Остальными? — Джисон вновь осматривается по сторонам, не замечая здесь вообще никого, помимо них. — А ты как думал? Здесь очень много душ, может, даже подружишься с кем, чтобы не скучно было. Хотя тебе и не будет, — вновь улыбается женщина, а Хану не смешно. Он надеялся, что хоть после смерти сможет расслабиться, забыв о тяготах, что пришлось пережить. — А-а можно узнать про кого-то? — ладони потеют, боясь наглеть в таком месте. — Имя. — Хан Хиора, — девушка с мгновение смотрит на него, все понимая, и вводит на компьютере названное имя, не видя его ни в одной из строк. — Как она умерла? — и Джисон уже чувствует неладное. — Повесилась. — Ее нет здесь. Ее нет нигде, Джисон, — она не смотрит ему в глаза, не желая видеть чужих беспокойств. — После самоубийства душа исчезает, умирает вместе с телом, — он понимающе кивает, не желая доставлять никому неудобств. После подумает об этом, не сейчас, не при незнакомых ему людях. — Тогда могу я еще узнать об одной… Сакураи Нана, — произносит чуть дрожащим голосом, когда замечает, что работница поднимается с места и смотрит ему за спину. — Тихо сейчас, — предупреждает она его, пока к ним еще не приблизились. — С этими двумя опасно иметь дело. Ангелы смерти Азраил и Самаэль — они здесь главные, — Джисон внимательно слушает, сейчас ужасно боясь обернуться. — Господин Самаэль более сдержанный, но не значит, что менее уважаемый. А вот Господин Азраил… — не успевает договорить, когда кланяется чужому приходу. — Еще раз здравствуйте! — она смотрит, как на чужом лице на долю секунды появляется улыбка, но исчезает так быстро, что кажется, будто просто показалось. — Все в порядке? — стальной голос медом проскальзывает по слуху Хана. Все внутри замирает, слыша настолько знакомый голос, но он все еще не решается обернуться. — Да, Господин Азраил, — она пару раз хлопает Джисона по предплечью, заставляя поздороваться. — Все же нашлась одна потерянная душа. — Здра… — глаза встречаются, совершенно не веря в происходящее. Что это значит? У Минхо на небесах есть клон? Нет же, по мере приближения любимый запах лишь усиливается. Но ведь это совершенно другой человек, да и не человек вовсе. Черное пальто, под ним такого же цвета водолазка с высоким воротом и брюки. — Здравствуйте, — все же выдает он и отворачивается. Глаза мокрые. Чувство, что над ним продолжают издеваться, никуда не покидает. Там был и другой мужчина, но совершенно не вызвал никакого интереса, ведь все его мысли лишь в Ли. Но как это может быть он? Просто совпадение. И запах, и голубоватое свечение в глазах, и родинка на носу — совпадение. — Тварь, — неслышно выдает Хан. — Вам еще что-то нужно? — быстро перетягивает на себя внимание девушка, боясь, что те могли отчетливо разобрать последнее слово Джисона. — Нет, Селестия. Если вдруг что, сразу сообщай, — Минхо внутри весь дрожит, его буквально распирают чувства, хочется прижать к себе Хана и никогда больше не отпускать, но не может. И сейчас видит, как тот злится на него, совсем не подумав о возможной реакции на раскрытие собственной личности. — Добро пожаловать, Джисон, — Сынмин сзади тыкает его в бок, чтобы тот не переходил границы дозволенного, но и Ли понимает это, не собираясь действовать опрометчиво. Хан, обиженно скалясь, кивает, даже не смея повернуться к нему, теперь уже точно понимая, что это Минхо. Мужчины вновь скрываются за дверями, и девушка осуждающе качает головой, смотря на Джисона. — Я тебе что сказала?! С ними нельзя так. Напыщенно отвернулся и даже не поблагодарил! — Ми… Азраил мог быть знаком со мной? — Селестия только сейчас вспоминает о произошедшем, как раз после Рождества. — Ох! Точно. Ты тот, кому я… — Что? — не понимает он, когда видит, как она зажимается. — Да, Господин, должно быть, работал с тобой, — все вмиг искрится в глазах, словно прожигая дыру во лбу девушки. — Ангелам смерти поручают некоторых людей, чьи души запутались, не имея возможности самим решить, куда следовать после смерти. — И он отправил меня сюда? — о каких чувствах он мог мечтать, если Ли решил его буквально посадить в тюрьму, где он вновь будет мучиться, испытывая всю боль жизни? — Д-да, — неуверенно отвечает Селестия, избегая прямого взгляда. — Но он не был уверен в своем решении… Это я, — признается. — Я случайно тебя определила сюда, заранее вынесла приговор, — он кивает, понимая, что разницы уже нет никакой. — И изменить это нельзя? — риторический вопрос, понимая, что если бы была такая возможность, Ли бы воспользовался, ведь так? Или же он пытается убедить себя в несуществующем? — Какое расписание, что мне вообще нужно делать? — Пройдись по этажам, запомни местность. Расписание найдешь в комнате, оно указано на двери. В зависимости от ситуации оно может меняться, но опаздывать, пропускать нельзя. — Что будет? — Могут продлить срок. Могут и спустить ниже, — отвечает ему, кладя напротив него карточку. — Завтра подходи сюда же, тебя проведут в нужное место. — Спасибо, — забирает и нервно отворачивается, понимая, что сдерживать эмоции все сложнее. — Удачи, — но Джисон уже не отвечает, скрываясь на лестничной площадке и рассматривая белую карточку с его инициалами. Комната №3112 заставляет его, по правде, рассмеяться. — Это прикол такой? День смерти, вау. Оригинальность от бога, — сарказм льется через край, ему хочется буквально сломать все на своем пути, начиная с носа Минхо. — Ублюдок. Спустя минут десять поисков, он понимает, что потеряться здесь будет очень сложно, ведь повсюду таблички. Номер его комнаты заклеен изолентой, что вновь заставляет удивиться от всего происходящего здесь. Он проходит внутрь, замечая, что выглядит все довольно неплохо. Мягкая односпальная кровать — первое, что так приятно бросается в глаза. Он выдыхает и ложится на нее, желая расслабиться и очистить свой болезненно трещащий мозг от неприятных обстоятельств. Трет внутренней стороной ладони глаза и звонко выдыхает, не имея возможности выкинуть из головы столь гнусный обман Ли. Все же встает с постели, желая посмотреть и ванную комнату, что, в отличие от его прошлой, действительно оправдывает название. Умывается холодными каплями, освежая лицо, и вновь вспоминает про спину. Осторожно снимает футболку и поворачивается спиной к зеркалу, замечая, как чуть светится совершенно чистая кожа. Прикрывает дрожащими руками рот и поистине благодарит собственную смерть за столь драгоценный подарок. Волосы стали еще более волнистыми, и лишь сейчас видит несколько спрятанных красных прядей, странно хмурясь. — Прическа идет в комплекте? — усмехается, продолжая рассматривать свое лицо, уже совсем забыв, как оно может выглядеть таким здоровым. — Смотри и плачь, Минхо, — гордо заявляет он, вновь чувствуя вокруг сердца стискивающую боль. — Не я его потерял, а он меня, — продолжает убеждать себя в этом. Да ты же никогда не испытывал ко мне того же. Больно тут лишь мне. Хан старается отдышаться, прикрывая дрожащими веками влажные глаза, и контролирует судорожно сжимающиеся кулаки. Смирение. Он должен научиться именно ему, и, видимо, это стало первым его испытанием. Придя немного в себя, вновь рассматривает интерьер комнаты, видя ранее не замеченную бумажку. Поднимает, вмиг чувствуя шлейф сирени. Изящные иероглифы, выведенные на крохотном клочке, пишут совсем не то, что желает прочитать его сердце. Лишь адрес, кажущийся отдаленно знакомым, но этого достаточно, чтобы Джисон, словно верный пес, почувствовал маленькую надежду. Но как уйти отсюда? Здесь уже возникает проблема, ведь он даже не понимает, где расположено здание, в котором он сейчас находится. На небесах? Он все же подходит к шкафу, замечая пару комплектов новой одежды. В его стиле, что не может не радовать. Быстро переодевается и хватает с собой адрес, торопясь покинуть словно опустошенное место. Спускается, по логике, на первый этаж, в действительности замечая выход. И, открывая дверь, его встречает оживленная улица, что вновь отпугивает его своей населенностью. Он не любил толпы, не любил час пик и шум, но сейчас на него снова вылилось это все, как ведро помоев на голову. Солнце ужасно печет, давая понять, что уже лето. Деревья зеленые и такие яркие, что остановить на них внимание невозможно. Неужели он все же застал это теплое время года? Проходит чуть дальше, оборачиваясь, чтобы рассмотреть лимб снаружи, понимая, что выглядит это как маленький полуразрушенный дом, видимо, старательно пытающийся быть неприметным для человеческого взгляда. Хан замечает знакомые дома и, кажется, начинает думать в верном направлении. Осторожно спрашивает у других, боясь наткнуться на кого-то обозленного, спешащего на работу, но большинство отвечает ему спокойно и уважительно, иногда даже вскользь делая комплименты. Так он добирается до дома, где уже когда-то был. Смиряет его теперь не таким воодушевленным взглядом. Ли позвал его к себе? Почему нельзя было поговорить там же, в лимбе? Он, сжимая в руке бумажку, поднимается на нужный этаж и стучит в дверь, чувствуя щекотку на ладони. Записка растворяется, отпугивая его своей магией. Джисон трясет ладонью, расширяя зрачки, когда из блестящих летающих мелких кусочков бумаги обретается ключ. Он поднимает его с ковра и, все еще будучи шокированным, неспешно прокручивает его пару раз в отверстии, теперь уже нервничая по поводу встречи с мужчиной. Толкает легонько дверь, видя отсутствие света, и вмиг понимает, что он тут совсем один. Нажимает на выключатель, освещая помещение и вмиг теряя возможность стоять ровно на ногах. Повсюду стоят вазы, под завязку набитые ярко-фиолетовой сиренью, дышать буквально нечем, и он торопится открыть окно, чтобы впустить свежий воздух. — Совсем головой поехал?! — злится явным перебором цветов, которые, по-видимому, должны были обрадовать его. — Стоп. Стоп-стоп-стоп, — осознание четко врезается в его мозг, и он, прикрывая трясущимися руками лицо, оседает на пол. — Я же не говорил ему о сирени. Это же была иллюзия… Не-ет, это не мог быть он, — Джисон упрямо мотает головой, не желая верить в произошедшее в последние минуты его жизни. — Минхо п-правда целовал меня? Я ведь держал его за руки… как? Он так плакал. Не-е-ет, не он был это. Не мог он, — упрямо отвергает очевидные факты, вне возможности принять. Хан поднимается, теперь уже ожесточенно ища подсказки, но ничего нет. Шкаф заполнен разноцветными вязаными вещами, и он буквально задыхается, осознавая, что это всегда был он. Ему звонил «вязальщик» прямо перед смертью, но это всегда был Минхо. Каждый раз, везде и всегда. Джисон был лишь его работой, но что тогда происходит сейчас? Повсюду хоть и чрезмерные, но знаки заботы. Внимание, что продолжает ему оказывать Ли даже после смерти. Тумбочка до смешного заполнена сотнями связанных носков, что, как бы Хан ни хотел, заставляет сделать вывод, что тот скучал. Скучал по нему. Его не было около полугода, но неужели тот в действительности все это время думал о нем, что обустроил квартиру специально для него, подумав о любимых цветах и позаботившись о том, чтобы ему было в чем ходить в холодные дни, которых, как Джисон уверен, теперь будет много. Он, чуть успокоившись, осматривает теперь уже свежим взглядом квартиру, что очень напоминает ту, в которой они были с Минхо. Холодильник также под завязку набит разными видами еды, включая и сладости, которые парень терпеть не мог. Находит и новенькую кофемашину с рядом стоящим лавандовым сиропом. Чуть поодаль стоит и карамельный, намекающий на возможную встречу? Губ касается легкая печальная улыбка, ведь ему безумно хочется поговорить с ним, обсудить все, заодно выбив из него всю правду о том, каким лицемерным он был с ним. Джисон ведь всегда подозревал неладное в их общении, но чтобы правда оказалась такой нереальной — даже предположить не мог. Больно. Но Хан понимает, что больнее не от предательства, а от разлуки. От невозможности нормально поговорить, ведь, видимо, нельзя, раз тот сделал вид, что они вовсе не знакомы, просто оставив его наедине со своими мыслями. Но ведь квартира находится прямо над чужой. Озарение приходит так же быстро, как открывается входная ручка, и Джисон выбегает, спускаясь по лестнице вниз. Таранит кулаком по двери, моля вселенную, чтобы Ли был сейчас дома. А что он вообще ему скажет? Чего ждет и на что надеется? Выбить из него признание, кажется, единственное, что сейчас на уме. Он слышит разговоры за дверью и уже кричит, чтобы ему открыли, хотя что-то в подсознании отчаянно просит уйти. — Чего тебе? — резко открывается дверь, и перед ним стоит, кажется, тот же мужчина, что был тогда с Ли. Он уважительно кивает в знак приветствия, и что-то заставляет его задуматься, что они уже, возможно, встречались, ведь лицо выглядит очень знакомым. — Простите, я… — ошибся? Что сказать, если он вдруг может подставить Минхо? — А-азраил… где я могу его найти? — как глупо, он уже сто раз спалился, придя к нему домой. — Извините, я пойду, — сзади Самаэля открывается дверь ванной, и из нее буквально выпрыгивает Ли с наскоро перемотанным на бедрах полотенцем. Хан уже тысячу раз пожалел, что импульсивно решил прийти к Минхо, сейчас так бессовестно краснея и выдавая себя с потрохами. — Скройся, Мин! — шикает на него друг, загораживая видимость Джисону. — Еще раз извините, — он возвращается обратно, когда столь не свойственное простым коллегам прозвище касается его слуха. В голову тут же лезут не самые приятные мысли, но перед глазами все еще беспокойный и чуть растерянный полуобнаженный Ли. И выглядит он куда лучше, чем когда-то предполагал его разум. Он закрывает за собой входную дверь и вновь сползает по ней на пол, лишь сейчас осознавая, что это все. Конец. Их общий конец и раздельное начало. Больно, безумно больно понимать, что тобой, по сути, играли, всегда подбирая лучшее поведение для ситуации. И в ресторан Минхо водил его, чтобы узнать о нем для работы, а не для себя. С чего он вообще решил, что может быть кому-то действительно интересен? Он абсолютное ничтожество, не достойное таких высоких чувств, о которых когда-то успел прочитать в дорогих сердцу книгах. Обессиленно скатываются по щекам первые слезы, помогающие хоть немного очистить болезненно щемящий мысли разум. Он переживет это, просто первая влюбленность ведь всегда такая, да? Не успел же за свою крохотную жизнь вдоволь поошибаться, особенно в любовных делах, которых и не видел никогда. Ни в семье, ни у знакомых, ни у себя. Вот мысли о семье заставляют вернуться его к осознанию, что и маму он никогда не встретит. Она ушла навсегда, теперь же вынуждая его смириться с ее смертью по-настоящему. Он глупо надеялся, что она его тут ждет и что всегда была с ним рядом, но это было лишь заблуждением, ведь ее душа испарилась в то же мгновение, как перестало биться сердце. — Так нечестно, мам. Одна надежда на Нану, хотя было бы замечательно, если бы она давно переродилась, не испытывая более никакой боли. Слишком много ей пришлось испытать за жалкие двенадцать лет жизни, так и не испытав настоящего счастья и не увидев жизнь хотя бы на несколько мгновений приятной, как это было с Ханом, даже если по итогу все это было притворством. Под опущенной на пол ладонью вновь щекочуще проявляется мелкая бумажка, которую он в столь быстром темпе подхватывает и мокрым взглядом читает, замечая, как каждое прочитанное им слово мгновенно исчезает. «Эта квартира твоя, можешь жить здесь вместо той комнаты в лимбе. Я понимаю, что тебе, может быть, неприятно видеть эти цифры вновь и вновь…» И это все, что он скажет?! Где объяснения, которых Хан так отчаянно жаждет услышать? Действительно, приятно, что тот подумал о нем, по всей видимости, заклеил номер комнаты, чтобы тот не обращал на это внимания, но ярость продолжает застилать его глаза от понимания, что тот так мерзко с ним поступил, и непонимания от знаков, что продолжает ему посылать. Он оглядывает пространство, каждый раз замечая все новые детали, пропущенные ранее. Вот прозрачный сервант, за которым стоят потертые книги. Джисон достает одну, с таким дорогим сердцу названием, и замечает, что это первое издание. Книга стоит целое состояние, и теперь она тоже принадлежит ему? «Дневник памяти» с письменными заметками от автора приятно откликается в душе, но понять, что там написано, не дано, ведь английский язык для него все еще кажется какой-то недостижимой мечтой. Но теперь ведь у него есть время, так? 143 года на то, чтобы выучить и прочитать любимые произведения в оригинале — звучит уже более оптимистично, нежели получать наказание в небесной тюрьме. Аккуратно пролистывая страницы и вдыхая столь приятный обонянию запах, он пугается, когда из последней страницы вылетает маленький крафтовый конверт. Опускается на колени, откладывая книгу на стол, и разворачивает письмо, моментально принимаясь читать. «Знал, что ты начнешь с нее. Ты ведь начал с нее? Иначе первое предложение будет выглядеть глупо, ха-ха. Мы так и не успели поговорить о твоих мыслях насчет этой книги. Я очень надеюсь, что она тебе понравилась, ведь многие строчки из нее так откликаются в моей душе, что хотелось бы разделить с тобой эти чувства… Я не особо люблю книги, предпочитаю более простой способ распознавания эмоций, как сериалы, где все как на ладони. Но эта книга в действительности значит для меня больше, чем можно себе представить. Я позволил себе карандашом выделить некоторые важные для меня моменты, ты не спутаешь их с черными чернилами автора, и, если что, сможешь всегда их стереть, чтобы они не портили страницы. Мне неизвестно о твоих лингвистических познаниях, но, думаю, переводчик будет кстати (телефон можешь найти под подушкой, только тс-с). Насчет квартиры, то она принадлежала знакомым ангелам, и после их отъезда я переоформил ее на одного врача, так что никто не побеспокоит тебя, хотя лучше не распространяться об этом. Хотел бы также сказать тебе, что ты можешь абсолютно спокойно гулять по улицам Сеула, тебя никто не узнает и тому подобное, но прошу не использовать свою силу на смертных, да и на других тоже… Последствия тебе не понравятся, так что выполняй то, что от тебя требуется, и восстанавливайся в этом безопасном для тебя месте. Подожди немного.Чудак.
17/06.»
— Это было написано сегодня, а значит, он знал, что я вернусь. Неужели хен действительно приходил ко мне тогда на поляне? Обнимал меня и обещал, что мы совсем скоро встретимся… Но почему же ты не предупредил меня, что встреча будет столь болезненной для меня? — Хан все еще держит письмо, не в силах прекратить читать столь чувственные строки, старательно написанные таким сдержанным языком, что запретность их ощущается всеми фибрами души. Прикусывает губу, переходя вновь на страницы книги, где теперь подмечает еле заметные линии твердого карандаша. И теперь не столь интересны примечания автора, сколько дорогие сердцу Ли строки. Он тянется рукой под подушку, находя совсем новый смартфон, где видит единственный номер в записной книжке, подписанный тем же милым прозвищем «чудак», и вновь откладывает вещь, пусто прожигая взглядом стену. Делать совсем ничего не хочется, чувства обостряются, перемешиваясь в кучу, не понимая, как же стоит ему вести себя в подобной ситуации. Сердце молит о прощении, что Джисон все-таки позволяет, вне способности сопротивляться обстоятельствам. Однако распознать чужие чувства все еще кажется непосильной задачей. Неужели Хан симпатичен ему, или так с ним играет совесть, что он задел невинное сердце? Так хочется спокойно поговорить, прояснив каждый момент, даже если правду действительно будет больно слышать. Вновь стоит посреди кухни, испытывая непоколебимое желание, словно рефлекс, приготовить для мужчины любимый им кофе. А любил ли он его или же это тоже было лишь частью игры? Что вообще было правдой? В одном он уверен точно: горечь потери Минхо явно показал в тот день, такие эмоции вряд ли можно было сымитировать. Но почему ему было так грустно, если он знал, что они еще встретятся? Вопросы крутятся, то отвечая на них, казалось бы, более подходяще, то подбрасывая еще более запутанные, что хочется простой тишины. Он берет с собой телефон и ключи, уходя обратно в лимб, понимая, что еще не успел ознакомиться с расписанием и в принципе более не может находиться в этом месте, отчетливо ощущая опустошенность. Пока не готов к этому, ему нужно еще время, чтобы подумать, чтобы понять. Подходя к комнате, срывает изоленту с двери, ловя на себе косые взгляды проходящих мимо людей. И откуда они здесь вдруг взялись? Было так пусто, что Джисон по правде думал, что он будет жить здесь один, однако они словно возвращаются после рабочего дня, все как один в серой форме, и Хан чувствует себя в их окружении белой вороной, спеша войти к себе внутрь. И вновь видит на столе записку, тяжело вздыхая, замечая уже знакомые иероглифы, рассказывающие о том, что в здании есть огромная библиотека, где он смог бы найти все, что его душе угодно. И между строк отчетливо просит почитать правила, словно это его прямая обязанность. Хан в руке слабо сминает бумажку и откидывает ее куда подальше, обессиленно укладываясь на постель, лицом к стенке, просто не желая больше видеть белый свет. Сейчас бы хоть на секунду вернуться в теплый декабрь, где он ни о чем не знал и по-настоящему был счастлив. Что было бы, если бы Минхо рассказал ему все с самого начала? Джисон счел бы это все за бред сумасшедшего и вряд ли когда-нибудь дал шанс на малейшее общение друг с другом. Потому не смеет винить того за обман, просто неприятно, ведь он правда тешил себя надеждой, мыслями о том, что мог быть кому-то интересен, важен. Что кто-то безвозмездно мог делать для него такие драгоценные душе вещи. Но вновь поймал себя на собственной правоте, что люди такие. Ненастоящие, лицемерные, ищущие выгоду прежде всего для себя. Но ведь и он, наверное, такой же? От этого и печально, что ничего безвозмездного уже давно не существует, мир пропитан алчностью и эгоизмом. Вновь мыслями касается смирения — того, что так действительно необходимо в его ситуации, что, скорее всего, сможет помочь ему успокоиться. Тело, столь спокойное, тяжелеет на матрасе, ему уже почти не больно, скорее пусто от разочарования, но все будет хорошо, он уверен, а сейчас нужно немного поспать перед завтрашним днем, полным неизвестности и новых вызовов судьбы.